— Уилли закрывал ворота и кричал, заглушая вхолостую работающий мотор и стук механиков наверху. — Я сказал своей жене…
— На заднем правом порвалась цепь, — перебил его Джулиан. — Почини.
— Что? А где это случилось?
— Здесь, на Двенадцатой улице.
— Смотри-ка, сколько продержалась. Больше, чем я думал. Помните, я еще в среду сказал, что нужно поправить цепи?
— Ага. — Джулиан вынужден был признать, что Уилли действительно предупреждал его. Он прошел в контору, которая находилась в глубине демонстрационного зала на первом этаже. — Доброе утро, Мэри, — поздоровался он.
— Доброе утро, — отозвалась его секретарша Мэри Клайн.
— Как дела?
— Сравнительно тихо, — ответила она, поправляя очки.
— Хорошо провели рождество?
Неплохо, по-моему. Даже мама спустилась вниз, но веселиться оказалось ей не под силу. В четверть шестого у нее начался очередной приступ, и нам пришлось вызвать доктора Мэллоя.
— Надеюсь, ничего серьезного? — спросил Джулиан.
— Как будто ничего. Доктор Мэллой сказал, что все в порядке, но эти врачи, они не всегда говорят правду. Я хочу повезти ее в Филадельфию показать специалисту, но мы боимся сказать доктору Мэллою. Вы же его знаете. Если ему сказать, он заявит: прекрасно, ищите себе другого врача, а мы ему уже много должны. Мы лезем из кожи вон, но нет и надежды, что брат получит работу, хотя он ищет повсюду. Он, разумеется, ничего не требует, да и у мамы есть кое-какие сбережения, но мне приходится и дом содержать, и выплачивать заем и страховку, а еда снова так подорожала, господи боже мой.
В утреннем перечислении Мэри всех ее горестей было одно достоинство: ее можно было прервать в любом месте, и она на это не обижалась. «У всех свои беды», — заметил он. Он говорил это, по меньшей мере, три раза в неделю, с тех пор как Мэри поступила к нему на работу, и всякий раз Мэри соглашалась с таким энтузиазмом, будто он высказал новую блестящую идею.
— И я так думаю, — сказала она. — По дороге на работу я прочла в газете о человеке, который раньше писал юморески для «Инкуайрера», Эйб Мартин, он умер где-то на Западе. Я думала, он из Филадельфии, а там говорится, что из Индианы. Из города Индианаполиса, по-моему. Так вот жил человек…
— Здравствуй, Джулиан.
Это был Лют Флиглер. Мэри тотчас замолчала. Она недолюбливала Люта, потому что он однажды прямо в лицо сказал ей, что она самая большая болтунья от города Акрон в штате Огайо до Гиббсвилла.
— Здравствуй, Лют, — отозвался Джулиан, читая письмо от агента по продаже «кадиллаков» в другой части штата, который во время недели автовыставки собирался устроить вечер с развлечениями. — Хочешь побывать там? — спросил он Люта, перебросив ему письмо.
— Нет, — быстро пробежав письмо, отказался Лют. — Послушай, — сказал он и сел, положив ноги на стол Джулиана, — нам следует пожаловаться на мистера О'Бьюика.
— Опять он этим занимается? — спросил Джулиан.
О'Бьюиком они звали Лэрри О'Дауда, одного из агентов фирмы «Бьюик» в Гиббсвилле.
— Занимается? — переспросил Лют. — Я расскажу тебе, что произошло сегодня утром. Я отправился нынче в похоронное бюро к Пэту Килти. В прошлом месяце я раза два водил его в ресторан, и он уже был готов раскошелиться. Ему нужен семиместный закрытый автомобиль, который мог бы служить и семейной машиной, и похоронным катафалком. Или, верней, был нужен. Во всяком случае, я рассуждал так: сегодня такой день, когда старик вряд ли меня ждет, и может, поэтому мне и удастся уговорить его подписать купчую. И платит он наличными, Джулиан. Так вот, поехал я к нему, вошел в контору и начал балагурить — он это любит. Говорит, чувствует себя тогда молодым. Но замечаю, что он что-то куксится, поэтому в конце концов сдался и спросил, в чем дело. А он мне отвечает:
— Я слышал, мистер Флиглер, что фирма, на которую вы работаете, не шибко уважает людей моей веры.
— Что? — спросил я. — Тогда почему же машина «кадиллак» названа в честь католика? Старый герцог Кадиллак был католиком.
— Да я не имел в виду «Дженерал моторс», мистер Флиглер, — сказал Куилти. — Я говорю о Джулиане Инглише, вот о ком я говорю.
— Послушайте, мистер Килти, — начал я, — вы совершенно не правы.
