Постепенно расправляет плечи новый человек — Иванушка-Пьеро-Пилат (см. главу «Вечный Жрец извечного Илиона» ), для которого публикуемые стихи Ивана примитивны, смешны и даже омерзительны, и популярный, совместимый с толпой Иван постепенно изживается.
Бездомный выделен Булгаковым с первой же главы «Мастера…»: если по всей книге Воланд, актёрствуя, откровенно издевается над всеми, в том числе и над Маргаритой, вернейшей его ученицей, то на Бездомного «консультант» смотрит очень серьёзно — так смотрят на врага, который очень опасен. Очевидно, пугал Воланда не Иван, а подмятый до поры Иванушка.
В прозорливости Воланду не отказать: из всех персонажей романа один только Бездомный обретает истинный Дом (тот дом с заграничными венецианскими окнами, в который мастера конвоирует «любящая» Маргарита, — полная туфта, галлюцинация агонии, поскольку всё это происходит в Воландовом небытии) — это наследование Дома присутствует у Ивана на подсознательном уровне.
Выбранный Поныревым (Булгаковым) псевдоним «Бездомный» — значащий. Ещё до середины XIX века, когда фамилии не всегда наследовались, а могли присваиваться уже родившемуся, на Руси, согласно справочникам, детям порой давали фамилию со значением, противоположным от желанной черты личности. Например, если хотели, чтобы ребёнок с возрастом стал умным или эрудированным, ему могли дать фамилию Невежин (у меня есть один знакомый с такой фамилией, даже в наше невозможное для научных занятий время он стал доктором наук). Конечно, можно предположить разные механизмы образования этих фамилий. Скажем, Не-Вежин в смысле «незаконный сын Вежина». Каков бы ни был механизм наречения, в психологии признаётся существование феномена гиперкомпенсации, то есть особом внимании к одной слабой своей стороне: хилый покупает штангу, малорослый рвётся к власти.
Об этом качестве «наоборот» Булгаков, хотя бы как человек начитанный, не знать не мог. Точно так же, как он не мог не придать мечте о себе специфически русские качества: не случайно, не будучи коммунистом, он после революции обнищавшую Россию (Дом Понтия Пилата) не покинул, кроме того, любимыми его авторами были Лев Толстой и хресмолог Александр Пушкин (Булгаков очень уважал его, но не как поэта).
Кроме того, всякий ищущий истину со временем становится начитан, а всякий начитанный не может не знать многообразно выраженную ещё в античности мысль, что «богатый — это не тот, кто приобрёл много имущества, а тот, кто научился обходится малым» (кстати, отсюда выражение русской народной мудрости «бедный еврей»). По этой логике «наоборот», в эстетике которой написан вообще весь «Мастер…», Бездомный — это как раз тот, кто, собственно, и обретает (лично или в роду своих ) истинный Дом.
Кто его род?
…Меня же сейчас более всего интересует Понтий Пилат… Пилат…
Что ж, Пилат — это точно «зам`ок» свода… Впрочем, об этом в своём месте.
Итак, будучи лишён не то что хор`ом, но и собственной над головой крыши, будущий Иванушка-Пьеро-Пьер-Пилат шёл Домой (постижение действительности) — даже будучи Иваном.
Остаётся только удивляться то ли невежеству, то ли наглости орд булгаковедов-«иудо-внутренников», которые талдычат, что Булгаков своего героя высмеивал (мечту о самом себе!!), дав ему псевдоним наподобие тех, что выбирали модные пролетарские поэты, вроде Бедного, Босого и Голодного. Для начала, господа, не только пролетарские поэты так себя нарекали, но и те, кто оказался в эмиграции, почитайте, господа булгаковеды, хотя бы эмигранта Набокова. А впрочем, что возьмёшь с тех, кто взялся рассуждать о предсмертном романе великого мистика, не удосужившись извлечь из «кладовых» бессознательного своего «романа о Понтии Пилате»!.. Да и достойны ли они доступа к «кладовым»?
Мастер (выражаясь, библейским языком, ветхий Булгаков) называет Бездомного сыном: всякий сын — мечта отца о себе нереализовавшемся. То, что Иванушка Бездомный — растоптанная Маргаритой мечта и мастера тоже, Булгаков подчёркивает во многих местах:
— А чем же вы будете жить? Ведь придётся нищенствовать ‹то есть стать бездомным, киником, «быстро продвигающимся». — А.М. ›?
