Она проснулась с мыслями о Джоне после разговоров о нем с Рэнди прошлую ночь. Ее не оставляла уверенность, что со стороны Рэнди это был намеренный поступок. Он не хотел обладать ею нечестным путем. Он хотел, чтобы она все продумала относительно Джона, и выбрала сама. Рэнди не понимал, что дело было совсем не в ее выборе.
Обычно поездка из Маклина до университета занимала около двадцати минут, но дорожная авария на шоссе затормозила скорость движения до скорости улитки. По программе Джону нужно было говорить речь в девять, и было уже девять пятнадцать, когда она прошла через главный вход Марвин-центра. Она была в коридоре перед аудиторией. Три женщины – одна блондинка и две брюнетки – сидели за длинным столом, покрытым прозрачной пластмассой, на котором была дюжина карточек с именами участников и приглашенных на конференцию, которые еще не разобрали.
Клэр остановилась в нерешительности в нескольких футах от стола, покачивая зонтиком. Женщина посмотрела на нее выжидающе. Как же она попадает вовнутрь? Она не была участницей конференции. Не была даже приглашенной. Такого затруднительного положения ей не доводилось раньше испытывать.
Она посмотрела на двойные двери аудитории и шагнула в направлении женщин.
– Меня нет в списках, но мне бы хотелось услышать приветственную речь, – сказала она, расстегивая свой плащ. В коридоре было тепло.
Блондинка в центре стола покачала головой.
– Мне жаль. Но вы не можете войти без пригласительного билета.
– Всего на полчаса? Я не могу остаться на другие выступления.
Женщина была неумолима. Она покачала головой.
– Простите.
Послышался взрыв смеха из аудитории сквозь щели двойных дверей. Джон, без сомнения, был на высоте, произнося свою речь.
– Мой муж говорит приветственную речь, – сказала Клэр. – Мне бы хотелось просто послушать его, а потом я уйду, хорошо?
У одной из темноволосых женщин перехватило дыхание.
– Вы – Клэр Харти-Матиас! – воскликнула она. Клэр улыбнулась.
– Верно.
Блондинка поднялась и протянула Клэр руку, неожиданно смягчаясь.
– О, извините, – сказала она. – Я не знала. Пожалуйста, входите.
Клэр кивнула в знак благодарности и прошла мимо стола к дверям аудитории.
Аудитория была почти заполнена. У стен в ряд стояли инвалидные коляски, некоторые из них заняты, другие сложены, в ожидании своих владельцев, которые сидели в креслах в зале.
Симпозиум был нацелен на людей с ограниченной возможностью передвижения и членов их семей, и быстрый осмотр помещения показал ей, что аудитория не ограничилась людьми только с травмами позвоночника. Она заметила белые гипсовые повязки, а на двух больших телемониторах, которые висели над аудиторией, молодая женщина-сурдопереводчик передавала те слова, которые говорил Джон со сцены.
В задних рядах аудитории было несколько свободных мест, и Клэр проскользнула к одному из них. Джон никогда не узнает, что она тут. Хорошо.
Он сидел в своей инвалидной коляске на широкой пустой сцене. Перед ним не было ничего, что отделяло бы его от аудитории. Никаких записей. Он никогда ими не пользовался. Единственный его помощник – микрофон, который он держал в руке.
На нем была розовая рубашка, которую она не видела прежде, серые брюки и серый твидовый спортивного покроя пиджак. Галстука не было. Даже с этого расстояния она могла заметить, что он похудел. Держался спокойно, как всегда перед аудиторией.
Он был в порядке. Более, чем в порядке. В своей стихии. Она оглядела аудиторию. Все глаза были устремлены на красивого мужчину впереди. Они были с ним, кивая и улыбаясь. Хотя он был один на сцене, он не смотрелся потерянным. И прекрасно владел аудиторией.
Она пропустила большую часть его выступления, но знала, о чем он говорил. Как всегда, о различных аспектах жизни людей с ограниченными возможностями передвижения и о тех, кто живет рядом с ними. Обычно они с Клэр подыгрывали друг другу, выступая в слаженном тандеме.
Вероятно, он опишет катастрофу, которая отняла у него семью и сделала инвалидом в юности. Он будет говорить о потери своей индивидуальности в подростковом возрасте, поскольку, начнем с того, сила воли у него была не такой уж крепкой. И он будет говорить о Клэр. Впрочем, станет ли он это делать, ведь сегодня ее не было рядом на сцене? И в его жизни тоже. И как бы он поступил, если б узнал, что она сидит в этой аудитории?
