Но полицейские машины проезжали мимо них как ни в чем не бывало. В отелях по ночам она ждала, что Мелли появится сама, чтобы забрать назад свою дочь. Однако никто не приходил, и Ванесса страдала от боли и разочарования. Хорошая мать нашла бы своего ребенка, если он ей не совсем безразличен.
В те дни на дорогах Лен говорил почти без умолку, в основном о своей злости по отношению Мелли. Он говорил о Мелли такие вещи, которые Ванесса не понимала или не хотела слышать. Он курил сигарету за сигаретой и бил кулаком по ручкам радио, временами плача, почти как ребенок. И он был так же беспомощен, как новорожденный, в эти ночи, когда Ванесса просыпалась в номере гостиницы с дикими от ужаса глазами и крича в мучительном кошмаре". Он пытался обнять ее, разговорить, но она обычно отталкивала его руки, спрыгивала с постели и бежала в ванную комнату, где проводила остаток ночи. Должно быть, ошибкой было то, что он взял ее с собой. Он обожал свою маленькую девочку, но его решение взять ее с собой основывалось больше на мести, чем на любви.
По мере того как шли дни, которые оставляли Джереми все дальше позади, они оба становились спокойнее. Ванесса постепенно прекратила плакать. Она старалась не думать о Мелли и пыталась забыть, что сделала Клэр. Несколько раз она даже напевала под музыку по радио, а Лен рассказывал, как он собирается «всех убить» на Западном побережье. Он говорил о «капиталовложениях» и о встречах с друзьями, у которых «далеко идущие планы». У него и у нее будут деньги, говорил он своей дочери. Игрушки и одежда для нее, автомобили и женщины – для него. Когда он говорил слово «женщины», на его лице была такая улыбка, какой Ванесса не видела у него прежде.
Когда они достигли Сиэтла, он наконец извинился перед ней. Сиэтл был сердцем Всемирной ярмарки, и Лен взял ее с собой на новую вращающуюся башню, которая возвышалась над городом. Оттуда они могли смотреть вниз на мир, расстилающийся под ними, и строить свою новую жизнь как по карте.
– Мне был необходим кто-то из моей семьи, – сказал он. – Я бы взял вас обеих – и тебя, и Клэр, но, по правде говоря, твоя сестра… – он покачал головой, – она слишком похожа на свою мать. Ты унаследовала ее внешность, а Клэр – ее… – Он развел руками, как будто не мог найти слов, чтобы описать, что Клэр получила по наследству от Мелли. – С тобой мне всегда было легче общаться, – продолжал он. – Конечно, я чувствую себя виноватым за то, что насильно разлучил тебя с Клэр.
Вдалеке Ванесса могла видеть расплывчатые очертания гор.
– Все в порядке, папочка, – сказала она, не сводя глаз с горных вершин, поэтому не могла видеть удивленный взгляд своего отца. Он думал, что украл ее из семьи и с фермы. Он не знал, что спас ее. А она так никогда об этом ему и не сказала.
27
Шарлоттсвиль, штат Вирджиния
Джон свернул с шоссе на дорогу, ведущую в Монтичелло. Позади него Клэр подпевала магнитофону. «Человек-оркестр».
Она пела громко и фальшиво. Трудно было сказать, чей голос хуже – Клэр или Боба Дилона. Неважно. Она заглушала Дилона, повторяя каждую невразумительную стихотворную строку, и Джон упивался необузданным счастьем, которое слышалось в ее голосе.
Монтичелло стоял первым в ее списке неотложных дел. В последние полторы недели они вносили изменения в соответствии с его списком и ее, начав с выходных в Оушен-сити, где их на пляжном молу настиг дождь с градом, и они провели большую часть времени в номере отеля за едой или занимаясь любовью. Потом они посетили аквариум в Балтиморе, потом сходили на пьесу в Центр Кеннеди. Он не мог не согласиться, что атмосфера была несколько натянутой. Их отношениям был нанесен удар за последние два месяца, и требовалось некоторое время, чтобы они смогли чувствовать себя по-прежнему свободно друг с другом. Прошло почти две недели, когда она заявила, что больше не будет встречаться с Рэнди, и они заполнили эти недели такой деятельностью, что времени, чтобы прочувствовать печаль или сожаление, совершенно не оставалось. Они взяли пару дней отпуска, которые, как только он начинал думать о работе, приводили его в панику. Ведь перед итоговой конференцией нужно было так много сделать.
