Я вообще ничего не услышу и не увижу, просто проснусь в аду.
Я не должен спать. Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы я не заснул!
II
Мне ни в коем случае не хотелось бы утверждать, будто разрыв помолвки с миссис Гриншоу разбил мое сердце, но, вернувшись в Саффолк, я вновь оказался поставлен в условия, когда мысли мои в первую очередь занимали матримониальные планы. С каждым днем темнело все раньше, а вслед за сумерками подкрадывалась настоящая ночь.
Прошло примерно две недели после Питерлоо, прежде чем мы убедились в том, что Том вне опасности. Я счел, что наступил подходящий момент для того, чтобы преодолеть природную скромность и предложить свою руку и свои земли миссис Гриншоу. В словах, с которыми она, запинаясь и покраснев до корней волос, обратилась ко мне, попросив не говорить более на эту тему, я не увидел ни кокетства, ни намеренной жестокости. Сердце мое разрывалось от жалости к ней, и я выразил ей свое искреннее сожаление, поскольку мы оба оказались жертвами несбывшихся надежд. Мы стояли у окна маленькой столовой и с деланным вниманием рассматривали сливовые деревья в саду ее отца, ветви которых сгибались под тяжестью плодов, и извергавшие клубы дыма печные трубы позади них.
– Я… прошу вас простить меня, майор, – промолвила она. – Понимаете… я не думала, когда приходской священник из Керси написал папе… И вы так хорошо отнеслись к Тому… заботились о нем. Но, видите ли, ваша… война… И я чувствую, что не имею права просить вас терпеть озорство и непослушание Тома.
– Пожалуйста, миссис Гриншоу, умоляю вас не чувствовать себя обязанной объяснять мне что-либо. Пожалуй, я даже лучше вас понимаю, что являюсь неподходящим претендентом на вашу руку. Если вы твердо решили, что мы не подходим друг другу, то не о чем более говорить. Вы сами скажете отцу об этом или предпочтете, во избежание недоразумений, чтобы это сделал я?
Поскольку мое отсутствие в Керси пришлось на самый разгар лета, по возвращении туда я обнаружил, что моего внимания требуют столько неотложных дел, что было просто некогда предаваться тоске и меланхолии. Впрочем, я счел своим долгом направить миссис Дурвард, как того требовали правила приличия, письмо с выражениями благодарности и признательности. Так что можете представить себе мое удивление, когда почти сразу после приезда из Ланкашира я получил письмо. Воспользовавшись первым же удобным случаем, когда сильный дождь вынудил нас свернуть работы, я отправился в Холл и немедленно написал ответ.
Моя дорогая мисс Дурвард!
Ваше письмо доставило мне несказанное удовольствие, и я был очень рад узнать, что здоровье мастера Тома продолжает улучшаться. Умоляю вас передать ему, что движение походным порядком является наилучшим занятием для 1-го батальона Именинного полка, пусть даже фигурки солдат изготовлены таким неумелым подмастерьем, как я. А военные маневры на покрывале кровати наилучшим образом смогут поддержать их физическую форму по сравнению с дальнейшей пересылкой по почте.
Спешу заверить вас, что питаю к миссис Гриншоу лишь чувство искреннего восхищения ее манерами и благодарность за ее честность. Вполне естественно, что молодая леди, которая желает обрести в муже наставника и защитника, не могла не обратить внимания на мое увечье. Что касается прочих моих достоинств, то сам я отнюдь неуверен в том, что они перевешивают физический недостаток. Если ваша матушка благосклонно и с пониманием относится к нашей переписке, то мне остается надеяться, что и ваша сестра не будет испытывать чувства неловкости.