Ей не пришлось долго гадать.
– Часто вы слышите, как инвалид говорит, что другой человек или какое-либо событие послужило для него своего рода катализатором, – говорил Джон. – Кто-то или что-то перевернуло его, поставило на путь обновления. Для меня это была моя жена Клэр, которая вытащила меня из моря жалости к себе и заставила посмотреть на то, что я мог делать, вместо того, чтобы сожалеть о том, чего я делать не мог.
Клэр много раз до этого слышала подобные слова, но в этот раз впервые у нее на глазах навернулись слезы.
– Но вы можете любить кого-то слишком сильно, – неожиданно сказал Джон, и Клэр наклонилась вперед на своем месте. Она никогда не слышала, чтобы он произносил это в своих предыдущих лекциях. Она вообще никогда не слышала, чтобы он говорит такое. – Конечно, это правильно, ведь мы любим независимо от того, обладает ли человек физическими недостатками или нет, – говорил Джон. – Но если вы любите человека, который требует специальной заботы! Любя, вы хотите сделать для него все, что можете. Он и так настрадался, и вы хотите сделать все, что в ваших силах, чтобы защитить его от других страданий.
В аудитории одобрительно закивали головами, а Клэр не понимала, куда же все это приведет.
– Те, у кого нет физических недостатков, знают, о чем я говорю, не так ли? Вы смотрите, как человек, которого вы любите, с трудом преодолевает комнату, чтобы выключить телевизор. Что хочется сделать? Подойти к телевизору за секунду, в то время как у него уходит на это десять минут. Вы думаете о времени и энергии, которую вы можете сберечь для них. Но тут ваша ошибка. Если вы всегда помогаете им, они никогда не научатся делать этого сами и никогда не почувствуют гордость и удовлетворение от того, что способны сделать это сами. И они никогда не узнают, как это делается, и не смогут позаботиться о себе, если вас не будет поблизости. Однако есть еще кое-что, что не связано с помощью в физическом плане. Вы стараетесь защитить их от эмоциональной боли тоже. Мы не хотим, чтобы те, кого мы любим, чувствовали больше боли, чем им уже пришлось почувствовать. Ведь они и так уже настрадались! Но эта боль нужна нам, чтобы вырасти в собственных глазах.
Джон сам наклонился вперед, как будто хотел выйти к слушателям.
– Дайте им почувствовать эту боль. – От страсти в его голосе у Клэр по рукам побежали мурашки. – Дайте нам эту боль. Дайте возможность вырасти как личностям. – Он шумно выдохнул. – Я могу поспорить, что и вы так поступаете, не правда ли? Стараетесь защитить тех, кого вы любите, от страданий? Я бы мог поспорить, что эта аудитория сейчас полна высококвалифицированными, опытными и чрезвычайно усердными сиделками. Иногда мы так хорошо заботимся друг о друге, что не замечаем, как наносим друг другу вред в процессе этого.
Он задел слушателей за живое – Клэр ясно видела это. Они загудели и закивали, и стали обращаться друг к другу. Прямо перед ней мужчина обнял женщину рядом с собой и ласково положил ее голову себе на плечо. Сурдопереводчик на мониторе, передающий речь знаками, приняла горько-слащавое выражение лица, когда опустила руки.
Джон сейчас подводил итог сказанному, но Клэр больше не слушала. Она почувствовала переполнявшее ее желание прикоснуться к нему, и уже подумала о том, чтобы выйти из зала вперед, когда он закончит, и поздравить его, положить руку ему на плечо. Возможно, она могла бы позвонить Рэнди и отменить свои планы встретиться с ним за обедом, а потом остаться тут и помочь в проведении симпозиума.
Но она не сделала ничего. Она смотрела на аплодирующую публику, которая ринулась к сцене. У нее больше не было прав на Джона. Кроме всего прочего, по-видимому, он больше не нуждался в ней. Это прекрасно, не так ли? Почему же ей так плохо?
Ей хотелось повернуть время вспять. Ей хотелось вернуться в ту снежную бурю в январе, остаться на ночь в отеле и не встречаться с Марго, не знакомиться с Рэнди. Она хотела освободиться от мучений своих воспоминаний, и она хотела остаться с этим умным, мягкосердечным мужчиной на сцене. Ей хотелось бы, чтобы он был тем, кто поможет ей пройти через эти последние два месяца.
