А случилось вот что: стоял август, и я, намереваясь с пользой провести день, села на автобус, добралась с несколькими пересадками до бухты Подковы и в палатке возле переправы купила недорогой чизбургер. Подкрепившись, вскарабкалась по крутым склонам, заваленным кучами щебня, на железнодорожное полотно. На мне было легкое платьице в бело-синюю клетку, самое нелюбимое, зато тонкое, и я надеялась окончательно его угробить: солидол, химия, грязь — жить ему оставалось от силы сутки. Предвосхищу ваш вопрос: как двенадцатилетняя девочка оказалась одна вдали от города? Одно слово: семидесятые. Достигнув определенного возраста, дети предоставлялись сами себе, и родителей мало беспокоило, чем занимаются их чада, где и с кем. Хантер с Чейзом, наверное, с чипами в заднице ходят, чтобы родители каждую минуту знали, где их искать. А в мое время…
«Мам, можно я сгоняю на попутке до бара, где байкеры тусуются?»
«Конечно, милая».
Стояло настоящее пекло, как в июне, и все запахи ощущались с утроенной силой, когда я вдруг угодила в кошмарный смрад. Вообще-то, я сразу поняла, что пахнет разлагающимся трупом. Люди, видимо, такое нутром чуют. Во мне даже что-то вроде ликования проснулось, когда я подходила к покойнику: приятно было сознавать, что за свою недолгую жизнь я просмотрела достаточно детективов, теле-шоу и тайных откровений преступников, чтобы полностью созреть для подобной ситуации. Раскрыть преступление! Найти улики!
Никогда раньше я не видела мертвяков. Ребята в школе бегали посмотреть на автомобильные аварии, а я нет — даже обидно. Зато теперь!… Настоящее убийство, притом зверское. Несчастного рассекли пополам, по талии, и поставили под прямым углом. На нижней половине трупа была юбка из набивной ткани с цветочным рисунком, сапожки по колено, а на верхней — рубаха из шотландки. Лицо оказалось нетронутым — вполне привлекательное мужское лицо. Оно уже приобрело землистый оттенок, несмотря на густой макияж: струпья тонального крема, тушь, накладная ресница, которая еще держалась на веке. Вокруг гудели мухи. Меня разбирало любопытство: что это за человек? Почему он в юбке?
Юбка. Имеется один постыдный нюансик, о котором я до сих пор никому не рассказывала: я отломила веточку ольхи, ощипала листья и подобралась к нижней половине трупа. Мне нужно было приподнять юбку и проверить… хм, соответствует ли нижняя половина верхней. Я так и поступила; кстати, покойник оказался без нижнего белья.
Кто мог такое сотворить? Я огляделась: ни одного смятого стебелька, ни одной окровавленной травинки. Ничто не указывало на то, что труп расчленяли на месте. Даже двенадцатилетней девчонке было ясно: тело сюда скинули. От жары мне вдруг нестерпимо захотелось пить. Помню, больше всего удивил макияж на лице жертвы — даже не юбка или что другое.
Я не стреляный воробей и никогда им не была. Наверное, очень многие на моем месте сблевали бы или отвели взгляд, однако я не сделала ни того, ни другого. Возможно, то же чувствуют и следователи-криминалисты. На мой взгляд, дело в том, что человек либо брезглив от рождения, либо — нет. По ящику показывают хирургическую операцию — вот это зрелище по мне. И поэтому не сочтите за грубость, но для меня найти расчлененного покойника все равно, что потрогать сырую отбивную.
И еще одно (я поняла это уже много лет спустя): когда так близко находишься к чему-то окончательно и бесповоротно мертвому, кажется, что у самой впереди — вечность… бессмертие.
Минут пять я стояла не шелохнувшись, и тут услышала вдалеке поезд, который приближался с севера, со стороны Скуомиша. «Роял Хадсон», старомодный паровоз, переделанный после реставрации в аттракцион для туристов, направлялся, попыхивая, в Гау-Саунд-фиорд. Я стояла возле тела, застывшего среди бобыльника, ромашек и одуванчиков, и, переводя взгляд от мертвеца на изгиб полотна, ждала, когда же появится поезд. А меж тем пыхтение и лязг становились все громче.
Наконец махина показалась из-за поворота. Я встала прямо на полотно — ноздри обожгло горячим запахом креозота от эстакады — и замахала руками. Впоследствии кондуктор рассказывал, что у него чуть инсульт не случился, когда он увидел девчонку на путях. Саданул по тормозам, и раздался такой свист и скрежет, какого я в жизни не слышала. Такое впечатление, что смялось время и пространство — так он был пронзителен. Наверное, в тот миг я и перестала быть ребенком. Не из-за трупа, а из-за шума.