Я с радостью готов изложить вам описание и короткие, иногда забавные, истории последних войн, услышать которые вы были лишены возможности из-за того, что ухаживали за племянником. Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, будто я не получал удовольствия от пребывания в обществе вашей сестры и ваших родителей. Однако же я не мог отделаться от чувства, что мое повествование было бы намного более живым и точным, если бы вы направляли его вопросами, руководствуясь при этом своими весьма обширными знаниями. И хотя я не берусь утверждать, что моим рассказам присуща историческая завершенность или иные литературные достоинства, в том случае, если письменные свидетельства очевидца тех событий помогут вам в работе или же просто скрасят вам или вашей семье часы досуга, я сочту свою миссию выполненной. С нетерпением ожидаю, когда у вас выдастся свободная минута, чтобы сообщить мне, что именно вы хотели бы узнать и какие истории могли бы наилучшим образом развлечь ваше семейство. Я обнаружил, что женщины без должного почтения относятся к пространным описаниям военной стратегии и передислокации войск. Я отдаю себе отчет в том, что в целом прекрасный пол проявляет больший интерес к второстепенным деталям, способным, однако же, сделать жизнь счастливой или полной мучений, посему не собираюсь утомлять вас многословным изложением отдельных событий военной истории. Боюсь, что в этом случае мое письмо будет представлять интерес лишь для вашей горничной и с его помощью она сможет разжечь огонь в камине или накрутить волосы на папильотки. Когда для работы вам понадобится информация технического характера, я постараюсь изложить ее на отдельном листе, приложенном к письму, и надеюсь, что она будет стоить тех лишних денег, которые почтовое министерство возьмет с вас за его доставку.
Вы совершенно справедливо заметили, что темой для большинства моих забавных историй и анекдотов служит еда либо же ее отсутствие. Полагаю, что мудрость нашего последнего военного оппонента Бонапарта выражается, среди прочего, и в его утверждении, что армия идет вперед только на собственном желудке. Хотя я должен заметить, что один из моих приятелей, лейтенант Барри, который нашел отдохновение в военной истории, тогда как я предпочитаю черпать его в творчестве Виргилия или Вордсворта, утверждал, что Бонапарт позаимствовал эту сентенцию у самого Фридриха Великого. Если это и в самом деле так, то этот факт можно счесть лишним доказательством того, что даже величайшие полководцы извлекают несомненную пользу из трудов своих предшественников.
Как правило, мы испытывали недостаток одного только хлеба. А для того чтобы найти мясо, требовалось лишь несколько минут работы с ножом и крупный рогатый скот, которого всегда было в избытке, тогда как зерно превращается в хлеб лишь после его помола, выпечки и прочих увлекательных и продолжительных процессов. Однако же иногда случается так, что требования военной стратегии и желудка совпадают, как и случилось перед самой битвой у Сабугаля, когда мы наткнулись на арьергард французов, которые мололи зерно на мельнице…
На этом я должен прерваться на некоторое время, дабы убедиться в благополучной отправке этих страниц к месту назначения из рук вашего покорного слуги
Стивена Фэрхерста.
Начиная с сенокоса и заканчивая сбором орехов, в нашей округе не нашлось бы ни одного человека, у которого достало бы времени на что-либо еще, помимо работы и сна. Если я поднимал взор к небесам, то только затем, чтобы попытаться угадать, будет ли завтра дождь. А если мне вспоминалась Испания, то только потому, что хотелось благословить неяркое и нежаркое англо-саксонское солнышко и его неспешное движение по небосклону. Урожай, по словам моего управляющего, ожидался небогатый. Тем важнее для нас было собрать и сберечь каждое зернышко. И вот твердые и упругие стебли пшеницы и ячменя пали под напором наступающих лезвий кос и серпов.
Пали для того, чтобы гордо подняться вновь, уже в виде копен и стогов на вспаханной земле. Большие кони дремали на солнце, прядая ушами и отгоняя назойливых мух в ожидании, пока их нагрузят снопами, которые они повезут сначала на молотилку, а уже оттуда обмолоченное зерно в амбары. Кровельщики трудились не покладая рук на верхушках стогов, их быстрые фигуры мелькали на фоне лазоревого неба, а в огородах бережно собирали последнюю морковь, репу и картофель. Мои крестьяне заквашивали капусту, смывали и сбивали сыры, собирали и сушили майоран, мяту и мелиссу. Дети собирали горох и бобы, после чего уже взрослые закладывали их в кладовые на хранение. Река отдавала камыш и рыбу, которую ловили и солили впрок. Повсюду валили старые деревья, и у двери каждого дома росли груды бревен и поленницы дров. Стайки весело смеющихся девушек искололи пальцы и изорвали передники о ежевику, и губы их были перепачканы ягодным соком. Малыши прочесывали высокую траву, которую лекари и знахари громко именовали ежей сборной, в поисках последних птичьих яиц, чтобы те случайно не избежали бальзамирования в кувшинах с желатином. Свиньи жадно рылись в желудях и паданцах, не обращая внимания на ос: вероятно, они догадывались, что их конец близок. А овцы, меченные красной охрой, одна за другой получали отсрочку смертного приговора.