Клэр старалась изо всех сил. Случайный наблюдатель мог с уверенностью сказать, что она обрела прежнюю себя. Тронутый ее усилиями, Джон старался не обращать внимания на тяжесть ее походки и безжизненность желаний. Он не заострял внимания на нехарактерной для нее слезливости после занятий любовью или на том факте, что большая часть пьесы, которую они смотрели, выпала у нее из памяти. Она не выполняла свою долю обязанностей в фонде также. Он ничего не говорил ей об этом, но знал, что она сильно отстала от собственного графика мероприятий перед итоговой конференцией.
В последнее время она иногда просыпалась в середине ночи. Никогда раньше с ней не было такого – она всегда спала как убитая. Порой он спрашивал ее, все ли в порядке. Она неизменно отвечала, что все прекрасно, и он довольствовался этим ответом. Стоит ли ему терзать ее расспросами? Добрый старый Рэнди непременно бы сделал это. Сумасбродный Рэнди. Джон обвинял его в этой неразберихе. Так было проще всего. Удобнее всего. Потому что, насколько ему было известно, из тех, кого бы можно было в этом обвинить, никого не осталось в живых.
Но в остальном Клэр становилось лучше. Чуть-чуть получше с каждым днем. Он не знал, страдает ли она до сих пор от этих странных визуальных образов, которые она обсуждала с Рэнди, но был не готов пока спросить об этом. Если теперь у нее больше не возникало этих навязчивых проблесков памяти, а он напомнит о них, они могут начаться снова.
Она все еще пела «Человек-оркестр», когда держала его коляску, чтобы он смог пересесть в нее из автомобиля. Она даже немножко пританцовывала и наклонилась, чтобы обнять его сзади, целуя в макушку.
Они присоединились к небольшой группе туристов в фойе дома Томаса Джефферсона. Их гидом была изящная женщина с огромными познаниями, и вскоре Джон был поглощен легендами об уме Джефферсона, его разносторонних интересах и о гениальности, которая граничила с эксцентричностью. Они прошли через его библиотеку и гостиную, столовую и наконец добрались до его особенной спальни. Комната была разделена на две кроватью, проходящей сквозь две стены. Интригующие часы висели в ногах постели. Джон хотел было обратить на них внимание Клэр, но она смотрела на что-то, выставив подбородок вперед и прижав руку ко рту. Он проследил за ее взглядом, устремленным высоко на стену над кроватью, где три овальных окна без стекол смотрели в темноту. Позади окон находился шкаф-кладовка, сказала гид, Джефферсон хранил тут свою одежду для других сезонов.
Лицо Клэр посерело, и Джон почувствовал, как его прошиб пот. Между ними стояло несколько человек, и ему было трудно пробраться к ней со своим инвалидным креслом. Она посмотрела на него, и в ее глазах было не что иное, как ужас, затем быстро прошла мимо гида из комнаты.
Гид прервала предложение на полуслове.
– Мадам? – окликнула она Клэр, но послышались только удаляющиеся поспешные шаги.
Джон выехал из комнаты за ней. Позади себя он слышал, как экскурсовод открыла дверь и сказала кому-то, что одному члену ее группы необходим провожатый из здания.
Клэр не успела уйти дальше библиотеки, когда ее вырвало. Она облокотилась о стену, и по щекам ее катились слезы. Другой экскурсовод, на этот раз пожилой седой мужчина, стоял уже рядом с ней, когда подоспел Джон. Клэр посмотрела на Джона взглядом, полным покорности, а потом схватила экскурсовода за руку.
– Мне так жаль, – сказала она. – Я не могу поверить, что я… я не могла выйти…
– Ничего страшного. – Экскурсовод посмотрел на Джона. – Вы – ее муж?
Джон кивнул, не сводя глаз с Клэр.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
Клэр кивнула, сглатывая с трудом. Она часто дышала и выглядела совсем больной. Он надеялся, что экскурсовод сможет вывести ее из дома до того, как ее снова будет тошнить.
Мужчина взял Клэр под локоть и повел в направлении фойе. Джон следовал за ними позади.
– Такое случается, – сказал экскурсовод ласковым голосом. – Этот ковер из тех, что предназначены, чтобы по ним ходили люди. Вовсе не экспонат. Его можно почистить.
Они дошли до передней двери. Во двор вели несколько ступенек. Джон не сможет выйти там.
– Мне придется отправиться к лифту, Клэр. Ты справишься одна?
Клэр кивнула, а потом направилась к ступенькам, дверь распахнулась и захлопнулась за ней. Экскурсовод посмотрел на Джона.
