Написали громадными буквами, каждая в несколько ладоней, составленными из игл для инъекций, прикрепленных к цементу грязными бинтами и комочками жвачки. Они написали три слова: НАМ ТАК НРАВИТСЯ.
15
Чтобы платить за квартиру, Анна-Луиза подрабатывает в киноцентре, который является составной частью торгового центра «Риджкрест». Она там уже не первый год и уверяет, что самое хорошее время — около половины двенадцатого ночи, когда заканчивается последний сеанс и она подметает пол в зале, собирая всякую мелочевку, просыпавшуюся из карманов зрителей: монеты, противозачаточные таблетки, фотокарточки, транквилизаторы, ключи, леденцы, ежедневники: «Концентрат жизни. Больше всего мусора от тех, кто носит штаны-чинос. Если в полночь какой-то тип барабанит в дверь, потому что потерял ключи, — будьте уверены, он носит чинос. Паршивый покрой карманов. Мало сумчатости».
Джасмин набирает на компьютере разные бумажки на Заводе — деятельность, плохо согласующаяся с ее общей хипповостью. «Мне разрешают держать папоротник на рабочем месте, ну и ладно», — говорит она. Ей нравится, что работа дает ей ощущение свободы и востребованности (и, скрепя сердце признает она, деньги, в которых мы нуждаемся как никогда). В общем, как я понимаю, Завод не слишком ее удручает. Джасмин набирает документы, которые никто никогда не будет читать, в систему, которой от этого ни тепло, ни холодно, — как Россия в сороковые.
Мы с Анной-Луизой однажды взяли и послали Джасмин поцелуй по факсу — помадный отпечаток на листе белой бумаги, и ее шеф, усмотрев в этом фривольность, устроил ей разнос. Узнав об этом, Анна-Луиза брезгливо поморщилась: «Он ее за рабыню держит, что ли? Скоро сапоги лизать заставит!»
Вообще-то для меня двери офиса Джасмин закрыты, хотя и неофициально, -из-за одного случая. Дело было два года назад, в субботу. Джасмин вызвали провести срочную инвентаризацию энергетического отдела, и я увязался с ней за компанию. Первые полчаса я собирал бумажную «лапшу» из уничтоженных документов, чтобы потом набить ею кресло-пуф для Марка. А потом еще битый час коротал время тем, что перескакивал от стола к столу, забавлялся с радиационными дозиметрами и вслух отпускал разные замечания по адресу тех маминых сослуживцев, которые, по моему просвещенному мнению, были на грани нервного срыва — насколько я мог судить по смехотворным крупицам чего-то личного, что администрация Завода позволяла сотрудникам держать на рабочих местах.
~ Ох ты!… Кусок горной породы, гнейс называется. Во чудик! А это еще что такое? Мотивационная мозаика? Тайные амбиции покоя не дают — метит в начальники! Смотри карманный справочник Дэниела П. Фейнгольда «Думать, чтобы побеждать» — так себе книжонка. Знаем, читали. А это что там у нас за фотографией влюбленных голубков в рамочке?… Ага! Валиум. Ну, по этой точно дурдом плачет.
Разумеется, кто-то из заводских в это самое время сидел в кафетерии, поглощая жидкую смерть из кофеварки, и слышал все мое выступление от начала до конца. Вот и устраивай после этого сеанс блиц-психоанализа!
Хорошо хоть Джасмин не осталась без места. Ее (теперь уже) полставки оказались среди той жалкой горстки штатных заводских единиц, которые пока не сократили. Так что наличность капает. Марк, правда, не был рад такому исходу: он хочет, чтобы к нему тоже приставили социального работника, как и ко всем в его классе.
Все где-то как-то работают.
Скай одно время трудилась в бутике «Св. Яппи» в торговом центре «Риджкрест», еще до того, как бутик объявил о реорганизации в связи с угрозой банкротства, после чего там при загадочных обстоятельствах случился пожар — типичное явление среди торговых предприятий, входивших в состав центра. Теперь Скай сидит на телефоне — вкалывает на телемаркетинговую компанию. Когда люди собираются дома за ужином, звонит Скай и спрашивает всякую ерунду, вроде: приходилось ли им уже пользоваться латексными красками, не собираются ли они на днях помыть свою киску? Бросить работу она не может, потому что должна порядка девяти тысяч долларов по кредиткам, которые сдуру набрала в старших классах школы.
Гармоник — консультант по установке компьютерных систем и уже зарабатывает больше, чем все мои остальные знакомые вместе взятые. Богатенький. Я все подбиваю его приударить за Скай, но до него не достучаться.