Вот так мы собирали, свозили и закладывали на хранение первые плоды своих усилий, долженствующих уберечь мою деревню и земли от небрежения и нищеты, в которую они впали в последние годы жизни моего покойного кузена. Но по мере того как золотые деньки становились все прохладнее и короче, трудов праведных, способных погрузить мое тело и ум в состояние умиротворенной усталости, становилось все меньше, и передо мной в полный рост встали последствия разумного решения миссис Гриншоу.
Нельзя сказать, чтобы я горел желанием обзавестись супругой, которая не любила бы меня, о чем я не переставал напоминать себе, стоя в библиотеке поместья Керси в канун Дня Всех Святых со стаканом бренди в руке и наблюдая за деревенскими парнями, которые гуськом маршировали к двери на кухню, размахивая импровизированными лампами из тыквы и репы с вырезанными страшными рожицами. Миновал уже год с той поры, когда я впервые прибыл в Керси, и сейчас деревня лежала передо мной в туманной дымке, поскольку наступил тот час, когда дневной свет уже угасает, но лампы и фонари еще не зажглись. И тут мне в голову пришла крамольная мысль. Быть может, оно и к лучшему, что в этом воздухе, напоенном воспоминаниями, которые я привез с собой из Испании, не будет слышаться шуршание дамских юбок в гостиных, мебель в которых укрыта сейчас чехлами из голландского полотна. И точно так же не будет звучать ее ясный, высокий голос, обсуждающий слуг и постельное белье, или не будет ощущаться ее благоуханное, супружеское присутствие в моей постели.
Хотя подобное умонастроение освободило меня от необходимости немедленно предпринять какие-либо действия в этом направлении, я счел вполне уместным отвлечься от своих мыслей, чтобы ответить на письма мисс Дурвард, которые прибывали с завидной регулярностью, опровергая ее утверждение о деятельном участии в деловых предприятиях отца.
Моя дорогая мисс Дурвард!
Надеюсь, вы и ваша семья извините меня за задержку с ответом на ваше последнее письмо. Если бы я мог руководствоваться одними только своими желаниями, то ответил бы немедленно по возвращении, но, к несчастью, это не так. Однако теперь, когда урожай убран, а вечера становятся все длиннее, мне доставляет истинное удовольствие писать вам более подробно, чем ранее, когда этого не позволяли мне природа и сельское хозяйство.
Вы спрашиваете, как случилось, что я вступил в армию. Разумеется, с юных лет я полагал, что мужчина непременно должен посвятить себя какому-либо занятию. Боюсь, тем не менее, что на мой выбор не повлияла, как вы предполагаете, ни детская увлеченность, подобная той, которая живет в вашем племяннике, ни традиции, о которых вы упоминаете применительно к династиям музыкантов или художников. Короче говоря, у меня практически не было выбора.
Батюшка мой был третьим сыном четвертого сына некоего землевладельца, о котором в течение многих лет мне было известно только, что он владел обширной собственностью в графстве Саффолк. От моего деда отец получил в наследство лишь доброе имя и хорошее образование, после чего в возрасте двадцати лет женился на моей матери, которая оказалась единственной наследницей фермера из Дорсета. Увы, но не прошло и года после моего появления на свет, как мои родители пали жертвой воспаления легких. Местный викарий и местный же доктор, в течение долгого времени знавшие семью моей матери, убедили моего двоюродного дедушку в необходимости заплатить некоей миссис Мальпас, вдове, проживавшей в том же самом Дорсете, чтобы она взяла меня на попечение, пока я не стану взрослым настолько, чтобы навсегда оставить ее дом и отправиться в школу. Пока я рос и взрослел, всем, кому была небезразлична моя дальнейшая судьба, к числу коих я относил и себя, стало ясно, что мне необходимо посвятить себя какому-либо полезному занятию. При этом я не питал особой склонности, равно как и не обладал особыми познаниями, необходимыми для того, чтобы трудиться на благо Церкви, и был еще менее приспособлен к занятиям юриспруденцией. Следует учесть, что рост мой был слишком велик для того, чтобы я уютно ощущал себя на флоте, посему заинтересованные стороны пришли к согласию, что мне не остается ничего другого, как отдаться в гостеприимные объятия сухопутной армии.