– Расстройство желудка? – спросил он.
– Нет. Думаю, что-то еще.
Мужчина улыбнулся ему лукаво. Ему следовало бы сказать, что расстройство желудка, и оставить все как есть.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы найти лифт и проехать на коляске вокруг дома до скамейки, где сидела Клэр. Она робко посмотрела на него.
– Я так глупо себя чувствую. – Ее голос звучал слабо. Джон хотел бы повернуть время вспять, когда она весело подпевала Бобу Дилону в автомобиле.
– Что произошло? – спросил он.
Она пожала плечами.
– Просто сваляла дурака, вот и все.
Он наклонился вперед, чтобы взять ее за руку.
– Там было слишком жарко, – сказал он. – Душно. Ты теперь чувствуешь себя лучше?
Она потуже запахнула свое пальто свободной рукой, в глазах ее стояли слезы.
Джон вздохнул, смиряясь с неизбежным.
– Ведь это не просто духота, а?
Она покачала головой.
– Нет.
– Я люблю тебя, Клэр, – сказал он. – Расскажи мне. – Он говорил чрезвычайно требовательно, но его бравада была только внешней. Такой же фальшивой, как и ее хорошее настроение за последние две недели.
– Та же ерунда, – невнятно сказала она.
– Ты имеешь в виду, что у тебя опять… возникли эти проблески воспоминаний?
Она кивнула, прикусив нижнюю губу, еще сильнее схватившись за него.
– Эти овальные окна, – сказала она.
– С чем они связаны?
– Я не знаю. Они просто… вывели меня из равновесия.
– Прости, – сказал он. – Ведь это в первый раз за это время, не так ли? Я хочу сказать, что у тебя не появлялись эти вспышки с тех пор… за эти две недели, правильно?
Она посмотрела прямо на него.
– Они были у меня все это время, – сказала она тихо.
– Неужели? – спросил он. – Все те же кусочки воспоминаний, в которых совсем нет смысла?
Она кивнула, и он понял, что она ждет, что он спросит ее об этом еще. Что она видит, что она чувствует, когда эти воспоминания наплывают на нее? Она хотела, чтобы он спросил. Она умоляла его своим взглядом, рукой, которая замерла под его рукой. Но он не был готов задавать подобные вопросы. А, возможно, наоборот, слишком хорошо подготовлен к этому. Может быть, именно в этом и была проблема.
– Сходи, пожалуйста, к психоаналитику, Клэр. Пожалуйста.
Мгновенье она пристально смотрела на него.
– Хорошо, – сказала она наконец, и в лице ее мелькнуло разочарование. Она отвернулась от него, потянув свою руку из его руки, и сунула ее в карман.
Она встала, и они в молчании направились вниз по дорожке к своей машине. Он не мог винить ее. Она дала ему шанс не только возобновить их прежние близкие отношения, но и построить новые, поднять их на большую высоту.
А он упустил такую возможность.
28
Вена
– Итак, вы привыкли расставлять все по полочкам, – говорила Дебора Парлоу, – а эта женщина на мосту оказалась чем-то не вписывающимся в общий порядок вещей.
Клэр кивнула со своего места на краю дивана в кабинете Деборы. Она разговаривала с психоаналитиком вот уже десять минут, и ее нетерпение скорее росло, чем ослабевало. Она одним глазом наблюдала за дверью кабинета. Она спросила у Пэт Виковски фамилию психоаналитика, не сказав, для кого она старается, и Пэт горячо порекомендовала Дебору.
– Очень квалифицированная и мягкая в обращении, – сказала она. Клэр не сомневалась в правильности оценки Пэт, но дело было не в этом. Она просто не могла ни с кем говорить на эту тему. За одним исключением.
– И с той ночи вы не можете сосредоточиться на своей работе?
– Верно, – подтвердила Клэр. Если бы она не была половиной команды Харти-Матиас, ее бы давно уволили. И дома от нее не было никакого толку. Накопились горы стирки, и она не могла вспомнить, когда в последний раз готовила обед или просто что-нибудь, кроме тех готовых продуктов, которые закупала в бакалейном магазине.
– И вы упомянули о головокружении? – сказала Дебора.
– Да. Именно с той ночи. Оно бывает не всегда. И не слишком сильное. Иногда у меня такое чувство, что я падаю, но длится такое состояние недолго. Но это не самое худшее.
– А что же самое худшее?
