Муж просто не понимает, что означают ее слова. Человек способен понять лишь то, что сознает сам. Она видела, как Саше тяжело все последние месяцы. Он превратился в комок нервов. Он уже не понимает сам, что делает.
Его маленькую фирму, которой, как она теперь поняла, могут перепасть большие деньги из городского бюджета, вырывали другие руки.
Кто такой Саша Песков? Кандидат наук из прошлой жизни. Кто стоит за ним? Поискали — никого. Когда не было денег и вероятности их получить, фирма никого не интересовала. Но теперь заработала огромная машина и поехала на него…
Тане вдруг отчетливо представился огромный грузовик с множеством колес, который мчался, не сбавляя скорости, на Сашу и его фирму. Его коллеги быстро, на ходу вскочили в кузов, немного ушиблись, поцарапались, помялись, но остались живы. И едут дальше, на Сашу.
А Саша стоит и смотрит, ожидая, что машина сейчас остановится. Но она летит, вот она уже приближается. Включены фары, чтобы слепящим светом пригвоздить его к месту, как зайца на ночной охоте.
Она пыталась его уговорить отойти. Отвлечь, повести куда-то, чтобы он очнулся и понял, каким наивным мусором забита его голова, все равно как желудок при несварении.
Но он упирался, будто боялся остановиться и посмотреть на себя издали, увидеть, что творится вокруг него. Те, кто рулил машиной, это понимали. Они действовали.
Так что же, больше не будет глаз, в которых солнце?
Может, и так. Они потускнеют, но вряд ли миру станет темнее. Миру наплевать на таких, как они. Впрочем, наплевать на всех. Людей так много на земле. Ничто не изменится.
Таню пронзила жалость. От того, что невозможно заставить смотреть другого твоими глазами на то, что видишь ясно и отчетливо. Нет, она не ясновидящая. Она просто реально смотрит на мир.
Конечно, были бы деньги, можно нанять частного сыщика и расследовать, кто захотел напасть первым на Сашу и его фирму. Кто направил тяжелый многотонный грузовик, чтобы раздавить его фирмочку, созданную на голом месте Сашей, и на ее основе открыть свою. Чтобы снова поставить телефоны, компьютеры, факсы на место выдранных. Кстати, те же самые, что стояли при Саше, Татьяна ничуть не сомневалась. Чтобы сделать ремонт, потому что у Саши на него не было денег.
Саша унес оттуда только свои старые туфли с новыми шнурками. Когда Саша аккуратно поставил их в прихожей, Таня сказала:
— Ты теперь понял, что я была права?
Она нисколько не удивилась, узнав, кто сел в новый грузовик. А он — очень. Этих людей он хорошо знал и сам принимал на работу, пил с ними чай, ел бутерброды, поздравлял в дни рождения, в праздники, в Новый год, приносил цветы, купленные на деньги из собственного кармана, по случаю совершеннолетия их детей.
Сейчас они ехали в грузовике, устремив жадные взгляды в будущее, поверх его головы. Глаза некоторых были печальны.
— Санек, — позвонил его заместитель, немолодой мужик, прошедший в этой жизни, кажется, через все, — жаль, что так вышло. Мы тут подумаем, как тебе помочь. Держи хвост пистолетом. Понимаешь ли, обстоятельства выше нас.
— Я понимаю, спасибо, Андреич.
Лежа в постели, Таня с великой печалью смотрела на изможденное Сашино лицо, на круги под глазами. Он постарел за два дня на несколько лет. Сама она, в глубине души, тела, разума, чувствовала, как и в ней что-то умерло. А может, даже не в ней, может, для нее. Она не знала, где это что-то, и ощущала даже не тоску, а тупость во всем, что делала.
Автоматически ставила чайник, варила суп и забывала о нем. Вечером садилась за стол напротив Саши и бездумно жевала что-то. Катя учила уроки, не особенно вдумываясь, что творится с родителями. У нее свои заботы. Эти заботы звали ее каждый вечер на лестничную площадку, оттуда доносился ее заливистый смех, а следом — низкий, грубый — соседского парнишки и строгий лай его огромной овчарки.
Тане было так тяжело, что казалось, этот груз раздавит ее. Вот в этот момент и раздался звонок Ольги. На следующее утро, открыв глаза, она увидела над собой лицо Саши. Он приподнялся на локте и сказал:
— Ты не думай, моя обида пройдет, я снова стану веселым.
«Боже мой, — подумала Таня со страхом, — как мы срослись».
— Конечно, Саша, пройдет. Все пройдет. Не горюй, я тебе помогу.