Очевидно, прочитав мой отчет о нашем продвижении через Францию после Тулузы, вы теперь спрашиваете, доволен ли я тем, что, образно говоря, променял свой меч на орало, или, если точнее, свою шпагу на плуг, и должен вам ответить со всей искренностью, что да, доволен. Притом что урожай собран и убран, я чувствую, что впервые в жизни сумел совершить нечто большее, чем изначально предопределила мне судьба, а именно: сделал добро из зла. В Испании случались такие моменты, когда казалось, что стоит нам только остановить свой взор на какой-либо милой и приятной детали пейзажа или мирной сцене, как в следующее мгновение она оказывалась безнадежно испорченной и безвозвратно погибшей. Например, командующий мог подыскивать себе подходящее место для руководства войсками, для чего внимательно осматривал и изучал местность, охваченный при этом не восторгом художника, подобно вам, а руководствуясь всего лишь суровой стратегической необходимостью. Великолепный арочный мост, соединявший берега реки, разрушался до последнего камешка, чтобы помешать продвижению французов, а наверняка восхитивший бы вас заросший полевыми цветами луг мы выкашивали подчистую, дабы получить с него энное количество фунтов фуража. Даже чудесная роща, украшающая собой живописную равнину, или купа деревьев, сгрудившихся на вершине холма, означали лишь укрытие для моих солдат или же для солдат неприятеля и совсем скоро должны были превратиться в братскую могилу.
Я считаю благословением Господним то, что теперь мне можно не смотреть жадными глазами на красоту простирающегося передо мной мира. И если платой за такое благословение служит некоторая домашняя скука, то, пожалуй, мне стоит вспомнить и о том, что за прошедшие несколько лет мне довелось повидать больше, чем другому человеку за всю жизнь, и утешаться этим.
По мере приближения зимы те семейства, которые по разным причинам, будь то веление души или деловая необходимость либо вообще прихоть и чудачество, держались вдалеке от мощеных тротуаров и освещенных газовыми фонарями городских улиц, начали оглядываться вокруг себя в поисках развлечений. Предусмотрительные и дальновидные матроны одна за другой приглашали меня на ужин, дабы проконсультироваться относительно достоинств Парижа и Брюсселя как источников приличного общества, обтекаемого термина-эвфемизма, под которым разумные люди понимали источник мужей. И если в намерения подобных владетельных и заботливых мамаш входило привлечь мое внимание к незамужним прелестям мисс Джоселин, мисс Эуфемии Джоселин, мисс Софи Стэмфорд и других девиц, то их старания были излишними. Я настолько же отдавал себе отчет в прелестях этих молодых леди, равно как и они в количестве принадлежащих мне акров, так что я вовсю наслаждался их обществом, по крайней мере на протяжении хотя бы одного вечера.
В один из таких вечеров мисс Джоселин поспешила ко мне с чашкой чая, едва я переступил порог гостиной ее матери в компании с несколькими другими джентльменами. Она слышала – эти деревенские сквайры такие болтуны! – что стены столовой и библиотеки в моем поместье в Керси украшает восхитительное собрание портретов, целая картинная галерея.
– А мне так нравятся портреты настоящих, взаправдашних людей! Моя гувернантка почему-то всегда заставляла нас внимательно рассматривать изображения этих глупых исторических персонажей. Кому сейчас есть дело до Андромахи, или Актеона, или других скучных римлян?
– Во всяком случае, большинству молодых леди это и в самом деле неинтересно, я знаю, – ответил я. – Разумеется, я буду счастлив показать эти портреты, если ваши родители соблаговолят принять мое приглашение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Я не должен спать. Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы я не заснул!