Марк хочет работать в «поцелуйной будке».
Я, после того как мой бизнес с липовыми «ролексами» и «шанелями» накрылся, больше трудоустроить себя не пытался — хотя, наверно, придется, и скоро. Если пофантазировать? Я хотел бы работать в фотопроявочной мастерской — наблюдать, как из проявителя выходят чужие снимки. Всякие бедолаги, которым от тоски вдруг пришло в голову сделать собственный порнопортрет, персидские кошки с кроваво-красными глазами, злобно шипящие со своих насиженных мест на верхней панели теплых «тринитронов». Или вот еще можно наняться на морской круиз. И выпускать судовую газету. «Миссис Симпсон сегодня 70!» или «Торопитесь взять напрокат костюм для бала!» Ладно, погодите. Честолюбие во мне дремлет, но не спит. «Бектол» — вот кто меня вытащит. Я не пропаду.
Дэн, как и добрая половина жителей Ланкастера, живет на пособие. Здесь в Ланкастере любые свежие идеи насчет того, как можно подзаработать, принимаются на ура. Даже «Китти-крем»® сулит надежды мертвякам.
Прошлой осенью во время вводного курса отельно-мотельного менеджмента (номер 105, «Обязанности службы приема») я попытался привлечь несколько своих друзей к практикуму по имитации типичных ситуаций у стойки портье, который был организован факультетом туристического обслуживания Ланкастерского колледжа для студентов, планирующих в будущем занимать командные должности в этой индустрии. Практикум не был включен в зачетно-экзаменационную сетку и проводился факультативно, в дополнение к основной программе курса, которая включала в себя компьютерные системы бронирования номеров, теоретические основы работы портье, телефонного оператора и службы безопасности. Голая теория без практики — вот откуда берутся слабо мотивированные, не готовые к реальной работе гостиничные служащие. Так что нее мой практикум, каковы результаты?
Скай: Как понимать «билокси»? Билокси — это вроде бы наркотик какой-то?
Мей-Линь: Э-э… Кофр — это что?
Гармоник: Милостивый государь, окажите любезность, помогите мне уразуметь, каков собой «километр»?
Бон вояж.
Скай, Мей-Линь и Гармоник — это то будущее, которое ожидает службу портье. Удел путешественников незавиден. Мои друзья не в состоянии отыскать на карте свой родной город. И очень приблизительно представляют себе, какой нынче год.
— Восточные штаты все такие крошечные, — обиженно ворчала Гея после того, как было окончательно и бесповоротно установлено, что ей не под силу показать на карте Бостон в штате Массачусетс — Слились бы все вместе, и дело с концом, самим же выгоднее.
— Давайте называть вещи своими именами, — рассудительно заметила Анна-Луиза. — Это я к тому, что если от нас требуется запоминать всю ту новую информацию, которую кто-то постоянно изобретает, нам приходится выбрасывать вон старую, иначе куда все это складывать? — Видимо, история и география — как раз то, что идет на выброс. Но, с другой стороны, что значит география для Гармоника, или Пони, или Дэвидсона, которые изо дня в день разговаривают с людьми по всей планете, причем одновременно, с помощью компьютерных сетей и модемов? Или что значит история для Мей-Линь или Геи, которые, сидя у себя дома, принимают через спутниковую антенну семьдесят пять телеканалов? Права Анна-Луиза: надо называть вещи своими именами. И мои друзья лучше, чем кто-либо, подготовлены психически к тому будущему, которое в реальности нас ожидает. Природа всегда ведь готовит своих детей к тому, что им будет нужно. Мы с моими друзьями — консультанты по выбрасыванию вон всего лишнего. Пожелайте нам удачи, а вам от нас — резюме и поцелуи.
— Мама! — взвизгивает Дейзи. — Скажи, что ты шутишь. «Китти-крем» — это же курам на смех! — Мы едем обратно, домой, прихватив с собой Мюррея; у Анны-Луизы — дневная смена.
— Ну-ну, деточка, не надо так сразу принимать новую идею в штыки. Как мы можем судить? А вдруг в дедушкиной затее скрыто жемчужное зерно деловой прозорливости, а мы просто неспособны его разглядеть? И еще — сама подумай: Киттикатьке, наверно, давно обрыдло без конца есть один и тот же корм, день за днем, день за днем!
— Джасмин, Киттикатька, к твоему сведению, — кошка! У кошек нет понятия о разнообразии. У них мозг-то с горошину. Они сплошь и рядом успевают забыть своих хозяев, когда те возвращаются после отпуска. А тебя послушать, так им подавай салат-бар!