— Охотно, охотно , — ответил мастер, притянул к себе Маргариту, обнял её за плечи и прибавил — Она образумится, уйдёт от меня…
М.Булгаков. Мастер и Маргарита.
Глава 24 («Извлечение мастера»)
Но она не ушла, а напротив, силою Воланда вернув сбежавшего от неё мастера, его отконвоировала к дому с дорогостоящими венецианскими окнами, вслед напутствуемая мыслью Воланда, величайшего из обманщиков:
— Верной дорогой идёте, товарищи!
Мастер хотел бы стать «безДомным», он даже бросил свою роскошную квартиру в полуподвале и сам пришёл в психиатрическую клинику, но… Но для того чтобы стать Бездомным (Киником?!.. Не-Хранителем?), мало бросить жильё и прийти в дом скорби. Есть ещё и другие нити, втягивающие человека в стаю. Мастер безДомным-киником так и не стал…
Итак, главный смысловой уровень псевдонима героя «Мастера и Маргариты»: обращённость к Богу, к Истине.
Но, может быть, есть и другие уровни?
Раз булгаковский «Мастер…» — во многом предтечное служение, часть некоего целого, не стиснутого границами во времени, то почему бы и нет? Ведь в таком случае он непременно должен протягивать руку помощи. Но кому? Помощь-то явно адресная.
Странно быть человеком:
— который написал роман о Понтии Пилате;
— который писал этот роман в неповторимой комнате (возможно, последней!), предречённой Булгаковым столь подробно;
— любимый герой которого — Киник (Бездомный);
— который, как и сам Булгаков, на первое место в мировой литературе ставит ныне почти забытого Льва Николаевича Толстого, а Александра Пушкина ценит, но не как поэта;
— вокруг которого группируются однотипные события, описанные в главе «Цыганский Барон, главный раввин, православный священник» , и т. п.
Ситуация, так скажем, не особо распространённая.
А ведь есть ещё одна подробность, которая ранее описана не была.
Комната с печкой на Арбате без трамвая, может, и была, но это не мечта — в мечте в ней должен писать роман о Понтии Пилате не мастер, а Бездомный, которому мастер (Булгаков) завещал это великое деланье. А поскольку Понырев за это не взялся, то его новое воплощение… Человек, которого Булгаков, способный проницать время и пространство, не мог не обнаружить.
Бездомному погибающий мастер завещал написать о Понтии Пилате продолжение . Но истинное продолжение — не повествовательно-биографическое. Оно — в большем постижении Истины.
Как было упомянуто ещё в «Подноготной…» («КАТАРСИСе-1»), не заметить, что «каморка папы Карло» подходит под булгаковское описание жилья мастера, было невозможно — тем более что о Понтии ПилатеП. уже написал цикл рассказов (нечто вроде черновика романа?).
Эти признаки совпадения не могли не вызвать шуток — и вызвали. Среди прочего, В. назвала П. «мастером» и предложила сшить шапочку с двусмысленной буковкой «М» (фамилия П. начинается с этой буквы) или «П» (всё это в «Подноготной…» описано). Однако, несмотря на то, что В. — хозяйка своего слова, это был разве что не единственный случай, когда она слова своего не сдержала. Да и шуточный псевдоним «мастер» не прижился — всё закончилось однократной шуткой.
Зато в «каморке папы Карло» нередко звучало другое слово—«бездомный»!
Да-да, притом вне всякой связи с Иванушкой Поныревым. (Заметьте, всё это происходило до нашего с В. внимательного перепрочтения «Мастера…» лет, эдак, за пять!) Но ведь и «Иванушка-дурачок» тоже почти звучало в «каморке», пусть в эвфемизмах: «легко обмануть», и прочее. (Как для сомневающегося читателя выигрышно, что всё это записано! И опубликовано — ещё задолго до начала работы над «Понтием Пилатом».)
Вот такая не упоминавшаяся прежде подробность о том, как подают руку помощи…
Киник глубоко вдохнул: воздух был прекрасен предутренней прохладой и ароматом трав. Громадное, как вечность, небо было усеяно ярчайшими звёздами. Говорят, тёмные межзвёздные провалы — это скопища многих и многих рабов собственной участи, а вот на каждую судьбу есть своя звезда.
И эти звёзды непременно дополняют свет друг друга. Так что даже в ночи становится видно прежде сокрытое — до времени восхода солнца.