II
Мне ни в коем случае не хотелось бы утверждать, будто разрыв помолвки с миссис Гриншоу разбил мое сердце, но, вернувшись в Саффолк, я вновь оказался поставлен в условия, когда мысли мои в первую очередь занимали матримониальные планы. С каждым днем темнело все раньше, а вслед за сумерками подкрадывалась настоящая ночь.
Прошло примерно две недели после Питерлоо, прежде чем мы убедились в том, что Том вне опасности. Я счел, что наступил подходящий момент для того, чтобы преодолеть природную скромность и предложить свою руку и свои земли миссис Гриншоу. В словах, с которыми она, запинаясь и покраснев до корней волос, обратилась ко мне, попросив не говорить более на эту тему, я не увидел ни кокетства, ни намеренной жестокости. Сердце мое разрывалось от жалости к ней, и я выразил ей свое искреннее сожаление, поскольку мы оба оказались жертвами несбывшихся надежд. Мы стояли у окна маленькой столовой и с деланным вниманием рассматривали сливовые деревья в саду ее отца, ветви которых сгибались под тяжестью плодов, и извергавшие клубы дыма печные трубы позади них.
– Я… прошу вас простить меня, майор, – промолвила она. – Понимаете… я не думала, когда приходской священник из Керси написал папе… И вы так хорошо отнеслись к Тому… заботились о нем. Но, видите ли, ваша… война… И я чувствую, что не имею права просить вас терпеть озорство и непослушание Тома.
– Пожалуйста, миссис Гриншоу, умоляю вас не чувствовать себя обязанной объяснять мне что-либо. Пожалуй, я даже лучше вас понимаю, что являюсь неподходящим претендентом на вашу руку. Если вы твердо решили, что мы не подходим друг другу, то не о чем более говорить. Вы сами скажете отцу об этом или предпочтете, во избежание недоразумений, чтобы это сделал я?
Поскольку мое отсутствие в Керси пришлось на самый разгар лета, по возвращении туда я обнаружил, что моего внимания требуют столько неотложных дел, что было просто некогда предаваться тоске и меланхолии. Впрочем, я счел своим долгом направить миссис Дурвард, как того требовали правила приличия, письмо с выражениями благодарности и признательности. Так что можете представить себе мое удивление, когда почти сразу после приезда из Ланкашира я получил письмо. Воспользовавшись первым же удобным случаем, когда сильный дождь вынудил нас свернуть работы, я отправился в Холл и немедленно написал ответ.
Моя дорогая мисс Дурвард!
Ваше письмо доставило мне несказанное удовольствие, и я был очень рад узнать, что здоровье мастера Тома продолжает улучшаться. Умоляю вас передать ему, что движение походным порядком является наилучшим занятием для 1-го батальона Именинного полка, пусть даже фигурки солдат изготовлены таким неумелым подмастерьем, как я. А военные маневры на покрывале кровати наилучшим образом смогут поддержать их физическую форму по сравнению с дальнейшей пересылкой по почте.
Спешу заверить вас, что питаю к миссис Гриншоу лишь чувство искреннего восхищения ее манерами и благодарность за ее честность. Вполне естественно, что молодая леди, которая желает обрести в муже наставника и защитника, не могла не обратить внимания на мое увечье. Что касается прочих моих достоинств, то сам я отнюдь неуверен в том, что они перевешивают физический недостаток. Если ваша матушка благосклонно и с пониманием относится к нашей переписке, то мне остается надеяться, что и ваша сестра не будет испытывать чувства неловкости.