Я принялся рассказывать ему про преподобного Кридона, какие вы с ним друзья и что ты делаешь для монахинь, но он и слушать не хотел. Он сказал, что не всегда сходится во взглядах с преподобным Кридоном, но, мол, дело даже не в этом. Дело в том, сказал он, что слышал про твою ссору с Гарри Райли. Что он имел в виду, черт побери?
— Я позавчера выплеснул стакан виски в лицо Гарри, — объяснил Джулиан.
— А, вот что, — вспомнил Лют. — Я тоже про это слышал. Но вы поссорились не на религиозной почве?
— Нет. Конечно, нет. Я напился и взял да и плеснул виски ему в лицо. Ну так что? Что по поводу О'Бьюика?
— Вот в этом-то и загвоздка. Я ничего не мог поделать со стариком Килти, — продолжал Лют. — Он все твердил про то, что я тебе сказал, да еще добавил, что, прежде чем покупать, ему надо как следует подумать. Боюсь, мы с места не сдвинемся, если ты сам, Джулиан, не пойдешь и не поговоришь с ним.
— Думаешь, будет толк?
— Сказать тебе честно, не знаю. Положение трудное. Раз ирландец вбил себе в голову, что ты против его церкви, тут пиши пропало. А объясняется все очень просто: этот сукин сын О'Дауд прослышал про вашу с Райли ссору или как хочешь это назови и, направившись к старику Килти, тотчас ему все и выложил. Дело, по-моему, было именно так. Хорошо бы дать ему как следует по носу.
— Я бы тоже не прочь.
— Нет, ты уж, пожалуйста, сиди тихо, не то в тысяча девятьсот тридцать первом году нам не сбыть ни единой машины. И раз уж я начал, пожалуй, стоит сообщить тебе все плохие новости вместе.
— Ты хочешь сказать, что есть еще? — спросил Джулиан.
— Именно, — подтвердил Лют. — Джулиан, мне не хочется… Подожди. Мисс Клайн, будьте добры выйти на минуту, пока я поговорю с мистером Инглишем.
— Пожалуйста. Чем слушать выражения, которые вы употребляете! — И Мэри Клайн скрылась за дверью.
— Послушай, Джулиан, — начал Лют, — твоя личная жизнь — это твое дело, ты здесь босс и все такое, но я старше тебя на десять лет, и мы с тобой всегда ладили, поэтому, я думаю, ты не будешь возражать, если я рубану тебе прямо с плеча?
— Конечно, нет. Давай.
— Так вот. Мне не хотелось бы, чтобы ты обижался на меня, и, коли обидишься, можешь меня уволить, но ты ведешь себя глупо, а уж вчера в «Дилижансе»… Господи, я просто не знаю, как и сказать. Зачем ты вышел из зала с этой певичкой? Ты знаешь, чья она любовница? Эда Чарни. Лучший наш клиент. Многие люди не желают иметь с ним дела, и, наверное, большинство твоих приятелей осуждает тебя за то, что ты продал ему машину. Однако в то же время Людендорф продает десятки «паккардов» таким же клиентам, поэтому нечего обращать внимание на все пересуды. Эд Чарни — малый что надо и покупатель честный. Он вовремя оплачивает свои счета, а суммы там немалые. И тебе лично он симпатизирует. Он говорил мне об этом много раз. Он говорит, что среди всех этих снобов только тебя он считает человеком. И что же в итоге? В итоге — как только кто-нибудь из его приятелей — торговцев спиртным собирается купить дорогой автомобиль, Эд посылает его к нам. Людендорфу не удается продавать «паккарды» дружкам Эда Чарни.
И какова благодарность? В благодарность ты соблазняешь его же любовницу, делая из него посмешище в его же заведении, чем ставишь в идиотское положение свою жену и друзей. Тебе известно, что ждет любого из компании Эда, попытайся он сотворить то же самое, а? Не быть ему живым, вот что, и не думай, Джулиан, что тебе это сойдет с рук только потому, что твой отец здесь большая шишка. Не хочу сказать, что Эд прикажет своим гориллам пройтись по тебе из пулемета или что-нибудь вроде этого, нет, но почему бы тебе не вести себя потише? Мне случайно стало известно, что Эд жутко разозлился, и, ей-богу, он прав. Он содержит эту дамочку уже больше двух лет, и говорят, сходит по ней с ума, а тут ты напиваешься, тащишь ее в машину и портишь все дело. Господи, Джулиан, зачем все это?
— Ты ошибаешься только в одном, — сказал Джулиан.
— В чем?
— У меня с этой дамой ничего не было.
Лют помолчал.
