Но времена переменились. Киношники все еще пребывали в Палм-Спрингс, но уже не могли втереться в ряды преуспевающих граждан. Пустыня хотела и получала иных людей – прилизанных седовласых бизнесменов из развивающихся калифорнийских отраслей строительства, аэросвязи, компьютерной техники и «финансового обслуживания». Это они покупали построенные по проектам Стива Чейза дома, плескались в огромных плавательных бассейнах и заключали сделки на площадках для гольфа.
Но Джейн не видела и не слышала, как смыкаются эти ряды. И Джули тоже. Это была личная борьба, не имеющая ни малейшего отношения к давнишнему спору Беверли-Хиллз с Палм-Спрингс.
Зрачки Джули сузились и превратились в острия булавок, а рот казался тонкой линией, проведенной твердым карандашом. Для окружающих становилось очевидным, что она воплощает в себе возмездие Божие, бурю, шквал, смерч. И если она и была счастливой до того, как заговорила Джейн, то теперь стала явно несчастной.
Но не в первый и не в последний раз прогнозы любителей предсказывать погоду не сбылись. Шторм не разразился. Но он взорвался внутри ее, припал к благодатной почве и увеличил запасы сырой нефти, питавшие саму Джули, превращаясь в высокооктановый бензин ее ненависти. Джули вновь обрела равновесие. До поры до времени она должна держать в секрете свои козырные карты.
Она мечтательно взглянула вдоль длинного стола. Это был один из ее восхитительнейших обедов. Шесть вентиляторов, установленных на потолке, освежали воздух, крытая черепицей терраса ослабляла наружную жару, в томной тени цвела в горшках кроваво-красная герань, а райские птички расцветали в солнечных лучах. И словно на заднике картины, за рябью блещущей воды бассейна вставала всегда новая, вечно та же уходящая в небо гора.
Джули сияющими глазами обвела гостей, и ее лучистый взор остановился на Джейн.
– Дорогая, когда поедешь в Лос-Анджелес, – произнесла она с невинным простодушием гадюки, – обязательно навести мою хорошую приятельницу Люси Мастерсон. Не сомневаюсь, что она будет счастлива помочь тебе с работой. Люси – одна из самых известных фотографов в городе, и я уверена, что она будет в восторге, если ты будешь ей позировать. Ты так хороша. Скажите же, ведь правда, как хороша? Люси просто смертельно полюбит тебя.
Никто не мог понять, почему ее голос стал таким пронзительным при последних словах.
Часть третья
ПРОГУЛКА ПО МЕЛРОУЗУ
– В Западном Голливуде полно молодых людей, – развязно заметила Лорен, отправляя в рот влажное перышко спаржи.
– Как это славно, правда? – откликнулась Бетти, раскидывая карты с кроваво-красными рубашками по полированной столешнице красного дерева. – Хвала Господу, они никогда не появляются в Беверли-Хиллз.
Джули Беннет. «Прогулка по Мелроузу»
11
Джейн не пришлось тратить усилия на то, чтобы узнать Люси Мастерсон. Крупная, дерзкая, красивая блондинка, жизнь в которой била ключом, была переполнена энергией и заразительным весельем, она вспыхивала, как заря в пустыне, разбрасывая лучи благосклонности на всех путешественников, растерянно кружащих хотя бы и в миле от ее въездных ворот.
– Ах ты, Господи, ах ты, Боже мой! Джули Беннет обещала мне прислать ангела, и она превзошла себя ! Ох ты, солнышко, ты так хороша, что просто больно становится. Слышишь? Ты делаешь мне больно!
Джейн засмеялась, чтобы скрыть замешательство, но начало было отличным. Ей нравились люди, считающие ее прелестной, хотя совсем не обязательно, чтобы об этом знало пол-аэропорта.
Люси схватила тележку и потащила Джейн – почти понесла ее – к багажной карусели, болтая на ходу:
– Ты хорошо знаешь Джули Беннет? Она лишь упомянула, что ты ей большая приятельница. Ну, скажу я тебе, мы-то с ней хорошие подруги. Так-то. Откровенно говоря, мы едва ли виделись несколько раз, но позавчера она позвонила мне насчет тебя. Сказала, что ты мечта для фотографа. И она была права ! У моего «Никона» будет оргазм, когда я наведу объектив и покажу тебя ему, детка.
