Кто бы мог подумать, что он менее властен над своей личной жизнью, чем любой обычный мужчина, женатый на обычной женщине, ничего не имеющей против детей.
В кабинет заглянула Кэй:
– Может, принести кофе? Судя по вашему виду, вам не мешает подкрепиться.
– Спасибо, Кэй, не откажусь.
Секретарша принесла кофе и чуть наклонилась, ставя чашку на стол. Филипп вдохнул свежий аромат ее духов и еще острее ощутил свое одиночество, хотя Кэй приветливо улыбалась. Обычно он предпочитал, чтобы посторонние шумы не мешали сосредоточиться, но в это утро тишина угнетала его.
Филипп снова попытался читать, но по-прежнему ничего не понимал. Зазвонил внутренний телефон. Сердце замерло. «Неужели Алекса?» Секретарша доложила:
– С вами хочет поговорить Гейл Даулинг.
Он разочарованно вздохнул.
– Привет, Филипп. Хорошо, что я тебя застала. Вероятно, вы с женой вечером заняты, но на всякий случай я все-таки решила позвонить. Сегодня состоится открытие новой выставки в галерее «Сонабенд». Скульптор – молодая женщина из Техаса. Мне хочется, чтобы на открытие пришли и настоящие ценители искусства…
Услышать этот голос с его плавными южными интонациями, придававшими любому слову оттенок интимности, было для Филиппа потрясением. Гейл казалась такой счастливой, такой оживленной, что ее энтузиазм вдохнул немного жизни и в него. «Мне все равно нечего делать вечером, и я люблю скульптуру, – подумал Филипп, – почему бы не пойти?»
– Алекса занята, но я, пожалуй, выберусь. Говоришь, открытие в шесть?
Внутренний голос подсказывал, что не надо принимать приглашение, но Филипп записал под диктовку адрес и пообещал прийти. Повесив трубку, он почувствовал себя чуточку лучше. Действительно, с какой стати возвращаться в отель и весь вечер предаваться мрачным размышлениям?
Так случилось, что в последний момент Филиппа задержало начальство, он ушел с работы позже и приехал в галерею, когда презентация была уже в разгаре.
Гейл стояла в окружении гостей, среди которых была высокая молодая женщина – сама Келли Маккалоу, виновница торжества. Он не стал прерывать разговор, взял себе выпить – в чем отчаянно нуждался – и стал рассматривать скульптуры.
Маккалоу комбинировала в одной работе разные материалы: бронзу с гипсом, дерево с металлом. Филиппа удивило, что, хотя в целом ее бюсты и фигуры в полный рост выглядели вполне традиционно, непременным атрибутом каждой скульптуры были анатомические подробности, например, обнаженные ребра, сердце, почки, участки мозга. Он не мог сказать точно, нравится ему или нет, но признал, что в оригинальности автору не откажешь.
Почувствовав прикосновение чьей-то руки, Филипп вздрогнул. Он обернулся и увидел радостно улыбающуюся Гейл.
– Как это похоже на тебя: быть одним из немногих, кто пришел на выставку ради самого искусства!
Гейл познакомила его с автором. Келли Маккалоу оказалась разговорчивой и очень четко выражала свои мысли по поводу скульптуры. Филипп не удивился, когда узнал, что в свое время она училась на медицинском факультете.
Его представляли еще кому-то, он еще несколько раз менял пустой бокал на полный, пока в конце концов не сообразил, что находится в дальнем углу экспозиции наедине с Гейл.
– Как видишь, корни ее стиля – в кубизме и сюрреализме, – говорила она. – Она буквально пытается проникнуть в глубь вещей.
Он осушил очередной бокал, пытаясь забыть о своих проблемах. Бледно-розовый льняной костюм очень шел Гейл. От мысли, что эта деловая красивая женщина взяла на себя труд пригласить его на выставку, уделяет ему внимание, интересуется его мнением, у Филиппа немного полегчало на душе. Гейл показала ему среди гостей критиков, художников и скульпторов. Некоторые узнавали Филиппа и тепло отзывались о его программе.
К восьми часам гости начали расходиться, и он сказал себе: «Ладно, Джером, поставь бокал, поблагодари и убирайся восвояси, пока не натворил чего-нибудь, о чем потом пожалеешь».
– Фил, мы с Келли и еще кое-кто собираемся в испанский бар, где готовят отличные пирожки. Если у тебя нет других планов, можешь к нам присоединиться. – Гейл посмотрела ему в глаза, и Филипп тут же согласился.