— Может, и не было, — согласился он, — но все считают, что было, и ничего ты не докажешь. Она достаточно долго пробыла с тобой в машине, а когда вернулась в зал, выглядела отнюдь не так, будто вы там сидели и слушали по радио проповедь отца Кофлина. Не могу понять, зачем она вообще тебе понадобилась. Не мне говорить, но вы с Кэролайн всегда казались идеальной супружеской парой. И Ирма тоже так считает. Насколько мне известно, ты впервые проявил интерес к посторонней женщине. Честное слово, Джулиан, не хочется лезть не в свое дело, но если ты поссорился с женой, постарайся помириться. У тебя самая красивая, самая шикарная жена на всей Лантененго-стрит. Весь город так считает, поэтому послушай меня, не забудь, я на десять лет старше, будь благоразумным и заключи мир. У нас с Ирмой тоже не все идет гладко, но она знает, как я на самом деле к ней отношусь, и, по-моему, ты тоже любишь миссис Инглиш.
Вот и все. Я сказал тебе больше, чем собирался, но рад, что выговорился. Если ты захочешь меня уволить, твое дело, но все, что я тебе сказал, правда, и в глубине души ты это понимаешь, приятель. Я найду себе другую работу, а не найду, так тоже не пропаду. Если ты способен уволить меня за то, что я тут тебе наговорил, значит, ты не такой человек, каким я тебя считаю, и я не желаю на тебя работать. — Лют медленно поднялся со стула.
— Сядь, Лют, — только и смог сказать Джулиан. Несколько минут они молча сидели друг против друга. Лют предложил Джулиану сигарету. Джулиан взял ее и протянул Люту спички. Наконец Джулиан спросил: — И что же, по-твоему, мне следует сделать, Лют?
— Не знаю. По-моему, некоторое время пусть все идет по-прежнему. Ты был пьян, этим многое объясняется. Может, Чарли примет это во внимание. А, черт с ним! Переживем как-нибудь. Не принимай слишком близко к сердцу. Увидимся к концу рабочего дня. Я сейчас еду в Кольеривилл, а вообще-то, так или иначе все обойдется. Руку!
— Давай, — сказал Джулиан.
Они пожали друг другу руки, обменялись улыбками, и Лют вышел. Джулиан слышал, как он объяснил Мэри Клайн, что все решено: теперь они будут продавать не автомобили, а аэропланы.
— Неужели это правда, мистер Инглиш? То, что мне только что сказал Лютер Флиглер?
— А что он вам сказал?
— Что мы вместо машин будем торговать аэропланами. По-моему, здесь никто не купит аэроплана.
— Года два вы можете об этом не беспокоиться, Мэри, — сказал Джулиан. — Вы же знаете Люта.
— Еще бы! — воскликнула Мэри Клайн.
Стоял один из таких дней, когда он мог, не кривя душой, сказать себе и что у него по уши работы, и что ему совершенно нечего делать. С похмелья самочувствие у него было не хуже, чем всегда в таких случаях. Он знал, что, несмотря на последствия прошлой ночи, работать может. Ему хотелось работать, трудно было только начать. Ему хотелось работать, чтобы обо всем позабыть, и он даже достал из ящика несколько листков разлинованной бумаги и карандаши с намерением подвести итог деятельности гиббсвиллского отделения фирмы «Кадиллак» за прошедший год. Самое подходящее время для этого, ибо ему не будут мешать агенты, да и других дел никаких нет. Однако слово «итог» заставило его вспомнить о Люте и о том, как он подытожил его поведение прошлой ночью, не позабыв и о последствиях. Эта история с Килти — он понимал, что произошло. О'Дауд, вероятно, давно пытался отговорить старика покупать «кадиллак», а прослышав о том, что Джулиан плеснул виски в Гарри Райли, помчался к Килти и продал ему свой автомобиль. О'Дауд умел торговать и сообразил, как использовать создавшееся положение. Джулиану было очень неприятно, что сделка сорвалась, потому что, несмотря на все шутки на этот счет, продать машину гробовщику выгодно, ибо это своего рода реклама. Гробовщики держат автомобили в отличном состоянии. Черные, блестящие, с отполированными боками, их машины сверкают чистотой. И по собственному опыту он знал, какое это производит впечатление: ему часто приходила в голову мысль, что уж коли суждено умереть, то хорошо бы отправиться на кладбище в шикарном катафалке Килти в сопровождении принадлежащих ему же столь же импозантных «студебеккеров». Звуки похоронного марша со стороны больницы святого Иакова неизменно вызывали у него мысли о Килти. И заплатил бы старик наличными. Получить деньги труда не составляло. Но вот они уплыли — вот в чем беда. А не приложил ли тут руку сам Гарри Райли? Гарри был очень богат и имел достаточно хлопот с собственными вкладами и владениями, но тем не менее отыскивал время вынюхивать, как идут дела у других, и похоже, именно он выведал, что Килти собирается купить «кадиллак». Такую вещь он обязательно бы пронюхал. А собственно, почему бы ему об этом не знать? Прошлым летом он одолжил Джулиану двадцать тысяч долларов, и деньги эти были немалой суммой, если даже для Гарри они пустяк. Чем и объясняется повышенный интерес, который мог проявить Гарри к делам Джулиана.