Слезы наполнили ее глаза, когда она быстро выскользнула через толпу в направлении выхода. Она прошла несколько кварталов до машины под легким дождем, даже не потрудившись открыть зонт. Уже в машине она включила двигатель, дрожа, пока ждала, когда тепло заполнит салон.
Она высморкалась, коснулась тушью глаз, смотрясь в зеркало заднего вида. Она подумала, что ей нужно поехать в ресторан. Она проведет день с Рэнди, с человеком, который любит ее не настолько, чтобы оберегать ее от собственной боли.
43
Сиэтл
Старла Гарвей. Это было имя вашингтонского адвоката, который отбирал пострадавших для слушанья на Капитолийском холме по законопроекту помощи взрослым, пострадавшим от физического насилия в детском возрасте. Ее задачей было отобрать нескольких женщин и пару мужчин, чьи истории были убедительны, и подготовить их для дачи показаний перед комиссией сената, возглавляемой сенатором Зэдом Паттерсоном.
Старла. Имя не располагало к откровенностям, и Ванесса поборола чувство опасения, когда звонила этой женщине по телефону из своего кабинета. Ее соединили с адвокатом на удивленье легко, но на другом конце линии Старла Гарвей была в напряжении и явно торопилась. Ванесса быстро приступила к цели своего звонка: она хочет дать показания о том, как повлияло надругательство над ней в детстве на ее жизнь в подростковом возрасте. Она также может говорить с точки зрения профессионала, предложила она, предлагая эпизоды из историй болезней детей, с которыми она работала в программе помощи подросткам. Мисс Гарвей прервала ее.
– Слишком поздно, – сказала она с небольшим южным акцентом. – Я уже отобрала свидетелей.
– Но у вас только одна свидетельница, которая сфокусирует внимание окружающих на том, как ее травма повлияла на нее в подростковом возрасте.
– Правильно, но для комитета это – не главное.
– Но может стать главным, если в сенате услышат что-нибудь, что поразит их слух. Пожалуйста. Позвольте мне встретиться с вами.
На конце телефонной линии Старлы раздался вздох и шелест бумаг.
– Ничего не обещаю, – сказала она. – Я встречусь с вами, но вы должны быть готовы к тому, что в конце концов в вас не будет необходимости. Вы можете приехать в этот вторник в десять часов? Слушанье будет в среду, поэтому времени у нас не так уж много.
– Я буду там, – сказала Ванесса и повесила трубку, изумляясь тому, что она просила кого-то позволить ей сделать то, чего она меньше всего хотела бы делать.
Она встретилась с Брайаном в тот вечер за обедом в ресторане в нижней части города. Когда она приехала, он уже сидел за угловым столиком, перекладывая из руки в руку бокал. Он провел день, играя в теннис, и его волосы были мокрыми от душа, а щеки – раскрасневшиеся от игры.
Она рассказала о своем звонке Старле Гарвей, и он слушал очень внимательно.
– Господи, это так скоро, – сказал он, облекая в слова то, о чем она думала весь день.
– Я знаю. Ты можешь отпроситься?
– Более или менее. – Он улыбнулся и погладил ее колено под столом.
Она заказала лосося, но когда его подали, то не смогла есть. Каждый раз, когда она думала о том, как облечет в слова свою историю для ушей незнакомых людей, ее желудок сжимался. Более того. Она приходила – медленно – еще к одному решению. Она посмотрела через столик на своего мужа.
– Я не могу выступить против Зэда Паттерсона прямо, – сказала она, – но я могу бросить вызов своей сестре.
Глаза Брайана расширились, и он отложил свою вилку.
– Да, можешь, – сказал он, кивая головой. – Сделай это, Ванесса. Пожалуйста, сделай это. Она откинула волосы со щеки.
– Мне кажется, настало время, – сказала она. – Я думаю, мне нужно поговорить с ней, если я хочу оставить все это в прошлом. Или теперь, или никогда.
– Да. И мы ведь будем недалеко от того места, где она живет, правильно? Это ведь где-то за Вашингтоном. Я поеду с тобой, если ты…
– Нет. – Она быстро покачала головой. – Я вовсе не хочу видеть ее лицом к лицу. Я позвоню ей. Может быть, даже сегодня вечером. – Она взглянула на свои наручные часы. – Я ей выскажу все, потом скажу «до свидания», «скатертью дорога!» и все. – Она хлопнула рукой об руку жестом, подводящим конец всему. – Господи, Брайан, я не знаю, смогу ли. Не знаю, смогу ли сделать хоть что-нибудь.
