ну вот я это узнал, и это даст толчок к чему-то новому. А хочу ли я, чтобы новое началось? Барометр в голове показывает сухую погоду, никакой воды на мили вокруг, но вода затаилась и только ждет, чтобы прорвать плотину, плотина может рухнуть в любой момент, и в воздухе витают перемены, я это ощущаю, я это знаю по своим снам, сны подготовили меня к этому, но все-таки вода есть вода, как ни крути; с одной стороны, я ездил искать Бима, я съел три бутерброда и выпил стакана три молока, однако я чувствую, что пока еще могу уйти, ведь меня ждет Финляндия, Финляндия — это же мой хлеб, и я между делом спрашиваю себя, случалось ли кому-нибудь до меня зарабатывать свой хлеб на Финляндии, ничего о Финляндии не зная; решив, что такое маловероятно, а раз так, то, значит, я буду первым, я стану пионером в данной области, и посольство возлагает на мою будущую брошюру большие надежды, и нельзя разочаровывать людей, я терпеть не могу приносить разочарование, но очень люблю произвести впечатление — да уж, впечатление производить я люблю больше всего. Дело в том, что этот мой текст о Финляндии, говорю я, работа спешная и довольно-таки напряженная; говорю и сам слышу, что получается как-то неубедительно, что, в сущности, я уже согласился присмотреть за Бимом. А что это за текст? — спрашивает Сестра. Текст для брошюры. Я делаю брошюру о Финляндии, по заказу финского посольства, пишу текст и подбираю иллюстрации, сканирую, соединяю все в единое целое; получая заказ, я выступаю, так сказать, в качестве тотального мультимедийного подрядчика, мои заказчики получают сразу весь пакет услуг, им достаточно позвонить по одному номеру; кстати, надо бы сделать это девизом моей фирмы: «Достаточно позвонить по одному номеру»; хотя, казалось бы, нетрудно позвонить и по нескольким номерам, но людям почему-то больше нравится, чтобы все по одному номеру; думают — надо же, как просто! Тут я делаю мысленную заметку, что надо будет добавить эти слова к моему логотипу — «Достаточно позвонить по одному номеру». Я могу тебе помочь, говорит Сестра. Если ты посидишь до утра с Бимом, я помогу тебе с текстом о Финляндии, получится баш на баш, и мы будем в расчете. Стоит ли стараться ради того, чтобы быть в расчете, думаю я, и великодушно заявляю, что я присмотрю за Бимом и без того, чтобы ты мне помогала; но я с удовольствием тебе помогу, говорит она, я кое-что знаю о Финляндии; я так и думал; и когда такие, как она, говорят «немного», это на самом деле значит, что много, женщины часто себя недооценивают, в то время как мужчины часто переоценивают себя, из-за этого я и попал в переплет, взявшись писать брошюру о Финляндии, хотя никогда ничего про Финляндию не знал, и тем не менее я вопреки всякому здравому смыслу решил, что все у меня прекрасно получится, тогда как она, Сестра, никогда не согласилась бы взяться ни за какую брошюру, не зная досконально всего, что только можно знать по предложенной теме, и раз уж она говорит, что немного знает о Финляндии, значит, она знает много, думаю я, в лице Сестры я напал на замечательный источник информации о Финляндии, ничуть не хуже кронпринца, но кронпринц недоступен, и я понимаю, что Сестра — это мое спасение. Ладно, ступай, говорю я. Я тут побуду до твоего возвращения. Присмотри, чтобы Бим лег спать, говорит она. Не позволяй ему всю ночь сидеть за компьютером или читать, он должен выспаться, а то, если не выспится, он не пойдет завтра в школу, а опять отправится к своим обалдуям, которые внушают ему всякие глупости, — вот уже в четвертый раз про глупости. Не волнуйся, он ляжет спать. Сестра ушла на работу, а я включил телевизор; там, как всегда, развлекательная программа, а я не хочу развлекаться, развлечение тоже текучка, тоже вода, а мне нужны твердокаменные факты, факты о Финляндии, но ни на одном из каналов не показывают ничего подобного; наверное, потому, что