Джейн опять рассмеялась скабрезности комплимента, напряженно размышляя при этом – если в присутствии такого человека, как Люси, вообще можно было думать. Разговор с Джули был еще свеж в ее памяти. Как сейчас она видела свою сестру с котом под мышкой – с языка ее стекал сахарный сироп:
– Дорогая моя, знаешь, вчера я упомянула мою подругу в Лос-Анджелесе, Люси Мастерсон. Если ты и впрямь настаиваешь на том, чтобы отправиться туда и подыскать работу, она лучше всех сумеет обеспечить тебе звездный взлет в Голливуде. Она на самом деле моя близкая подруга и блестящий фотограф, и она знает в этой преисподней все ходы и выходы. Люси обойдет с тобой все углы, найдет, где лучше остановиться, поможет с карьерой. Главное, что тебе для начала нужно в этом мерзком городишке, так это по-настоящему отличные снимки. Что ты об этом думаешь?
– Это великолепно, – ответила удивленная Джейн. Она и вправду так думала. Но «близкие подруги» уже оказались, мягко говоря, не соответствующими действительности. А как насчет всего остального?
Аэропорт напряженно, раздражающе гудел вокруг них, как увеселительная железная дорога в Диснейленде, дымка паники стелилась над самой его поверхностью, словно жители подвергшегося землетрясению города в спешке бросились к своим разрушенным семьям, обманутым должникам, к своим несбывшимся сексуальным мечтам.
В канареечно-желтом «Баджа-Баге» с громадными колесами, Джейн пыталась хоть как-то остановить пулеметную очередь речи Люси.
– Как это мило с вашей стороны согласиться помочь мне. Как вы думаете, может из меня что-то получиться? Я плохо разбираюсь в этом. – Так оно и было.
Люси не могла позволить опасной трассе лишить ее удовольствия ощущать столь прекрасную плоть. Она протянула руку и коснулась обнаженного бедра Джейн там, где оно открывалось под очень коротким, легким белым хлопчатобумажным платьем, и отвернулась от дороги, чтобы взглянуть на девушку.
– Послушай меня, Джейн Каммин. Ты самая классная цыпочка, какую я когда-либо видела , а уж, поверь, за двадцать три года, что я щелкаю объективом, я много чего видела!
Джейн смеялась, но в голове у нее звенела диссонансом еще одна нота. Значит, теперь она Джейн Каммин . Очередная выдумка Джули – Джейн знала это наверняка.
– Поверишь ли, дорогая, в Голливуде терпеть не могут семейственности. Тут общественное мнение ошибается – в этом мишурном городе сынок никогда не возвысится, если у него есть знаменитый папаша. Самое смешное, что им нравится думать, будто то, что они делают, зиждется на так называемом таланте, и будто все они – «артисты». Разумеется, уж мы-то знаем, что все эти «артисты» не могут отличить Шопена от шансонье, и только оттого удается этим неучам от сигарного бизнеса пролезть в первые ряды в «индустрии», что некоторым отчаявшимся девчонкам наплевать на их лысины, грыжи и дурной запах изо рта, и они позволяют искать себя грязными руками этих ловчил. Так что тут нужно оградить себя, и прежде всего сменить фамилию. Для твоего же блага. Чтобы никто не сказал, что тебя нанимают из-за моей протекции. А другая причина в том, что, когда ты достигнешь высот – а я обещаю, что достигнешь, – ты совершишь это сама.
Это показалось Джейн разумным, и она мгновенно согласилась. У нее было полное чудес будущее в этом ярком новом мире. Таинственная девушка из ниоткуда должна была завоевать место на рынке успеха и славы, наполнявших кровью жилы этого опутанного кинолентой города. И вот теперь у нее было новое имя – заимствованное из «Архитектурного дайджеста», содержавшего первоклассные снимки разнообразных домов симпатичного богача, чье имя стало ее псевдонимом. И еще у нее появилась новая тайна, которую ей придется скрывать ото всех до того дня, когда она взойдет на пик успеха, когда ее руки обовьют Джонни, когда ее будет оскорблять Джоан и потешаться Дэйв, и когда камера Робина Лича будет следовать за ней по пятам, чтобы проникнуть в сердцевину ее знаменитого стиля жизни.
Люси щелкнула выключателем, и, летя по шоссе, они слушали «говорящие головы», а солнце врывалось в машину через открытый верх и заливало их светом, как актрис в центре сцены. Опытные шоферы по обе стороны шоссе то и дело сворачивали с прямого пути, чтобы приблизиться и полюбоваться ими. Для водителей грузовиков, таксистов, туристов обе они, яркие блондинки, были на самом пике жизни и Бог знает чего еще и неслись вперед в желтом «Баге», словно всесильные символы южнокалифорнийской мечты.