– Подумай о детях, с которыми ты работаешь, – сказал он. Поборов свою изначальную панику относительно ее дачи показаний, Брайан был непоколебим в своей поддержке. – Думай о детях, которым нужна подростковая программа, а ее у них не будет. По крайней мере, ты будешь знать, что сделала все, что могла, чтобы им помочь.
Она кивнула, хотя понимала, что самого-то Брайана менее всего занимали дети. Он думал о ней, о них обоих. Он думает, что хотя она изо всех сил старалась изжить этот камень преткновения из своего прошлого, он всегда оставался там, на своем месте, мешая во всем, за что бы она ни принималась. Даже в часы прогулок и в часы отдыха. Она знала, что он не терял надежды, что следующие несколько недель смогут как-то стереть прошлое и одновременно прояснить ее будущее вместе с ним. Она и сама надеялась на это чудо.
Джон услышал телефонный звонок из гаража. Он только что приехал домой после того, как потрудился в спортивном зале, и его руки сводило от усталости – они болели, когда он катил коляску в дом. Он взял переносной телефон со стойки в кухне.
– Алло?
– Могу я поговорить с Клэр Харти-Матиас? – Голос был отрывистый и грубый, и он решил, что женщина, которой он принадлежит, агент по продаже.
– Мне жаль, но ее сейчас нет, – сказал он. – А кто звонит?
Последовало долгое молчание, на другом конце трубки как будто колебались, и Джон нахмурился. Это не был агент фирмы по распространению заказов. – Алло, – напомнил он о себе.
– Мое имя – Ванесса Грэй, – сказала женщина.
– Ванесса? – спросил Джон. – Сестра Клэр?
И снова молчание наполнило линию, как будто этот вопрос требовал некоторого обдумывания.
– Да, – наконец ответила она.
– Ну, здравствуй, Ванесса. Я – Джон Матиас, муж твоей сестры.
– Вы не могли бы сказать, когда Клэр будет дома?
Он был взят врасплох ее резкостью и раздумывал, что ответить.
– Мы расстались, – сказал он. – Последний раз, когда она писала вам, мы были еще вместе, но с тех пор произошли некоторые перемены. Не могу ли я взять у вас номер телефона и передать его ей, чтобы она вам позвонила?
– Нет, – она почти рявкнула свой ответ. Господи, как она резка. – Не могли бы вы дать номер ее телефона?
– У нее нет телефона там, где она остановилась. – Он мог бы дать ей телефон Рэнди, но ему пришлось бы его искать. Может, его даже и не было в списке абонентов. Он и в самом деле ни разу не пытался звонить ей туда. – Вы можете позвонить ей на следующей неделе в фонд. На работу. – Было несколько странно, что Клэр снова возвращается в свой кабинет. Он сказал ей, что он будет рад ее возвращению, но теперь у него было смешанное чувство относительно того, что она будет так близко к нему, а потом каждый вечер уходить к Рэнди. – Вам дать номер?
Снова колебания.
– Давайте.
Он дал ей номер рабочего телефона вместе с адресом маленькой квартирки, в которой жила Клэр в Честервуде.
– Спасибо, – сказала Ванесса. – До…
– Ванесса?
– Да?
– Клэр действительно нужно получить от вас весточку. Я хочу сказать, что больше, чем вы можете себе представить. Вы выбрали время как нельзя лучше.
44
Вена
Клэр опаздывала на свой первый рабочий день в фонде, первый рабочий день за целый месяц. Рэнди задержал ее в своем городском доме за вафлями и разговорами, он не был рад ее возвращению на работу. Она бросилась домой, чтобы переодеться в соответствующую одежду и одним глазом смотрела на часы, когда облачалась в серую юбку и красный кардиган.
Она волновалась перед встречей с коллегами, которые, наверное, были в курсе их с Джоном перемен. И еще она терялась перед встречей с Джоном – как они оба будут работать вместе, когда их высеченный из гранита союз так лихо развалился на куски.
Схватив со стола ключи, она выбежала через переднюю дверь и чуть не столкнулась с женщиной, которая попалась ей на дороге.
– О, – сказала Клэр, резко останавливаясь. – Чем могу быть вам полезна?