— Как знать, как знать. Может, дедушкина идея не так и плоха, почему не попробовать!
Но по блеску в ее глазах я уже вижу, что Джасмин заразилась «китти-кремовой» лихорадкой, — это как чума, свирепствующая в средневековом городе в кольце крепостных стен: никогда не знаешь, кто следующий. Дейзи тоже замечает симптоматические искорки в глазах Джасмин, и мы с ней делаем друг другу гримасы, означающие: «Только не это!» К тому же у меня вообще настроение из рук вон, потому что мне сдается, что наше финансовое положение хуже, чем я подозревал. Юнец незрелый.
Я больше для проформы вношу предложение, чтобы Джасмин обратилась к своему папаше с просьбой элементарно выделить ей хоть какую-то часть его состояния — все лучше, чем заставлять ее участвовать в сомнительной пирамиде «Китти-крем»® в качестве торгового агента. Но мой и без того слабый энтузиазм быстро сходит на нет. Мы все прекрасно знаем, что дедуля — фанатичный приверженец бескомпромиссного индивидуализма. Никаких бесплатных обедов и прочая дребедень! Наверно, он просто жмот, а сегодня, кроме всего прочего, у Марка день рождения, и всем нам хочется хорошего настроения.
— Остановись тут, ладно? — говорит Дейзи. — Я выскочу купить соевого молока.
16
Ну и дела.
Горячая выдалась у нас в Ланкастере неделька. Джасмин подстриглась, а бабушка с дедушкой обанкротились.
Я направляю мой боевой Комфортмобиль на север, к канадской границе, выдавая байт за байтом последние новости моему верному напарнику в борьбе с преступностью Анне-Луизе, которая сидит, нахохлившись, рядом со мной, без конца тыча в кнопку «Поиск», и с маниакальным упорством рыщет по шкале диапазона FM в погоне за прибрежными хип-хоповыми станциями, то вдруг всплывающими, то вновь убегающими из зоны приема.
— Окрас рыжий, стрижка суперкороткая, -докладываю я, — от макушки книзу остренькие пряди, как лучи морской звезды. Вид экстремальный — будто она собирается выступить со своей политической платформой.
— Стрижка «эльф». Ретро.
— Говорит, с короткими рыжими волосами она чувствует себя гламурно-роково. Бисексуально. Вообще-то ей идет. Выглядит еще моложе, чем раньше, — как старлетка в Каннах.
— Видимо, чечевичная диета и правда делает свое дело.
— Видимо. Да, и еще она теперь пользуется косметикой. Дейзи вне себя, потому что Джасмин вдруг зачастила в наш косметический музей. А Дейзи считает, что Джасмин нужна совсем другая цветовая гамма.
Спящие вулканы, грозно напоминая о потоках раскаленной вязкой лавы, несут свой бессменный караул; насыщенный влагой воздух избавляет нашу кожу от привычного напряжения. Леса, протянувшиеся по обе стороны дороги, для нас, уроженцев прерий, в диковину: чудится, будто они полны забытых тайн, будто мы когда-то здесь жили, давным-давно, еще до того, как включилась наша настоящая память.
— Кстати, о стрижке, — напоминаю я, — ты ножницы не забыла?
— Все с собой. — Похлопав в подтверждение ладонью по нейлоновой сумке на поясе, Анна-Луиза бросает наконец диапазон FM и принимается рыться в коробке с компакт-дисками. Мы договорились, что когда доберемся до мотеля «Алоха» в Канаде, она попробует изобразить на моей голове новую стрижку — последний писк.
Возвращаясь к банкротству бабушки и дедушки: во вторник вечером они позвонили к нам в дверь — бабушка в слезах, дедушка с опрокинутым лицом.
— Папа… Мама! Садитесь, — захлопотала Джасмин. — Поешьте вот чечевицы. Бобовые успокаивают.
— Правда? Даже не знаю, золотце…— замялся дедушка.
— Как можно в такую минуту думать о своей утробе? — взвилась бабушка.
Дедушка, учуявший уже характерный, с оттенком кошачьей мочи аромат кориандра, при мысли о бесплатной жратве срочно взял себя в руки.
— Может быть, немного погодя, Жас. А сейчас лучше бы по глоточку виски, а?
Оказывается, они потеряли все свои сбережения и (болваны, болваны!) свою долю в ныне рухнувшем фонде взаимного кредита Роджера У. Фридмана «Безнал 2000» с штаб-квартирой в Арлингтоне, Вирджиния.