Верно говорят: мужчины — это дети. Вот уж верно так верно, подумала она снова. Саша — ее ребенок, как Катя. Она не может его оттолкнуть, бросить, отвергнуть. Теперь, после стольких лет, уже не может.
После встречи с Ольгой настроение Тани чуточку поднялось. Это не значит, что она решила согласиться на ее предложение. Но всегда дышится свободнее, когда есть хоть какой-то выбор.
Ольга сильная. Рядом с ней так спокойно, подумала Таня. Внезапно Тане пришла в голову смешная мысль — если бы женщины выходили замуж за женщин, они жили бы очень мирно друг с другом.
Внезапно перед глазами возникла фотография «кукольного домика», которую показала Ольга. Да и сама Ольга как куколка. Таня снова вздохнула. Достала зеркальце из стола и поднесла к лицу. Она вынула невидимую ресницу из глаза. Навернулись слезы. Ее разрывало желание: с одной стороны, ей ничего не хотелось менять в своей жизни, а с другой — поменять абсолютно все. Но как могла она поменять, не согласившись на предложение Ольги? Да никак.
— Привет. — Вошла коллега, Ирина Петровна. На лице ее всегдашняя спокойная покорность, с которой она и умрет. — Слышала, Татьяна? — Она была старше лет на десять. — Опять денег не дадут. А если дадут, то тридцать процентов от зарплаты.
— Что? — Татьяна вытаращила глаза. — Да это на пол-проездного! — Рука, потянувшаяся к компьютерным клавишам, повисла в воздухе. — Ну это просто невозможно!
— Да ладно, Тань, дыши глубже. Все возможно. Не горюй, давай-ка лучше чайку поставим. Не хотят платить — чаи гонять станем.
— Слушай, Ира, а у меня нет ничего.
— Я напекла оладий.
Чайник быстро закипел. Они уселись возле него. Глядя в прозрачную глубину чашки, Таня почувствовала, как у нее забилось сердце. Все, она согласна. Больше ее ничто не держит. Она сейчас же позвонит Ольге.
Таня быстро влила в себя чай и подошла к телефону.
Ольга сразу сняла трубку, будто ее рука лежала на аппарате. Таня, не здороваясь, точно опасаясь передумать, сказала:
— Я согласна.
Ольга положила трубку и облегченно вздохнула. Есть. Значит, она не ошиблась, пообещав Ирме вылететь завтра вместе с Таней. Билеты на утренний рейс заказаны.
Ольга улыбнулась. Ну что ж, замечательно. В ее деле появится свой человек, она поможет этому человеку выстоять в тяжелой нынешней жизни. Польза обеим. Есть еще один курьер — не разовый, каких много, а многоразовый. Постоянный. Итак, они с Таней улетают в Прагу.
Миша отвез Ольгу и Таню в аэропорт, они ехали налегке. В Праге их встретит Ирма, она сама знакомилась с каждой новенькой, желая посмотреть, с кем придется иметь дело. Ирма с первого взгляда определяла, кто на что годится. Очень часто попадались неврастенички, задерганные болезнью и страхом. Их нетрудно понять — конец виден ясно и отчетливо, надежды нет, остается только дикая боязнь боли. Таких она не отбрасывала с ходу, с ними она предпочитала поработать с помощью Андрея Широкова и его вкрадчивого голоса.
Кого Ирма отметала без разговоров — болтушек и сплетниц. Эту категорию она определяла мгновенно. Она считала, что по складкам лица, по морщинам на лбу можно прочесть, что за женщина перед тобой. Она еще ни разу не ошиблась. Ошибка стоила бы ей слишком дорого.
Чем опаснее становилась игра, тем сильнее она увлекала Ирму. Она доставляла ей даже большее удовольствие, чем секс. Неожиданно Ирма поймала себя на мысли, что от опасности по ее телу разливается истома, небывалая, экстатическая. Такую она впервые испытала в задней комнате лавки Миня, окуренной благовониями. Он бросил ее на циновку, навалился на нее, припал губами, и его губы сделали то, что должны были сделать совсем не они. Она выгнулась, забилась в конвульсиях и испытала такой восторг, который до того ей никогда не был доступен. Открыв рот, хватая воздух, она потянулась к нему, подсознательно желая доставить ему такое же невероятное удовольствие, какое и он ей. Его жесткие волосы прилипли к ее потному лбу, она открывала рот, стараясь, чтобы его плоть вошла как можно глубже… Она едва дышала, стонала, обхватив руками его спину и царапая ногтями. Реальности не было, комнаты не было, никого из них не было. Экстаз, охвативший обоих, сотрясал, обещая взрыв, после которого они разлетятся на мельчайшие кусочки. Он произошел. Едва не захлебнувшись, она втянула воздух, уткнулась лбом ему в живот… Весь мир провалился в бездну. Были только он и она. С тех пор предощущение опасности всегда возбуждало Ирму.