Двадцать тысяч долларов! Зачем он столько взял взаймы? Он прекрасно знал зачем. В ту пору в действительности ему нужно было лишь десять тысяч, но он рассудил так: уж коли приходится просить, так надо взять кусок побольше. Десять тысяч разошлись быстро. Около восьми тысяч, хотя прошлым летом строительный материал и работа стоили недорого, было истрачено на сооружение внутреннего пандуса, который, по расчетам Джулиана, должен был впоследствии дать большую экономию на электроэнергии: лифтом пользовались бы гораздо меньше. Но пока экономия почти не ощущалась. По правде говоря, Джулиан, если бы кто-нибудь вовремя усомнился в целесообразности сооружения пандуса, не стал бы слишком горячо возражать. Куда еще ушли деньги? А, да, на покупку двух трехколесных мотоциклов. Предполагалось, что механик поедет на мотоцикле, например, в гараж Дейвиса, прицепит какую-нибудь штуковину на «кадиллак» Дейвиса и поведет автомобиль с прицепленным позади мотоциклом в гиббсвиллское отделение «Кадиллака» для заправки или ремонта. Эта идея тоже должна была дать экономию, но в бухгалтерских документах экономия пока не нашла отражения. И зачем два мотоцикла? Одного было бы достаточно. Более чем достаточно. Еще были деревья, прекрасные, стройные деревья. Джулиан научился, проходя мимо этих деревьев, не замечать их, но сейчас усилием воли заставил себя о них подумать. Вон они, стоят вдоль обочины. За семьсот шестьдесят шесть долларов и сорок пять центов, включая доставку и посадку. С точностью до цента Джулиан знал их стоимость, но понятия не имел, какие это деревья. Он купил их, преисполнившись любви к природе после завтрака, проходившего под девизом «Сделаем наш город красивым». Когда-то там, где сейчас находится гиббсвиллское отделение «Кадиллака», росли деревья, росли они и вдоль обочины, но их срубили. И вот в один прекрасный день Джулиан присутствовал на завтраке под девизом «Сделаем наш город красивым», где все по очереди вставали и говорили про деревья и про свой вклад в благоустройство центра города, в гараж Джулиана находился именно в центре. На завтраке по совершенно случайному совпадению присутствовал и человек из питомника, и Джулиан купил у него деревья. Вот на это все и ушло десять тысяч долларов.
А другие десять тысяч потребовались для серьезных расходов, как, например, погашения банковской ссуды, выплаты жалованья работникам и так далее.
Лют был прав и в другом: Эд Чарни — отличный клиент. «Я тоже для Эда неплохой клиент, — напомнил себе Джулиан, — но он более выгодный». По поводу Эда надо бы что-то сделать, но он решил, что в данный момент следует воздержаться от каких-либо действий. Да, прошлой ночью он определенно вел себя глупо. Разозлил Эда Чарни. А про Кэролайн лучше сейчас и не вспоминать. Он на работе и будет думать только о работе. Если Эд Чарни действительно разозлился — нет, он этого не сделает, он не швырнет гранату в гараж. Здесь не Чикаго, а Гиббсвилл. И помимо всего, фамилия Инглиш тоже кое-что в этих краях значит. «Но не благодаря мне», — пробормотал Джулиан.
— Черт бы его побрал, — сказала Мэри Клайн.
— Кого? — спросил Джулиан.
— Лютера Флиглера, — ответила Мэри. — Он, когда отпускает бензин, пишет в квитанции цифры так, что не поймешь, десять галлонов он отпустил или семьдесят.
— Не думаю, чтобы он выписал квитанцию на семьдесят галлонов. В бак машины не входит столько бензина, — сказал Джулиан. — Кроме того, это не ваша забота. Пусть об этом беспокоится Брюс.
Мэри повернулась к нему.
— Извините, но вы, наверное, забыли, что сами разрешили Брюсу отпуск до конца недели.
Ее тон означал следующее: несмотря на явную несправедливость, я продолжаю выполнять свои обязанности. Брюс Райчелдерфер был бухгалтером, и Джулиан дал им отпуск на всю рождественскую неделю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— На заднем правом порвалась цепь, — перебил его Джулиан. — Почини.