Прямые светлые волосы женщины были распущены по плечам и расчесаны на пробор над большими голубыми глазами. Сначала Клэр подумала, что ей около тридцати, но потом заметила маленькие морщинки у глаз и губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Обычно поездка из Маклина до университета занимала около двадцати минут, но дорожная авария на шоссе затормозила скорость движения до скорости улитки. По программе Джону нужно было говорить речь в девять, и было уже девять пятнадцать, когда она прошла через главный вход Марвин-центра. Она была в коридоре перед аудиторией. Три женщины – одна блондинка и две брюнетки – сидели за длинным столом, покрытым прозрачной пластмассой, на котором была дюжина карточек с именами участников и приглашенных на конференцию, которые еще не разобрали.
Клэр остановилась в нерешительности в нескольких футах от стола, покачивая зонтиком. Женщина посмотрела на нее выжидающе. Как же она попадает вовнутрь? Она не была участницей конференции. Не была даже приглашенной. Такого затруднительного положения ей не доводилось раньше испытывать.
Она посмотрела на двойные двери аудитории и шагнула в направлении женщин.
– Меня нет в списках, но мне бы хотелось услышать приветственную речь, – сказала она, расстегивая свой плащ. В коридоре было тепло.
Блондинка в центре стола покачала головой.
– Мне жаль. Но вы не можете войти без пригласительного билета.
– Всего на полчаса? Я не могу остаться на другие выступления.
Женщина была неумолима. Она покачала головой.
– Простите.
Послышался взрыв смеха из аудитории сквозь щели двойных дверей. Джон, без сомнения, был на высоте, произнося свою речь.
– Мой муж говорит приветственную речь, – сказала Клэр. – Мне бы хотелось просто послушать его, а потом я уйду, хорошо?
У одной из темноволосых женщин перехватило дыхание.
– Вы – Клэр Харти-Матиас! – воскликнула она. Клэр улыбнулась.
– Верно.
Блондинка поднялась и протянула Клэр руку, неожиданно смягчаясь.
– О, извините, – сказала она. – Я не знала. Пожалуйста, входите.
Клэр кивнула в знак благодарности и прошла мимо стола к дверям аудитории.
Аудитория была почти заполнена. У стен в ряд стояли инвалидные коляски, некоторые из них заняты, другие сложены, в ожидании своих владельцев, которые сидели в креслах в зале.
Симпозиум был нацелен на людей с ограниченной возможностью передвижения и членов их семей, и быстрый осмотр помещения показал ей, что аудитория не ограничилась людьми только с травмами позвоночника. Она заметила белые гипсовые повязки, а на двух больших телемониторах, которые висели над аудиторией, молодая женщина-сурдопереводчик передавала те слова, которые говорил Джон со сцены.
В задних рядах аудитории было несколько свободных мест, и Клэр проскользнула к одному из них. Джон никогда не узнает, что она тут. Хорошо.
Он сидел в своей инвалидной коляске на широкой пустой сцене. Перед ним не было ничего, что отделяло бы его от аудитории. Никаких записей. Он никогда ими не пользовался. Единственный его помощник – микрофон, который он держал в руке.
На нем была розовая рубашка, которую она не видела прежде, серые брюки и серый твидовый спортивного покроя пиджак. Галстука не было. Даже с этого расстояния она могла заметить, что он похудел. Держался спокойно, как всегда перед аудиторией.
Он был в порядке. Более, чем в порядке. В своей стихии. Она оглядела аудиторию. Все глаза были устремлены на красивого мужчину впереди. Они были с ним, кивая и улыбаясь. Хотя он был один на сцене, он не смотрелся потерянным. И прекрасно владел аудиторией.
Она пропустила большую часть его выступления, но знала, о чем он говорил. Как всегда, о различных аспектах жизни людей с ограниченными возможностями передвижения и о тех, кто живет рядом с ними. Обычно они с Клэр подыгрывали друг другу, выступая в слаженном тандеме.
Вероятно, он опишет катастрофу, которая отняла у него семью и сделала инвалидом в юности. Он будет говорить о потери своей индивидуальности в подростковом возрасте, поскольку, начнем с того, сила воли у него была не такой уж крепкой. И он будет говорить о Клэр. Впрочем, станет ли он это делать, ведь сегодня ее не было рядом на сцене? И в его жизни тоже. И как бы он поступил, если б узнал, что она сидит в этой аудитории?
Ей не пришлось долго гадать.