Меня мучают короткие вспышки памяти – по крайней мере, так я это называю. Мой друг предположил, что, возможно, это могут быть воспоминания из прошлого. А, может быть, просто плод воображения. Я не знаю. – Она посмотрела на Дебору, ожидая подтверждения этой теории, которого не последовало.
– На что это похоже? – спросила Дебора.
Клэр быстро покачала головой.
– Не думаю, что смогу говорить об этом. Не сейчас. И без уточнений.
– Хорошо. Давайте в общих чертах.
– Ну, они – странные. Иногда неожиданно возникают без каких-либо на то оснований. В другой раз их провоцирует что-нибудь. Самое худшее произошло недавно в Монтичелло. Я там увидела кое-что – просто архитектурное украшение, которое по неизвестной причине так взволновало, что меня вырвало прямо в помещении.
Дебора нахмурилась.
– Должно быть, вам стало очень неловко.
– Ну, да. Но все прошло, и теперь с этим покончено.
– Неужели?
Клэр хотела кивнуть, а потом сделала гримасу.
– Ну, честно говоря, я все еще нервничаю, не случится ли такое снова. Ведь невозможно предугадать, начнется ли это на совещании или в бакалейном магазине…
– Или в этом кабинете?
Она почувствовала, что ее щеки краснеют. Так по-детски.
– Да, – сказала она.
Дебора сочувственно улыбнулась.
– Туалет – сразу же за моей дверью справа. А плевательница – в дюйме от вашей правой ноги.
– Ладно. Спасибо. – Клэр попыталась получше усесться на диване, но это удалось ей только на секунду, а потом она снова вернулась к прежнему положению на краю кушетки. Ей хотелось хоть немного расслабиться.
– Итак, эти воспоминания кажутся связанными каким-то образом с событиями из вашего прошлого?
– «Воспоминания» – не совсем верное слово, – сказала Клэр. – Скорее короткие видения, и я, кажется, не способна связать их с чем-нибудь, что когда-либо происходило со мной. – Она выглянула в окно. В поле зрения попала большая плакучая ива. – Сначала мне хотелось просто от них избавиться. Чтобы они прекратились. Но очевидно, что этого произойти не может, и теперь я действительно хочу понять, что же за ними кроется. Проследить, куда они меня приведут. Однако это приводит меня в ужас. Неизвестность. Я хочу знать, и в то же время – не хочу. – Она сомневалась, удастся ли ей проследить эти образы с помощью Деборы Парлоу. Она ковыряла пальцем сиденье кушетки, готовая быстро вскочить и выбежать из кабинета.
– То, что вы так чувствуете, понятно. – Дебора переменила положение на стуле. – Но воспоминания, которые мы по какой-либо причине блокируем, обычно не появляются до тех пор, пока мы к ним не будем готовы.
– Ну, я не вполне уверена, что я – готова. – Клэр описала сон, который она видела прошлой ночью. Она стояла в своей кухне, и все дверцы шкафчиков были открыты, все внутреннее их пространство было заполнено темнотой, такой же, как темнота за окошками в спальне Томаса Джефферсона. Она ходила по кухне решительным шагом, распахивая дверцы шкафчиков одну за другой, повторяя: «Нет, нет, нет».
Дебора казалась заинтригованной.
– Что вы боитесь узнать, если в самом деле вглядитесь попристальней в эти обрывки воспоминаний?
Клэр изучающим взглядом смотрела на свои руки на коленях. Что она боится понять? Что ее жизнь была не такой, как кажется? Что у нее было трудное детство? Что ее брак – неудачный?
– Я не знаю, – сказала она.
– Не было ли в вашем прошлом, в детстве каких-нибудь оскорблений, Клэр?
Она в удивлении подняла брови.
– Вы имеете в виду сексуальных?
Дебора пожала плечами.
– Нет. Никаких сексуальных, физических или даже словесных. Ничего подобного. Все в порядке. И фрагменты воспоминаний вовсе не оскорбительного характера.
«Кровь на белом фарфоре».
Клэр заерзала на кушетке, подняв руку, как будто для того чтобы отмахнуться от видения. Она быстро успокоилась, положив руку на колени.
– Я просто видела… – Она покачала головой.
– Образ?
– Да. Я не хочу об этом говорить. Простите. Не подумайте, что это увертка. – Если бы Рэнди был тут, она смогла бы рассказать.
– Все в порядке. – Дебора задумчиво посмотрела на нее. – Вы помните, как вы росли? – спросила она.
Клэр опять посмотрела в окно.