— О-ох, дедушка. Неужели и это? — простонал я.
— Три раза всё перезакладывали, — рассеянно сообщает бабушка.
— Роджер, — злобно шипит дедушка, — живет себе в Брунее с целым гаремом тринадцатилетних девок. Поди достань его, гада!
— Как-то даже обидно за них, тебе разве нет? — спрашивает Анна-Луиза, и указатели сообщают нам, что до канадской границы осталось всего полпесни.
— Не особенно. Поделом им — пока всего добра не лишились, вели себя как последние жлобы. Это ж надо додуматься — подрядить родную дочь торговать машинками для раздачи кошачьего корма, а самим разъезжать по Пекинам в бизнес-классе! Может, хоть теперь они станут людьми. И если им и правда придется бегать продавать «Китти-крем», я плакать не буду, — Юнец незрелый. Но сами прикиньте: бабушка с дедушкой всем владеют и всех заставляют плясать под свою дудку — денег завались, свободного времени тоже девать некуда. А молодым рассчитывать не на что.
Тут я, впрочем, хочу рассказать заодно об одном эпизоде, который случился за ужином в тот вечер, когда к нам пожаловали бабушка с дедушкой. Дедушка собрался уже было двигать к дому, как вдруг закашлялся — без дураков, в легких грохало, прямо как у туберкулезника, и нам оставалось только сидеть и вежливо дожидаться, когда его отпустит. Наконец приступ вроде бы прошел, и мы встали из-за стола и потопали к двери, как вдруг дедушка грохнул напоследок 1000-килотонным залпом — прямо в сандаловый подсвечник, который Джасмин купила на ярмарке народных промыслов, разом загасив все три свечи. Мы — ничего, дошли себе до входной двери и распрощались с ним и с бабушкой, как положено. А потом, пока Джасмин, бабушка и дедушка шли к почти уже изъятому у них «линкольну-континенталю», Дейзи, Марк и я вернулись в столовую и, не проронив ни слова, посмотрели на подсвечник. Дейзи и Марк стали у свечей, а я взял с камина коробок спичек, вернулся к столу и снова зажег их. Как только свечи как следует разгорелись, мы все трое сдвинули головы и молча вместе их задули, успев точь-в-точь к возвращению Джасмин.
— Чем вы там занимаетесь, крошки мои? — спросила она нас от дверей, но мы ничего ей не сказали, и она ушла в кухню. Такой был момент — о нем другим не расскажешь. Он был наш и только наш. Мы, братья и сестра, инстинктивно почувствовали, что если нам предстоит остаться в потемках, то лучше пусть это будут потемки, которые мы сами себе устроили.
17
Незнакомая новая страна. Для меня сейчас самое то. Канада: мокрые, лакрично-глянцевые дороги, чужое радио, новая еда и тонизирующее действие биосреды. И еще автомобильные пробки — на несколько часов. Посреди густого леса в получасе езды от Глен-Анны мы с Анной-Луизой вылезаем из Комфортмобиля. Мы зеваем во весь рот и жадно поглощаем кислород, как вернувшиеся на землю астронавты, подтягиваемся, подпрыгиваем на месте, чешем в затылке и все пьем, пьем жемчужно-серое небо.
— Мячик покидаем?
— Давай.
Я бросаю Анне-Луизе ее бейсбольную перчатку, и, стоя на гравийной обочине, мы кидаем друг другу мяч, и как только входим в определенный ритм, движения становятся почти механическими, и кажется, даже можешь закрыть глаза, как будто мышцами твоими управляет какая-то научно-фантастическая сила.
Такое перебрасывание мяча — как танец, когда один из партнеров ведет, в данном случае Анна-Луиза, в ее теплой красной жилетке, туристских ботинках и вельветовых штанах: по ее воле вектор нашей игры все сильнее отклоняется от дороги в лес. С каждым пойманным мячом Анна-Луиза уходит под деревья все глубже, и я молча следую за ней, испытывая неодолимый соблазн неведомой генетической тайны, будто подросток, пробующий мастурбировать, не сознавая, что я делаю, но тем не менее продолжая двигаться все дальше в лес, и мяч каким-то чудом пролетает, ни разу не задев их, мимо разделяющих нас осанистых, как швейцары, гемлоков и елей; зеленый подлесок, мягкий мох под ногами поглощают все звуки, кроме стука крови у меня в ушах и шлепков-ударов мяча о наши бейсбольные перчатки.