А.Меняйлов. Понтий Пилат.
Глава 20 («Последняя кровь»)
глава тридцать третья
Праотец скифов, или Кем был Понтий Пилат по национальности?
Читаем «Историю» Геродота, книга iv, логос о Скифии.
8. …Эллины же, что живут на Понте, передают иначе. Геракл, гоня быков Гериона, прибыл в эту, тогда ещё необитаемую страну (теперь её занимают скифы). Герион же жил далеко от Понта… за Геракловыми Столпами… Оттуда-то Геракл и прибыл в так называемую теперь страну скифов. Там его застали непогода и холод. Закутавшись в свиную шкуру, он заснул, а в это время его упряжные кони (он пустил их пастись) чудесным образом исчезли.
9. Пробудившись, Геракл исходил всю страну в поисках коней и наконец прибыл в землю по имени Гилея. Там в пещере он нашёл некое существо смешанной природы — полудеву, полузмею. Верхняя часть туловища от ягодиц у неё была женской, а нижняя — змеиной. Увидев её, Геракл с удивлением спросил, не видала ли она где-нибудь его заблудившихся коней. В ответ женщина-змея сказала, что кони у неё, но она не отдаст их, пока Геракл не вступит с ней в любовную связь. Тогда Геракл ради такой награды соединился с этой женщиной. Однако она медлила отдать коней, желая как можно дольше удержать у себя Геракла, а он с удовольствием бы удалился с конями. Наконец женщина отдала коней со словами: «Коней этих, пришедших ко мне, я сохранила для тебя; ты отдал теперь за них выкуп. Ведь у меня трое сыновей от тебя. Скажи же, что мне с ними делать, когда они подрастут? Оставить ли их здесь (ведь я одна владею этой страной) или же отослать к тебе?» Так она спрашивала. Геракл же ответил на это: «Когда увидишь, что сыновья возмужали, то лучше всего тебе поступить так: посмотри, кто из них сможет вот так натянуть мой лук и опоясаться этим поясом, как я тебе указываю, того оставь жить здесь. Того же, кто не выполнит моих указаний, отошли на чужбину. Если ты так поступишь, то и сама останешься довольна и выполнишь моё желание».
10. С этими словами Геракл натянул один из своих луков (до тех пор ведь Геракл носил два лука). Затем, показав, как опоясываться, он передал лук и пояс (на конце застёжки пояса висела золотая чаша) и уехал. Когда дети выросли, мать дала им имена. Одного назвала Агафирсом, другого Гелоном, а младшего Скифом. Затем, помня совет Геракла, она поступила, как велел Геракл. Двое сыновей — Агафирс и Гелон не могли справиться с задачей, и мать изгнала их из страны. Младшему же, Скифу, удалось выполнить задачу, и он остался в стране…
Ну вот и разрешилось, наконец, единственное моё опасение по поводу достоверности деталей «Пилата»!
Есть в романе один такой штрих, который «образованной» (у «академиков») частью моего сознания воспринимался как несуразица. В самом деле: Киник, обладая правом на многочисленные привилегии римского гражданина, от них отказался и, будучи по крови и предпочтениям скифом (вернее, судя по тому, что отец его ушёл на север, гилеянином), вернулся в неведомую ему Скифию-Гилею (патриот?), но при этом во время «командировки» в Иерусалим для встречи с Пилатом поклонялся Гераклу (западник?). Как такое может быть совместимо?
Несмотря на «образованные» сомнения, внутреннее ощущение подсказывало: киник-скиф, оставаясь глубоко преданным Гилее, своей родине и территории будущей метанации, при этом закономерно не чужд ни поклонению Гераклу, ни кинизму, ни тем событиям, которые, по неугодническим пророчествам, выделяли древний Иерусалим из множества городов.
Только где искать обоснование этой неведомой закономерности?
Приведённая часть логоса «отца истории» Геродота о Скифии и даёт это обоснование!
Если уж Гилея и Геракл (в восприятии дошедших до нас кинических авторов, Геракл — первокиник; киник — от арабского «быстро продвигаться») совместимы в подсознании греков, то тем более они совместимы в гилеянине!