из этого не извлечешь денег, даже по Норвежскому государственному радио не сообщают сегодня никаких фактов, относящихся к Финляндии, потому что этот канал тоже все больше гонится за рейтингом; теперь им мало показать хорошую передачу, ведь хорошим считается только то, что понравилось очень большому числу зрителей, а то, что нравится многим, редко бывает по-настоящему хорошим, и это факт, это не элитарное мышление и не снобизм, а именно факт; может быть, по Норвежскому государственному каналу классической музыки сегодня передают Сибелиуса, но это не в счет: Сибелиус — это не факты о Финляндии, Сибелиус — это вода, Сибелиус — это брандспойт, и передавать музыку Сибелиуса — все равно что нагнетать воду в жилые дома и квартиры. Тут ко мне выходит Бим, садится на другой конец дивана и спрашивает, правда ли, что меня зовут Ньяль. Ну это как посмотреть, говорю я, не совсем правда, но и не совсем ложь, а так —где-то посреднике между черным и белым, в той серой зоне, в которой он сам может называть себя Скарпхедином. Так почему же — Скарпхедин? — — спрашиваю я. Чего же тут непонятного! Скарпхедин — это сила! — говорит Бим. Но он, помнится, сгорел в доме? — спрашиваю я; я ведь тоже читал сагу о Ньяле, как же иначе, недаром ведь я отучился столько лет в университете, так что набрался кое-каких знаний; если уж ты наметил для себя работать в области СМИ, приходится считаться с тем, что там немалые требования, надо заслужить право на свою долю власти, чтобы удостоиться такой чести, и сага о Ньяле входит в число обязательных требований, так что я отлично помню, как сгорел Скарпхедин вместе со своим отцом Ньялем и матерью Бергторой, женой Ньяля, и многими другими людьми, они там все скопом сгорели в доме, и всех их не стало; кто-то, как помню, поджег их дом из мести, в те времена вообще очень носились с местью, и если не получалось отомстить иначе, то не зазорно было и дом спалить вместе с людьми, а всех, кто выскакивал из огня, без лишних сантиментов зарубили топором. Сначала делались какие-то попытки решить дело мирным путем, это нужно отметить, но, когда они увидали, что прийти к соглашению и примириться не получилось, им оставалось только взяться за оружие и устроить поджог. Скарпхедин сгорел, это правда, говорит Бим, но все равно он молодец. Бим идет в свою комнату, возвращается с сагой о Ньяле и читает мне вслух. «Теперь надо назвать сыновей Ньяля, — читает он. — Старшего из них звали Скарпхедин. Это был человек рослый, сильный и искусный в бою. Плавал он, как тюлень, и не было ему равных в беге. Он был решителен, бесстрашен и остер на язык, но обычно сдержан. Волосы у него были русые и курчавые, глаза зоркие, лицо бледное, черты лица острые, нос с горбинкой, челюсти, выдающиеся вперед, и несколько некрасивый рот. Однако вид у него был очень воинственный» Сага о Ньяле. Исландские саги. М, 1973. Гл. XXVI. Пер. С. Кацнельсона.
, — читает Бим. И его боялись, говорит Бим. Он, правда, погиб в огне, но погиб гордо, ты понимаешь? Бим полистал книгу и отыскал другой отрывок, который он хотел мне прочитать. Это рассказ о том, как пришли сыновья Сигфуса, чтобы расправиться с Ньялем и его сыновьями. Они пришли мстить за убийство, поясняет Бим, они подожгли дом, и тут Коре говорит, чтобы Скарпхедин выходил, но Скарпхедин говорит, чтобы сначала выходил Коре, и Коре вышел, а когда Скарпхе дин хотел тоже выйти, балка под ним обвалилась, и крыша рухнула, и тогда Скарпхедин решил, что ему суждено сгореть и так тому и быть. Вот послушай, говорит Бим и читает:«Гуннар, сын Ламби, вскочил на стену и увидел Скарпхедина. Он сказал:— Ты, кажется, плачешь, Скарпхедин?— Нет, — ответил тот, — но глаза и впрямьпощипывает. А ты, кажется, смеешься?— Конечно, — говорит Гуннар. — И я ниразу не смеялся с тех пор, как ты убил Траина на Лесной Реке.Скарпхедин сказал:— Вот тебе на память об этом.Он вынул из кошелька зуб, который выбил у Траина, и бросил его в Гуннара. Зуб попал ему прямо в глаз, так что глаз вытек на щеку, а Гуннар свалился со стены» Сага о Ньяле. Гл. LXXXIV. Пер. В.Беркова.