В баре он снова пил, время от времени вспоминая, что нужно закусывать, прихватывал то холодную креветку в чесночном соусе, то пирожок. В этой веселой компании он смог наконец забыть о своем фиаско и потерял счет времени.
Позже Филипп оказался в одном такси с Гейл. Из-за выпитого все вокруг было словно в тумане. Но как только такси остановилось у ее дома, на него снова навалилась тоска. Возвращаться в дешевый отель – перспектива не из приятных.
Гейл легко коснулась губами его губ.
– Спасибо, что пришел. Рада была тебя видеть. – Прежде чем Филипп успел ответить, она открыла дверь, но потом замешкалась. – Еще не так поздно, может, поднимешься выпить кофе? Кстати, ты еще не видел мою коллекцию живописи.
«Не делай этого! – кричал внутренний голос, но Филипп приказал ему заткнуться. – Собственно, почему бы и нет?» Поцелуй Гейл все еще горел на его губах.
Проводив гостя в гостиную, Гейл вышла проведать дочь. Квартира сильно смахивала на галерею. Повсюду висели картины и рисунки, отчего мебель казалась лишней.
– Венди спит, – сообщила Гейл. – Ну, что тебе принести?
Видя, что он колеблется и смотрит на часы, Гейл предложила:
– Почему бы тебе не позвонить Алексе? Предложи заехать ко мне выпить.
И, не успев как следует подумать, Филипп признался, что они с Алексой на время разъехались, и даже объяснил причину.
– Я уже несколько лет пытаюсь считаться с ее чувствами, – говорил Филипп, – но не могу же ждать до бесконечности. По-моему, остаться бездетным – это ужасно.
Гейл налила вина, поставила бокал на поднос и теперь медленно несла ему. Ее розовая юбка колыхалась при ходьбе.
– Мне грустно это слышать. Выпьешь?
Филипп кивнул, уже жалея, что раскрыл рот. Не следовало так много пить. Он сидел на диване, Гейл устроилась в кресле. Некоторое время она молчала, потом тихо проговорила:
– Да, вопрос непростой. Признаюсь, я удивлялась тому, что у вас нет детей. Сначала думала, вы не можете их иметь, но правда оказалась такой… Словом, печально все это. Конечно, непросто быть мужем архитектора. Я хочу сказать, что это трудная профессия для женщины. Считается, что архитекторы хладнокровны, и, судя по моему опыту, так и есть. И в Далласе, и в других местах мне доводилось иметь дело со многими архитекторами, которые проектировали мои дома. Среди них две женщины так отчаянно пытались конкурировать с мужчинами, что фактически пожертвовали своей женственностью и ни у одной из них нет детей.
По спине Филиппа пробежал холодок: Гейл облекла в слова его собственные опасения.
– Недавно в Вашингтоне я виделась с моим старым другом Биллом Пеннингтоном. Он рассказал, что Алекса проектирует его музей. Должно быть, твоей жене очень интересно заниматься этим, работать бок о бок с единомышленником… Правда, я сама не знакома с Иганом Бауэром, но у него репутация завзятого сердцееда. О нет, Филипп, не пойми меня превратно, я не имела в виду, что он и Алекса… Просто женщине действительно легко пристраститься к такому стилю жизни, и перспектива волноваться об оставленном дома ребенке…
Филиппа словно ударило током. Иган Бауэр – сердцеед? Ему-то этот тип всегда казался напыщенным индюком. Да, Алекса высоко ценит его талант, но чтобы завести с ним роман?.. Нет, не может быть.
Я искренне надеюсь, что вы разрешите свои противоречия, – продолжала между тем Гейл. – Ты прирожденный отец, Филипп, дети к тебе так и тянутся. Взять хотя бы мою дочь. Я никогда не видела, чтобы Венди с первой же встречи так привязалась к незнакомому мужчине.
Она подлила ему вина, и Филипп снова осушил бокал. Ему стало немного легче. По крайней мере хоть кто-то его поддерживает.
– Я прекрасно понимаю твои чувства, потому что сама была в твоем положении. Вскоре после замужества я захотела иметь ребенка, но Клифф… не слишком стремился стать отцом, пришлось его уговаривать. И я так рада, что настояла на своем! Страшно подумать, что я могла бы никогда не испытать счастья быть матерью. Венди для меня – все. Супруги приходят и уходят, но ребенок – твой навсегда.
Каждое слово Гейл вторило его собственным мыслям. Нежный, обольстительный голос убаюкивал. В приглушенном свете Гейл выглядела такой прекрасной… Она скрестила стройные ноги, и Филипп вспомнил, что, когда увидел ее впервые, она была в мини-юбке.