Выразимся изящней: чего бы на территории Гилеи ангажированные властью идеологи ни внушали исполнителям, неугодник из числа коренных жителей Гилеи не мог, подобно младшему сыну женщины-змеи, не опоясаться на манер никогда не виденного им воочию Отца . Тем более, если с младенчества оказался вне досягаемости идеологов-путаников. Пребывание в заложниках Рима, где был храм, посвящённый Геркулесу-Гераклу, своеобразное одиночество, оказалось для Киника благословением — облегчило его возврат к «кладовым» родовой памяти!
Детали описания пребывания Геракла в Гилее весьма интересны.
Второй лук, который Геракл прихватил в Гилею, чтобы с его помощью указать единственномусвоему сыну наилучшее место для проживания, раскрывает в Геракле прорицателя или провозвестника.
Кстати, самые «крутые» предсказатели Зевса — в Додоне — спали на голой земле и не мыли ног, чтобы не разобщаться с матушкой-землёй, носительницей знания о прошлом и будущем. Не случайно Геракл ходил босым. Тема памяти земли поднимается в главе «Священная земля Болграда» .
А деталь с характерным опоясыванием, как вернейший способ познания глубинной сущности человека! Она показывает, что Геракл был грамотен и мировоззренчески: был прекрасно осведомлён о великой роли родовой памяти в жизни человека. Именно великой, иначе пропагандисты всех иерархий не пытались бы столь старательно из людей это знание вышибить, подменяя на ложь и суррогаты — на концепцию «чистого листа бумаги» или веру в переселение душ.
Но истинные гилеяне о родовой памяти должны если не знать (на уровне рацио , словесных формулировок), то хотя бы интуитивно догадываться — тем являя себя истинными потомками Геракла.
Итак, всякий истинный гилеянин — копьеметатель (в огромный лук Геракла закладывалась стрела не обычного размера, а, скорее, копьё), у которого на «видном месте» в библиотеке родовой памяти оказываются два образа: первокиника и императрицы-змеи.
Разве образы, мелькавшие в сознании Киника, размышляющего, лёжа в книгохранилище на полу (!!! Ай да я! ай да сукин сын! и здесь «угадал»!), не таковы? (Вот-вот, я и сам удивился возможности обосновать верность его образов!) Разве не такой человек должен был быть послан на помощь Пилату — подобное к подобному? Кому, как не гилеянину, сыну женщины-змеи, по силам (опыту предков) понять странное положение, в котором оказался «удачно» женатый, но нелюбимый всеми иерархиями префект Иудеи?
Тексты Геродота, несмотря на тысячелетия войн и бедствий для нас сохранённые, сообщают нам и ещё нечто ценное.
11. Существует ещё и третье сказанье (ему я сам больше всего доверяю). Оно гласит так. Кочевые племена скифов обитали в Азии. Когда массагеты вытеснили их оттуда военной силой, скифы перешли Аракс и прибыли в киммерийскую землю (страна, ныне населённая скифами, как говорят, издревле принадлежала киммерийцам). С приближением скифов киммерийцы стали держать совет, что им делать пред лицом многочисленного вражеского войска. И вот на совете мнения разделились. Хотя обе стороны упорно стояли на своём, но победило предложение царей. Народ был за отступление, полагая ненужным сражаться с таким множеством врагов. Цари же, напротив, считали необходимым упорно защищать родную землю от захватчиков. Итак, народ не внял совету царей, а цари не желали подчиниться народу. Народ решил покинуть родину и отдать захватчикам свою землю без боя; цари же, напротив, предпочли скорее лечь костьми в родной земле, чем спасаться вместе с народом… Приняв такое решение, киммерийцы разделились на две равные части и начали между собой борьбу. Всех павших в братоубийственной войне народ киммерийский похоронил у реки Тираса (могилу царей там можно видеть ещё и поныне). После этого киммерийцы покинули свою землю, а пришедшие скифы завладели безлюдной страной.
12. И теперь ещё в Скифской земле существуют киммерийские укрепления и киммерийские переправы… Спасаясь бегством от скифов в Азию, киммерийцы, как известно, заняли полуостров там, где ныне эллинский город Синопа…
Во времена Тиберия город Синоп в римскую провинцию Понт не входил, хотя от границ Понта до Синопа — рукой подать. А в Понтийское царство Синоп очень даже входил. Так что наличие киммерийской крови (согласно комментариям, киммерийцы жили на территории современной Кубани. — См. Геродот , История. М., Ладомир—АСТ, 1999) в Понтии Пилате весьма вероятно.