Ветер бил им в лицо, и Люси старалась перекричать его:
– Эй, здорово, что я встретила тебя сама. Поедем пообедаем вместе. Я бы выпила чего-нибудь. Отметим, кстати, твое прибытие в город. Ты что-нибудь слышала о кафе «Хард-рок»? Можем туда податься.
– Я бывала в одном таком в Лондоне. Даже когда шел снег, у входа вечно толпилась очередь.
– Да, это Питер Мортон основал его там. Потом, когда они приехали сюда, они с партнером расстались, поделив Америку пополам, Питер получил запад, а его партнер – восток. Нет, правда, это отличное местечко, весело, прекрасно кормят, к тому же я люблю, чтобы во время обеда играла музыка.
Они припарковались в Беверли-центре и миновали длинный хвост юнцов у входа в «Хард-рок». При входе Люси помахала пластиковой, платинового цвета карточкой, вроде кредитной; такие карточки Питер Мортон рассылал самым знатным посетителям кафе.
– Тебе эта карточка позволяет миновать очередь? – Джейн не привыкла к подобного рода вещам. В Англии очередь была священна. Ты стоял в очереди, даже если имел все права не стоять в ней, а пролезть без очереди было столь вопиющим преступлением, что приравнивалось к оскорблению королевской фамилии или к попытке завести беседу не о погоде с попутчиком в поезде.
– Так точно, солнышко. Свободный вход, в любое время дня и ночи. Без этого сюда можно и не пытаться пролезть.
– А другие не возражают?
– С чего бы вдруг? Им нужно напрячь мозги, поработать немножко больше и постараться заполучить собственную. Это же Лос-Анджелес, лапочка. Здесь никто не рождается , сюда приезжают потому, что хотят быть именно здесь, а правила им известны. Как только ты достигаешь чего-то, ты получаешь награду – и какого дьявола кто-то начнет возражать?
Джейн попыталась обдумать это. Своего рода кастовая система, но с подвижными границами внутри классов. В Англии люди из очереди взбунтовались бы, потому что, сколько бы они ни работали, им никогда не удалось бы достигнуть уровня пластиковой карточки. Это бы составило предмет классовой зависти, вот почему те, «кто имеет», всегда подчеркнуто избегали демонстрации своего статуса «имеющих» перед теми, кто «не имеет». Она могла бы догадаться, что ей еще многое придется узнать об Америке.
Кафе было переполнено. Зал, стилизованный в духе шестидесятых годов, переходящих в поздние пятидесятые, был оформлен во всеамериканском вкусе; флаги университетов счастливо соседствовали с достопримечательностями рок-н-ролла, столы были покрыты клетчатыми скатертями, официантки, одновременно строгие и предупредительные, казались почти очаровательными в своих тугих, напоминающих наряд медсестер униформах, а все вместе подавалось под обильным соусом непрерывной, «всегда-недостаточно-громкой» рок-музыки.
Люси тяжело плюхнулась на табурет у стола на возвышении и взяла меню у бойкой официантки.
– Боже! – воскликнула она бесцеремонно. – Здешние цыпочки навевают мне мысли о больнице. Никогда не знаю, что попросить – ребрышки или смерить давление. Принеси-ка лучше парочку коктейлей. «Кровавая Мэри», думаю, будет соответствовать духу операционной.
На столе в рамочке висела подобострастная телеграмма Джона Леннона, просившего прощения у какого-то ливерпульского обывателя давно прошедших времен за какой-то стершийся из памяти проступок. Рядом была заключена в пластик пара потрепанных тапочек из черного вельвета со стоптанными задниками, леопардовые нашлепки на них съела моль; помещенный рядом плакатик сообщал, что «Сэр» Боб Джелдоф носил их каждый день во время путешествия по Эфиопии, где он терпел голод и иные мучения.
Люси подозрительно оглядела тапки:
– Надеюсь, эта пластиковая коробка воздухонепроницаема.