— Что? А где это случилось?
— Здесь, на Двенадцатой улице.
— Смотри-ка, сколько продержалась. Больше, чем я думал. Помните, я еще в среду сказал, что нужно поправить цепи?
— Ага. — Джулиан вынужден был признать, что Уилли действительно предупреждал его. Он прошел в контору, которая находилась в глубине демонстрационного зала на первом этаже. — Доброе утро, Мэри, — поздоровался он.
— Доброе утро, — отозвалась его секретарша Мэри Клайн.
— Как дела?
— Сравнительно тихо, — ответила она, поправляя очки.
— Хорошо провели рождество?
Неплохо, по-моему. Даже мама спустилась вниз, но веселиться оказалось ей не под силу. В четверть шестого у нее начался очередной приступ, и нам пришлось вызвать доктора Мэллоя.
— Надеюсь, ничего серьезного? — спросил Джулиан.
— Как будто ничего. Доктор Мэллой сказал, что все в порядке, но эти врачи, они не всегда говорят правду. Я хочу повезти ее в Филадельфию показать специалисту, но мы боимся сказать доктору Мэллою. Вы же его знаете. Если ему сказать, он заявит: прекрасно, ищите себе другого врача, а мы ему уже много должны. Мы лезем из кожи вон, но нет и надежды, что брат получит работу, хотя он ищет повсюду. Он, разумеется, ничего не требует, да и у мамы есть кое-какие сбережения, но мне приходится и дом содержать, и выплачивать заем и страховку, а еда снова так подорожала, господи боже мой.
В утреннем перечислении Мэри всех ее горестей было одно достоинство: ее можно было прервать в любом месте, и она на это не обижалась. «У всех свои беды», — заметил он. Он говорил это, по меньшей мере, три раза в неделю, с тех пор как Мэри поступила к нему на работу, и всякий раз Мэри соглашалась с таким энтузиазмом, будто он высказал новую блестящую идею.
— И я так думаю, — сказала она. — По дороге на работу я прочла в газете о человеке, который раньше писал юморески для «Инкуайрера», Эйб Мартин, он умер где-то на Западе. Я думала, он из Филадельфии, а там говорится, что из Индианы. Из города Индианаполиса, по-моему. Так вот жил человек…
— Здравствуй, Джулиан.
Это был Лют Флиглер. Мэри тотчас замолчала. Она недолюбливала Люта, потому что он однажды прямо в лицо сказал ей, что она самая большая болтунья от города Акрон в штате Огайо до Гиббсвилла.
— Здравствуй, Лют, — отозвался Джулиан, читая письмо от агента по продаже «кадиллаков» в другой части штата, который во время недели автовыставки собирался устроить вечер с развлечениями. — Хочешь побывать там? — спросил он Люта, перебросив ему письмо.
— Нет, — быстро пробежав письмо, отказался Лют. — Послушай, — сказал он и сел, положив ноги на стол Джулиана, — нам следует пожаловаться на мистера О'Бьюика.
— Опять он этим занимается? — спросил Джулиан.
О'Бьюиком они звали Лэрри О'Дауда, одного из агентов фирмы «Бьюик» в Гиббсвилле.
— Занимается? — переспросил Лют. — Я расскажу тебе, что произошло сегодня утром. Я отправился нынче в похоронное бюро к Пэту Килти. В прошлом месяце я раза два водил его в ресторан, и он уже был готов раскошелиться. Ему нужен семиместный закрытый автомобиль, который мог бы служить и семейной машиной, и похоронным катафалком. Или, верней, был нужен. Во всяком случае, я рассуждал так: сегодня такой день, когда старик вряд ли меня ждет, и может, поэтому мне и удастся уговорить его подписать купчую. И платит он наличными, Джулиан. Так вот, поехал я к нему, вошел в контору и начал балагурить — он это любит. Говорит, чувствует себя тогда молодым. Но замечаю, что он что-то куксится, поэтому в конце концов сдался и спросил, в чем дело. А он мне отвечает:
— Я слышал, мистер Флиглер, что фирма, на которую вы работаете, не шибко уважает людей моей веры.
— Что? — спросил я. — Тогда почему же машина «кадиллак» названа в честь католика? Старый герцог Кадиллак был католиком.
— Да я не имел в виду «Дженерал моторс», мистер Флиглер, — сказал Куилти. — Я говорю о Джулиане Инглише, вот о ком я говорю.
— Послушайте, мистер Килти, — начал я, — вы совершенно не правы.