– Это было замечательно, – сказала она. – Я много времени проводила на ферме моих дедушки и бабушки. Хотя, – она посмотрела на Дебору, – были события, которые никак не назовешь приятными – например, развод моих родителей, но я ничего об этом не помню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
В те дни на дорогах Лен говорил почти без умолку, в основном о своей злости по отношению Мелли. Он говорил о Мелли такие вещи, которые Ванесса не понимала или не хотела слышать. Он курил сигарету за сигаретой и бил кулаком по ручкам радио, временами плача, почти как ребенок. И он был так же беспомощен, как новорожденный, в эти ночи, когда Ванесса просыпалась в номере гостиницы с дикими от ужаса глазами и крича в мучительном кошмаре". Он пытался обнять ее, разговорить, но она обычно отталкивала его руки, спрыгивала с постели и бежала в ванную комнату, где проводила остаток ночи. Должно быть, ошибкой было то, что он взял ее с собой. Он обожал свою маленькую девочку, но его решение взять ее с собой основывалось больше на мести, чем на любви.
По мере того как шли дни, которые оставляли Джереми все дальше позади, они оба становились спокойнее. Ванесса постепенно прекратила плакать. Она старалась не думать о Мелли и пыталась забыть, что сделала Клэр. Несколько раз она даже напевала под музыку по радио, а Лен рассказывал, как он собирается «всех убить» на Западном побережье. Он говорил о «капиталовложениях» и о встречах с друзьями, у которых «далеко идущие планы». У него и у нее будут деньги, говорил он своей дочери. Игрушки и одежда для нее, автомобили и женщины – для него. Когда он говорил слово «женщины», на его лице была такая улыбка, какой Ванесса не видела у него прежде.
Когда они достигли Сиэтла, он наконец извинился перед ней. Сиэтл был сердцем Всемирной ярмарки, и Лен взял ее с собой на новую вращающуюся башню, которая возвышалась над городом. Оттуда они могли смотреть вниз на мир, расстилающийся под ними, и строить свою новую жизнь как по карте.
– Мне был необходим кто-то из моей семьи, – сказал он. – Я бы взял вас обеих – и тебя, и Клэр, но, по правде говоря, твоя сестра… – он покачал головой, – она слишком похожа на свою мать. Ты унаследовала ее внешность, а Клэр – ее… – Он развел руками, как будто не мог найти слов, чтобы описать, что Клэр получила по наследству от Мелли. – С тобой мне всегда было легче общаться, – продолжал он. – Конечно, я чувствую себя виноватым за то, что насильно разлучил тебя с Клэр.
Вдалеке Ванесса могла видеть расплывчатые очертания гор.
– Все в порядке, папочка, – сказала она, не сводя глаз с горных вершин, поэтому не могла видеть удивленный взгляд своего отца. Он думал, что украл ее из семьи и с фермы. Он не знал, что спас ее. А она так никогда об этом ему и не сказала.
27
Шарлоттсвиль, штат Вирджиния
Джон свернул с шоссе на дорогу, ведущую в Монтичелло. Позади него Клэр подпевала магнитофону. «Человек-оркестр».
Она пела громко и фальшиво. Трудно было сказать, чей голос хуже – Клэр или Боба Дилона. Неважно. Она заглушала Дилона, повторяя каждую невразумительную стихотворную строку, и Джон упивался необузданным счастьем, которое слышалось в ее голосе.
Монтичелло стоял первым в ее списке неотложных дел. В последние полторы недели они вносили изменения в соответствии с его списком и ее, начав с выходных в Оушен-сити, где их на пляжном молу настиг дождь с градом, и они провели большую часть времени в номере отеля за едой или занимаясь любовью. Потом они посетили аквариум в Балтиморе, потом сходили на пьесу в Центр Кеннеди. Он не мог не согласиться, что атмосфера была несколько натянутой. Их отношениям был нанесен удар за последние два месяца, и требовалось некоторое время, чтобы они смогли чувствовать себя по-прежнему свободно друг с другом. Прошло почти две недели, когда она заявила, что больше не будет встречаться с Рэнди, и они заполнили эти недели такой деятельностью, что времени, чтобы прочувствовать печаль или сожаление, совершенно не оставалось. Они взяли пару дней отпуска, которые, как только он начинал думать о работе, приводили его в панику. Ведь перед итоговой конференцией нужно было так много сделать.