– Филипп, ты не забыл, как мы познакомились? – спросила она, словно прочитав его мысли. – На приеме в особняке Трамбэлла ты собирал материал для статьи, а я умирала от скуки. И вдруг увидела тебя – в стареньком пиджаке, помятых брюках. Мне показалось, что ты чувствовал себя неловко в разнаряженной толпе.
Филипп улыбнулся:
– Значит, ты меня пожалела?
– Нет, меня разобрало любопытство. А как только мы разговорились… – Гейл не закончила, но ее взгляд был красноречивее всяких слов.
Филипп окунулся в воспоминания и снова почувствовал то же радостное волнение, что и в начале их романа. Тогда, десять лет назад, в вопросах секса Гейл была такой шокирующе откровенной, что поначалу он даже смущался. Сначала она обнажила перед ним душу, потом… груди, высокие упругие груди с крупными тугими сосками…
На мгновение Филипп закрыл глаза, слабея от желания. Когда он снова открыл их, на губах Гейл играла обольстительная улыбка.
Филипп сделал глоток вина и хрипло сказал:
– Кажется, я не очень упорно хранил свою добродетель.
Казалось, Гейл удивилась.
– Но ты же не был девственником?
– Но я был еще новичком.
Чем дольше они предавались воспоминаниям, тем сильнее Филипп возбуждался. Он так и не понял, как это произошло: только что они разговаривали, сидя друг против друга, а в следующее мгновение Гейл, страстно целуя, уже оказалась у него на коленях.
Запах ее духов дурманил. Словно и не было этих десяти лет. Он запустил пальцы в шелковистую черную гриву и устремил язык в ее рот. Гейл с тихим стоном впилась ногтями в его плечи.
Все тело Филиппа напряглось от возбуждения. Он расстегнул ее блузку и отшвырнул в сторону, она в это время снимала с себя юбку. Гейл осталась в короткой бледно-розовой шелковой комбинации на тоненьких бретельках и в атласных трусиках такого же цвета.
– О, Фил, Фил… – шептала она, принимаясь за пуговицы его рубашки.
Ему едва хватило сил оторваться от нее ровно настолько, чтобы сбросить с себя одежду. Он целовал и кусал ее, пальцы скользнули под тонкую ткань трусиков и погрузились в горячую влагу ее податливой плоти.
– О-о-о! – выдохнула Гейл, извиваясь под его ласками. Она легла на диван, потянула Филиппа на себя и, подняв ноги, простонала: – Фил, иди ко мне!
С плотно закрытыми глазами, без единой мысли в голове, он овладел ею и через мгновение кончил.
Филипп расслабленно опустился, чувствуя, как сердце бьется рядом с ее сердцем, и только потом почувствовал, что Гейл извивается под ним, стремясь к разрядке. Ее волосы разметались по подушке, полные губы припухли от поцелуев. Глядя на нее, Филипп почувствовал, что снова возбуждается.
На этот раз он вошел медленно, и, чувствуя приближение оргазма, Гейл задвигалась быстрее. Филипп тоже ускорил темп, глубоко вонзаясь в нее сильными толчками. Глаза Гейл расширились, она громко вскрикнула, достигнув вершины, и увлекла за собой Филиппа.
Он лег на спину, чувствуя, как напряжение наконец покидает его. От выпитого кружилась голова.
– Ах, Филипп, это было так чудесно, – прошептала Гейл. – Ты великолепный любовник.
Вспомнив об Алексе, он почувствовал угрызения совести и закрыл глаза. Ему хотелось спать, но Гейл, остывая, что-то говорила, и он, пересилив себя, открыл глаза. Она придвинулась ближе и положила голову ему на грудь.
– Я весь липкий от пота, – предупредил Филипп, но ее это не волновало.
– Мне нравится твой соленый вкус. – Она поцеловала его в плечо. – Обними меня.
Филипп подчинился. Ему было немного неловко, и он совершенно обессилел.
– Фил, я скажу тебе одну вещь, которую не говорила ни одной живой душе. В первый год замужества я могла заниматься любовью, только если думала о тебе.
Филипп лениво погладил ее, не зная, как ответить. Во рту пересохло. Он попросил воды, и Гейл вскочила с кровати.
– Не двигайся, дорогой, я принесу.
Он задремал, но почти сразу же проснулся оттого, что почувствовал между ног прикосновение чего-то мокрого. Приоткрыв глаза, увидел, что Гейл протирает его тело мокрой салфеткой. Филипп улыбнулся.
– Вообще-то я имел в виду стакан воды.
Гейл подняла голову и рассмеялась.
– Ох, прости! Вот уж воистину у меня только одно на уме!