Подруги летели первым классом — Ольга всегда летала только так, сейчас она выбирала все самое лучшее. Стюардессы порхали между рядами, предлагали напитки, они с Таней взяли по бокалу красного французского вина, выпили и остались очень довольны полетом, солнцем поднебесья, мягкими креслами, музыкой в наушниках.
— Слушай, Оль, ну ты что-нибудь чувствуешь?
— Ничего. Абсолютно.
— Серьезно, да?
— Все сделано мастерски. Ты когда-нибудь слышала, чтобы зубной протез, хорошо сделанный, кому-то мешал?
— Нет. — Таня улыбнулась. — Пожалуй, он только придает красоту.
— Это не придаст особой красоты, но мы сами ее возьмем и придадим с помощью…
— Я что-то волнуюсь. Но Саша…
— А что Саша? Ты улетела на две недели. В командировку от библиотеки. Вот и все.
— Как же я потом ему скажу?
— А зачем ему говорить?
— А про деньги?
— Вот когда заработаешь, тогда и придумаем. Скажем, ты сделала специальный подбор литературы для нашей фирмы. У нас международное агентство, и, естественно, мы хорошо платим. Допустим, ты приготовила целый проект. Такое возможно?
— Да, конечно.
— Тебя и вознаградили. Кстати, совсем не обязательно объявлять ему, сколько тебе дали денег.
— А сколько?
— Не хочу травмировать твое бедное сознание.
— Ты сама… давно этим занимаешься?
— А тебе какое дело? — захихикала Ольга.
— Хотела прикинуть, — ухмыльнулась Таня.
— Ничего не выйдет. Здесь индивидуальный подход. Они приземлились в Праге среди дня. Стояла солнечная погода, солнце заливало окрестности. Их встретила Ирма, нарядная и элегантная, они уселись в машину, по дороге поболтали ни о чем и очень быстро оказались в гостинице в старом городе. Ирма разрешила им погулять.
Они бросили вещи и отправились на Вацлавскую площадь, прошлись по старинным улочкам. Лицо Тани на удивление быстро разгладилось, Ольга снова увидела ее почти такой, как прежде, в юности. Стоит ей вырваться из замкнутого круга серой жизни, она станет другой, думала Ольга. Блеск в глазах меняет человека.
— Ольга, мы вместе полетим во Вьетнам?
— Как распорядится Ирма. Скорее всего ты полетишь одна, я тебя встречу во Вьетнаме вместе с Минем. Там загрузишься и сюда.
— Ясно. Доктор займется мной завтра?
— Да. Сегодня вечером тебя подготовят. Как обычно перед операцией — полдюжины клизм, голодание…
— Ой.
— А ты что думала? Что тебе бантик на брюхо привяжут?
— Меня станут резать?
— В какой-то степени…
— У меня будет шов?
— А то его нет у тебя.
— Есть. Тот же самый будут вскрывать?
— Скорее всего.
— А если нет, что я скажу мужу?
— А про что?
— Да про новый шов.
— А ты скажешь, что в командировке попала в больницу.
— Ага, — задумчиво согласилась Таня.
— Что, пошли выпьем напоследок?
Они направились в маленькое кафе в старом городе, выпили коньяку, и Таня почувствовала себя вступающей в , другой мир, назад из которого в мир прежний хода нет. Неожиданно защемило сердце.
20
Андрей позвонил Ольге утром. Отозвался автоответчик. Решительный голос Ольги просил оставить сообщение после короткого сигнала. Андрей не выполнил ее просьбу, он просто положил трубку.
Чем неотступнее он думал об Ольге, о своих консультациях в Праге, которые казались ему все более подозрительными, как и само поведение Иржи и Ирмы Грубовых — он ощущал их нервозность, — в голове выстраивалась странная коллизия. То, что Ольга улетела сейчас в Прагу, насторожило еще больше. Кстати, она довольно легкомысленна. Зачем сообщать ему, куда она летит? А с другой стороны, значит, он хорошо работает и не вызывает у нее никаких подозрений. Машина, о которой он велел выяснить своему водителю, была приписана к международному турагентству «Кукольный домик». Но именно так однажды назвала Ирма Грубова свое турагентство в телефонном разговоре с кем-то. Его тогда поразило название, а теперь, соединяя в голове прежде несоединимое, он начинал кое-что подозревать.