– Часто вы слышите, как инвалид говорит, что другой человек или какое-либо событие послужило для него своего рода катализатором, – говорил Джон. – Кто-то или что-то перевернуло его, поставило на путь обновления. Для меня это была моя жена Клэр, которая вытащила меня из моря жалости к себе и заставила посмотреть на то, что я мог делать, вместо того, чтобы сожалеть о том, чего я делать не мог.
Клэр много раз до этого слышала подобные слова, но в этот раз впервые у нее на глазах навернулись слезы.
– Но вы можете любить кого-то слишком сильно, – неожиданно сказал Джон, и Клэр наклонилась вперед на своем месте. Она никогда не слышала, чтобы он произносил это в своих предыдущих лекциях. Она вообще никогда не слышала, чтобы он говорит такое. – Конечно, это правильно, ведь мы любим независимо от того, обладает ли человек физическими недостатками или нет, – говорил Джон. – Но если вы любите человека, который требует специальной заботы! Любя, вы хотите сделать для него все, что можете. Он и так настрадался, и вы хотите сделать все, что в ваших силах, чтобы защитить его от других страданий.
В аудитории одобрительно закивали головами, а Клэр не понимала, куда же все это приведет.
– Те, у кого нет физических недостатков, знают, о чем я говорю, не так ли? Вы смотрите, как человек, которого вы любите, с трудом преодолевает комнату, чтобы выключить телевизор. Что хочется сделать? Подойти к телевизору за секунду, в то время как у него уходит на это десять минут. Вы думаете о времени и энергии, которую вы можете сберечь для них. Но тут ваша ошибка. Если вы всегда помогаете им, они никогда не научатся делать этого сами и никогда не почувствуют гордость и удовлетворение от того, что способны сделать это сами. И они никогда не узнают, как это делается, и не смогут позаботиться о себе, если вас не будет поблизости. Однако есть еще кое-что, что не связано с помощью в физическом плане. Вы стараетесь защитить их от эмоциональной боли тоже. Мы не хотим, чтобы те, кого мы любим, чувствовали больше боли, чем им уже пришлось почувствовать. Ведь они и так уже настрадались! Но эта боль нужна нам, чтобы вырасти в собственных глазах.
Джон сам наклонился вперед, как будто хотел выйти к слушателям.
– Дайте им почувствовать эту боль. – От страсти в его голосе у Клэр по рукам побежали мурашки. – Дайте нам эту боль. Дайте возможность вырасти как личностям. – Он шумно выдохнул. – Я могу поспорить, что и вы так поступаете, не правда ли? Стараетесь защитить тех, кого вы любите, от страданий? Я бы мог поспорить, что эта аудитория сейчас полна высококвалифицированными, опытными и чрезвычайно усердными сиделками. Иногда мы так хорошо заботимся друг о друге, что не замечаем, как наносим друг другу вред в процессе этого.
Он задел слушателей за живое – Клэр ясно видела это. Они загудели и закивали, и стали обращаться друг к другу. Прямо перед ней мужчина обнял женщину рядом с собой и ласково положил ее голову себе на плечо. Сурдопереводчик на мониторе, передающий речь знаками, приняла горько-слащавое выражение лица, когда опустила руки.
Джон сейчас подводил итог сказанному, но Клэр больше не слушала. Она почувствовала переполнявшее ее желание прикоснуться к нему, и уже подумала о том, чтобы выйти из зала вперед, когда он закончит, и поздравить его, положить руку ему на плечо. Возможно, она могла бы позвонить Рэнди и отменить свои планы встретиться с ним за обедом, а потом остаться тут и помочь в проведении симпозиума.
Но она не сделала ничего. Она смотрела на аплодирующую публику, которая ринулась к сцене. У нее больше не было прав на Джона. Кроме всего прочего, по-видимому, он больше не нуждался в ней. Это прекрасно, не так ли? Почему же ей так плохо?
Ей хотелось повернуть время вспять. Ей хотелось вернуться в ту снежную бурю в январе, остаться на ночь в отеле и не встречаться с Марго, не знакомиться с Рэнди. Она хотела освободиться от мучений своих воспоминаний, и она хотела остаться с этим умным, мягкосердечным мужчиной на сцене. Ей хотелось бы, чтобы он был тем, кто поможет ей пройти через эти последние два месяца.