.Бим закрыл книжку и глядит па меня, давая мне время прочувствовать услышанное. Я киваю. Да, выдающаяся была личность, говорю я. Ты согласен? — спрашивает Бим.Потому я и выбрал имя Скарпхедин, говорит Бим. Ведь Скарпхедин из всех первый. А почему бы тебе не остаться при своем первоначальном имени? — спрашиваю я. Ну кому нужно такое имя, как ты не понимаешь! Я киваю, а сам думаю, что механизм этого процесса, который кончился тем, что Бим выбрал себе имя Скарпхедин, трогательно прост. Его зовут Бим, и в реальной действительности у него нет ни малейшего сходства со Скарпхедином. Если Скарп-хедин рослый и сильный, то Бим маленький и щупленький, если Скарпхедин плавает, как тюлень, и в беге ему нет равных, то Бим плавает по-щенячьи и бегает медленно и косолапо, как щенок, если Скарпхедин решителен и смел, то Бим нерешителен и несмел, если у Скарпхедина глаза зоркие и черты лица острые, то у Бима глаза обыкновенные и черты лица детские, если Скарпхедин обычно был сдержан, то Бим обычно не умеет сдерживаться, и, наконец, что немаловажно, Скарпхедина зовут Скарпхедином, а Бима Бимом; и тут нельзя не признать за Бимом некоторой правоты, потому что имя у нсмх) действительно странное. Наверное, понадобилось вмешательство каких-то загадочных сил, чтобы ребенка назвали Бимом. Единственное, что их объединяет, — это, кажется, острый язычок, что, очевидно, и послужило отправной точкой для последующей идентификации, подумал я, с этого она началась и развилась затем до нынешнего состояния только по той причине, что Биму хотелось быть похожим на такого человека и потому что Биму ужасно не хотелось быть самим собой, быть Бимом.Бим запасся бутербродами и теперь жует перед телевизором, то и дело переключая каналы. Сестра сказала, чтобы ты ложился спать, говорю я немного погодя. Сейчас уже довольно-таки поздно, не пора ли нам ложиться? А где ты ляжешь? — спрашиваетон, и я отвечаю, что лягу спать в столовой на диване. Вообще-то, я не чувствую особой усталости, так как полдня провел лежа на таком же диване, на диване в домике дорожно-транспортного управления, но, если так надо, чтобы уложить Бима, я готов снова лечь; лежа я могу обдумывать будущий текст о Финляндии, прикидывать, как его лучше построить, это даст мне ощущение, что я занят делом, работаю, а значит, не теряю времени зря.Спокойной ночи! — говорит Бим, идет в ванную и затем уходит к себе в комнату. Спокойной ночи и хороших тебе снов! — говорю я. В наступившей тишине я думаю о Финляндии.Финляндия — это страна, которая в процентном исчислении выделяет самую большую долю национального бюджета на искусство и культуру, отмечаю я следующий пункт, потому что об этом я где-то читал, это не мои домыслы, а прочитанные где-то сведения, и, раз так пишут, это должно соответствовать действительности, поэтому я буду исходить из предположения, что это правда. И что же этот факт говорит нам о финнах? — записываю я в виде риторического вопроса. Риторические вопросы тут очень уместны, поскольку я должен построить связную цепочку аргументов, которые приведут к запоминающемуся выводу, и если подвести к нему ловко и изящно, то он навсегда запечатлеется в памяти тех счастливцев, которые его прочтут. Так о чем же говорит тот факт, что финны выделяют столь значительную часть общественных денег на культуру и искусство? — повторяю я свой вопрос. Ведь что такое искусство и культура? И нужны ли они нам? Тут надо придумать какой-то хитроумный ход для положительного ответа, чтобы читатель не мог не согласиться с тем, что тратить большие деньги на искусство и культуру — это очень правильно, и так подать эту мысль, чтобы всем