Однако она не прекратила свое занятие, и Филипп почувствовал, как под ласковыми прикосновениями его плоть снова восстает. Через несколько минут Гейл отбросила салфетку, и Филипп тихо застонал. Гейл поцеловала его в живот, и ее груди коснулись его естества. Он сдавленно охнул, и Гейл восприняла этот звук как поощрение…
Должно быть, Филипп на время отключился, потому что пронзительные крики Гейл, прозвучавшие возле самого уха, разбудили его.
Только тогда он наконец получил долгожданный стакан воды.
Филиппа разбудил яркий солнечный свет, бьющий в лицо. Его первой мыслью было: «Где я?» И тут же вспомнил: он лег спать в гостевой комнате Гейл (из-за Венди), и лег почти под утро. Неужели уже восемь пятнадцать?
Филипп вскочил как раз в тот момент, когда Гейл бесшумно приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Его поразило, насколько свежо она выглядит, небесно-голубой атласный халат подчеркивал нежный румянец на щеках и блеск черных волос. Гейл держала в руках поднос с чашкой кофе.
– Прости, я, кажется, проспал, – пробормотал Филипп, смущенно прикрываясь краешком одеяла. – Мне нужно позвонить секретарше…
– Конечно. Я подумала, что кофе поможет тебе проснуться. – Она поставила поднос на столик возле кровати и, одарив Филиппа ослепительной улыбкой, вышла.
Позвонив Кэй и предупредив, что, поскольку ничего срочного нет, он появится в студии от десяти до половины одиннадцатого, Филипп пошел в ванную.
Он был немного растерян – все происходящее казалось каким-то нереальным – и одновременно испытывал облегчение. Сегодня ночью мужчина был на высоте. Никаких проблем. Ах, как замечательно ощущать сильные струи теплой воды! Филипп вообще чувствовал себя замечательно и даже принялся напевать себе под нос.
Ему явно требовалось нечто вроде прошедшей ночи, чтобы все встало на свои места. Значит, с ним все в порядке.
Много лет назад именно Гейл пробудила его чувственность. До знакомства с ней Филипп был слишком занят, чтобы уделять сексу достаточно времени, и был слишком хорошо воспитан в традициях Юга, чтобы делать вещи, о которых давно мечтал. И вот этой ночью Гейл возродила его. Филипп почувствовал, что от воспоминаний снова возбуждается, и включил холодную воду.
Его пиджак, рубашка и брюки висели в шкафу, остальное лежало на стуле.
Дорогу в кухню Филипп нашел по голосу Венди. Девочка завтракала вместе с матерью за кухонной стойкой. Увидев Филиппа, она вскочила и бросилась ему навстречу. Тронутый теплым приемом, Филипп поцеловал Венди в щеку.
Девочка потянула его за руку к соседнему стулу, возбужденно тараторя:
– Мама сказала, что вы проспали. Смотрите, мы сделали черничные пончики!
– Очень вкусно, – похвалил Филипп, сев рядом с девочкой и откусив пончик.
– Фил, если хочешь, могу поджарить тебе яичницу с беконом, – предложила Гейл. – Венди, ешь, не отвлекайся, ты опоздаешь в школу. Кэлли уже два раза тебя звала.
Филипп здорово проголодался – накануне он не ел, а только закусывал, но ему не хотелось, чтобы Гейл суетилась на кухне.
– Я и сам могу поджарить яичницу…
– Только не в моем доме.
Доедая третий пончик, Филипп слушал радостную болтовню девочки. Кэлли зашла на кухню со школьным ранцем Венди.
– Я не хочу в школу, – заныла девочка, – я хочу остаться с Филиппом. Вы здесь будете, когда я вернусь из школы? Нет? Почему?
– Сегодня я уезжаю в командировку, но, когда вернусь, мы обязательно увидимся, – пообещал Филипп.
Девочка воспрянула духом и на прощание еще раз обняла Филиппа и подставила ему щеку.
Филипп, сколько ни гнал от себя эту мысль, не мог не думать, что так могло бы быть всегда.
Однако когда он приехал на работу и узнал, что Алекса не звонила, от его хорошего настроения не осталось и следа. Филипп Джером снова почувствовал себя покинутым и одиноким.
Глава 16
Алекса лежала в кресле дантиста, проводившего плановую чистку десен. Обычно ее раздражали шум и брызги воды, то и дело попадавшие в лицо, и сам врач, копающийся в ее деснах со сосредоточенностью археолога, ищущего следы погибшей цивилизации. Но сегодня она ничего не замечала. С тех пор как девять дней назад Филипп ушел, Алекса стала безучастной ко всему, жила, как в тумане, и действовала с автоматизмом робота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
В кабинет заглянула Кэй:
– Может, принести кофе? Судя по вашему виду, вам не мешает подкрепиться.