Джейн между тем вертела головой. Здесь была в основном молодежь, одетая самым причудливым образом. Девчонки-панки, сидящие за столиком по соседству, были затянуты в клеенчатые мини-юбочки и черные пластиковые дождевики, обвешаны всякой символикой. Поодаль восседало общество юнцов, все, как один, в ослепительно белых рубашках, тугих узких галстуках и дорогих, из мягкой кожи, пиджаках – все они были выряжены под Джона Белуши, что свидетельствовало о том, что они ублажают себя кока-колой или одной на всех бутылочкой вина. Сам Питер Мортон перекусывал на ходу со своим, по всей видимости, партнером по бизнесу, разогретым после партии в теннис, образцовым Фредом Перри. Здесь сидели девушки из Беверли-Хиллз – постарше ее, белокурые и прекрасные, в шелковых блузках с широкими плечами от И. Мэгнин, в приталенных блейзерах от Ив-Сен Лорана, в неизменных «левисах» с бритвенно острыми складками; здесь были одевающиеся у Ральфа Лорена студенты-приготовишки; достойные граждане и преуспевающие бизнесмены, зыркающие по сторонам и выискивающие несовершеннолетних красоток; чудак-поклонник Черрути и фанат Армани; да еще стайка юных папиных дочек со спутанными волосами, ярко накрашенными розовыми губками. Большинство из них в одежке из тех самых шестидесятых, в коротких платьях-»мешках», возможно, с ярлыками «Биба», «Базара», «Топджиера» или «Каунтдауна», если их папаши и впрямь были птицами высокого полета.
Одно было несомненным. Каждый здесь из кожи вон лез, чтобы как-то самовыразиться. И никого, похоже, не волновало – или они просто не замечали этого, – что все уже давным-давно было сказано.
Люси жадно припала к бокалу.
– Надо бы влить «Кровавой Мэри» в мои артерии, – пробормотала она, втягивая в себя кроваво-красную жидкость. – А этот для тебя, солнышко. Добро пожаловать в мой город.
Она вскинула глаза, блеснувшие над краем бокала. Алчные, настойчивые, страстно заинтересованные.
– Итак, Джейн Каммин, что же нам теперь с тобой делать? – В ее устах это звучало так, будто Джейн была каким-то чудесным подарком, невероятно дорогим и неописуемо прекрасным, но которому трудно было найти немедленное применение. – Ну, для начала тебе нужно где-нибудь остановиться, и это-то всего проще, потому что у меня есть подходящая пустующая комната, и она в твоем распоряжении. Это в районе Мелроуза, рядом с моей студией.
Джейн пыталась протестовать, но это получилось у нее не очень убедительно. Люси Мастерсон казалась страшно довольной. Так что одиночество вряд ли станет проблемой.
– Я отвезу тебя туда после ленча, ты сама посмотришь. В самом деле, комната классная и свободная – отдаю ее тебе с любовью. – И Люси широким жестом повела правой рукой, словно дарила полцарства.
– Это и впрямь звучит чудесно. Ты так добра. Нет, правда, я… Американцы верят в дружбу с первого взгляда, и это глупо, хотя и потрясающе глупо. – И словно светлые воды смыли пустыню из ее памяти.
– А вечером отправимся в одно славное местечко. Ты любишь танцевать?
– Ты приглашаешь меня в ночной клуб?
– Не совсем. Это не слишком похоже на обычные ночные клубы. Нелегальные заведения, без лицензий, поэтому копы всегда пытаются их прикрыть, да только копам не удается найти их, потому что каждую неделю они открываются в разных местах. Туда стекается весь молодняк, и там жутко весело. Традиционные клубы – вроде «Бродяги» или «Елены» – просто дерьмо собачье, знаешь, вечно эти гнусавые старики с их вонючим кокаином. Господи, да если захочешь в туалет в подобных заведениях, придется воспользоваться раковиной – уборные вечно заняты этими кокаинщиками.
– Было бы забавно.
– Мы прихватим с собой лишь Джиши. Это мой ассистент. Он знает такие уголки. К тому же он гей, так что тискать тебя не будет, зато танцует божественно!
Так они разговаривали, обгладывая ребрышки, слушая «Сержанта Пепера», опоражнивая бутылочку «Вальполичеллы» и наблюдая за болтающимися вокруг юнцами.
За кофе Джейн выпалила вопрос, давно вертевшийся у нее на языке:
– Люси, все это прекрасно, но мне ведь что-то нужно делать? Я хочу сказать, что мне надо зарабатывать какие-то деньги. Я ведь почти разорена.
Искорки плясали в глазах Люси Мастерсон.
– Бог мой, да разве я тебе не говорила? Солнышко, ты станешь фотомоделью. Лучшей фотомоделью в городе. Самой лучшей моделью во всем мире. Лапуля, ты когда-нибудь слышала о журнале «Всячина»?