стало ясно, что в этом отношении к искусству и культуре выражается особая черта финнов, что эта черта свойственна финскому характеру. Это пишется с расчетом на любителей культуры и искусства, чтобы они, прочитав брошюру, почувствовали острое желание поехать в Финляндию. Но я ведь еще не имею ни малейшего представления о том, что же такое искусство, напоминаю я себе и отмечаю, что над этим надо будет подумать и также включить в брошюру, так как всякая хорошая брошюра должна стремиться к тому, чтобы дать точное определение того, что же такое искусство, в особенности это относится к брошюре о Финляндии — стране, где искусство и культура достигли небывалого расцвета и где тратятся громадные средства на поддержание леса, а также/будем надеяться, и подлеска, на поддержку деятелей искусства и культуры. Только передовая страна, отмечаю я дальше, только читающая и развитая страна, знающая этих деятелей и достигшая высокого уровня процветания, может понимать необходимость таких расходов и тратить большие средства на поддержку искусства и культуры. Разве не предпочтет каждый провести отпуск в развитой стране, вместо того чтобы поехать в отсталую страну, которая тащится где-то в хвосте и где люди живут по отжившим правилам: око за око и зуб за зуб? Это надо взять на заметку. Да и найдется ли какая-нибудь другая страна, которая дала нам так много за последние сто лет, как Финляндия? — спрашиваю я себя. Ведь Финляндия подарила нам Нокию, она подарила нам Микку Хаккинена, который участвует в «Формуле-1» и ездит так чертовски здорово, Финляндия подарила нам замечательную архитектуру, знаменитую вазу и несколько фильмов, целый ряд очень приличных фильмов, кое-какие книги и Маримекко — Маримекко, черт возьми! Наконец-то вспомнил! Я же знал, что-то такое еще было, но никак не мог сообразить что! Маримекко — одежда в полосочку для детей и для взрослых, таких ярких цветов, что, глядя на них, так и хочется воскликнуть: вот черти полосатые! Но пускай себе кто хочет — тот кричит, ну их всех! И как же это я чуть не дал такого маху — столько времени работаю над брошюрой о Финляндии, а про Маримекко ни разу не вспомнил. Вот оно, что еще подарили нам финны! У меня у самого лежит дома в шкафу такой свитер, вот завтра, как вернусь, сразу его с утра и надену, думаю я, первым долгом достану из шкафа и надену мой свитер в синюю и голубую полоску. Да это же цвета флага, финского флага, осенило меня вдруг. Подумать только — у меня лежит свитер в финских национальных цветах, а я совершенно непростительным образом забыл надеть его сразу, в первый же день; надо было надеть его, когда я ходил в финское посольство, тогда мне уж точно дали бы этот заказ, тут бы уж никто не сомневался, кто самая подходящая кандидатура для этой работы, я и есть подходящая кандидатура, раз я ее получил, но сомнения все же были, это чувствовалось, переговоры затягивались, финны меня проверяли, расспрашивали, значит, были у них сомнения, а я терпеть не могу сомнений, потому что сомнения — это текучесть, а я люблю все прочное, как, например, горы, хотя и горы иногда обрушиваются каскадом камней, как это было, например, когда начальники талибов приказали взорвать простоявшие пять тысяч лет огромные статуи Будды в Афганистане, им не нравится, когда делают изображения богов; они вообще по любят изображений, им, можно сказать, правится, когда все один к одному; они хотят, чтобы карта была того же размера, что территория; они признают Бога, но только самого Бога, без изображений, поэтому они взрывают горы, вызывая во мне чувство неуверенности, ведь горы не текут, как вода, а тут получается, что все меньше остается нетекучих вещей и все больше делается текучих, и скоро абсолютно все потечет, и, чтобы подтолкнуть этот процесс, афганцы взрывают горы. С ума они посходили, что ли! Зато в Финляндии мало гор, совсем