Конечно, сообщения Геродота надо критически осмысливать, а то, если понимать их буквально, получается, что у киммерийцев каждый второй был царём — ведь написано , что они поделились поровну, причём численность царей была сопоставима с численностью народа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Бездомный выделен Булгаковым с первой же главы «Мастера…»: если по всей книге Воланд, актёрствуя, откровенно издевается над всеми, в том числе и над Маргаритой, вернейшей его ученицей, то на Бездомного «консультант» смотрит очень серьёзно — так смотрят на врага, который очень опасен. Очевидно, пугал Воланда не Иван, а подмятый до поры Иванушка.
В прозорливости Воланду не отказать: из всех персонажей романа один только Бездомный обретает истинный Дом (тот дом с заграничными венецианскими окнами, в который мастера конвоирует «любящая» Маргарита, — полная туфта, галлюцинация агонии, поскольку всё это происходит в Воландовом небытии) — это наследование Дома присутствует у Ивана на подсознательном уровне.
Выбранный Поныревым (Булгаковым) псевдоним «Бездомный» — значащий. Ещё до середины XIX века, когда фамилии не всегда наследовались, а могли присваиваться уже родившемуся, на Руси, согласно справочникам, детям порой давали фамилию со значением, противоположным от желанной черты личности. Например, если хотели, чтобы ребёнок с возрастом стал умным или эрудированным, ему могли дать фамилию Невежин (у меня есть один знакомый с такой фамилией, даже в наше невозможное для научных занятий время он стал доктором наук). Конечно, можно предположить разные механизмы образования этих фамилий. Скажем, Не-Вежин в смысле «незаконный сын Вежина». Каков бы ни был механизм наречения, в психологии признаётся существование феномена гиперкомпенсации, то есть особом внимании к одной слабой своей стороне: хилый покупает штангу, малорослый рвётся к власти.
Об этом качестве «наоборот» Булгаков, хотя бы как человек начитанный, не знать не мог. Точно так же, как он не мог не придать мечте о себе специфически русские качества: не случайно, не будучи коммунистом, он после революции обнищавшую Россию (Дом Понтия Пилата) не покинул, кроме того, любимыми его авторами были Лев Толстой и хресмолог Александр Пушкин (Булгаков очень уважал его, но не как поэта).
Кроме того, всякий ищущий истину со временем становится начитан, а всякий начитанный не может не знать многообразно выраженную ещё в античности мысль, что «богатый — это не тот, кто приобрёл много имущества, а тот, кто научился обходится малым» (кстати, отсюда выражение русской народной мудрости «бедный еврей»). По этой логике «наоборот», в эстетике которой написан вообще весь «Мастер…», Бездомный — это как раз тот, кто, собственно, и обретает (лично или в роду своих ) истинный Дом.
Кто его род?
…Меня же сейчас более всего интересует Понтий Пилат… Пилат…
Что ж, Пилат — это точно «зам`ок» свода… Впрочем, об этом в своём месте.
Итак, будучи лишён не то что хор`ом, но и собственной над головой крыши, будущий Иванушка-Пьеро-Пьер-Пилат шёл Домой (постижение действительности) — даже будучи Иваном.
Остаётся только удивляться то ли невежеству, то ли наглости орд булгаковедов-«иудо-внутренников», которые талдычат, что Булгаков своего героя высмеивал (мечту о самом себе!!), дав ему псевдоним наподобие тех, что выбирали модные пролетарские поэты, вроде Бедного, Босого и Голодного. Для начала, господа, не только пролетарские поэты так себя нарекали, но и те, кто оказался в эмиграции, почитайте, господа булгаковеды, хотя бы эмигранта Набокова. А впрочем, что возьмёшь с тех, кто взялся рассуждать о предсмертном романе великого мистика, не удосужившись извлечь из «кладовых» бессознательного своего «романа о Понтии Пилате»!.. Да и достойны ли они доступа к «кладовым»?
Мастер (выражаясь, библейским языком, ветхий Булгаков) называет Бездомного сыном: всякий сын — мечта отца о себе нереализовавшемся. То, что Иванушка Бездомный — растоптанная Маргаритой мечта и мастера тоже, Булгаков подчёркивает во многих местах:
— А чем же вы будете жить? Ведь придётся нищенствовать ‹то есть стать бездомным, киником, «быстро продвигающимся». — А.М. ›?
— Охотно, охотно , — ответил мастер, притянул к себе Маргариту, обнял её за плечи и прибавил — Она образумится, уйдёт от меня…
М.Булгаков. Мастер и Маргарита.