– Спасибо, Кэй, не откажусь.
Секретарша принесла кофе и чуть наклонилась, ставя чашку на стол. Филипп вдохнул свежий аромат ее духов и еще острее ощутил свое одиночество, хотя Кэй приветливо улыбалась. Обычно он предпочитал, чтобы посторонние шумы не мешали сосредоточиться, но в это утро тишина угнетала его.
Филипп снова попытался читать, но по-прежнему ничего не понимал. Зазвонил внутренний телефон. Сердце замерло. «Неужели Алекса?» Секретарша доложила:
– С вами хочет поговорить Гейл Даулинг.
Он разочарованно вздохнул.
– Привет, Филипп. Хорошо, что я тебя застала. Вероятно, вы с женой вечером заняты, но на всякий случай я все-таки решила позвонить. Сегодня состоится открытие новой выставки в галерее «Сонабенд». Скульптор – молодая женщина из Техаса. Мне хочется, чтобы на открытие пришли и настоящие ценители искусства…
Услышать этот голос с его плавными южными интонациями, придававшими любому слову оттенок интимности, было для Филиппа потрясением. Гейл казалась такой счастливой, такой оживленной, что ее энтузиазм вдохнул немного жизни и в него. «Мне все равно нечего делать вечером, и я люблю скульптуру, – подумал Филипп, – почему бы не пойти?»
– Алекса занята, но я, пожалуй, выберусь. Говоришь, открытие в шесть?
Внутренний голос подсказывал, что не надо принимать приглашение, но Филипп записал под диктовку адрес и пообещал прийти. Повесив трубку, он почувствовал себя чуточку лучше. Действительно, с какой стати возвращаться в отель и весь вечер предаваться мрачным размышлениям?
Так случилось, что в последний момент Филиппа задержало начальство, он ушел с работы позже и приехал в галерею, когда презентация была уже в разгаре.
Гейл стояла в окружении гостей, среди которых была высокая молодая женщина – сама Келли Маккалоу, виновница торжества. Он не стал прерывать разговор, взял себе выпить – в чем отчаянно нуждался – и стал рассматривать скульптуры.
Маккалоу комбинировала в одной работе разные материалы: бронзу с гипсом, дерево с металлом. Филиппа удивило, что, хотя в целом ее бюсты и фигуры в полный рост выглядели вполне традиционно, непременным атрибутом каждой скульптуры были анатомические подробности, например, обнаженные ребра, сердце, почки, участки мозга. Он не мог сказать точно, нравится ему или нет, но признал, что в оригинальности автору не откажешь.
Почувствовав прикосновение чьей-то руки, Филипп вздрогнул. Он обернулся и увидел радостно улыбающуюся Гейл.
– Как это похоже на тебя: быть одним из немногих, кто пришел на выставку ради самого искусства!
Гейл познакомила его с автором. Келли Маккалоу оказалась разговорчивой и очень четко выражала свои мысли по поводу скульптуры. Филипп не удивился, когда узнал, что в свое время она училась на медицинском факультете.
Его представляли еще кому-то, он еще несколько раз менял пустой бокал на полный, пока в конце концов не сообразил, что находится в дальнем углу экспозиции наедине с Гейл.
– Как видишь, корни ее стиля – в кубизме и сюрреализме, – говорила она. – Она буквально пытается проникнуть в глубь вещей.
Он осушил очередной бокал, пытаясь забыть о своих проблемах. Бледно-розовый льняной костюм очень шел Гейл. От мысли, что эта деловая красивая женщина взяла на себя труд пригласить его на выставку, уделяет ему внимание, интересуется его мнением, у Филиппа немного полегчало на душе. Гейл показала ему среди гостей критиков, художников и скульпторов. Некоторые узнавали Филиппа и тепло отзывались о его программе.
К восьми часам гости начали расходиться, и он сказал себе: «Ладно, Джером, поставь бокал, поблагодари и убирайся восвояси, пока не натворил чего-нибудь, о чем потом пожалеешь».
– Фил, мы с Келли и еще кое-кто собираемся в испанский бар, где готовят отличные пирожки. Если у тебя нет других планов, можешь к нам присоединиться. – Гейл посмотрела ему в глаза, и Филипп тут же согласился.
В баре он снова пил, время от времени вспоминая, что нужно закусывать, прихватывал то холодную креветку в чесночном соусе, то пирожок. В этой веселой компании он смог наконец забыть о своем фиаско и потерял счет времени.