Я с радостью готов изложить вам описание и короткие, иногда забавные, истории последних войн, услышать которые вы были лишены возможности из-за того, что ухаживали за племянником. Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, будто я не получал удовольствия от пребывания в обществе вашей сестры и ваших родителей. Однако же я не мог отделаться от чувства, что мое повествование было бы намного более живым и точным, если бы вы направляли его вопросами, руководствуясь при этом своими весьма обширными знаниями. И хотя я не берусь утверждать, что моим рассказам присуща историческая завершенность или иные литературные достоинства, в том случае, если письменные свидетельства очевидца тех событий помогут вам в работе или же просто скрасят вам или вашей семье часы досуга, я сочту свою миссию выполненной. С нетерпением ожидаю, когда у вас выдастся свободная минута, чтобы сообщить мне, что именно вы хотели бы узнать и какие истории могли бы наилучшим образом развлечь ваше семейство. Я обнаружил, что женщины без должного почтения относятся к пространным описаниям военной стратегии и передислокации войск. Я отдаю себе отчет в том, что в целом прекрасный пол проявляет больший интерес к второстепенным деталям, способным, однако же, сделать жизнь счастливой или полной мучений, посему не собираюсь утомлять вас многословным изложением отдельных событий военной истории. Боюсь, что в этом случае мое письмо будет представлять интерес лишь для вашей горничной и с его помощью она сможет разжечь огонь в камине или накрутить волосы на папильотки. Когда для работы вам понадобится информация технического характера, я постараюсь изложить ее на отдельном листе, приложенном к письму, и надеюсь, что она будет стоить тех лишних денег, которые почтовое министерство возьмет с вас за его доставку.
Вы совершенно справедливо заметили, что темой для большинства моих забавных историй и анекдотов служит еда либо же ее отсутствие. Полагаю, что мудрость нашего последнего военного оппонента Бонапарта выражается, среди прочего, и в его утверждении, что армия идет вперед только на собственном желудке. Хотя я должен заметить, что один из моих приятелей, лейтенант Барри, который нашел отдохновение в военной истории, тогда как я предпочитаю черпать его в творчестве Виргилия или Вордсворта, утверждал, что Бонапарт позаимствовал эту сентенцию у самого Фридриха Великого. Если это и в самом деле так, то этот факт можно счесть лишним доказательством того, что даже величайшие полководцы извлекают несомненную пользу из трудов своих предшественников.
Как правило, мы испытывали недостаток одного только хлеба. А для того чтобы найти мясо, требовалось лишь несколько минут работы с ножом и крупный рогатый скот, которого всегда было в избытке, тогда как зерно превращается в хлеб лишь после его помола, выпечки и прочих увлекательных и продолжительных процессов. Однако же иногда случается так, что требования военной стратегии и желудка совпадают, как и случилось перед самой битвой у Сабугаля, когда мы наткнулись на арьергард французов, которые мололи зерно на мельнице…
На этом я должен прерваться на некоторое время, дабы убедиться в благополучной отправке этих страниц к месту назначения из рук вашего покорного слуги
Стивена Фэрхерста.
Начиная с сенокоса и заканчивая сбором орехов, в нашей округе не нашлось бы ни одного человека, у которого достало бы времени на что-либо еще, помимо работы и сна. Если я поднимал взор к небесам, то только затем, чтобы попытаться угадать, будет ли завтра дождь. А если мне вспоминалась Испания, то только потому, что хотелось благословить неяркое и нежаркое англо-саксонское солнышко и его неспешное движение по небосклону. Урожай, по словам моего управляющего, ожидался небогатый. Тем важнее для нас было собрать и сберечь каждое зернышко. И вот твердые и упругие стебли пшеницы и ячменя пали под напором наступающих лезвий кос и серпов.
Пали для того, чтобы гордо подняться вновь, уже в виде копен и стогов на вспаханной земле. Большие кони дремали на солнце, прядая ушами и отгоняя назойливых мух в ожидании, пока их нагрузят снопами, которые они повезут сначала на молотилку, а уже оттуда обмолоченное зерно в амбары. Кровельщики трудились не покладая рук на верхушках стогов, их быстрые фигуры мелькали на фоне лазоревого неба, а в огородах бережно собирали последнюю морковь, репу и картофель. Мои крестьяне заквашивали капусту, смывали и сбивали сыры, собирали и сушили майоран, мяту и мелиссу. Дети собирали горох и бобы, после чего уже взрослые закладывали их в кладовые на хранение. Река отдавала камыш и рыбу, которую ловили и солили впрок. Повсюду валили старые деревья, и у двери каждого дома росли груды бревен и поленницы дров. Стайки весело смеющихся девушек искололи пальцы и изорвали передники о ежевику, и губы их были перепачканы ягодным соком. Малыши прочесывали высокую траву, которую лекари и знахари громко именовали ежей сборной, в поисках последних птичьих яиц, чтобы те случайно не избежали бальзамирования в кувшинах с желатином. Свиньи жадно рылись в желудях и паданцах, не обращая внимания на ос: вероятно, они догадывались, что их конец близок. А овцы, меченные красной охрой, одна за другой получали отсрочку смертного приговора.
