Ключ от квартиры, который дал мне Джош, казался бесценным. Еще бы, ведь он открывал потайную дверцу в его жизнь! Как-то днем Джош сунул его за ворот моей блузки и сказал с улыбкой: «Смотри не теряй». Я так и хранила его на груди в предвкушении вечера, и мне казалось, что к коже прикасается не ключ, а рука Джоша.
Впрочем, я толком не понимала, радоваться ли тому обстоятельству, что у меня теперь есть ключи от потайной дверцы в жизнь Джоша, или нет. До сих пор я заходила к нему лишь по предварительной договоренности. И мне не приходилось сомневаться, подходящий ли выбран момент. Что, может, он занят. Что дома у него кто-то есть. Да и вообще, дома ли он? Теперь же, собравшись к нему, я задавала себе все эти вопросы. И поняла, что в руках у меня ключ не только от потайной дверцы, но и от потайной жизни Джоша.
И мне начало казаться, что я все время выбираю самый неподходящий момент для визита. С первого же раза, набравшись храбрости и отперев дверь в квартиру, я обнаружила, что вся она завалена женской одеждой. С торшера свисала майка, на журнальном столике валялась мини-юбка, а возле полуоткрытой двери в спальню – пара прозрачных кружевных трусиков. Явные свидетельства раздевания второпях. Я так и застыла. Затем вдруг услышала веселое мурлыканье – кто-то напевал в ванной. Черт с вами, подумала я. Мне надо узнать, и узнать немедленно!
Я приоткрыла дверь в ванную. И смутно разглядела в клубах пара очень хорошенькую темноволосую девушку. Она лежала в воде вытянувшись, пальцы ног играли с кранами, пальцы рук барабанили по краю. Увидев меня, барабанить она перестала, однако не сделала и попытки прикрыться.
– Привет! – сказала она, отжимая волосы. – Вы ведь Анжела, верно? Папа выскочил на минутку в бар купить выпивку. – Она хихикнула. – Вот разозлится, когда придет! Ведь я должна быть в школе!
Я с трудом выдавила:
– Привет, Джессика, – и вышла в гостиную.
В ванной снова запели. А вскоре появился и Джош.
Пару дней спустя я сделала еще одну попытку. На сей раз дверь в квартиру была нараспашку, а у окна стояла очень холеная и накрашенная женщина в твидовом костюме с большим блокнотом в руке. Звуки, доносившиеся из соседней комнаты, подсказывали, что Джош дома и все еще работает. Я слабо улыбнулась и собралась было присесть на диван с журналом, но тут холеная дама рявкнула:
– Раздевайтесь, и побыстрее! Вы опоздали!
G этими словами она открыла большой чемодан, достала розовую ночную рубашку и швырнула ее мне.
– Надевайте! – приказала она. А потом попристальнее всмотрелась в меня. – А вы, я гляжу, немного староваты! И слишком большая грудь. Впрочем, это не мое дело.
Я было разозлилась. Но затем вспомнила Мэрилин Монро и швырнула рубашку обратно.
– Уберите, – милым голоском пропела я. – Когда я ложусь в постель, на мне лишь «Шанель № 5», больше ничего.
Джош рассыпался в извинениях – съемка ночного белья для рекламы заняла у него больше времени, чем ожидалось. Потом познакомил меня с холеной дамой. В это время в гостиную вошла бестелесная модель в точно такой же розовой ночной рубашке.
После этого я едва не вернула ему ключ.
В третий раз события приняли не столь драматичный оборот. По крайней мере входная дверь была закрыта и никакой холеной дамы в квартире не оказалось. Зато я лицом к лицу столкнулась с агентшей Джоша, Стеллой Нил. Она стояла возле журнального столика с толстой пачкой фотоснимков под мышкой и улыбкой собственницы на губах. У этой женщины, тут же вспомнила я, был не один, а целых два романа с Джошем! Я также вспомнила, что сильно нагрубила ей во время первой нашей встречи.
А Джош был занят работой в соседней комнате. Я слышала его голос, дающий наставления очередной модели:
– Голову немного набок. Так!.. Глаза закрыть, а потом резко, сразу открыть!.. Вот так!
Мне хотелось знать, хороша ли девица. Хотелось знать, в чем она. Уж не голая ли, случайно?.. Но я не видела. А Стелла все улыбалась. Мне хотелось полюбить ее, тогда бы эти два романа казались менее значительными.
– Контактные линзы, – громким шепотом произнесла она.