Звуки шлепков с каждым перелетом мяча все больше сближаются, они все ближе и ближе по мере того, как мы с Анной-Луизой постепенно сходимся, ступая по тихому, тихому-претихому сухому мху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
15
Чтобы платить за квартиру, Анна-Луиза подрабатывает в киноцентре, который является составной частью торгового центра «Риджкрест». Она там уже не первый год и уверяет, что самое хорошее время — около половины двенадцатого ночи, когда заканчивается последний сеанс и она подметает пол в зале, собирая всякую мелочевку, просыпавшуюся из карманов зрителей: монеты, противозачаточные таблетки, фотокарточки, транквилизаторы, ключи, леденцы, ежедневники: «Концентрат жизни. Больше всего мусора от тех, кто носит штаны-чинос. Если в полночь какой-то тип барабанит в дверь, потому что потерял ключи, — будьте уверены, он носит чинос. Паршивый покрой карманов. Мало сумчатости».
Джасмин набирает на компьютере разные бумажки на Заводе — деятельность, плохо согласующаяся с ее общей хипповостью. «Мне разрешают держать папоротник на рабочем месте, ну и ладно», — говорит она. Ей нравится, что работа дает ей ощущение свободы и востребованности (и, скрепя сердце признает она, деньги, в которых мы нуждаемся как никогда). В общем, как я понимаю, Завод не слишком ее удручает. Джасмин набирает документы, которые никто никогда не будет читать, в систему, которой от этого ни тепло, ни холодно, — как Россия в сороковые.
Мы с Анной-Луизой однажды взяли и послали Джасмин поцелуй по факсу — помадный отпечаток на листе белой бумаги, и ее шеф, усмотрев в этом фривольность, устроил ей разнос. Узнав об этом, Анна-Луиза брезгливо поморщилась: «Он ее за рабыню держит, что ли? Скоро сапоги лизать заставит!»
Вообще-то для меня двери офиса Джасмин закрыты, хотя и неофициально, -из-за одного случая. Дело было два года назад, в субботу. Джасмин вызвали провести срочную инвентаризацию энергетического отдела, и я увязался с ней за компанию. Первые полчаса я собирал бумажную «лапшу» из уничтоженных документов, чтобы потом набить ею кресло-пуф для Марка. А потом еще битый час коротал время тем, что перескакивал от стола к столу, забавлялся с радиационными дозиметрами и вслух отпускал разные замечания по адресу тех маминых сослуживцев, которые, по моему просвещенному мнению, были на грани нервного срыва — насколько я мог судить по смехотворным крупицам чего-то личного, что администрация Завода позволяла сотрудникам держать на рабочих местах.
~ Ох ты!… Кусок горной породы, гнейс называется. Во чудик! А это еще что такое? Мотивационная мозаика? Тайные амбиции покоя не дают — метит в начальники! Смотри карманный справочник Дэниела П. Фейнгольда «Думать, чтобы побеждать» — так себе книжонка. Знаем, читали. А это что там у нас за фотографией влюбленных голубков в рамочке?… Ага! Валиум. Ну, по этой точно дурдом плачет.
Разумеется, кто-то из заводских в это самое время сидел в кафетерии, поглощая жидкую смерть из кофеварки, и слышал все мое выступление от начала до конца. Вот и устраивай после этого сеанс блиц-психоанализа!
Хорошо хоть Джасмин не осталась без места. Ее (теперь уже) полставки оказались среди той жалкой горстки штатных заводских единиц, которые пока не сократили. Так что наличность капает. Марк, правда, не был рад такому исходу: он хочет, чтобы к нему тоже приставили социального работника, как и ко всем в его классе.
Все где-то как-то работают.
Скай одно время трудилась в бутике «Св. Яппи» в торговом центре «Риджкрест», еще до того, как бутик объявил о реорганизации в связи с угрозой банкротства, после чего там при загадочных обстоятельствах случился пожар — типичное явление среди торговых предприятий, входивших в состав центра. Теперь Скай сидит на телефоне — вкалывает на телемаркетинговую компанию. Когда люди собираются дома за ужином, звонит Скай и спрашивает всякую ерунду, вроде: приходилось ли им уже пользоваться латексными красками, не собираются ли они на днях помыть свою киску? Бросить работу она не может, потому что должна порядка девяти тысяч долларов по кредиткам, которые сдуру набрала в старших классах школы.
Гармоник — консультант по установке компьютерных систем и уже зарабатывает больше, чем все мои остальные знакомые вместе взятые. Богатенький. Я все подбиваю его приударить за Скай, но до него не достучаться.
Марк хочет работать в «поцелуйной будке».