Я принялся рассказывать ему про преподобного Кридона, какие вы с ним друзья и что ты делаешь для монахинь, но он и слушать не хотел. Он сказал, что не всегда сходится во взглядах с преподобным Кридоном, но, мол, дело даже не в этом. Дело в том, сказал он, что слышал про твою ссору с Гарри Райли. Что он имел в виду, черт побери?
— Я позавчера выплеснул стакан виски в лицо Гарри, — объяснил Джулиан.
— А, вот что, — вспомнил Лют. — Я тоже про это слышал. Но вы поссорились не на религиозной почве?
— Нет. Конечно, нет. Я напился и взял да и плеснул виски ему в лицо. Ну так что? Что по поводу О'Бьюика?
— Вот в этом-то и загвоздка. Я ничего не мог поделать со стариком Килти, — продолжал Лют. — Он все твердил про то, что я тебе сказал, да еще добавил, что, прежде чем покупать, ему надо как следует подумать. Боюсь, мы с места не сдвинемся, если ты сам, Джулиан, не пойдешь и не поговоришь с ним.
— Думаешь, будет толк?
— Сказать тебе честно, не знаю. Положение трудное. Раз ирландец вбил себе в голову, что ты против его церкви, тут пиши пропало. А объясняется все очень просто: этот сукин сын О'Дауд прослышал про вашу с Райли ссору или как хочешь это назови и, направившись к старику Килти, тотчас ему все и выложил. Дело, по-моему, было именно так. Хорошо бы дать ему как следует по носу.
— Я бы тоже не прочь.
— Нет, ты уж, пожалуйста, сиди тихо, не то в тысяча девятьсот тридцать первом году нам не сбыть ни единой машины. И раз уж я начал, пожалуй, стоит сообщить тебе все плохие новости вместе.
— Ты хочешь сказать, что есть еще? — спросил Джулиан.
— Именно, — подтвердил Лют. — Джулиан, мне не хочется… Подожди. Мисс Клайн, будьте добры выйти на минуту, пока я поговорю с мистером Инглишем.
— Пожалуйста. Чем слушать выражения, которые вы употребляете! — И Мэри Клайн скрылась за дверью.
— Послушай, Джулиан, — начал Лют, — твоя личная жизнь — это твое дело, ты здесь босс и все такое, но я старше тебя на десять лет, и мы с тобой всегда ладили, поэтому, я думаю, ты не будешь возражать, если я рубану тебе прямо с плеча?
— Конечно, нет. Давай.
— Так вот. Мне не хотелось бы, чтобы ты обижался на меня, и, коли обидишься, можешь меня уволить, но ты ведешь себя глупо, а уж вчера в «Дилижансе»… Господи, я просто не знаю, как и сказать. Зачем ты вышел из зала с этой певичкой? Ты знаешь, чья она любовница? Эда Чарни. Лучший наш клиент. Многие люди не желают иметь с ним дела, и, наверное, большинство твоих приятелей осуждает тебя за то, что ты продал ему машину. Однако в то же время Людендорф продает десятки «паккардов» таким же клиентам, поэтому нечего обращать внимание на все пересуды. Эд Чарни — малый что надо и покупатель честный. Он вовремя оплачивает свои счета, а суммы там немалые. И тебе лично он симпатизирует. Он говорил мне об этом много раз. Он говорит, что среди всех этих снобов только тебя он считает человеком. И что же в итоге? В итоге — как только кто-нибудь из его приятелей — торговцев спиртным собирается купить дорогой автомобиль, Эд посылает его к нам. Людендорфу не удается продавать «паккарды» дружкам Эда Чарни.
И какова благодарность? В благодарность ты соблазняешь его же любовницу, делая из него посмешище в его же заведении, чем ставишь в идиотское положение свою жену и друзей. Тебе известно, что ждет любого из компании Эда, попытайся он сотворить то же самое, а? Не быть ему живым, вот что, и не думай, Джулиан, что тебе это сойдет с рук только потому, что твой отец здесь большая шишка. Не хочу сказать, что Эд прикажет своим гориллам пройтись по тебе из пулемета или что-нибудь вроде этого, нет, но почему бы тебе не вести себя потише? Мне случайно стало известно, что Эд жутко разозлился, и, ей-богу, он прав. Он содержит эту дамочку уже больше двух лет, и говорят, сходит по ней с ума, а тут ты напиваешься, тащишь ее в машину и портишь все дело. Господи, Джулиан, зачем все это?
— Ты ошибаешься только в одном, — сказал Джулиан.
— В чем?
— У меня с этой дамой ничего не было.
Лют помолчал.