На секунду я растерялась. Затем сообразила, что Джош, должно быть, снимает рекламу контактных линз. Что ж, уже хорошо, тогда девушка вряд ли голая.
Я ответила Стелле улыбкой. Необыкновенно элегантная женщина лет под сорок. Уже профессиональным глазом я оценила ее наряд, прикидывая, так ли хорошо смотрелся бы он на мне.
Она взглянула на часы.
– Он скоро освободится, – сказала она. – И поступит в полное ваше распоряжение.
Была в ее тоне некая фамильярность, заставившая меня залиться краской. Неужели они с Джошем говорили обо мне? И что, интересно, он сказал? Мне хотелось смутить ее. Ну, например, спросить, как она находит Джоша в постели. Или почему они расстались? Почему уже дважды расстались? Но я не смогла. Вместо этого мы просто стояли рядом, не сводя глаз с полуотворенной двери в спальню и слушая, как Джош губит свой великий талант, занимаясь столь пошлым и скучным делом, как реклама контактных линз.
– Знаете, почему он берет эту работу? – не поворачивая головы, тихо спросила Стелла.
– Из-за денег? – предположила я.
Она улыбнулась. И на сей раз посмотрела на меня. У Нее были очень красивые глаза. Как, должно быть, часто заглядывал в них Джош, черт бы его побрал!
Она покачала головой:
– Из-за вас.
Я почувствовала, что снова краснею. Пыталась понять, что она имела в виду. Затем решила, что вариант только один: Джош отказывается от поездок, чтобы быть со мной. И я с благодарностью взглянула на Стеллу. Не знаю, почему я испытывала к ней благодарность, точно она – мой ангел-хранитель, точно это она подарила мне Джоша вместе с благословением. Передала его из рук в руки. И в этот момент он появился. Мне хотелось броситься к нему и обнять. Но рядом находилась Стелла, а в соседней комнате – фотомодель. Оставалось набраться терпения и ждать, пока обе они не уберутся к чертовой матери. Я взглянула на шрам на шее Джоша и испытала безудержное желание поцеловать его. Или просто коснуться пальцем.
Джош подал модели пальто и проводил до лестничной площадки.
– А он вас еще не фотографировал? – спросила Стелла.
Я покачала головой.
– Говорил, что хочет включить мои снимки в какую-то книгу, – ответила я.
Стелла насмешливо улыбнулась.
– И вы поверили? – Она покосилась на дверь. Джош все еще разговаривал с девушкой на площадке. – Но, дорогая, если бы намечалась книга, я была бы в курсе.
– Наверное… – слабым голосом пробормотала я, смутившись еще больше. – Ведь вы – его агент.
Стелла окинула меня снисходительным взглядом.
– Просто я очень хорошо знаю Джоша, – добавила она.
Мне захотелось узнать все, что он говорил ей обо мне.
Хотела знать, что она ему сказала. Я даже хотела спросить ее, как жить дальше и что делать. Но не получилось. Вернулся Джош, а несколько минут спустя Стелла ушла. Джош поцеловал меня. Как много вопросов хотелось мне ему задать, но я так и не решилась.
Почему эта женщина привела меня в такое смятение? Мысль о том, что я влюбилась в Джоша по-настоящему, просто пугала. Нет, это совершенно ни к чему! Я вступила в двойную жизнь, думая, что буду делить себя между ними поровну… одна половинка – Джошу, другая – Ральфу. Но внезапно равновесие было нарушено. Меня просто потрясло известие о том, что Джош отказался от работы за границей только для того, чтоб быть со мной. За подобную жертву мне никогда не расплатиться. Я замужем. У меня дочь. А сколько все это еще продлится? Рано или поздно я надоем ему, это несомненно. Скоро, очень скоро он найдет себе другую женщину, станет коротать с ней часы, а может, и долгие ночи. Ну сколько это может еще продлиться?..
Я возвращалась домой в полном смятении чувств. Землю в парке устилали сырые опавшие листья, отливавшие золотом в свете фонарей. Окна в доме у Кэролайн были освещены – должно быть, вернулась после затянувшегося уик-энда с автогонщиком. С какой легкостью решает она эти проблемы, невзирая на свой склочный характер и вспыльчивость! У нее в отличие от меня прекрасно развито чувство самосохранения. А может, она просто более честная, по крайней мере сама с собой. Я играла в игру, заранее зная, что обречена проиграть. Вернее, мне хотелось, чтоб это было всего лишь игрой, ведь тогда в любой момент можно из нее выйти. Сложить шахматную доску, убрать фигуры в коробочку. И прощай, Джош!