Клэр старалась изо всех сил. Случайный наблюдатель мог с уверенностью сказать, что она обрела прежнюю себя. Тронутый ее усилиями, Джон старался не обращать внимания на тяжесть ее походки и безжизненность желаний. Он не заострял внимания на нехарактерной для нее слезливости после занятий любовью или на том факте, что большая часть пьесы, которую они смотрели, выпала у нее из памяти. Она не выполняла свою долю обязанностей в фонде также. Он ничего не говорил ей об этом, но знал, что она сильно отстала от собственного графика мероприятий перед итоговой конференцией.
В последнее время она иногда просыпалась в середине ночи. Никогда раньше с ней не было такого – она всегда спала как убитая. Порой он спрашивал ее, все ли в порядке. Она неизменно отвечала, что все прекрасно, и он довольствовался этим ответом. Стоит ли ему терзать ее расспросами? Добрый старый Рэнди непременно бы сделал это. Сумасбродный Рэнди. Джон обвинял его в этой неразберихе. Так было проще всего. Удобнее всего. Потому что, насколько ему было известно, из тех, кого бы можно было в этом обвинить, никого не осталось в живых.
Но в остальном Клэр становилось лучше. Чуть-чуть получше с каждым днем. Он не знал, страдает ли она до сих пор от этих странных визуальных образов, которые она обсуждала с Рэнди, но был не готов пока спросить об этом. Если теперь у нее больше не возникало этих навязчивых проблесков памяти, а он напомнит о них, они могут начаться снова.
Она все еще пела «Человек-оркестр», когда держала его коляску, чтобы он смог пересесть в нее из автомобиля. Она даже немножко пританцовывала и наклонилась, чтобы обнять его сзади, целуя в макушку.
Они присоединились к небольшой группе туристов в фойе дома Томаса Джефферсона. Их гидом была изящная женщина с огромными познаниями, и вскоре Джон был поглощен легендами об уме Джефферсона, его разносторонних интересах и о гениальности, которая граничила с эксцентричностью. Они прошли через его библиотеку и гостиную, столовую и наконец добрались до его особенной спальни. Комната была разделена на две кроватью, проходящей сквозь две стены. Интригующие часы висели в ногах постели. Джон хотел было обратить на них внимание Клэр, но она смотрела на что-то, выставив подбородок вперед и прижав руку ко рту. Он проследил за ее взглядом, устремленным высоко на стену над кроватью, где три овальных окна без стекол смотрели в темноту. Позади окон находился шкаф-кладовка, сказала гид, Джефферсон хранил тут свою одежду для других сезонов.
Лицо Клэр посерело, и Джон почувствовал, как его прошиб пот. Между ними стояло несколько человек, и ему было трудно пробраться к ней со своим инвалидным креслом. Она посмотрела на него, и в ее глазах было не что иное, как ужас, затем быстро прошла мимо гида из комнаты.
Гид прервала предложение на полуслове.
– Мадам? – окликнула она Клэр, но послышались только удаляющиеся поспешные шаги.
Джон выехал из комнаты за ней. Позади себя он слышал, как экскурсовод открыла дверь и сказала кому-то, что одному члену ее группы необходим провожатый из здания.
Клэр не успела уйти дальше библиотеки, когда ее вырвало. Она облокотилась о стену, и по щекам ее катились слезы. Другой экскурсовод, на этот раз пожилой седой мужчина, стоял уже рядом с ней, когда подоспел Джон. Клэр посмотрела на Джона взглядом, полным покорности, а потом схватила экскурсовода за руку.
– Мне так жаль, – сказала она. – Я не могу поверить, что я… я не могла выйти…
– Ничего страшного. – Экскурсовод посмотрел на Джона. – Вы – ее муж?
Джон кивнул, не сводя глаз с Клэр.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
Клэр кивнула, сглатывая с трудом. Она часто дышала и выглядела совсем больной. Он надеялся, что экскурсовод сможет вывести ее из дома до того, как ее снова будет тошнить.
Мужчина взял Клэр под локоть и повел в направлении фойе. Джон следовал за ними позади.
– Такое случается, – сказал экскурсовод ласковым голосом. – Этот ковер из тех, что предназначены, чтобы по ним ходили люди. Вовсе не экспонат. Его можно почистить.
Они дошли до передней двери. Во двор вели несколько ступенек. Джон не сможет выйти там.
– Мне придется отправиться к лифту, Клэр. Ты справишься одна?
Клэр кивнула, а потом направилась к ступенькам, дверь распахнулась и захлопнулась за ней. Экскурсовод посмотрел на Джона.
– Расстройство желудка? – спросил он.
– Нет. Думаю, что-то еще.