— Может, и не было, — согласился он, — но все считают, что было, и ничего ты не докажешь. Она достаточно долго пробыла с тобой в машине, а когда вернулась в зал, выглядела отнюдь не так, будто вы там сидели и слушали по радио проповедь отца Кофлина. Не могу понять, зачем она вообще тебе понадобилась. Не мне говорить, но вы с Кэролайн всегда казались идеальной супружеской парой. И Ирма тоже так считает. Насколько мне известно, ты впервые проявил интерес к посторонней женщине. Честное слово, Джулиан, не хочется лезть не в свое дело, но если ты поссорился с женой, постарайся помириться. У тебя самая красивая, самая шикарная жена на всей Лантененго-стрит. Весь город так считает, поэтому послушай меня, не забудь, я на десять лет старше, будь благоразумным и заключи мир. У нас с Ирмой тоже не все идет гладко, но она знает, как я на самом деле к ней отношусь, и, по-моему, ты тоже любишь миссис Инглиш.
Вот и все. Я сказал тебе больше, чем собирался, но рад, что выговорился. Если ты захочешь меня уволить, твое дело, но все, что я тебе сказал, правда, и в глубине души ты это понимаешь, приятель. Я найду себе другую работу, а не найду, так тоже не пропаду. Если ты способен уволить меня за то, что я тут тебе наговорил, значит, ты не такой человек, каким я тебя считаю, и я не желаю на тебя работать. — Лют медленно поднялся со стула.
— Сядь, Лют, — только и смог сказать Джулиан. Несколько минут они молча сидели друг против друга. Лют предложил Джулиану сигарету. Джулиан взял ее и протянул Люту спички. Наконец Джулиан спросил: — И что же, по-твоему, мне следует сделать, Лют?
— Не знаю. По-моему, некоторое время пусть все идет по-прежнему. Ты был пьян, этим многое объясняется. Может, Чарли примет это во внимание. А, черт с ним! Переживем как-нибудь. Не принимай слишком близко к сердцу. Увидимся к концу рабочего дня. Я сейчас еду в Кольеривилл, а вообще-то, так или иначе все обойдется. Руку!
— Давай, — сказал Джулиан.
Они пожали друг другу руки, обменялись улыбками, и Лют вышел. Джулиан слышал, как он объяснил Мэри Клайн, что все решено: теперь они будут продавать не автомобили, а аэропланы.
— Неужели это правда, мистер Инглиш? То, что мне только что сказал Лютер Флиглер?
— А что он вам сказал?
— Что мы вместо машин будем торговать аэропланами. По-моему, здесь никто не купит аэроплана.
— Года два вы можете об этом не беспокоиться, Мэри, — сказал Джулиан. — Вы же знаете Люта.
— Еще бы! — воскликнула Мэри Клайн.
Стоял один из таких дней, когда он мог, не кривя душой, сказать себе и что у него по уши работы, и что ему совершенно нечего делать. С похмелья самочувствие у него было не хуже, чем всегда в таких случаях. Он знал, что, несмотря на последствия прошлой ночи, работать может. Ему хотелось работать, трудно было только начать. Ему хотелось работать, чтобы обо всем позабыть, и он даже достал из ящика несколько листков разлинованной бумаги и карандаши с намерением подвести итог деятельности гиббсвиллского отделения фирмы «Кадиллак» за прошедший год. Самое подходящее время для этого, ибо ему не будут мешать агенты, да и других дел никаких нет. Однако слово «итог» заставило его вспомнить о Люте и о том, как он подытожил его поведение прошлой ночью, не позабыв и о последствиях. Эта история с Килти — он понимал, что произошло. О'Дауд, вероятно, давно пытался отговорить старика покупать «кадиллак», а прослышав о том, что Джулиан плеснул виски в Гарри Райли, помчался к Килти и продал ему свой автомобиль. О'Дауд умел торговать и сообразил, как использовать создавшееся положение. Джулиану было очень неприятно, что сделка сорвалась, потому что, несмотря на все шутки на этот счет, продать машину гробовщику выгодно, ибо это своего рода реклама. Гробовщики держат автомобили в отличном состоянии. Черные, блестящие, с отполированными боками, их машины сверкают чистотой. И по собственному опыту он знал, какое это производит впечатление: ему часто приходила в голову мысль, что уж коли суждено умереть, то хорошо бы отправиться на кладбище в шикарном катафалке Килти в сопровождении принадлежащих ему же столь же импозантных «студебеккеров». Звуки похоронного марша со стороны больницы святого Иакова неизменно вызывали у него мысли о Килти. И заплатил бы старик наличными. Получить деньги труда не составляло. Но вот они уплыли — вот в чем беда. А не приложил ли тут руку сам Гарри Райли? Гарри был очень богат и имел достаточно хлопот с собственными вкладами и владениями, но тем не менее отыскивал время вынюхивать, как идут дела у других, и похоже, именно он выведал, что Килти собирается купить «кадиллак». Такую вещь он обязательно бы пронюхал. А собственно, почему бы ему об этом не знать? Прошлым летом он одолжил Джулиану двадцать тысяч долларов, и деньги эти были немалой суммой, если даже для Гарри они пустяк. Чем и объясняется повышенный интерес, который мог проявить Гарри к делам Джулиана.