Я, после того как мой бизнес с липовыми «ролексами» и «шанелями» накрылся, больше трудоустроить себя не пытался — хотя, наверно, придется, и скоро. Если пофантазировать? Я хотел бы работать в фотопроявочной мастерской — наблюдать, как из проявителя выходят чужие снимки. Всякие бедолаги, которым от тоски вдруг пришло в голову сделать собственный порнопортрет, персидские кошки с кроваво-красными глазами, злобно шипящие со своих насиженных мест на верхней панели теплых «тринитронов». Или вот еще можно наняться на морской круиз. И выпускать судовую газету. «Миссис Симпсон сегодня 70!» или «Торопитесь взять напрокат костюм для бала!» Ладно, погодите. Честолюбие во мне дремлет, но не спит. «Бектол» — вот кто меня вытащит. Я не пропаду.
Дэн, как и добрая половина жителей Ланкастера, живет на пособие. Здесь в Ланкастере любые свежие идеи насчет того, как можно подзаработать, принимаются на ура. Даже «Китти-крем»® сулит надежды мертвякам.
Прошлой осенью во время вводного курса отельно-мотельного менеджмента (номер 105, «Обязанности службы приема») я попытался привлечь несколько своих друзей к практикуму по имитации типичных ситуаций у стойки портье, который был организован факультетом туристического обслуживания Ланкастерского колледжа для студентов, планирующих в будущем занимать командные должности в этой индустрии. Практикум не был включен в зачетно-экзаменационную сетку и проводился факультативно, в дополнение к основной программе курса, которая включала в себя компьютерные системы бронирования номеров, теоретические основы работы портье, телефонного оператора и службы безопасности. Голая теория без практики — вот откуда берутся слабо мотивированные, не готовые к реальной работе гостиничные служащие. Так что нее мой практикум, каковы результаты?
Скай: Как понимать «билокси»? Билокси — это вроде бы наркотик какой-то?
Мей-Линь: Э-э… Кофр — это что?
Гармоник: Милостивый государь, окажите любезность, помогите мне уразуметь, каков собой «километр»?
Бон вояж.
Скай, Мей-Линь и Гармоник — это то будущее, которое ожидает службу портье. Удел путешественников незавиден. Мои друзья не в состоянии отыскать на карте свой родной город. И очень приблизительно представляют себе, какой нынче год.
— Восточные штаты все такие крошечные, — обиженно ворчала Гея после того, как было окончательно и бесповоротно установлено, что ей не под силу показать на карте Бостон в штате Массачусетс — Слились бы все вместе, и дело с концом, самим же выгоднее.
— Давайте называть вещи своими именами, — рассудительно заметила Анна-Луиза. — Это я к тому, что если от нас требуется запоминать всю ту новую информацию, которую кто-то постоянно изобретает, нам приходится выбрасывать вон старую, иначе куда все это складывать? — Видимо, история и география — как раз то, что идет на выброс. Но, с другой стороны, что значит география для Гармоника, или Пони, или Дэвидсона, которые изо дня в день разговаривают с людьми по всей планете, причем одновременно, с помощью компьютерных сетей и модемов? Или что значит история для Мей-Линь или Геи, которые, сидя у себя дома, принимают через спутниковую антенну семьдесят пять телеканалов? Права Анна-Луиза: надо называть вещи своими именами. И мои друзья лучше, чем кто-либо, подготовлены психически к тому будущему, которое в реальности нас ожидает. Природа всегда ведь готовит своих детей к тому, что им будет нужно. Мы с моими друзьями — консультанты по выбрасыванию вон всего лишнего. Пожелайте нам удачи, а вам от нас — резюме и поцелуи.
— Мама! — взвизгивает Дейзи. — Скажи, что ты шутишь. «Китти-крем» — это же курам на смех! — Мы едем обратно, домой, прихватив с собой Мюррея; у Анны-Луизы — дневная смена.
— Ну-ну, деточка, не надо так сразу принимать новую идею в штыки. Как мы можем судить? А вдруг в дедушкиной затее скрыто жемчужное зерно деловой прозорливости, а мы просто неспособны его разглядеть? И еще — сама подумай: Киттикатьке, наверно, давно обрыдло без конца есть один и тот же корм, день за днем, день за днем!
— Джасмин, Киттикатька, к твоему сведению, — кошка! У кошек нет понятия о разнообразии. У них мозг-то с горошину. Они сплошь и рядом успевают забыть своих хозяев, когда те возвращаются после отпуска. А тебя послушать, так им подавай салат-бар!