Ивэн Кестлер был маленького роста, зато отлично сложен. Плавая в ванне отеля «Бель-Эйр», он ощущал свои прекрасные пропорции под пенящейся водой. Шестьдесят лет – солидный возраст для коренного ньюйоркца, но Ивэн никогда не следовал обычной на Восточном побережье моде пренебрежительного отношения к своему телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Но Джейн не видела и не слышала, как смыкаются эти ряды. И Джули тоже. Это была личная борьба, не имеющая ни малейшего отношения к давнишнему спору Беверли-Хиллз с Палм-Спрингс.
Зрачки Джули сузились и превратились в острия булавок, а рот казался тонкой линией, проведенной твердым карандашом. Для окружающих становилось очевидным, что она воплощает в себе возмездие Божие, бурю, шквал, смерч. И если она и была счастливой до того, как заговорила Джейн, то теперь стала явно несчастной.
Но не в первый и не в последний раз прогнозы любителей предсказывать погоду не сбылись. Шторм не разразился. Но он взорвался внутри ее, припал к благодатной почве и увеличил запасы сырой нефти, питавшие саму Джули, превращаясь в высокооктановый бензин ее ненависти. Джули вновь обрела равновесие. До поры до времени она должна держать в секрете свои козырные карты.
Она мечтательно взглянула вдоль длинного стола. Это был один из ее восхитительнейших обедов. Шесть вентиляторов, установленных на потолке, освежали воздух, крытая черепицей терраса ослабляла наружную жару, в томной тени цвела в горшках кроваво-красная герань, а райские птички расцветали в солнечных лучах. И словно на заднике картины, за рябью блещущей воды бассейна вставала всегда новая, вечно та же уходящая в небо гора.
Джули сияющими глазами обвела гостей, и ее лучистый взор остановился на Джейн.
– Дорогая, когда поедешь в Лос-Анджелес, – произнесла она с невинным простодушием гадюки, – обязательно навести мою хорошую приятельницу Люси Мастерсон. Не сомневаюсь, что она будет счастлива помочь тебе с работой. Люси – одна из самых известных фотографов в городе, и я уверена, что она будет в восторге, если ты будешь ей позировать. Ты так хороша. Скажите же, ведь правда, как хороша? Люси просто смертельно полюбит тебя.
Никто не мог понять, почему ее голос стал таким пронзительным при последних словах.
Часть третья
ПРОГУЛКА ПО МЕЛРОУЗУ
– В Западном Голливуде полно молодых людей, – развязно заметила Лорен, отправляя в рот влажное перышко спаржи.
– Как это славно, правда? – откликнулась Бетти, раскидывая карты с кроваво-красными рубашками по полированной столешнице красного дерева. – Хвала Господу, они никогда не появляются в Беверли-Хиллз.
Джули Беннет. «Прогулка по Мелроузу»
11
Джейн не пришлось тратить усилия на то, чтобы узнать Люси Мастерсон. Крупная, дерзкая, красивая блондинка, жизнь в которой била ключом, была переполнена энергией и заразительным весельем, она вспыхивала, как заря в пустыне, разбрасывая лучи благосклонности на всех путешественников, растерянно кружащих хотя бы и в миле от ее въездных ворот.
– Ах ты, Господи, ах ты, Боже мой! Джули Беннет обещала мне прислать ангела, и она превзошла себя ! Ох ты, солнышко, ты так хороша, что просто больно становится. Слышишь? Ты делаешь мне больно!
Джейн засмеялась, чтобы скрыть замешательство, но начало было отличным. Ей нравились люди, считающие ее прелестной, хотя совсем не обязательно, чтобы об этом знало пол-аэропорта.
Люси схватила тележку и потащила Джейн – почти понесла ее – к багажной карусели, болтая на ходу:
– Ты хорошо знаешь Джули Беннет? Она лишь упомянула, что ты ей большая приятельница. Ну, скажу я тебе, мы-то с ней хорошие подруги. Так-то. Откровенно говоря, мы едва ли виделись несколько раз, но позавчера она позвонила мне насчет тебя. Сказала, что ты мечта для фотографа. И она была права ! У моего «Никона» будет оргазм, когда я наведу объектив и покажу тебя ему, детка.