Позже Филипп оказался в одном такси с Гейл. Из-за выпитого все вокруг было словно в тумане. Но как только такси остановилось у ее дома, на него снова навалилась тоска. Возвращаться в дешевый отель – перспектива не из приятных.
Гейл легко коснулась губами его губ.
– Спасибо, что пришел. Рада была тебя видеть. – Прежде чем Филипп успел ответить, она открыла дверь, но потом замешкалась. – Еще не так поздно, может, поднимешься выпить кофе? Кстати, ты еще не видел мою коллекцию живописи.
«Не делай этого! – кричал внутренний голос, но Филипп приказал ему заткнуться. – Собственно, почему бы и нет?» Поцелуй Гейл все еще горел на его губах.
Проводив гостя в гостиную, Гейл вышла проведать дочь. Квартира сильно смахивала на галерею. Повсюду висели картины и рисунки, отчего мебель казалась лишней.
– Венди спит, – сообщила Гейл. – Ну, что тебе принести?
Видя, что он колеблется и смотрит на часы, Гейл предложила:
– Почему бы тебе не позвонить Алексе? Предложи заехать ко мне выпить.
И, не успев как следует подумать, Филипп признался, что они с Алексой на время разъехались, и даже объяснил причину.
– Я уже несколько лет пытаюсь считаться с ее чувствами, – говорил Филипп, – но не могу же ждать до бесконечности. По-моему, остаться бездетным – это ужасно.
Гейл налила вина, поставила бокал на поднос и теперь медленно несла ему. Ее розовая юбка колыхалась при ходьбе.
– Мне грустно это слышать. Выпьешь?
Филипп кивнул, уже жалея, что раскрыл рот. Не следовало так много пить. Он сидел на диване, Гейл устроилась в кресле. Некоторое время она молчала, потом тихо проговорила:
– Да, вопрос непростой. Признаюсь, я удивлялась тому, что у вас нет детей. Сначала думала, вы не можете их иметь, но правда оказалась такой… Словом, печально все это. Конечно, непросто быть мужем архитектора. Я хочу сказать, что это трудная профессия для женщины. Считается, что архитекторы хладнокровны, и, судя по моему опыту, так и есть. И в Далласе, и в других местах мне доводилось иметь дело со многими архитекторами, которые проектировали мои дома. Среди них две женщины так отчаянно пытались конкурировать с мужчинами, что фактически пожертвовали своей женственностью и ни у одной из них нет детей.
По спине Филиппа пробежал холодок: Гейл облекла в слова его собственные опасения.
– Недавно в Вашингтоне я виделась с моим старым другом Биллом Пеннингтоном. Он рассказал, что Алекса проектирует его музей. Должно быть, твоей жене очень интересно заниматься этим, работать бок о бок с единомышленником… Правда, я сама не знакома с Иганом Бауэром, но у него репутация завзятого сердцееда. О нет, Филипп, не пойми меня превратно, я не имела в виду, что он и Алекса… Просто женщине действительно легко пристраститься к такому стилю жизни, и перспектива волноваться об оставленном дома ребенке…
Филиппа словно ударило током. Иган Бауэр – сердцеед? Ему-то этот тип всегда казался напыщенным индюком. Да, Алекса высоко ценит его талант, но чтобы завести с ним роман?.. Нет, не может быть.
Я искренне надеюсь, что вы разрешите свои противоречия, – продолжала между тем Гейл. – Ты прирожденный отец, Филипп, дети к тебе так и тянутся. Взять хотя бы мою дочь. Я никогда не видела, чтобы Венди с первой же встречи так привязалась к незнакомому мужчине.
Она подлила ему вина, и Филипп снова осушил бокал. Ему стало немного легче. По крайней мере хоть кто-то его поддерживает.
– Я прекрасно понимаю твои чувства, потому что сама была в твоем положении. Вскоре после замужества я захотела иметь ребенка, но Клифф… не слишком стремился стать отцом, пришлось его уговаривать. И я так рада, что настояла на своем! Страшно подумать, что я могла бы никогда не испытать счастья быть матерью. Венди для меня – все. Супруги приходят и уходят, но ребенок – твой навсегда.
Каждое слово Гейл вторило его собственным мыслям. Нежный, обольстительный голос убаюкивал. В приглушенном свете Гейл выглядела такой прекрасной… Она скрестила стройные ноги, и Филипп вспомнил, что, когда увидел ее впервые, она была в мини-юбке.