Двадцать тысяч долларов! Зачем он столько взял взаймы? Он прекрасно знал зачем. В ту пору в действительности ему нужно было лишь десять тысяч, но он рассудил так: уж коли приходится просить, так надо взять кусок побольше. Десять тысяч разошлись быстро. Около восьми тысяч, хотя прошлым летом строительный материал и работа стоили недорого, было истрачено на сооружение внутреннего пандуса, который, по расчетам Джулиана, должен был впоследствии дать большую экономию на электроэнергии: лифтом пользовались бы гораздо меньше. Но пока экономия почти не ощущалась. По правде говоря, Джулиан, если бы кто-нибудь вовремя усомнился в целесообразности сооружения пандуса, не стал бы слишком горячо возражать. Куда еще ушли деньги? А, да, на покупку двух трехколесных мотоциклов. Предполагалось, что механик поедет на мотоцикле, например, в гараж Дейвиса, прицепит какую-нибудь штуковину на «кадиллак» Дейвиса и поведет автомобиль с прицепленным позади мотоциклом в гиббсвиллское отделение «Кадиллака» для заправки или ремонта. Эта идея тоже должна была дать экономию, но в бухгалтерских документах экономия пока не нашла отражения. И зачем два мотоцикла? Одного было бы достаточно. Более чем достаточно. Еще были деревья, прекрасные, стройные деревья. Джулиан научился, проходя мимо этих деревьев, не замечать их, но сейчас усилием воли заставил себя о них подумать. Вон они, стоят вдоль обочины. За семьсот шестьдесят шесть долларов и сорок пять центов, включая доставку и посадку. С точностью до цента Джулиан знал их стоимость, но понятия не имел, какие это деревья. Он купил их, преисполнившись любви к природе после завтрака, проходившего под девизом «Сделаем наш город красивым». Когда-то там, где сейчас находится гиббсвиллское отделение «Кадиллака», росли деревья, росли они и вдоль обочины, но их срубили. И вот в один прекрасный день Джулиан присутствовал на завтраке под девизом «Сделаем наш город красивым», где все по очереди вставали и говорили про деревья и про свой вклад в благоустройство центра города, в гараж Джулиана находился именно в центре. На завтраке по совершенно случайному совпадению присутствовал и человек из питомника, и Джулиан купил у него деревья. Вот на это все и ушло десять тысяч долларов.
А другие десять тысяч потребовались для серьезных расходов, как, например, погашения банковской ссуды, выплаты жалованья работникам и так далее.
Лют был прав и в другом: Эд Чарни — отличный клиент. «Я тоже для Эда неплохой клиент, — напомнил себе Джулиан, — но он более выгодный». По поводу Эда надо бы что-то сделать, но он решил, что в данный момент следует воздержаться от каких-либо действий. Да, прошлой ночью он определенно вел себя глупо. Разозлил Эда Чарни. А про Кэролайн лучше сейчас и не вспоминать. Он на работе и будет думать только о работе. Если Эд Чарни действительно разозлился — нет, он этого не сделает, он не швырнет гранату в гараж. Здесь не Чикаго, а Гиббсвилл. И помимо всего, фамилия Инглиш тоже кое-что в этих краях значит. «Но не благодаря мне», — пробормотал Джулиан.
— Черт бы его побрал, — сказала Мэри Клайн.
— Кого? — спросил Джулиан.
— Лютера Флиглера, — ответила Мэри. — Он, когда отпускает бензин, пишет в квитанции цифры так, что не поймешь, десять галлонов он отпустил или семьдесят.
— Не думаю, чтобы он выписал квитанцию на семьдесят галлонов. В бак машины не входит столько бензина, — сказал Джулиан. — Кроме того, это не ваша забота. Пусть об этом беспокоится Брюс.
Мэри повернулась к нему.
— Извините, но вы, наверное, забыли, что сами разрешили Брюсу отпуск до конца недели.
Ее тон означал следующее: несмотря на явную несправедливость, я продолжаю выполнять свои обязанности. Брюс Райчелдерфер был бухгалтером, и Джулиан дал им отпуск на всю рождественскую неделю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25