Четыре вагона проехало мимо того места, где возле мертвеца стояла я, прежде чем локомотив остановился. Кондуктор, которого звали Бен, и его помощник спрыгнули с подножки, ругая меня на чем свет стоит за глупые шуточки. Я молча показала на расчлененный труп.
— Дьявол. Барри, ступай-ка сюда. — Бен взглянул в мою сторону. — А ты, мелюзга, отойди от греха подальше.
— Нет.
— Слушай, девочка, я сказал…
Я молча уставилась на него.
Барри подошел, взглянул и тут же проблевался. Бен приблизился к трупу, стараясь не смотреть на него. Я же, наоборот, наглядеться не могла. Кондуктор поразился:
— Господи, кроха, у тебя с головой все в порядке?
— Я его нашла. Он мой.
Барри забрался в кабину и связался с властями. Туристы, само собой, пялились из окон и щелкали фотоаппаратами. Это в наши дни любые пикантные кадры через несколько часов окажутся в Интернете, а в те времена из всех средств массовой информации существовали только местные газеты, и сведения подобного рода не раскрывались до тех пор, пока не разыщут и не оповестят ближайших родственников. Пассажиры стали лезть из вагонов, желая разузнать, что стряслось. Короче говоря, Барри было, чем заняться: он во все горло орал на зевак, разгоняя их по местам. К тому времени, когда прибыли представители властей, помощник кондуктора уже сипел как престарелая певичка.
Полицейские задали мне несколько вопросов: видела ли я кого, ничего ли не трогала с места… Я, конечно, никому не сказала об ольховом прутике. Моя роль в этом происшествии сводилась к малому: я всего-навсего обнаружила тело, а потому оставалось лишь наблюдать за происходящим. Единственное, что никого не интересовало: как родители отпустили девочку собирать ягоды в такую даль?
Полицейские поздравили меня с отличной выдержкой, и, когда суета немного улеглась, Бен предложил прокатиться в локомотиве до станции в северном Ванкувере. Полицейские хотели сами отвезти меня домой, но я настояла на своем и впервые в жизни поехала на паровозе. Благодаря этому приключению я испытала ни с чем не сравнимое чувство — будто я, и только я — хозяйка своей судьбы. Вот повезло: мчаться в голове многотонного куска фортуны, мерно отбивающего ритм по стальным рельсам… и Боже упаси встать на моем пути. Я была на вершине! Я жива! Я не труп!
Домочадцы куда-то разбрелись, и некому было засвидетельствовать мое загадочное возвращение на автомобиле совершенно незнакомого человека. У двери я подпрыгнула, стараясь дотянуться до верхнего кирпича, куда мы прячем ключи от дома, и лишь тогда вспомнила о корзинке с ежевикой: битых четыре часа я сжимала ее в руке и все же ни ягодки не просыпала.
Когда семья собралась за ужином, и я поведала домашним о своих приключениях, они лишь закатили глаза, сочтя мой рассказ за нездоровый вымысел. Мамуля сказала:
— Тебе надо чаще играть со сверстниками.
— А мне с ними не интересно.
— Ну, не правда. Тебе еще понравится…
— Они только и способны, что в магазинах тырить, да сигаретки стрелять.
Папа сказал:
— Больше не сочиняй таких мрачных историй, детка.
— Я ничего не придумываю.
Тут вклинилась Лесли:
— А Таня хочет после школы пойти в стюардессы.
— Этот труп был по-настоящему. — Я направилась к телефону и набрала номер полицейского участка. (Как вы думаете, много на свете пятиклашек, которые наизусть знают номер местной полиции?) Я попросила к телефону офицера Найрне, чтобы он подтвердил мой рассказ.
Папа выхватил у меня трубку.
— Послушайте, я не знаю, с кем говорю, но Лиз… Что? Ах. Вот как? Чтоб меня…
Так я обрела неведомую дотоле популярность в семье.
Отец положил трубку и уселся на место.
— Сдается мне, наша Лиз сказала правду.
Уильям с Лесли потребовали кровавых подробностей.
— А он сильно протух?
— Как сыр с плесенью?
— Уильям! — Матушка пыталась соблюсти приличия. — Только не за столом.
— Вообще-то, он сильно смахивал на наши отбивные.
Мама и меня одернула:
— Прекрати, Лиз! Сейчас же!