Слезы наполнили ее глаза, когда она быстро выскользнула через толпу в направлении выхода. Она прошла несколько кварталов до машины под легким дождем, даже не потрудившись открыть зонт. Уже в машине она включила двигатель, дрожа, пока ждала, когда тепло заполнит салон.
Она высморкалась, коснулась тушью глаз, смотрясь в зеркало заднего вида. Она подумала, что ей нужно поехать в ресторан. Она проведет день с Рэнди, с человеком, который любит ее не настолько, чтобы оберегать ее от собственной боли.
43
Сиэтл
Старла Гарвей. Это было имя вашингтонского адвоката, который отбирал пострадавших для слушанья на Капитолийском холме по законопроекту помощи взрослым, пострадавшим от физического насилия в детском возрасте. Ее задачей было отобрать нескольких женщин и пару мужчин, чьи истории были убедительны, и подготовить их для дачи показаний перед комиссией сената, возглавляемой сенатором Зэдом Паттерсоном.
Старла. Имя не располагало к откровенностям, и Ванесса поборола чувство опасения, когда звонила этой женщине по телефону из своего кабинета. Ее соединили с адвокатом на удивленье легко, но на другом конце линии Старла Гарвей была в напряжении и явно торопилась. Ванесса быстро приступила к цели своего звонка: она хочет дать показания о том, как повлияло надругательство над ней в детстве на ее жизнь в подростковом возрасте. Она также может говорить с точки зрения профессионала, предложила она, предлагая эпизоды из историй болезней детей, с которыми она работала в программе помощи подросткам. Мисс Гарвей прервала ее.
– Слишком поздно, – сказала она с небольшим южным акцентом. – Я уже отобрала свидетелей.
– Но у вас только одна свидетельница, которая сфокусирует внимание окружающих на том, как ее травма повлияла на нее в подростковом возрасте.
– Правильно, но для комитета это – не главное.
– Но может стать главным, если в сенате услышат что-нибудь, что поразит их слух. Пожалуйста. Позвольте мне встретиться с вами.
На конце телефонной линии Старлы раздался вздох и шелест бумаг.
– Ничего не обещаю, – сказала она. – Я встречусь с вами, но вы должны быть готовы к тому, что в конце концов в вас не будет необходимости. Вы можете приехать в этот вторник в десять часов? Слушанье будет в среду, поэтому времени у нас не так уж много.
– Я буду там, – сказала Ванесса и повесила трубку, изумляясь тому, что она просила кого-то позволить ей сделать то, чего она меньше всего хотела бы делать.
Она встретилась с Брайаном в тот вечер за обедом в ресторане в нижней части города. Когда она приехала, он уже сидел за угловым столиком, перекладывая из руки в руку бокал. Он провел день, играя в теннис, и его волосы были мокрыми от душа, а щеки – раскрасневшиеся от игры.
Она рассказала о своем звонке Старле Гарвей, и он слушал очень внимательно.
– Господи, это так скоро, – сказал он, облекая в слова то, о чем она думала весь день.
– Я знаю. Ты можешь отпроситься?
– Более или менее. – Он улыбнулся и погладил ее колено под столом.
Она заказала лосося, но когда его подали, то не смогла есть. Каждый раз, когда она думала о том, как облечет в слова свою историю для ушей незнакомых людей, ее желудок сжимался. Более того. Она приходила – медленно – еще к одному решению. Она посмотрела через столик на своего мужа.
– Я не могу выступить против Зэда Паттерсона прямо, – сказала она, – но я могу бросить вызов своей сестре.
Глаза Брайана расширились, и он отложил свою вилку.
– Да, можешь, – сказал он, кивая головой. – Сделай это, Ванесса. Пожалуйста, сделай это. Она откинула волосы со щеки.
– Мне кажется, настало время, – сказала она. – Я думаю, мне нужно поговорить с ней, если я хочу оставить все это в прошлом. Или теперь, или никогда.
– Да. И мы ведь будем недалеко от того места, где она живет, правильно? Это ведь где-то за Вашингтоном. Я поеду с тобой, если ты…
– Нет. – Она быстро покачала головой. – Я вовсе не хочу видеть ее лицом к лицу. Я позвоню ей. Может быть, даже сегодня вечером. – Она взглянула на свои наручные часы. – Я ей выскажу все, потом скажу «до свидания», «скатертью дорога!» и все. – Она хлопнула рукой об руку жестом, подводящим конец всему. – Господи, Брайан, я не знаю, смогу ли. Не знаю, смогу ли сделать хоть что-нибудь.