немного. Понятно, что для большинства норвежцев это недостаток. С точки зрения норвежцев, лучше, когда много гор, раз в Финляндии нету гор, вообще не стоит о них не упоминать в брошюре, отмечаю я на будущее; уж коли горы так важны для норвежцев, а в Финляндии гор мало, то, поняв, что в Финляндии горы практически совсем отсутствуют, норвежцы еще призадумаются, прежде чем ехать в отпуск в Финляндию, по если они не будут этого знать, то могут поехать, размышляю я, потому что, как говорится, чего не знаешь, от того и голова не болит, хотя, что до меня, я с этим не согласен, есть много чего такого, от чего может болеть голова, хотя мы не догадываемся о причине, однако, раз это вошло в поговорку, мы тоже ее повторяем, она подходит к этой ситуации, и если я ничего не напишу в брошюре про горы, меня нельзя будет обвинить в их отсутствии, и нечего на меня пенять, еще чего не хватало, я же еще на свет не родился, когда образовалась Финляндия, это произошло без меня, так с меня и взятки гладки, главное — обезопасить свои тылы, чтобы в любую минуту можно было улизнуть или просто повернуть в обратную сторону, это вообще хорошо, когда можешь повернуть назад или хотя бы знаешь, что у тебя всегда остается такая возможность. Но лучше всего — улизнуть.Бим не спит. Все это время у него в комнате было тихо, но сейчас до меня донеслись оттуда какие-то звуки, и я встаю, чтобы выяснить, в чем дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
, — читает Бим. И его боялись, говорит Бим. Он, правда, погиб в огне, но погиб гордо, ты понимаешь? Бим полистал книгу и отыскал другой отрывок, который он хотел мне прочитать. Это рассказ о том, как пришли сыновья Сигфуса, чтобы расправиться с Ньялем и его сыновьями. Они пришли мстить за убийство, поясняет Бим, они подожгли дом, и тут Коре говорит, чтобы Скарпхедин выходил, но Скарпхедин говорит, чтобы сначала выходил Коре, и Коре вышел, а когда Скарпхе дин хотел тоже выйти, балка под ним обвалилась, и крыша рухнула, и тогда Скарпхедин решил, что ему суждено сгореть и так тому и быть. Вот послушай, говорит Бим и читает:«Гуннар, сын Ламби, вскочил на стену и увидел Скарпхедина. Он сказал:— Ты, кажется, плачешь, Скарпхедин?— Нет, — ответил тот, — но глаза и впрямьпощипывает. А ты, кажется, смеешься?— Конечно, — говорит Гуннар. — И я ниразу не смеялся с тех пор, как ты убил Траина на Лесной Реке.Скарпхедин сказал:— Вот тебе на память об этом.Он вынул из кошелька зуб, который выбил у Траина, и бросил его в Гуннара. Зуб попал ему прямо в глаз, так что глаз вытек на щеку, а Гуннар свалился со стены» Сага о Ньяле. Гл. LXXXIV. Пер. В.Беркова.
.Бим закрыл книжку и глядит па меня, давая мне время прочувствовать услышанное. Я киваю. Да, выдающаяся была личность, говорю я. Ты согласен? — спрашивает Бим.Потому я и выбрал имя Скарпхедин, говорит Бим. Ведь Скарпхедин из всех первый. А почему бы тебе не остаться при своем первоначальном имени? — спрашиваю я. Ну кому нужно такое имя, как ты не понимаешь! Я киваю, а сам думаю, что механизм этого процесса, который кончился тем, что Бим выбрал себе имя Скарпхедин, трогательно прост. Его зовут Бим, и в реальной действительности у него нет ни малейшего сходства со Скарпхедином. Если Скарп-хедин рослый и сильный, то Бим маленький и щупленький, если Скарпхедин плавает, как тюлень, и в беге ему нет равных, то Бим плавает по-щенячьи и бегает медленно и косолапо, как щенок, если Скарпхедин решителен и смел, то Бим нерешителен и несмел, если у Скарпхедина глаза зоркие и черты лица острые, то у Бима глаза обыкновенные и черты лица детские, если Скарпхедин обычно был сдержан, то Бим обычно не умеет сдерживаться, и, наконец, что немаловажно, Скарпхедина зовут Скарпхедином, а Бима Бимом; и тут нельзя не признать за Бимом некоторой правоты, потому что имя у нсмх) действительно странное. Наверное, понадобилось вмешательство каких-то загадочных сил, чтобы ребенка назвали Бимом. Единственное, что их объединяет, — это, кажется, острый язычок, что, очевидно, и послужило отправной точкой для последующей идентификации, подумал я, с этого она началась и развилась затем до нынешнего состояния только по той причине, что Биму хотелось быть похожим на такого человека и потому что Биму ужасно не хотелось быть самим собой, быть Бимом.