Джейн опять рассмеялась скабрезности комплимента, напряженно размышляя при этом – если в присутствии такого человека, как Люси, вообще можно было думать. Разговор с Джули был еще свеж в ее памяти. Как сейчас она видела свою сестру с котом под мышкой – с языка ее стекал сахарный сироп:
– Дорогая моя, знаешь, вчера я упомянула мою подругу в Лос-Анджелесе, Люси Мастерсон. Если ты и впрямь настаиваешь на том, чтобы отправиться туда и подыскать работу, она лучше всех сумеет обеспечить тебе звездный взлет в Голливуде. Она на самом деле моя близкая подруга и блестящий фотограф, и она знает в этой преисподней все ходы и выходы. Люси обойдет с тобой все углы, найдет, где лучше остановиться, поможет с карьерой. Главное, что тебе для начала нужно в этом мерзком городишке, так это по-настоящему отличные снимки. Что ты об этом думаешь?
– Это великолепно, – ответила удивленная Джейн. Она и вправду так думала. Но «близкие подруги» уже оказались, мягко говоря, не соответствующими действительности. А как насчет всего остального?
Аэропорт напряженно, раздражающе гудел вокруг них, как увеселительная железная дорога в Диснейленде, дымка паники стелилась над самой его поверхностью, словно жители подвергшегося землетрясению города в спешке бросились к своим разрушенным семьям, обманутым должникам, к своим несбывшимся сексуальным мечтам.
В канареечно-желтом «Баджа-Баге» с громадными колесами, Джейн пыталась хоть как-то остановить пулеметную очередь речи Люси.
– Как это мило с вашей стороны согласиться помочь мне. Как вы думаете, может из меня что-то получиться? Я плохо разбираюсь в этом. – Так оно и было.
Люси не могла позволить опасной трассе лишить ее удовольствия ощущать столь прекрасную плоть. Она протянула руку и коснулась обнаженного бедра Джейн там, где оно открывалось под очень коротким, легким белым хлопчатобумажным платьем, и отвернулась от дороги, чтобы взглянуть на девушку.
– Послушай меня, Джейн Каммин. Ты самая классная цыпочка, какую я когда-либо видела , а уж, поверь, за двадцать три года, что я щелкаю объективом, я много чего видела!
Джейн смеялась, но в голове у нее звенела диссонансом еще одна нота. Значит, теперь она Джейн Каммин . Очередная выдумка Джули – Джейн знала это наверняка.
– Поверишь ли, дорогая, в Голливуде терпеть не могут семейственности. Тут общественное мнение ошибается – в этом мишурном городе сынок никогда не возвысится, если у него есть знаменитый папаша. Самое смешное, что им нравится думать, будто то, что они делают, зиждется на так называемом таланте, и будто все они – «артисты». Разумеется, уж мы-то знаем, что все эти «артисты» не могут отличить Шопена от шансонье, и только оттого удается этим неучам от сигарного бизнеса пролезть в первые ряды в «индустрии», что некоторым отчаявшимся девчонкам наплевать на их лысины, грыжи и дурной запах изо рта, и они позволяют искать себя грязными руками этих ловчил. Так что тут нужно оградить себя, и прежде всего сменить фамилию. Для твоего же блага. Чтобы никто не сказал, что тебя нанимают из-за моей протекции. А другая причина в том, что, когда ты достигнешь высот – а я обещаю, что достигнешь, – ты совершишь это сама.
Это показалось Джейн разумным, и она мгновенно согласилась. У нее было полное чудес будущее в этом ярком новом мире. Таинственная девушка из ниоткуда должна была завоевать место на рынке успеха и славы, наполнявших кровью жилы этого опутанного кинолентой города. И вот теперь у нее было новое имя – заимствованное из «Архитектурного дайджеста», содержавшего первоклассные снимки разнообразных домов симпатичного богача, чье имя стало ее псевдонимом. И еще у нее появилась новая тайна, которую ей придется скрывать ото всех до того дня, когда она взойдет на пик успеха, когда ее руки обовьют Джонни, когда ее будет оскорблять Джоан и потешаться Дэйв, и когда камера Робина Лича будет следовать за ней по пятам, чтобы проникнуть в сердцевину ее знаменитого стиля жизни.
Люси щелкнула выключателем, и, летя по шоссе, они слушали «говорящие головы», а солнце врывалось в машину через открытый верх и заливало их светом, как актрис в центре сцены. Опытные шоферы по обе стороны шоссе то и дело сворачивали с прямого пути, чтобы приблизиться и полюбоваться ими. Для водителей грузовиков, таксистов, туристов обе они, яркие блондинки, были на самом пике жизни и Бог знает чего еще и неслись вперед в желтом «Баге», словно всесильные символы южнокалифорнийской мечты.