– Филипп, ты не забыл, как мы познакомились? – спросила она, словно прочитав его мысли. – На приеме в особняке Трамбэлла ты собирал материал для статьи, а я умирала от скуки. И вдруг увидела тебя – в стареньком пиджаке, помятых брюках. Мне показалось, что ты чувствовал себя неловко в разнаряженной толпе.
Филипп улыбнулся:
– Значит, ты меня пожалела?
– Нет, меня разобрало любопытство. А как только мы разговорились… – Гейл не закончила, но ее взгляд был красноречивее всяких слов.
Филипп окунулся в воспоминания и снова почувствовал то же радостное волнение, что и в начале их романа. Тогда, десять лет назад, в вопросах секса Гейл была такой шокирующе откровенной, что поначалу он даже смущался. Сначала она обнажила перед ним душу, потом… груди, высокие упругие груди с крупными тугими сосками…
На мгновение Филипп закрыл глаза, слабея от желания. Когда он снова открыл их, на губах Гейл играла обольстительная улыбка.
Филипп сделал глоток вина и хрипло сказал:
– Кажется, я не очень упорно хранил свою добродетель.
Казалось, Гейл удивилась.
– Но ты же не был девственником?
– Но я был еще новичком.
Чем дольше они предавались воспоминаниям, тем сильнее Филипп возбуждался. Он так и не понял, как это произошло: только что они разговаривали, сидя друг против друга, а в следующее мгновение Гейл, страстно целуя, уже оказалась у него на коленях.
Запах ее духов дурманил. Словно и не было этих десяти лет. Он запустил пальцы в шелковистую черную гриву и устремил язык в ее рот. Гейл с тихим стоном впилась ногтями в его плечи.
Все тело Филиппа напряглось от возбуждения. Он расстегнул ее блузку и отшвырнул в сторону, она в это время снимала с себя юбку. Гейл осталась в короткой бледно-розовой шелковой комбинации на тоненьких бретельках и в атласных трусиках такого же цвета.
– О, Фил, Фил… – шептала она, принимаясь за пуговицы его рубашки.
Ему едва хватило сил оторваться от нее ровно настолько, чтобы сбросить с себя одежду. Он целовал и кусал ее, пальцы скользнули под тонкую ткань трусиков и погрузились в горячую влагу ее податливой плоти.
– О-о-о! – выдохнула Гейл, извиваясь под его ласками. Она легла на диван, потянула Филиппа на себя и, подняв ноги, простонала: – Фил, иди ко мне!
С плотно закрытыми глазами, без единой мысли в голове, он овладел ею и через мгновение кончил.
Филипп расслабленно опустился, чувствуя, как сердце бьется рядом с ее сердцем, и только потом почувствовал, что Гейл извивается под ним, стремясь к разрядке. Ее волосы разметались по подушке, полные губы припухли от поцелуев. Глядя на нее, Филипп почувствовал, что снова возбуждается.
На этот раз он вошел медленно, и, чувствуя приближение оргазма, Гейл задвигалась быстрее. Филипп тоже ускорил темп, глубоко вонзаясь в нее сильными толчками. Глаза Гейл расширились, она громко вскрикнула, достигнув вершины, и увлекла за собой Филиппа.
Он лег на спину, чувствуя, как напряжение наконец покидает его. От выпитого кружилась голова.
– Ах, Филипп, это было так чудесно, – прошептала Гейл. – Ты великолепный любовник.
Вспомнив об Алексе, он почувствовал угрызения совести и закрыл глаза. Ему хотелось спать, но Гейл, остывая, что-то говорила, и он, пересилив себя, открыл глаза. Она придвинулась ближе и положила голову ему на грудь.
– Я весь липкий от пота, – предупредил Филипп, но ее это не волновало.
– Мне нравится твой соленый вкус. – Она поцеловала его в плечо. – Обними меня.
Филипп подчинился. Ему было немного неловко, и он совершенно обессилел.
– Фил, я скажу тебе одну вещь, которую не говорила ни одной живой душе. В первый год замужества я могла заниматься любовью, только если думала о тебе.
Филипп лениво погладил ее, не зная, как ответить. Во рту пересохло. Он попросил воды, и Гейл вскочила с кровати.
– Не двигайся, дорогой, я принесу.
Он задремал, но почти сразу же проснулся оттого, что почувствовал между ног прикосновение чего-то мокрого. Приоткрыв глаза, увидел, что Гейл протирает его тело мокрой салфеткой. Филипп улыбнулся.
– Вообще-то я имел в виду стакан воды.
Гейл подняла голову и рассмеялась.
– Ох, прости! Вот уж воистину у меня только одно на уме!