Отец добавил:
— И кстати, надеюсь, ты не собираешься есть эту ежевику? Она в холодильнике стоит, я видел. Железнодорожники гербицидами опрыскивают пути и окружающую территорию. От них рак бывает.
За столом повисло тяжелое молчание.
— Ну же, что вы притихли? Я труп сегодня нашла. Может, поболтаем?
Уильям спросил:
— А он раздулся?
— Нет. Он всего ночь пролежал. Зато на нем была юбка.
Мать бурно возразила:
— Лиз! Оставьте эти разговоры. За столом я бы попросила…
— По-моему, ты зря так заво… — попробовал умерить ее отец.
— Лесли, как прошли занятия в бассейне?
Так закончился краткий миг моего триумфа. Но с того вечера я прониклась твердой уверенностью, что обладаю неким чутьем на мертвецов. Мне повсюду мерещились покойники: в зарослях ежевики, на лужайках под слоем дерна, в кустах, обрамляющих парковые дорожки — мир стал одной большой фабрикой по производству трупов. Годом позже умерла бабушка, и я оказалась на ванкуверском кладбище; там я словно в наркотический транс погрузилась, глядя на это изобилие. Передо мной лежали тысячи мертвецов, и более того, я отличала тех, кто был похоронен совсем недавно, от остальных. «Свежачки» будто светились, в то время как «старая гвардия»… Хм, их владельцы уже отправились каждый своей дорогой. Кладбище представлялось мне огромным складом пустой тары, ожидающей сдачи в пункт переработки вторсырья.
Тела. Э-эх! Как мне всегда хотелось расстаться с собственной оболочкой! Какое это было бы счастье! Оставить бренные кости и взмыть вверх светлым лучиком, маленькой кометой; осветиться внутренней красотой и воспарить! Увы… пустые мечты. Так и влачить до конца этот крест.
Когда я закончила рассказ, Уильям выпроводил сорванцов. Впервые в жизни тетя Лиз на минуту или две безраздельно захватила их внимание. Подозреваю, тогда Хантер с Чейзом посчитали меня чуть ли не ведьмой — жаль только, занудной и с пустым холодильником.
Закрыв за ними дверь, я вспомнила об одном ощущении: когда после сытного обеда расстегиваешь молнию на брюках. Наступил один из тех редких случаев, когда перспектива провести в одиночестве вечер меня ничуть не огорчала. А ведь если подумать, я никому никогда не жаловалась. Ну кому? Донне? Посетителям в кафе? Лесли с Уильямом, которые навещают свою сестрицу, старую деву, исключительно из чувства долга? Я упорно держу удар. Представить страшно, как люди едут в машине и от нечего делать перемывают мне косточки…
— Думаешь, ей одиноко?
— Вряд ли.
— Мне кажется, ей на роду написано влачить отшельническое существование.
— Она откровенно чурается компаний.
— А она смелая, по-своему.
Многие книги проповедуют стремление к «уединению»; однако я полазила по «Гуглю», навела справки и выяснила: у авторов подобных назиданий есть семьи, дети и внуки, они окружены университетскими друзьями. Эти авторитеты в один голос утверждают: «Ну хорошо, мне повезло, и я нашел приятелей, но если бы я вовремя не подсуетился, то обрел бы блаженное уединение, о котором теперь пишу в этой книге». Так и представляю, с какими стоическими физиономиями она сидят за письменными столами и изливают на бумагу банальные премудрости. «Зачем страдать от одиночества, когда можно стать самодостаточным человеком?»
Да, не единожды за свою одинокую жизнь я лелеяла надежду узнать: где же она гнездится, эта самодостаточность?
Я везде искала ответ на волнующий меня вопрос. Проштудировала все: «Как найти родственную душу», «Диалог с самим собой или как удержаться на плаву в современном мире и обрести себя»… Авторы книг, так упорно пропагандирующих средства от одиночества, отсылают читателя к пыльным фолиантам из глубины веков, написанным теми, кто не побоялся об этом заговорить, хотя и не решился назвать вещи своими именами. Канувшие в небытие поэты воспевают дерево, бабочку или пруд; покойные «голубые» барды из девятнадцатого столетия унесли с собой в могилу непостижимые миры, которыми дышали и о которых не сказали ни слова. А может…
Так рассуждают только старые злобные ведьмы.
С другой стороны, если ваша центральная нервная система денно и нощно трудится не хуже дизель-генератора, пресекая на корню малейшие проявления нежных чувств, тогда трудно упиваться единением с природой, которым умилялись старомодные авторы, расписывая прогулки на свежем воздухе и играющий в кронах ветерок.