Глава 24 («Извлечение мастера»)
Но она не ушла, а напротив, силою Воланда вернув сбежавшего от неё мастера, его отконвоировала к дому с дорогостоящими венецианскими окнами, вслед напутствуемая мыслью Воланда, величайшего из обманщиков:
— Верной дорогой идёте, товарищи!
Мастер хотел бы стать «безДомным», он даже бросил свою роскошную квартиру в полуподвале и сам пришёл в психиатрическую клинику, но… Но для того чтобы стать Бездомным (Киником?!.. Не-Хранителем?), мало бросить жильё и прийти в дом скорби. Есть ещё и другие нити, втягивающие человека в стаю. Мастер безДомным-киником так и не стал…
Итак, главный смысловой уровень псевдонима героя «Мастера и Маргариты»: обращённость к Богу, к Истине.
Но, может быть, есть и другие уровни?
Раз булгаковский «Мастер…» — во многом предтечное служение, часть некоего целого, не стиснутого границами во времени, то почему бы и нет? Ведь в таком случае он непременно должен протягивать руку помощи. Но кому? Помощь-то явно адресная.
Странно быть человеком:
— который написал роман о Понтии Пилате;
— который писал этот роман в неповторимой комнате (возможно, последней!), предречённой Булгаковым столь подробно;
— любимый герой которого — Киник (Бездомный);
— который, как и сам Булгаков, на первое место в мировой литературе ставит ныне почти забытого Льва Николаевича Толстого, а Александра Пушкина ценит, но не как поэта;
— вокруг которого группируются однотипные события, описанные в главе «Цыганский Барон, главный раввин, православный священник» , и т. п.
Ситуация, так скажем, не особо распространённая.
А ведь есть ещё одна подробность, которая ранее описана не была.
Комната с печкой на Арбате без трамвая, может, и была, но это не мечта — в мечте в ней должен писать роман о Понтии Пилате не мастер, а Бездомный, которому мастер (Булгаков) завещал это великое деланье. А поскольку Понырев за это не взялся, то его новое воплощение… Человек, которого Булгаков, способный проницать время и пространство, не мог не обнаружить.
Бездомному погибающий мастер завещал написать о Понтии Пилате продолжение . Но истинное продолжение — не повествовательно-биографическое. Оно — в большем постижении Истины.
Как было упомянуто ещё в «Подноготной…» («КАТАРСИСе-1»), не заметить, что «каморка папы Карло» подходит под булгаковское описание жилья мастера, было невозможно — тем более что о Понтии ПилатеП. уже написал цикл рассказов (нечто вроде черновика романа?).
Эти признаки совпадения не могли не вызвать шуток — и вызвали. Среди прочего, В. назвала П. «мастером» и предложила сшить шапочку с двусмысленной буковкой «М» (фамилия П. начинается с этой буквы) или «П» (всё это в «Подноготной…» описано). Однако, несмотря на то, что В. — хозяйка своего слова, это был разве что не единственный случай, когда она слова своего не сдержала. Да и шуточный псевдоним «мастер» не прижился — всё закончилось однократной шуткой.
Зато в «каморке папы Карло» нередко звучало другое слово—«бездомный»!
Да-да, притом вне всякой связи с Иванушкой Поныревым. (Заметьте, всё это происходило до нашего с В. внимательного перепрочтения «Мастера…» лет, эдак, за пять!) Но ведь и «Иванушка-дурачок» тоже почти звучало в «каморке», пусть в эвфемизмах: «легко обмануть», и прочее. (Как для сомневающегося читателя выигрышно, что всё это записано! И опубликовано — ещё задолго до начала работы над «Понтием Пилатом».)
Вот такая не упоминавшаяся прежде подробность о том, как подают руку помощи…
Киник глубоко вдохнул: воздух был прекрасен предутренней прохладой и ароматом трав. Громадное, как вечность, небо было усеяно ярчайшими звёздами. Говорят, тёмные межзвёздные провалы — это скопища многих и многих рабов собственной участи, а вот на каждую судьбу есть своя звезда.
И эти звёзды непременно дополняют свет друг друга. Так что даже в ночи становится видно прежде сокрытое — до времени восхода солнца.
А.Меняйлов. Понтий Пилат.
Глава 20 («Последняя кровь»)
глава тридцать третья
Праотец скифов, или Кем был Понтий Пилат по национальности?