— Как знать, как знать. Может, дедушкина идея не так и плоха, почему не попробовать!
Но по блеску в ее глазах я уже вижу, что Джасмин заразилась «китти-кремовой» лихорадкой, — это как чума, свирепствующая в средневековом городе в кольце крепостных стен: никогда не знаешь, кто следующий. Дейзи тоже замечает симптоматические искорки в глазах Джасмин, и мы с ней делаем друг другу гримасы, означающие: «Только не это!» К тому же у меня вообще настроение из рук вон, потому что мне сдается, что наше финансовое положение хуже, чем я подозревал. Юнец незрелый.
Я больше для проформы вношу предложение, чтобы Джасмин обратилась к своему папаше с просьбой элементарно выделить ей хоть какую-то часть его состояния — все лучше, чем заставлять ее участвовать в сомнительной пирамиде «Китти-крем»® в качестве торгового агента. Но мой и без того слабый энтузиазм быстро сходит на нет. Мы все прекрасно знаем, что дедуля — фанатичный приверженец бескомпромиссного индивидуализма. Никаких бесплатных обедов и прочая дребедень! Наверно, он просто жмот, а сегодня, кроме всего прочего, у Марка день рождения, и всем нам хочется хорошего настроения.
— Остановись тут, ладно? — говорит Дейзи. — Я выскочу купить соевого молока.
16
Ну и дела.
Горячая выдалась у нас в Ланкастере неделька. Джасмин подстриглась, а бабушка с дедушкой обанкротились.
Я направляю мой боевой Комфортмобиль на север, к канадской границе, выдавая байт за байтом последние новости моему верному напарнику в борьбе с преступностью Анне-Луизе, которая сидит, нахохлившись, рядом со мной, без конца тыча в кнопку «Поиск», и с маниакальным упорством рыщет по шкале диапазона FM в погоне за прибрежными хип-хоповыми станциями, то вдруг всплывающими, то вновь убегающими из зоны приема.
— Окрас рыжий, стрижка суперкороткая, -докладываю я, — от макушки книзу остренькие пряди, как лучи морской звезды. Вид экстремальный — будто она собирается выступить со своей политической платформой.
— Стрижка «эльф». Ретро.
— Говорит, с короткими рыжими волосами она чувствует себя гламурно-роково. Бисексуально. Вообще-то ей идет. Выглядит еще моложе, чем раньше, — как старлетка в Каннах.
— Видимо, чечевичная диета и правда делает свое дело.
— Видимо. Да, и еще она теперь пользуется косметикой. Дейзи вне себя, потому что Джасмин вдруг зачастила в наш косметический музей. А Дейзи считает, что Джасмин нужна совсем другая цветовая гамма.
Спящие вулканы, грозно напоминая о потоках раскаленной вязкой лавы, несут свой бессменный караул; насыщенный влагой воздух избавляет нашу кожу от привычного напряжения. Леса, протянувшиеся по обе стороны дороги, для нас, уроженцев прерий, в диковину: чудится, будто они полны забытых тайн, будто мы когда-то здесь жили, давным-давно, еще до того, как включилась наша настоящая память.
— Кстати, о стрижке, — напоминаю я, — ты ножницы не забыла?
— Все с собой. — Похлопав в подтверждение ладонью по нейлоновой сумке на поясе, Анна-Луиза бросает наконец диапазон FM и принимается рыться в коробке с компакт-дисками. Мы договорились, что когда доберемся до мотеля «Алоха» в Канаде, она попробует изобразить на моей голове новую стрижку — последний писк.
Возвращаясь к банкротству бабушки и дедушки: во вторник вечером они позвонили к нам в дверь — бабушка в слезах, дедушка с опрокинутым лицом.
— Папа… Мама! Садитесь, — захлопотала Джасмин. — Поешьте вот чечевицы. Бобовые успокаивают.
— Правда? Даже не знаю, золотце…— замялся дедушка.
— Как можно в такую минуту думать о своей утробе? — взвилась бабушка.
Дедушка, учуявший уже характерный, с оттенком кошачьей мочи аромат кориандра, при мысли о бесплатной жратве срочно взял себя в руки.
— Может быть, немного погодя, Жас. А сейчас лучше бы по глоточку виски, а?
Оказывается, они потеряли все свои сбережения и (болваны, болваны!) свою долю в ныне рухнувшем фонде взаимного кредита Роджера У. Фридмана «Безнал 2000» с штаб-квартирой в Арлингтоне, Вирджиния.
— О-ох, дедушка. Неужели и это? — простонал я.