Бим запасся бутербродами и теперь жует перед телевизором, то и дело переключая каналы. Сестра сказала, чтобы ты ложился спать, говорю я немного погодя. Сейчас уже довольно-таки поздно, не пора ли нам ложиться? А где ты ляжешь? — спрашиваетон, и я отвечаю, что лягу спать в столовой на диване. Вообще-то, я не чувствую особой усталости, так как полдня провел лежа на таком же диване, на диване в домике дорожно-транспортного управления, но, если так надо, чтобы уложить Бима, я готов снова лечь; лежа я могу обдумывать будущий текст о Финляндии, прикидывать, как его лучше построить, это даст мне ощущение, что я занят делом, работаю, а значит, не теряю времени зря.Спокойной ночи! — говорит Бим, идет в ванную и затем уходит к себе в комнату. Спокойной ночи и хороших тебе снов! — говорю я. В наступившей тишине я думаю о Финляндии.Финляндия — это страна, которая в процентном исчислении выделяет самую большую долю национального бюджета на искусство и культуру, отмечаю я следующий пункт, потому что об этом я где-то читал, это не мои домыслы, а прочитанные где-то сведения, и, раз так пишут, это должно соответствовать действительности, поэтому я буду исходить из предположения, что это правда. И что же этот факт говорит нам о финнах? — записываю я в виде риторического вопроса. Риторические вопросы тут очень уместны, поскольку я должен построить связную цепочку аргументов, которые приведут к запоминающемуся выводу, и если подвести к нему ловко и изящно, то он навсегда запечатлеется в памяти тех счастливцев, которые его прочтут. Так о чем же говорит тот факт, что финны выделяют столь значительную часть общественных денег на культуру и искусство? — повторяю я свой вопрос. Ведь что такое искусство и культура? И нужны ли они нам? Тут надо придумать какой-то хитроумный ход для положительного ответа, чтобы читатель не мог не согласиться с тем, что тратить большие деньги на искусство и культуру — это очень правильно, и так подать эту мысль, чтобы всем стало ясно, что в этом отношении к искусству и культуре выражается особая черта финнов, что эта черта свойственна финскому характеру. Это пишется с расчетом на любителей культуры и искусства, чтобы они, прочитав брошюру, почувствовали острое желание поехать в Финляндию. Но я ведь еще не имею ни малейшего представления о том, что же такое искусство, напоминаю я себе и отмечаю, что над этим надо будет подумать и также включить в брошюру, так как всякая хорошая брошюра должна стремиться к тому, чтобы дать точное определение того, что же такое искусство, в особенности это относится к брошюре о Финляндии — стране, где искусство и культура достигли небывалого расцвета и где тратятся громадные средства на поддержание леса, а также/будем надеяться, и подлеска, на поддержку деятелей искусства и культуры. Только передовая страна, отмечаю я дальше, только читающая и развитая страна, знающая этих деятелей и достигшая высокого уровня процветания, может понимать необходимость таких расходов и тратить большие средства на поддержку искусства и культуры. Разве не предпочтет каждый провести отпуск в развитой стране, вместо того чтобы поехать в отсталую страну, которая тащится где-то в хвосте и где люди живут по отжившим правилам: око за око и зуб за зуб? Это надо взять на заметку. Да и найдется ли какая-нибудь другая страна, которая дала нам так много за последние сто лет, как Финляндия? — спрашиваю я себя. Ведь Финляндия подарила нам