Прошел день. Одурь от лекарства еще не спала, но веселость, равно как и плаксивость, пошли на убыль. В пятницу утром лицо вернулось к нормальным пропорциям. Фильмы я просмотрела и боролась с искушением позвонить Лайаму, чтобы в последний день больничного попроситься на работу. И вдруг часов около семи утра задребезжал телефон. Звонил полицейский. Он интересовался, не смогу ли я приехать в больницу на Лайонс-Гейт.
— Извините, что?
— Произошел несчастный случай, мисс Данн.
— Несчастный случай? С кем? Когда?
— Вы знаете человека по имени Джереми Бак?
— Джереми Бак? — Не скажу, что моя память перегружена лицами и фамилиями, так что долго копаться не пришлось. — Нет. Это имеет ко мне какое-то отношение?
— Я бы попросил вас заскочить в больницу, мисс Данн. Прошлой ночью к нам поступил некий молодой человек. Передозировка и множественные резаные раны.
— Что?
— Удостоверения личности при нем не оказалось, однако на руке обнаружили браслет с вашим именем и номером домашнего телефона на случай непредвиденных обстоятельств. Поэтому я вам и звоню.
Секунда на размышления, и до меня дошло, кто такой Джереми. Я и надеяться не смела, что когда-нибудь подобное произойдет.
— Вы меня слышите, мисс Данн?
— Прошу прощения.
— Так вы не могли бы?…
— Буду через полчаса.
Полицейский продиктовал отделение и номер палаты.
Всю жизнь я задавалась вопросом, настанет ли этот день, и теперь мною овладело такое чувство, словно сбылось некое предсказание. Механически, как во сне, я проделала знакомые действия: оделась, села за руль, миновала Марин-драйв, Пятнадцатую, Сен-Джордж, въехала на парковку, прошла сквозь автоматические двери больницы. Лифт, запах дезинфекции, суетливый персонал.
Когда я поинтересовалась, в каком отделении лежит Джереми, сестра в регистратуре жестом подозвала констебля. Он оказался довольно приятным человеком. Сообщил, что его зовут Пэй Чанг, пожал мне руку и предложил следовать за ним, что я и сделала. Мы прошли по залитому желтым светом коридору и свернули за угол; я уткнулась взглядом в пятки копа, мерно отбивающие ритм по полированному покрытию. Мы оказались в затемненной палате и заглянули за застиранную до прозрачности голубую штору.
Перед неким подобием подъемных жалюзи стояла врач. И она явно торопилась уйти. Ее голова была окружена ореолом тонюсеньких прядок, которые выбились из пучка много часов назад.
— Можете звать меня Валери или доктор Тайсон, как вам удобнее. Я дежурный врач. Этот молодой человек вам кем-то приходится?
Констебль Чанг кивнул в сторону пациента. На койке лежал симпатичный парень, на вид едва ли старше двадцати. Крупный, белокожий, с темными, чуть вьющимися волосами. Форма черепа выдавала породу моего семейства — настолько явно, что я сразу же отбросила все сомнения.
Вот и он. Так значит, вот он какой…
Я подошла и дотронулась до его руки. Он проснулся от прикосновения и вздрогнул от неожиданности.
— Ты.
— Да, это я.
Парень сел и огляделся.
— Стоп; по-моему, здесь что-то произошло.
— О чем ты?
— Мне показалось, что я умер.
«Что он такое несет?»
— Насколько я в курсе, ты просто спал.
— Нет. Я умер. Это точно.
Я взглянула на доктора Тайсон, которая подтвердила:
— Фактически, Джереми, утром, когда вас доставили, вы находились в состоянии клинической смерти. Где-то с минуту. — Она взглянула на меня. — Около пяти.
Я удивилась:
— Так он умер?
— Мы запустили сердце, — и она жестом показала, как работают дефибриллятором.
Я перевела взгляд на Джереми, который был явно не в своей тарелке.
— Я не видел света. Ведь, когда умираешь, надо идти на свет. Там был сплошной мрак, и меня в него будто затягивало.
Никто из присутствующих не знал, что сказать, и доктор Тайсон попыталась разрядить обстановку, прибегнув к научным формулировкам.
— В вашей кровеносной системе наличествуют следы кокаина и рогипнола. Этим легко объясняются любые необычные видения, которые вас, возможно, посетили.
На этот раз Дэереми вышел из себя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23