Мужчина улыбнулся ему лукаво. Ему следовало бы сказать, что расстройство желудка, и оставить все как есть.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы найти лифт и проехать на коляске вокруг дома до скамейки, где сидела Клэр. Она робко посмотрела на него.
– Я так глупо себя чувствую. – Ее голос звучал слабо. Джон хотел бы повернуть время вспять, когда она весело подпевала Бобу Дилону в автомобиле.
– Что произошло? – спросил он.
Она пожала плечами.
– Просто сваляла дурака, вот и все.
Он наклонился вперед, чтобы взять ее за руку.
– Там было слишком жарко, – сказал он. – Душно. Ты теперь чувствуешь себя лучше?
Она потуже запахнула свое пальто свободной рукой, в глазах ее стояли слезы.
Джон вздохнул, смиряясь с неизбежным.
– Ведь это не просто духота, а?
Она покачала головой.
– Нет.
– Я люблю тебя, Клэр, – сказал он. – Расскажи мне. – Он говорил чрезвычайно требовательно, но его бравада была только внешней. Такой же фальшивой, как и ее хорошее настроение за последние две недели.
– Та же ерунда, – невнятно сказала она.
– Ты имеешь в виду, что у тебя опять… возникли эти проблески воспоминаний?
Она кивнула, прикусив нижнюю губу, еще сильнее схватившись за него.
– Эти овальные окна, – сказала она.
– С чем они связаны?
– Я не знаю. Они просто… вывели меня из равновесия.
– Прости, – сказал он. – Ведь это в первый раз за это время, не так ли? Я хочу сказать, что у тебя не появлялись эти вспышки с тех пор… за эти две недели, правильно?
Она посмотрела прямо на него.
– Они были у меня все это время, – сказала она тихо.
– Неужели? – спросил он. – Все те же кусочки воспоминаний, в которых совсем нет смысла?
Она кивнула, и он понял, что она ждет, что он спросит ее об этом еще. Что она видит, что она чувствует, когда эти воспоминания наплывают на нее? Она хотела, чтобы он спросил. Она умоляла его своим взглядом, рукой, которая замерла под его рукой. Но он не был готов задавать подобные вопросы. А, возможно, наоборот, слишком хорошо подготовлен к этому. Может быть, именно в этом и была проблема.
– Сходи, пожалуйста, к психоаналитику, Клэр. Пожалуйста.
Мгновенье она пристально смотрела на него.
– Хорошо, – сказала она наконец, и в лице ее мелькнуло разочарование. Она отвернулась от него, потянув свою руку из его руки, и сунула ее в карман.
Она встала, и они в молчании направились вниз по дорожке к своей машине. Он не мог винить ее. Она дала ему шанс не только возобновить их прежние близкие отношения, но и построить новые, поднять их на большую высоту.
А он упустил такую возможность.
28
Вена
– Итак, вы привыкли расставлять все по полочкам, – говорила Дебора Парлоу, – а эта женщина на мосту оказалась чем-то не вписывающимся в общий порядок вещей.
Клэр кивнула со своего места на краю дивана в кабинете Деборы. Она разговаривала с психоаналитиком вот уже десять минут, и ее нетерпение скорее росло, чем ослабевало. Она одним глазом наблюдала за дверью кабинета. Она спросила у Пэт Виковски фамилию психоаналитика, не сказав, для кого она старается, и Пэт горячо порекомендовала Дебору.
– Очень квалифицированная и мягкая в обращении, – сказала она. Клэр не сомневалась в правильности оценки Пэт, но дело было не в этом. Она просто не могла ни с кем говорить на эту тему. За одним исключением.
– И с той ночи вы не можете сосредоточиться на своей работе?
– Верно, – подтвердила Клэр. Если бы она не была половиной команды Харти-Матиас, ее бы давно уволили. И дома от нее не было никакого толку. Накопились горы стирки, и она не могла вспомнить, когда в последний раз готовила обед или просто что-нибудь, кроме тех готовых продуктов, которые закупала в бакалейном магазине.
– И вы упомянули о головокружении? – сказала Дебора.
– Да. Именно с той ночи. Оно бывает не всегда. И не слишком сильное. Иногда у меня такое чувство, что я падаю, но длится такое состояние недолго. Но это не самое худшее.
– А что же самое худшее?
Меня мучают короткие вспышки памяти – по крайней мере, так я это называю. Мой друг предположил, что, возможно, это могут быть воспоминания из прошлого. А, может быть, просто плод воображения. Я не знаю. – Она посмотрела на Дебору, ожидая подтверждения этой теории, которого не последовало.