Вот так мы собирали, свозили и закладывали на хранение первые плоды своих усилий, долженствующих уберечь мою деревню и земли от небрежения и нищеты, в которую они впали в последние годы жизни моего покойного кузена. Но по мере того как золотые деньки становились все прохладнее и короче, трудов праведных, способных погрузить мое тело и ум в состояние умиротворенной усталости, становилось все меньше, и передо мной в полный рост встали последствия разумного решения миссис Гриншоу.
Нельзя сказать, чтобы я горел желанием обзавестись супругой, которая не любила бы меня, о чем я не переставал напоминать себе, стоя в библиотеке поместья Керси в канун Дня Всех Святых со стаканом бренди в руке и наблюдая за деревенскими парнями, которые гуськом маршировали к двери на кухню, размахивая импровизированными лампами из тыквы и репы с вырезанными страшными рожицами. Миновал уже год с той поры, когда я впервые прибыл в Керси, и сейчас деревня лежала передо мной в туманной дымке, поскольку наступил тот час, когда дневной свет уже угасает, но лампы и фонари еще не зажглись. И тут мне в голову пришла крамольная мысль. Быть может, оно и к лучшему, что в этом воздухе, напоенном воспоминаниями, которые я привез с собой из Испании, не будет слышаться шуршание дамских юбок в гостиных, мебель в которых укрыта сейчас чехлами из голландского полотна. И точно так же не будет звучать ее ясный, высокий голос, обсуждающий слуг и постельное белье, или не будет ощущаться ее благоуханное, супружеское присутствие в моей постели.
Хотя подобное умонастроение освободило меня от необходимости немедленно предпринять какие-либо действия в этом направлении, я счел вполне уместным отвлечься от своих мыслей, чтобы ответить на письма мисс Дурвард, которые прибывали с завидной регулярностью, опровергая ее утверждение о деятельном участии в деловых предприятиях отца.
Моя дорогая мисс Дурвард!
Надеюсь, вы и ваша семья извините меня за задержку с ответом на ваше последнее письмо. Если бы я мог руководствоваться одними только своими желаниями, то ответил бы немедленно по возвращении, но, к несчастью, это не так. Однако теперь, когда урожай убран, а вечера становятся все длиннее, мне доставляет истинное удовольствие писать вам более подробно, чем ранее, когда этого не позволяли мне природа и сельское хозяйство.
Вы спрашиваете, как случилось, что я вступил в армию. Разумеется, с юных лет я полагал, что мужчина непременно должен посвятить себя какому-либо занятию. Боюсь, тем не менее, что на мой выбор не повлияла, как вы предполагаете, ни детская увлеченность, подобная той, которая живет в вашем племяннике, ни традиции, о которых вы упоминаете применительно к династиям музыкантов или художников. Короче говоря, у меня практически не было выбора.
Батюшка мой был третьим сыном четвертого сына некоего землевладельца, о котором в течение многих лет мне было известно только, что он владел обширной собственностью в графстве Саффолк. От моего деда отец получил в наследство лишь доброе имя и хорошее образование, после чего в возрасте двадцати лет женился на моей матери, которая оказалась единственной наследницей фермера из Дорсета. Увы, но не прошло и года после моего появления на свет, как мои родители пали жертвой воспаления легких. Местный викарий и местный же доктор, в течение долгого времени знавшие семью моей матери, убедили моего двоюродного дедушку в необходимости заплатить некоей миссис Мальпас, вдове, проживавшей в том же самом Дорсете, чтобы она взяла меня на попечение, пока я не стану взрослым настолько, чтобы навсегда оставить ее дом и отправиться в школу. Пока я рос и взрослел, всем, кому была небезразлична моя дальнейшая судьба, к числу коих я относил и себя, стало ясно, что мне необходимо посвятить себя какому-либо полезному занятию. При этом я не питал особой склонности, равно как и не обладал особыми познаниями, необходимыми для того, чтобы трудиться на благо Церкви, и был еще менее приспособлен к занятиям юриспруденцией. Следует учесть, что рост мой был слишком велик для того, чтобы я уютно ощущал себя на флоте, посему заинтересованные стороны пришли к согласию, что мне не остается ничего другого, как отдаться в гостеприимные объятия сухопутной армии.