Нокию, она подарила нам Микку Хаккинена, который участвует в «Формуле-1» и ездит так чертовски здорово, Финляндия подарила нам замечательную архитектуру, знаменитую вазу и несколько фильмов, целый ряд очень приличных фильмов, кое-какие книги и Маримекко — Маримекко, черт возьми! Наконец-то вспомнил! Я же знал, что-то такое еще было, но никак не мог сообразить что! Маримекко — одежда в полосочку для детей и для взрослых, таких ярких цветов, что, глядя на них, так и хочется воскликнуть: вот черти полосатые! Но пускай себе кто хочет — тот кричит, ну их всех! И как же это я чуть не дал такого маху — столько времени работаю над брошюрой о Финляндии, а про Маримекко ни разу не вспомнил. Вот оно, что еще подарили нам финны! У меня у самого лежит дома в шкафу такой свитер, вот завтра, как вернусь, сразу его с утра и надену, думаю я, первым долгом достану из шкафа и надену мой свитер в синюю и голубую полоску. Да это же цвета флага, финского флага, осенило меня вдруг. Подумать только — у меня лежит свитер в финских национальных цветах, а я совершенно непростительным образом забыл надеть его сразу, в первый же день; надо было надеть его, когда я ходил в финское посольство, тогда мне уж точно дали бы этот заказ, тут бы уж никто не сомневался, кто самая подходящая кандидатура для этой работы, я и есть подходящая кандидатура, раз я ее получил, но сомнения все же были, это чувствовалось, переговоры затягивались, финны меня проверяли, расспрашивали, значит, были у них сомнения, а я терпеть не могу сомнений, потому что сомнения — это текучесть, а я люблю все прочное, как, например, горы, хотя и горы иногда обрушиваются каскадом камней, как это было, например, когда начальники талибов приказали взорвать простоявшие пять тысяч лет огромные статуи Будды в Афганистане, им не нравится, когда делают изображения богов; они вообще по любят изображений, им, можно сказать, правится, когда все один к одному; они хотят, чтобы карта была того же размера, что территория; они признают Бога, но только самого Бога, без изображений, поэтому они взрывают горы, вызывая во мне чувство неуверенности, ведь горы не текут, как вода, а тут получается, что все меньше остается нетекучих вещей и все больше делается текучих, и скоро абсолютно все потечет, и, чтобы подтолкнуть этот процесс, афганцы взрывают горы. С ума они посходили, что ли! Зато в Финляндии мало гор, совсем немного. Понятно, что для большинства норвежцев это недостаток. С точки зрения норвежцев, лучше, когда много гор, раз в Финляндии нету гор, вообще не стоит о них не упоминать в брошюре, отмечаю я на будущее; уж коли горы так важны для норвежцев, а в Финляндии гор мало, то, поняв, что в Финляндии горы практически совсем отсутствуют, норвежцы еще призадумаются, прежде чем ехать в отпуск в Финляндию, по если они не будут этого знать, то могут поехать, размышляю я, потому что, как говорится, чего не знаешь, от того и голова не болит, хотя, что до меня, я с этим не согласен, есть много чего такого, от чего может болеть голова, хотя мы не догадываемся о причине, однако, раз это вошло в поговорку, мы тоже ее повторяем, она подходит к этой ситуации, и если я ничего не напишу в брошюре про горы, меня нельзя будет обвинить в их отсутствии, и нечего на меня пенять, еще чего не хватало, я же еще на свет не родился, когда образовалась Финляндия, это произошло без меня, так с меня и взятки гладки, главное — обезопасить свои тылы, чтобы в любую минуту можно было улизнуть или просто повернуть в обратную сторону, это вообще хорошо, когда можешь повернуть назад или хотя бы знаешь, что у тебя всегда остается такая возможность. Но лучше всего — улизнуть.Бим не спит. Все это время у него в комнате было тихо, но сейчас до меня донеслись оттуда какие-то звуки, и я встаю, чтобы выяснить, в чем дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26