– На что это похоже? – спросила Дебора.
Клэр быстро покачала головой.
– Не думаю, что смогу говорить об этом. Не сейчас. И без уточнений.
– Хорошо. Давайте в общих чертах.
– Ну, они – странные. Иногда неожиданно возникают без каких-либо на то оснований. В другой раз их провоцирует что-нибудь. Самое худшее произошло недавно в Монтичелло. Я там увидела кое-что – просто архитектурное украшение, которое по неизвестной причине так взволновало, что меня вырвало прямо в помещении.
Дебора нахмурилась.
– Должно быть, вам стало очень неловко.
– Ну, да. Но все прошло, и теперь с этим покончено.
– Неужели?
Клэр хотела кивнуть, а потом сделала гримасу.
– Ну, честно говоря, я все еще нервничаю, не случится ли такое снова. Ведь невозможно предугадать, начнется ли это на совещании или в бакалейном магазине…
– Или в этом кабинете?
Она почувствовала, что ее щеки краснеют. Так по-детски.
– Да, – сказала она.
Дебора сочувственно улыбнулась.
– Туалет – сразу же за моей дверью справа. А плевательница – в дюйме от вашей правой ноги.
– Ладно. Спасибо. – Клэр попыталась получше усесться на диване, но это удалось ей только на секунду, а потом она снова вернулась к прежнему положению на краю кушетки. Ей хотелось хоть немного расслабиться.
– Итак, эти воспоминания кажутся связанными каким-то образом с событиями из вашего прошлого?
– «Воспоминания» – не совсем верное слово, – сказала Клэр. – Скорее короткие видения, и я, кажется, не способна связать их с чем-нибудь, что когда-либо происходило со мной. – Она выглянула в окно. В поле зрения попала большая плакучая ива. – Сначала мне хотелось просто от них избавиться. Чтобы они прекратились. Но очевидно, что этого произойти не может, и теперь я действительно хочу понять, что же за ними кроется. Проследить, куда они меня приведут. Однако это приводит меня в ужас. Неизвестность. Я хочу знать, и в то же время – не хочу. – Она сомневалась, удастся ли ей проследить эти образы с помощью Деборы Парлоу. Она ковыряла пальцем сиденье кушетки, готовая быстро вскочить и выбежать из кабинета.
– То, что вы так чувствуете, понятно. – Дебора переменила положение на стуле. – Но воспоминания, которые мы по какой-либо причине блокируем, обычно не появляются до тех пор, пока мы к ним не будем готовы.
– Ну, я не вполне уверена, что я – готова. – Клэр описала сон, который она видела прошлой ночью. Она стояла в своей кухне, и все дверцы шкафчиков были открыты, все внутреннее их пространство было заполнено темнотой, такой же, как темнота за окошками в спальне Томаса Джефферсона. Она ходила по кухне решительным шагом, распахивая дверцы шкафчиков одну за другой, повторяя: «Нет, нет, нет».
Дебора казалась заинтригованной.
– Что вы боитесь узнать, если в самом деле вглядитесь попристальней в эти обрывки воспоминаний?
Клэр изучающим взглядом смотрела на свои руки на коленях. Что она боится понять? Что ее жизнь была не такой, как кажется? Что у нее было трудное детство? Что ее брак – неудачный?
– Я не знаю, – сказала она.
– Не было ли в вашем прошлом, в детстве каких-нибудь оскорблений, Клэр?
Она в удивлении подняла брови.
– Вы имеете в виду сексуальных?
Дебора пожала плечами.
– Нет. Никаких сексуальных, физических или даже словесных. Ничего подобного. Все в порядке. И фрагменты воспоминаний вовсе не оскорбительного характера.
«Кровь на белом фарфоре».
Клэр заерзала на кушетке, подняв руку, как будто для того чтобы отмахнуться от видения. Она быстро успокоилась, положив руку на колени.
– Я просто видела… – Она покачала головой.
– Образ?
– Да. Я не хочу об этом говорить. Простите. Не подумайте, что это увертка. – Если бы Рэнди был тут, она смогла бы рассказать.
– Все в порядке. – Дебора задумчиво посмотрела на нее. – Вы помните, как вы росли? – спросила она.
Клэр опять посмотрела в окно.
– Это было замечательно, – сказала она. – Я много времени проводила на ферме моих дедушки и бабушки. Хотя, – она посмотрела на Дебору, – были события, которые никак не назовешь приятными – например, развод моих родителей, но я ничего об этом не помню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47