Очевидно, прочитав мой отчет о нашем продвижении через Францию после Тулузы, вы теперь спрашиваете, доволен ли я тем, что, образно говоря, променял свой меч на орало, или, если точнее, свою шпагу на плуг, и должен вам ответить со всей искренностью, что да, доволен. Притом что урожай собран и убран, я чувствую, что впервые в жизни сумел совершить нечто большее, чем изначально предопределила мне судьба, а именно: сделал добро из зла. В Испании случались такие моменты, когда казалось, что стоит нам только остановить свой взор на какой-либо милой и приятной детали пейзажа или мирной сцене, как в следующее мгновение она оказывалась безнадежно испорченной и безвозвратно погибшей. Например, командующий мог подыскивать себе подходящее место для руководства войсками, для чего внимательно осматривал и изучал местность, охваченный при этом не восторгом художника, подобно вам, а руководствуясь всего лишь суровой стратегической необходимостью. Великолепный арочный мост, соединявший берега реки, разрушался до последнего камешка, чтобы помешать продвижению французов, а наверняка восхитивший бы вас заросший полевыми цветами луг мы выкашивали подчистую, дабы получить с него энное количество фунтов фуража. Даже чудесная роща, украшающая собой живописную равнину, или купа деревьев, сгрудившихся на вершине холма, означали лишь укрытие для моих солдат или же для солдат неприятеля и совсем скоро должны были превратиться в братскую могилу.
Я считаю благословением Господним то, что теперь мне можно не смотреть жадными глазами на красоту простирающегося передо мной мира. И если платой за такое благословение служит некоторая домашняя скука, то, пожалуй, мне стоит вспомнить и о том, что за прошедшие несколько лет мне довелось повидать больше, чем другому человеку за всю жизнь, и утешаться этим.
По мере приближения зимы те семейства, которые по разным причинам, будь то веление души или деловая необходимость либо вообще прихоть и чудачество, держались вдалеке от мощеных тротуаров и освещенных газовыми фонарями городских улиц, начали оглядываться вокруг себя в поисках развлечений. Предусмотрительные и дальновидные матроны одна за другой приглашали меня на ужин, дабы проконсультироваться относительно достоинств Парижа и Брюсселя как источников приличного общества, обтекаемого термина-эвфемизма, под которым разумные люди понимали источник мужей. И если в намерения подобных владетельных и заботливых мамаш входило привлечь мое внимание к незамужним прелестям мисс Джоселин, мисс Эуфемии Джоселин, мисс Софи Стэмфорд и других девиц, то их старания были излишними. Я настолько же отдавал себе отчет в прелестях этих молодых леди, равно как и они в количестве принадлежащих мне акров, так что я вовсю наслаждался их обществом, по крайней мере на протяжении хотя бы одного вечера.
В один из таких вечеров мисс Джоселин поспешила ко мне с чашкой чая, едва я переступил порог гостиной ее матери в компании с несколькими другими джентльменами. Она слышала – эти деревенские сквайры такие болтуны! – что стены столовой и библиотеки в моем поместье в Керси украшает восхитительное собрание портретов, целая картинная галерея.
– А мне так нравятся портреты настоящих, взаправдашних людей! Моя гувернантка почему-то всегда заставляла нас внимательно рассматривать изображения этих глупых исторических персонажей. Кому сейчас есть дело до Андромахи, или Актеона, или других скучных римлян?
– Во всяком случае, большинству молодых леди это и в самом деле неинтересно, я знаю, – ответил я. – Разумеется, я буду счастлив показать эти портреты, если ваши родители соблаговолят принять мое приглашение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54