Но это было совсем другое…
Я отворила дверь. Рейчел подняла на меня глаза и улыбнулась.
– Папа звонил. Сказал, что зарезервировал номер в Брайтоне. – Она откинула со лба длинные темные пряди и с любопытством спросила: – А зачем тебе ехать в Брайтон, мам?
– У папы премьера, – ответила я и тут же спохватилась. В голосе отсутствовал всякий энтузиазм.
Через несколько дней у Ральфа премьера, и я должна быть с ним. Сначала спектакль, затем поздний обед, ночь в гостиничном номере в Брайтоне… Я даже испугалась своего нежелания разделить с Ральфом это торжество.
– Папа станет знаменитым, да, мам? – спросила Рейчел.
– Вполне возможно, дорогая.
– Ура! – воскликнула она.
К одиннадцати утра мебель Кэролайн погрузили в фургон. Перед этим на протяжении двух часов мы с Гейл завороженно следили за тем, как это происходит. Ни одна из нас не осмелилась спросить, сколько заплатила Кэролайн за все это добро. Зная Кэролайн, можно было бы предположить, что она бешено торговалась из-за каждого предмета. Но все равно, видя, какие необычные и изысканные резные вещи грузят в фургон, мы пришли к выводу, что она, должно быть, рассталась с целым состоянием.
– Да тут, черт возьми, настоящий музей! – пробормотала Гейл, провожая глазами совершенно фантастический резной венецианский трон. – Усевшись на него, Патрик будет воображать себя дожем!
Я вспомнила фермерские стулья, стоявшие у нас на кухне – каждый обошелся мне в пятерку на распродаже в Клэпхеме, – и усомнилась, что теперь когда-нибудь смогу пригласить Кэролайн к нам в дом.
Мне также было страшно любопытно, что она собирается делать со всем этим добром. Следом за венецианским троном в фургон запихнули нечто напоминавшее средневековое орудие пытки. На деле выяснилось, что то гладилка для брюк викторианской эпохи. Затем на свет Божий вынесли гарнитур – по словам Кэролайн, стулья XVIII века в китайском стиле. Они казались такими хрупкими. Достаточно одной бурной вечеринки в стиле Кэролайн, и они превратятся в груду щепок. Затем появился швейный столик из атласного дерева. При виде его я улыбнулась: зачем это Кэролайн швейный столик, если она за всю свою жизнь и пуговицы не пришила.
Наконец фургон отъехал, а мы въехали. У нас появилось свободное пространство. Целое море свободного пространства. Сперва мы предполагали проделать в стене дверь и соединить таким образом оба помещения, но затем решили не делать этого. Из экономических соображений, а также по соображениям конфиденциальности. Ведь в конце концов совсем нетрудно дойти до двери в соседний дом. А заинтересованным в особой конспирации клиенткам можно пользоваться дверью, выходящей на задний двор. Мы поставили там параллельный телефон, этим и ограничились. Мы также решили сохранить обои антиквара – сплошь в красных птичках. Гейл сочла, что они выглядят аристократично. Она также попросила Рика вывести масляной краской название нашей фирмы на вывеске под именем антиквара. Мы едва отговорили Рика изобразить соответствующую случаю картинку, типа той, что украшала вход в «Прикид». Я мотивировала это тем, что порой просто невыносимо видеть свое собственное изображение, занятое расстегиванием молнии на платье. И просто не перенесла бы второго портрета, где, по задумке Рика, должна была бы предстать эдакой обнаженной сиреной, мелькающей среди волн и призывно машущей ручкой. Лучшей рекламы, по его понятиям, для нашего заведения не придумать.
– Я здорово нарисую! Вот увидите! – убеждал он. Гейл с угрожающим видом накинулась на своего муженька:
– О Господи, Рик! Здесь, черт возьми, не агентство по вызову девочек на дом! У нас респектабельная фирма, а не публичный дом!
Рик разозлился и начал ворчать. Мы допускаем серьезную ошибку, сказал он. Мы не используем свой потенциал. Мы могли бы зарабатывать горы денег, а у нас на уме одно – как бы сохранить респектабельность. Так бизнес не делается. У него есть еще одна совершенно замечательная идея. Хотите послушать? Я подумала «нет», но сказала «да». Мне не хотелось обижать Рика. Стоя на стремянке, он окинул нас торжествующим взглядом и откашлялся:
– Стало быть, к вам будут приходить знатные клиенты. Так или нет?