Читаем «Историю» Геродота, книга iv, логос о Скифии.
8. …Эллины же, что живут на Понте, передают иначе. Геракл, гоня быков Гериона, прибыл в эту, тогда ещё необитаемую страну (теперь её занимают скифы). Герион же жил далеко от Понта… за Геракловыми Столпами… Оттуда-то Геракл и прибыл в так называемую теперь страну скифов. Там его застали непогода и холод. Закутавшись в свиную шкуру, он заснул, а в это время его упряжные кони (он пустил их пастись) чудесным образом исчезли.
9. Пробудившись, Геракл исходил всю страну в поисках коней и наконец прибыл в землю по имени Гилея. Там в пещере он нашёл некое существо смешанной природы — полудеву, полузмею. Верхняя часть туловища от ягодиц у неё была женской, а нижняя — змеиной. Увидев её, Геракл с удивлением спросил, не видала ли она где-нибудь его заблудившихся коней. В ответ женщина-змея сказала, что кони у неё, но она не отдаст их, пока Геракл не вступит с ней в любовную связь. Тогда Геракл ради такой награды соединился с этой женщиной. Однако она медлила отдать коней, желая как можно дольше удержать у себя Геракла, а он с удовольствием бы удалился с конями. Наконец женщина отдала коней со словами: «Коней этих, пришедших ко мне, я сохранила для тебя; ты отдал теперь за них выкуп. Ведь у меня трое сыновей от тебя. Скажи же, что мне с ними делать, когда они подрастут? Оставить ли их здесь (ведь я одна владею этой страной) или же отослать к тебе?» Так она спрашивала. Геракл же ответил на это: «Когда увидишь, что сыновья возмужали, то лучше всего тебе поступить так: посмотри, кто из них сможет вот так натянуть мой лук и опоясаться этим поясом, как я тебе указываю, того оставь жить здесь. Того же, кто не выполнит моих указаний, отошли на чужбину. Если ты так поступишь, то и сама останешься довольна и выполнишь моё желание».
10. С этими словами Геракл натянул один из своих луков (до тех пор ведь Геракл носил два лука). Затем, показав, как опоясываться, он передал лук и пояс (на конце застёжки пояса висела золотая чаша) и уехал. Когда дети выросли, мать дала им имена. Одного назвала Агафирсом, другого Гелоном, а младшего Скифом. Затем, помня совет Геракла, она поступила, как велел Геракл. Двое сыновей — Агафирс и Гелон не могли справиться с задачей, и мать изгнала их из страны. Младшему же, Скифу, удалось выполнить задачу, и он остался в стране…
Ну вот и разрешилось, наконец, единственное моё опасение по поводу достоверности деталей «Пилата»!
Есть в романе один такой штрих, который «образованной» (у «академиков») частью моего сознания воспринимался как несуразица. В самом деле: Киник, обладая правом на многочисленные привилегии римского гражданина, от них отказался и, будучи по крови и предпочтениям скифом (вернее, судя по тому, что отец его ушёл на север, гилеянином), вернулся в неведомую ему Скифию-Гилею (патриот?), но при этом во время «командировки» в Иерусалим для встречи с Пилатом поклонялся Гераклу (западник?). Как такое может быть совместимо?
Несмотря на «образованные» сомнения, внутреннее ощущение подсказывало: киник-скиф, оставаясь глубоко преданным Гилее, своей родине и территории будущей метанации, при этом закономерно не чужд ни поклонению Гераклу, ни кинизму, ни тем событиям, которые, по неугодническим пророчествам, выделяли древний Иерусалим из множества городов.
Только где искать обоснование этой неведомой закономерности?
Приведённая часть логоса «отца истории» Геродота о Скифии и даёт это обоснование!
Если уж Гилея и Геракл (в восприятии дошедших до нас кинических авторов, Геракл — первокиник; киник — от арабского «быстро продвигаться») совместимы в подсознании греков, то тем более они совместимы в гилеянине!
Выразимся изящней: чего бы на территории Гилеи ангажированные властью идеологи ни внушали исполнителям, неугодник из числа коренных жителей Гилеи не мог, подобно младшему сыну женщины-змеи, не опоясаться на манер никогда не виденного им воочию Отца . Тем более, если с младенчества оказался вне досягаемости идеологов-путаников. Пребывание в заложниках Рима, где был храм, посвящённый Геркулесу-Гераклу, своеобразное одиночество, оказалось для Киника благословением — облегчило его возврат к «кладовым» родовой памяти!