Однако она не прекратила свое занятие, и Филипп почувствовал, как под ласковыми прикосновениями его плоть снова восстает. Через несколько минут Гейл отбросила салфетку, и Филипп тихо застонал. Гейл поцеловала его в живот, и ее груди коснулись его естества. Он сдавленно охнул, и Гейл восприняла этот звук как поощрение…
Должно быть, Филипп на время отключился, потому что пронзительные крики Гейл, прозвучавшие возле самого уха, разбудили его.
Только тогда он наконец получил долгожданный стакан воды.
Филиппа разбудил яркий солнечный свет, бьющий в лицо. Его первой мыслью было: «Где я?» И тут же вспомнил: он лег спать в гостевой комнате Гейл (из-за Венди), и лег почти под утро. Неужели уже восемь пятнадцать?
Филипп вскочил как раз в тот момент, когда Гейл бесшумно приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Его поразило, насколько свежо она выглядит, небесно-голубой атласный халат подчеркивал нежный румянец на щеках и блеск черных волос. Гейл держала в руках поднос с чашкой кофе.
– Прости, я, кажется, проспал, – пробормотал Филипп, смущенно прикрываясь краешком одеяла. – Мне нужно позвонить секретарше…
– Конечно. Я подумала, что кофе поможет тебе проснуться. – Она поставила поднос на столик возле кровати и, одарив Филиппа ослепительной улыбкой, вышла.
Позвонив Кэй и предупредив, что, поскольку ничего срочного нет, он появится в студии от десяти до половины одиннадцатого, Филипп пошел в ванную.
Он был немного растерян – все происходящее казалось каким-то нереальным – и одновременно испытывал облегчение. Сегодня ночью мужчина был на высоте. Никаких проблем. Ах, как замечательно ощущать сильные струи теплой воды! Филипп вообще чувствовал себя замечательно и даже принялся напевать себе под нос.
Ему явно требовалось нечто вроде прошедшей ночи, чтобы все встало на свои места. Значит, с ним все в порядке.
Много лет назад именно Гейл пробудила его чувственность. До знакомства с ней Филипп был слишком занят, чтобы уделять сексу достаточно времени, и был слишком хорошо воспитан в традициях Юга, чтобы делать вещи, о которых давно мечтал. И вот этой ночью Гейл возродила его. Филипп почувствовал, что от воспоминаний снова возбуждается, и включил холодную воду.
Его пиджак, рубашка и брюки висели в шкафу, остальное лежало на стуле.
Дорогу в кухню Филипп нашел по голосу Венди. Девочка завтракала вместе с матерью за кухонной стойкой. Увидев Филиппа, она вскочила и бросилась ему навстречу. Тронутый теплым приемом, Филипп поцеловал Венди в щеку.
Девочка потянула его за руку к соседнему стулу, возбужденно тараторя:
– Мама сказала, что вы проспали. Смотрите, мы сделали черничные пончики!
– Очень вкусно, – похвалил Филипп, сев рядом с девочкой и откусив пончик.
– Фил, если хочешь, могу поджарить тебе яичницу с беконом, – предложила Гейл. – Венди, ешь, не отвлекайся, ты опоздаешь в школу. Кэлли уже два раза тебя звала.
Филипп здорово проголодался – накануне он не ел, а только закусывал, но ему не хотелось, чтобы Гейл суетилась на кухне.
– Я и сам могу поджарить яичницу…
– Только не в моем доме.
Доедая третий пончик, Филипп слушал радостную болтовню девочки. Кэлли зашла на кухню со школьным ранцем Венди.
– Я не хочу в школу, – заныла девочка, – я хочу остаться с Филиппом. Вы здесь будете, когда я вернусь из школы? Нет? Почему?
– Сегодня я уезжаю в командировку, но, когда вернусь, мы обязательно увидимся, – пообещал Филипп.
Девочка воспрянула духом и на прощание еще раз обняла Филиппа и подставила ему щеку.
Филипп, сколько ни гнал от себя эту мысль, не мог не думать, что так могло бы быть всегда.
Однако когда он приехал на работу и узнал, что Алекса не звонила, от его хорошего настроения не осталось и следа. Филипп Джером снова почувствовал себя покинутым и одиноким.
Глава 16
Алекса лежала в кресле дантиста, проводившего плановую чистку десен. Обычно ее раздражали шум и брызги воды, то и дело попадавшие в лицо, и сам врач, копающийся в ее деснах со сосредоточенностью археолога, ищущего следы погибшей цивилизации. Но сегодня она ничего не замечала. С тех пор как девять дней назад Филипп ушел, Алекса стала безучастной ко всему, жила, как в тумане, и действовала с автоматизмом робота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38