Многое совпадало — онкология, женская хирургия, название агентства, доходы, которые Грубовы получали от своей клиники, гонорары, которые они платили ему. Более того — пожелания Иржи во время; сеансов, которые проводил Широков с его пациентками.
— Андрей, дорогой, ты должен убедить больных, что они способны делать то, чего не способен никто другой, не прошедший через операцию.
Но Ольга? При чем здесь она? Она выглядит здоровой сильной женщиной в расцвете лет. — Но ведь он никогда не видит пациентов, которых консультирует. Как выглядят они?
Андрей походил по комнате, потом вдруг подумал: а не прогуляться ли ему по Москве? Давно он не был нигде — ни на выставках, ни в музеях. Мысль, пришедшая следом, — кажется, подсознание сейчас что-то подкинет… «Внимание, — сказал себе Широков, — вдумайся, вслушайся…»
Он оделся — натянул джинсы и рубашку, куртку, кепку с ушами, на улице прохладно, — и вышел из дома, решив поехать в центр.
Около метро он внимательно изучил тумбу с афишами. Ну конечно, вот то, что ему просто необходимо посмотреть. Он даже почувствовал, как по спине побежали мурашки, — настолько неожиданным было то, что он увидел. Андрей усмехнулся. Нет, никогда его подсознание не обманывает.
На Гоголевском бульваре, в фотоцентре, открылась персональная выставка Ольги Геро, фотохудожницы — это слово набрано особым шрифтом. С плаката смотрела Ольга. Не такая, какой он ее видел. Это был автопортрет. Он усмехнулся — истинная женщина. Только они ни за что не обойдут себя автопортретом. Половина лица закрыта камерой, она снимала себя перед зеркалом. Но Боже, это венецианское зеркало! Откуда?
В зале мало народу — несколько случайных посетителей. Старушки из ближайших коммуналок, мамаши с детьми, которые то и дело норовили отщипнуть от роскошных сухих букетов по углам. Он осмотрелся, и его взгляд наткнулся на мужчину, уставившегося на один портрет. Что заинтересовало его?
Андрей как бы нехотя, случайно совершая круг по залу, вовлек его в свою траекторию. И остолбенел. «Ловец бабочек» — так называлась фотография. Этот ловец… стоял перед собственным портретом. Нет сомнения! Андрей смотрел на мужчину в синем в белую полоску свитере из верблюжьей шерсти и синей водолазке, высунувшей из-под свитера высокое горлышко. Лицо его было изумленно-печальным, окладистая русая борода касалась воротника водолазки. На снимке он держал простенькую, но, безусловно, изящную бабочку и любовно разглядывал ее. Кажется, вот-вот он наколет ее на булавку, которая у него в другой руке.
— Отличный кадр, — вполголоса сказал Андрей.
Мужчина, вздрогнув, обернулся. На лице вначале появилось возмущение, но потом пропало. Он заметил симпатию в глазах Андрея и покачал головой:
— Вот таким она меня видела.
— Вы с ней знакомы? Мастерские снимки. Как много, какие добротные. А сколько у Геро наград… Я прочел при входе.
— Да, — вздохнул он. — Я с ней знаком. Это моя бывшая жена, — добавил он с какой-то неизъяснимой печалью. — Правда, мы не расписывались. Не считали необходимым.
Андрей молчал. Потом отошел посмотреть другие снимки, они были тонкие по настроению, казались безыскусными, но в них столько странной печали. Мало радости. Но все-таки она была. В пейзажах. Его сердце забилось, как у охотника.
Вот, вот то, что он искал. Восток. Прага. Лица женщин. Страдающие, счастливые. Пейзажи, море во Вьетнаме, горы в Чехии. Боже, а это кто? Чей силуэт? Он вглядывался в туманный пейзаж на фоне сказочного дома на холме. Лица нет, но он не ошибается. Ирма Грубова… Завершая круг по залу, он подошел к мужчине.
— Не хотите чего-нибудь выпить? — спросил он бородача.
— Хочу, — неожиданно согласился тот. — Очень хочу. Просто в горле пересохло.
Они взяли по рюмке водки и уселись в углу бара.
— Так она ваша жена?
— Была. Мы расстались. С тех пор я не видел ее. Обстоятельства, при которых мы расстались, не позволяют мне… В общем, все произошло ужасно, неожиданно. Но каждый миг я помню о ней. Рука тянется к трубке, а когда снимаю и слышу длинный гудок, бросаю ее и отскакиваю как ужаленный. «С кем она?» — спрашиваю я себя, ложась спать. «С кем она?» — спрашиваю себя, вставая. «Она хотела, чтобы ты ушел», — говорю я себе. Не важно почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25