Детали описания пребывания Геракла в Гилее весьма интересны.
Второй лук, который Геракл прихватил в Гилею, чтобы с его помощью указать единственномусвоему сыну наилучшее место для проживания, раскрывает в Геракле прорицателя или провозвестника.
Кстати, самые «крутые» предсказатели Зевса — в Додоне — спали на голой земле и не мыли ног, чтобы не разобщаться с матушкой-землёй, носительницей знания о прошлом и будущем. Не случайно Геракл ходил босым. Тема памяти земли поднимается в главе «Священная земля Болграда» .
А деталь с характерным опоясыванием, как вернейший способ познания глубинной сущности человека! Она показывает, что Геракл был грамотен и мировоззренчески: был прекрасно осведомлён о великой роли родовой памяти в жизни человека. Именно великой, иначе пропагандисты всех иерархий не пытались бы столь старательно из людей это знание вышибить, подменяя на ложь и суррогаты — на концепцию «чистого листа бумаги» или веру в переселение душ.
Но истинные гилеяне о родовой памяти должны если не знать (на уровне рацио , словесных формулировок), то хотя бы интуитивно догадываться — тем являя себя истинными потомками Геракла.
Итак, всякий истинный гилеянин — копьеметатель (в огромный лук Геракла закладывалась стрела не обычного размера, а, скорее, копьё), у которого на «видном месте» в библиотеке родовой памяти оказываются два образа: первокиника и императрицы-змеи.
Разве образы, мелькавшие в сознании Киника, размышляющего, лёжа в книгохранилище на полу (!!! Ай да я! ай да сукин сын! и здесь «угадал»!), не таковы? (Вот-вот, я и сам удивился возможности обосновать верность его образов!) Разве не такой человек должен был быть послан на помощь Пилату — подобное к подобному? Кому, как не гилеянину, сыну женщины-змеи, по силам (опыту предков) понять странное положение, в котором оказался «удачно» женатый, но нелюбимый всеми иерархиями префект Иудеи?
Тексты Геродота, несмотря на тысячелетия войн и бедствий для нас сохранённые, сообщают нам и ещё нечто ценное.
11. Существует ещё и третье сказанье (ему я сам больше всего доверяю). Оно гласит так. Кочевые племена скифов обитали в Азии. Когда массагеты вытеснили их оттуда военной силой, скифы перешли Аракс и прибыли в киммерийскую землю (страна, ныне населённая скифами, как говорят, издревле принадлежала киммерийцам). С приближением скифов киммерийцы стали держать совет, что им делать пред лицом многочисленного вражеского войска. И вот на совете мнения разделились. Хотя обе стороны упорно стояли на своём, но победило предложение царей. Народ был за отступление, полагая ненужным сражаться с таким множеством врагов. Цари же, напротив, считали необходимым упорно защищать родную землю от захватчиков. Итак, народ не внял совету царей, а цари не желали подчиниться народу. Народ решил покинуть родину и отдать захватчикам свою землю без боя; цари же, напротив, предпочли скорее лечь костьми в родной земле, чем спасаться вместе с народом… Приняв такое решение, киммерийцы разделились на две равные части и начали между собой борьбу. Всех павших в братоубийственной войне народ киммерийский похоронил у реки Тираса (могилу царей там можно видеть ещё и поныне). После этого киммерийцы покинули свою землю, а пришедшие скифы завладели безлюдной страной.
12. И теперь ещё в Скифской земле существуют киммерийские укрепления и киммерийские переправы… Спасаясь бегством от скифов в Азию, киммерийцы, как известно, заняли полуостров там, где ныне эллинский город Синопа…
Во времена Тиберия город Синоп в римскую провинцию Понт не входил, хотя от границ Понта до Синопа — рукой подать. А в Понтийское царство Синоп очень даже входил. Так что наличие киммерийской крови (согласно комментариям, киммерийцы жили на территории современной Кубани. — См. Геродот , История. М., Ладомир—АСТ, 1999) в Понтии Пилате весьма вероятно.
Конечно, сообщения Геродота надо критически осмысливать, а то, если понимать их буквально, получается, что у киммерийцев каждый второй был царём — ведь написано , что они поделились поровну, причём численность царей была сопоставима с численностью народа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89