Ветер бил им в лицо, и Люси старалась перекричать его:
– Эй, здорово, что я встретила тебя сама. Поедем пообедаем вместе. Я бы выпила чего-нибудь. Отметим, кстати, твое прибытие в город. Ты что-нибудь слышала о кафе «Хард-рок»? Можем туда податься.
– Я бывала в одном таком в Лондоне. Даже когда шел снег, у входа вечно толпилась очередь.
– Да, это Питер Мортон основал его там. Потом, когда они приехали сюда, они с партнером расстались, поделив Америку пополам, Питер получил запад, а его партнер – восток. Нет, правда, это отличное местечко, весело, прекрасно кормят, к тому же я люблю, чтобы во время обеда играла музыка.
Они припарковались в Беверли-центре и миновали длинный хвост юнцов у входа в «Хард-рок». При входе Люси помахала пластиковой, платинового цвета карточкой, вроде кредитной; такие карточки Питер Мортон рассылал самым знатным посетителям кафе.
– Тебе эта карточка позволяет миновать очередь? – Джейн не привыкла к подобного рода вещам. В Англии очередь была священна. Ты стоял в очереди, даже если имел все права не стоять в ней, а пролезть без очереди было столь вопиющим преступлением, что приравнивалось к оскорблению королевской фамилии или к попытке завести беседу не о погоде с попутчиком в поезде.
– Так точно, солнышко. Свободный вход, в любое время дня и ночи. Без этого сюда можно и не пытаться пролезть.
– А другие не возражают?
– С чего бы вдруг? Им нужно напрячь мозги, поработать немножко больше и постараться заполучить собственную. Это же Лос-Анджелес, лапочка. Здесь никто не рождается , сюда приезжают потому, что хотят быть именно здесь, а правила им известны. Как только ты достигаешь чего-то, ты получаешь награду – и какого дьявола кто-то начнет возражать?
Джейн попыталась обдумать это. Своего рода кастовая система, но с подвижными границами внутри классов. В Англии люди из очереди взбунтовались бы, потому что, сколько бы они ни работали, им никогда не удалось бы достигнуть уровня пластиковой карточки. Это бы составило предмет классовой зависти, вот почему те, «кто имеет», всегда подчеркнуто избегали демонстрации своего статуса «имеющих» перед теми, кто «не имеет». Она могла бы догадаться, что ей еще многое придется узнать об Америке.
Кафе было переполнено. Зал, стилизованный в духе шестидесятых годов, переходящих в поздние пятидесятые, был оформлен во всеамериканском вкусе; флаги университетов счастливо соседствовали с достопримечательностями рок-н-ролла, столы были покрыты клетчатыми скатертями, официантки, одновременно строгие и предупредительные, казались почти очаровательными в своих тугих, напоминающих наряд медсестер униформах, а все вместе подавалось под обильным соусом непрерывной, «всегда-недостаточно-громкой» рок-музыки.
Люси тяжело плюхнулась на табурет у стола на возвышении и взяла меню у бойкой официантки.
– Боже! – воскликнула она бесцеремонно. – Здешние цыпочки навевают мне мысли о больнице. Никогда не знаю, что попросить – ребрышки или смерить давление. Принеси-ка лучше парочку коктейлей. «Кровавая Мэри», думаю, будет соответствовать духу операционной.
На столе в рамочке висела подобострастная телеграмма Джона Леннона, просившего прощения у какого-то ливерпульского обывателя давно прошедших времен за какой-то стершийся из памяти проступок. Рядом была заключена в пластик пара потрепанных тапочек из черного вельвета со стоптанными задниками, леопардовые нашлепки на них съела моль; помещенный рядом плакатик сообщал, что «Сэр» Боб Джелдоф носил их каждый день во время путешествия по Эфиопии, где он терпел голод и иные мучения.
Люси подозрительно оглядела тапки:
– Надеюсь, эта пластиковая коробка воздухонепроницаема.