— Три раза всё перезакладывали, — рассеянно сообщает бабушка.
— Роджер, — злобно шипит дедушка, — живет себе в Брунее с целым гаремом тринадцатилетних девок. Поди достань его, гада!
— Как-то даже обидно за них, тебе разве нет? — спрашивает Анна-Луиза, и указатели сообщают нам, что до канадской границы осталось всего полпесни.
— Не особенно. Поделом им — пока всего добра не лишились, вели себя как последние жлобы. Это ж надо додуматься — подрядить родную дочь торговать машинками для раздачи кошачьего корма, а самим разъезжать по Пекинам в бизнес-классе! Может, хоть теперь они станут людьми. И если им и правда придется бегать продавать «Китти-крем», я плакать не буду, — Юнец незрелый. Но сами прикиньте: бабушка с дедушкой всем владеют и всех заставляют плясать под свою дудку — денег завались, свободного времени тоже девать некуда. А молодым рассчитывать не на что.
Тут я, впрочем, хочу рассказать заодно об одном эпизоде, который случился за ужином в тот вечер, когда к нам пожаловали бабушка с дедушкой. Дедушка собрался уже было двигать к дому, как вдруг закашлялся — без дураков, в легких грохало, прямо как у туберкулезника, и нам оставалось только сидеть и вежливо дожидаться, когда его отпустит. Наконец приступ вроде бы прошел, и мы встали из-за стола и потопали к двери, как вдруг дедушка грохнул напоследок 1000-килотонным залпом — прямо в сандаловый подсвечник, который Джасмин купила на ярмарке народных промыслов, разом загасив все три свечи. Мы — ничего, дошли себе до входной двери и распрощались с ним и с бабушкой, как положено. А потом, пока Джасмин, бабушка и дедушка шли к почти уже изъятому у них «линкольну-континенталю», Дейзи, Марк и я вернулись в столовую и, не проронив ни слова, посмотрели на подсвечник. Дейзи и Марк стали у свечей, а я взял с камина коробок спичек, вернулся к столу и снова зажег их. Как только свечи как следует разгорелись, мы все трое сдвинули головы и молча вместе их задули, успев точь-в-точь к возвращению Джасмин.
— Чем вы там занимаетесь, крошки мои? — спросила она нас от дверей, но мы ничего ей не сказали, и она ушла в кухню. Такой был момент — о нем другим не расскажешь. Он был наш и только наш. Мы, братья и сестра, инстинктивно почувствовали, что если нам предстоит остаться в потемках, то лучше пусть это будут потемки, которые мы сами себе устроили.
17
Незнакомая новая страна. Для меня сейчас самое то. Канада: мокрые, лакрично-глянцевые дороги, чужое радио, новая еда и тонизирующее действие биосреды. И еще автомобильные пробки — на несколько часов. Посреди густого леса в получасе езды от Глен-Анны мы с Анной-Луизой вылезаем из Комфортмобиля. Мы зеваем во весь рот и жадно поглощаем кислород, как вернувшиеся на землю астронавты, подтягиваемся, подпрыгиваем на месте, чешем в затылке и все пьем, пьем жемчужно-серое небо.
— Мячик покидаем?
— Давай.
Я бросаю Анне-Луизе ее бейсбольную перчатку, и, стоя на гравийной обочине, мы кидаем друг другу мяч, и как только входим в определенный ритм, движения становятся почти механическими, и кажется, даже можешь закрыть глаза, как будто мышцами твоими управляет какая-то научно-фантастическая сила.
Такое перебрасывание мяча — как танец, когда один из партнеров ведет, в данном случае Анна-Луиза, в ее теплой красной жилетке, туристских ботинках и вельветовых штанах: по ее воле вектор нашей игры все сильнее отклоняется от дороги в лес. С каждым пойманным мячом Анна-Луиза уходит под деревья все глубже, и я молча следую за ней, испытывая неодолимый соблазн неведомой генетической тайны, будто подросток, пробующий мастурбировать, не сознавая, что я делаю, но тем не менее продолжая двигаться все дальше в лес, и мяч каким-то чудом пролетает, ни разу не задев их, мимо разделяющих нас осанистых, как швейцары, гемлоков и елей; зеленый подлесок, мягкий мох под ногами поглощают все звуки, кроме стука крови у меня в ушах и шлепков-ударов мяча о наши бейсбольные перчатки.
Звуки шлепков с каждым перелетом мяча все больше сближаются, они все ближе и ближе по мере того, как мы с Анной-Луизой постепенно сходимся, ступая по тихому, тихому-претихому сухому мху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28