– Да, Рик.
– Разные важные шишки. Не какие-нибудь там шлюхи и оторвы. Кинозвезды… Рок-звезды. Епископы. Знаменитости! Словом, личности, так или нет?
– Да, Рик.
– И все они знатные трахальщики, верно?
– Ну, некоторые – да, Рик, безусловно. Правда, не слишком уверена насчет епископов.
– Короче говоря, не какая-то шваль, и этим все сказано! Но ведь и им охота маленько расслабиться, верно? Как и всем остальным нормальным людям. Показать, на что они способны, согласны?
– Ну, возможно, да, Рик.
– И они хотят, чтоб и все остальные узнали, какие они в этом смысле гиганты. Так или нет?
– Не знаю, Рик. Может быть.
– Вот именно! Идея вот в чем. Мы поможем им.
– Интересно, каким же образом?
Тут Рик опустил малярную кисть и стал страшно серьезен:
– А очень просто. Слушайте! Все эти шишки жутко много о себе мнят, верно? И всю дорогу занимаются саморекламой. Но только до всего руки у них не доходят, верно? Просто времени не хватает. Так вот. Мы должны убедить их сделать гипсовые слепки с членов во время эрекции. И будем распродавать эти хреновины в качестве сувениров. Ограниченное количество копий. Ну и с автографом, разумеется. Да они будут расходиться, как горячие пирожки, точно вам говорю! Откроем побочное предприятие, назовем его «Прикол». Ну, как вам идейка, а?
В комнате воцарилось недоуменное молчание. Его нарушила Гейл:
– О Господи, Рик! Ну сколько раз я тебе говорила, держись своей специальности! Ты магазинный вор! Вот и не лезь куда не следует!
Весь день я нервно поглядывала в окно – опасаясь, как бы вывеска, которую рисовал Рик, не превратилась в графическое воплощение его замечательной идеи. Но он хоть и надулся, как мышь на крупу, не отступил от намеченного наброска.
К счастью, Рик не отличался злопамятностью и, расставшись с блестящей идеей, проявил себя изобретательным и совершенно незаменимым советчиком по разным другим вопросам. У нас были уже десятки досье на разных женщин, настал черед второй стадии исследований – провести расширенные собеседования с женами и как можно больше узнать о мужьях, с которыми они собираются расстаться. Для чего требовалась куда более организованная и сложная система учета и регистрации данных, а не какие-то обрывки записей, рассованные по папкам.
Мы тупо переглядывались, не зная, с чего начать. Но Рик, уже поднаторевший в добывании разного рода оборудования для нашего офиса, быстро нашел выход:
– Вам нужно обзавестись компьютерами, милые мои!
И разумеется, он был прав. Компьютер! Именно его нам недоставало! Тут я немного приуныла. Кто же будет работать на этой штуковине? Единственное, что я четко знала о компьютерах, так это то, что они, как никакой другой прибор, позволяли провести грань между поколениями. К примеру, моя девятилетняя дочь Рейчел управлялась с ними в школе, по ее словам, как нечего делать. В то время как я, взрослая, почти двадцатидевятилетняя женщина, оказавшись перед компьютером, чувствовала себя так, словно сижу за приборной доской какого-нибудь «Конкорда». И я содрогнулась при мысли о том, что браки и разводы десятков людей станут жертвами моей компьютерной безграмотности.
Кэролайн не разделяла моих страхов. Скорее из невежества, а не потому, что знала больше моего. Все, что ей известно о компьютерах, томно объяснила она, так это то, что у них имеется какое-то «программное обеспечение». Но уже одно это выражение наводит на нее глубокую тоску. Ее прямо тошнит от него, как от Патрика. Так что и ее можно было с тем же успехом вычеркнуть.
Гейл оказалась более осведомленной. Кое-что, по ее словам, она в компьютерах понимала. Но не следует забывать о ее ирландском происхождении – ирландцы никогда не отличались выдающимися способностями в том, что касалось работы с высокими технологиями. И мы можем пожалеть, если засадим ее за компьютер, предупредила она. Ведь некрасиво получится, верно, если какая-нибудь солидная дама из какого-нибудь центрального графства Англии внесет солидную плату за то, чтоб избавиться от мужа. А потом вдруг выяснится, что компьютер подобрал ему заядлую лесбиянку.
Но не успели мы подвергнуть сомнению это последнее ее утверждение, как Гейл нашла выход. У нее есть племянник, молодой человек, настоящий компьютерный гений. Всего двадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43