– Подумай о детях, с которыми ты работаешь, – сказал он. Поборов свою изначальную панику относительно ее дачи показаний, Брайан был непоколебим в своей поддержке. – Думай о детях, которым нужна подростковая программа, а ее у них не будет. По крайней мере, ты будешь знать, что сделала все, что могла, чтобы им помочь.
Она кивнула, хотя понимала, что самого-то Брайана менее всего занимали дети. Он думал о ней, о них обоих. Он думает, что хотя она изо всех сил старалась изжить этот камень преткновения из своего прошлого, он всегда оставался там, на своем месте, мешая во всем, за что бы она ни принималась. Даже в часы прогулок и в часы отдыха. Она знала, что он не терял надежды, что следующие несколько недель смогут как-то стереть прошлое и одновременно прояснить ее будущее вместе с ним. Она и сама надеялась на это чудо.
Джон услышал телефонный звонок из гаража. Он только что приехал домой после того, как потрудился в спортивном зале, и его руки сводило от усталости – они болели, когда он катил коляску в дом. Он взял переносной телефон со стойки в кухне.
– Алло?
– Могу я поговорить с Клэр Харти-Матиас? – Голос был отрывистый и грубый, и он решил, что женщина, которой он принадлежит, агент по продаже.
– Мне жаль, но ее сейчас нет, – сказал он. – А кто звонит?
Последовало долгое молчание, на другом конце трубки как будто колебались, и Джон нахмурился. Это не был агент фирмы по распространению заказов. – Алло, – напомнил он о себе.
– Мое имя – Ванесса Грэй, – сказала женщина.
– Ванесса? – спросил Джон. – Сестра Клэр?
И снова молчание наполнило линию, как будто этот вопрос требовал некоторого обдумывания.
– Да, – наконец ответила она.
– Ну, здравствуй, Ванесса. Я – Джон Матиас, муж твоей сестры.
– Вы не могли бы сказать, когда Клэр будет дома?
Он был взят врасплох ее резкостью и раздумывал, что ответить.
– Мы расстались, – сказал он. – Последний раз, когда она писала вам, мы были еще вместе, но с тех пор произошли некоторые перемены. Не могу ли я взять у вас номер телефона и передать его ей, чтобы она вам позвонила?
– Нет, – она почти рявкнула свой ответ. Господи, как она резка. – Не могли бы вы дать номер ее телефона?
– У нее нет телефона там, где она остановилась. – Он мог бы дать ей телефон Рэнди, но ему пришлось бы его искать. Может, его даже и не было в списке абонентов. Он и в самом деле ни разу не пытался звонить ей туда. – Вы можете позвонить ей на следующей неделе в фонд. На работу. – Было несколько странно, что Клэр снова возвращается в свой кабинет. Он сказал ей, что он будет рад ее возвращению, но теперь у него было смешанное чувство относительно того, что она будет так близко к нему, а потом каждый вечер уходить к Рэнди. – Вам дать номер?
Снова колебания.
– Давайте.
Он дал ей номер рабочего телефона вместе с адресом маленькой квартирки, в которой жила Клэр в Честервуде.
– Спасибо, – сказала Ванесса. – До…
– Ванесса?
– Да?
– Клэр действительно нужно получить от вас весточку. Я хочу сказать, что больше, чем вы можете себе представить. Вы выбрали время как нельзя лучше.
44
Вена
Клэр опаздывала на свой первый рабочий день в фонде, первый рабочий день за целый месяц. Рэнди задержал ее в своем городском доме за вафлями и разговорами, он не был рад ее возвращению на работу. Она бросилась домой, чтобы переодеться в соответствующую одежду и одним глазом смотрела на часы, когда облачалась в серую юбку и красный кардиган.
Она волновалась перед встречей с коллегами, которые, наверное, были в курсе их с Джоном перемен. И еще она терялась перед встречей с Джоном – как они оба будут работать вместе, когда их высеченный из гранита союз так лихо развалился на куски.
Схватив со стола ключи, она выбежала через переднюю дверь и чуть не столкнулась с женщиной, которая попалась ей на дороге.
– О, – сказала Клэр, резко останавливаясь. – Чем могу быть вам полезна?
Прямые светлые волосы женщины были распущены по плечам и расчесаны на пробор над большими голубыми глазами. Сначала Клэр подумала, что ей около тридцати, но потом заметила маленькие морщинки у глаз и губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47