Джейн между тем вертела головой. Здесь была в основном молодежь, одетая самым причудливым образом. Девчонки-панки, сидящие за столиком по соседству, были затянуты в клеенчатые мини-юбочки и черные пластиковые дождевики, обвешаны всякой символикой. Поодаль восседало общество юнцов, все, как один, в ослепительно белых рубашках, тугих узких галстуках и дорогих, из мягкой кожи, пиджаках – все они были выряжены под Джона Белуши, что свидетельствовало о том, что они ублажают себя кока-колой или одной на всех бутылочкой вина. Сам Питер Мортон перекусывал на ходу со своим, по всей видимости, партнером по бизнесу, разогретым после партии в теннис, образцовым Фредом Перри. Здесь сидели девушки из Беверли-Хиллз – постарше ее, белокурые и прекрасные, в шелковых блузках с широкими плечами от И. Мэгнин, в приталенных блейзерах от Ив-Сен Лорана, в неизменных «левисах» с бритвенно острыми складками; здесь были одевающиеся у Ральфа Лорена студенты-приготовишки; достойные граждане и преуспевающие бизнесмены, зыркающие по сторонам и выискивающие несовершеннолетних красоток; чудак-поклонник Черрути и фанат Армани; да еще стайка юных папиных дочек со спутанными волосами, ярко накрашенными розовыми губками. Большинство из них в одежке из тех самых шестидесятых, в коротких платьях-»мешках», возможно, с ярлыками «Биба», «Базара», «Топджиера» или «Каунтдауна», если их папаши и впрямь были птицами высокого полета.
Одно было несомненным. Каждый здесь из кожи вон лез, чтобы как-то самовыразиться. И никого, похоже, не волновало – или они просто не замечали этого, – что все уже давным-давно было сказано.
Люси жадно припала к бокалу.
– Надо бы влить «Кровавой Мэри» в мои артерии, – пробормотала она, втягивая в себя кроваво-красную жидкость. – А этот для тебя, солнышко. Добро пожаловать в мой город.
Она вскинула глаза, блеснувшие над краем бокала. Алчные, настойчивые, страстно заинтересованные.
– Итак, Джейн Каммин, что же нам теперь с тобой делать? – В ее устах это звучало так, будто Джейн была каким-то чудесным подарком, невероятно дорогим и неописуемо прекрасным, но которому трудно было найти немедленное применение. – Ну, для начала тебе нужно где-нибудь остановиться, и это-то всего проще, потому что у меня есть подходящая пустующая комната, и она в твоем распоряжении. Это в районе Мелроуза, рядом с моей студией.
Джейн пыталась протестовать, но это получилось у нее не очень убедительно. Люси Мастерсон казалась страшно довольной. Так что одиночество вряд ли станет проблемой.
– Я отвезу тебя туда после ленча, ты сама посмотришь. В самом деле, комната классная и свободная – отдаю ее тебе с любовью. – И Люси широким жестом повела правой рукой, словно дарила полцарства.
– Это и впрямь звучит чудесно. Ты так добра. Нет, правда, я… Американцы верят в дружбу с первого взгляда, и это глупо, хотя и потрясающе глупо. – И словно светлые воды смыли пустыню из ее памяти.
– А вечером отправимся в одно славное местечко. Ты любишь танцевать?
– Ты приглашаешь меня в ночной клуб?
– Не совсем. Это не слишком похоже на обычные ночные клубы. Нелегальные заведения, без лицензий, поэтому копы всегда пытаются их прикрыть, да только копам не удается найти их, потому что каждую неделю они открываются в разных местах. Туда стекается весь молодняк, и там жутко весело. Традиционные клубы – вроде «Бродяги» или «Елены» – просто дерьмо собачье, знаешь, вечно эти гнусавые старики с их вонючим кокаином. Господи, да если захочешь в туалет в подобных заведениях, придется воспользоваться раковиной – уборные вечно заняты этими кокаинщиками.
– Было бы забавно.
– Мы прихватим с собой лишь Джиши. Это мой ассистент. Он знает такие уголки. К тому же он гей, так что тискать тебя не будет, зато танцует божественно!
Так они разговаривали, обгладывая ребрышки, слушая «Сержанта Пепера», опоражнивая бутылочку «Вальполичеллы» и наблюдая за болтающимися вокруг юнцами.
За кофе Джейн выпалила вопрос, давно вертевшийся у нее на языке:
– Люси, все это прекрасно, но мне ведь что-то нужно делать? Я хочу сказать, что мне надо зарабатывать какие-то деньги. Я ведь почти разорена.
Искорки плясали в глазах Люси Мастерсон.
– Бог мой, да разве я тебе не говорила? Солнышко, ты станешь фотомоделью. Лучшей фотомоделью в городе. Самой лучшей моделью во всем мире. Лапуля, ты когда-нибудь слышала о журнале «Всячина»?
Ивэн Кестлер был маленького роста, зато отлично сложен. Плавая в ванне отеля «Бель-Эйр», он ощущал свои прекрасные пропорции под пенящейся водой. Шестьдесят лет – солидный возраст для коренного ньюйоркца, но Ивэн никогда не следовал обычной на Восточном побережье моде пренебрежительного отношения к своему телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48