Тем временем лекарь проинструктировал ее, что делать: «Дежурная аптека у Дютура. Спросишь группу "А", резус положительный. Три бутылки. Они в холодильнике».
Я перехватил ее у входной двери.
— Конечно, вы можете предупредить полицию. Но ведь и я могу слинять с одним из ваших сосунков, самым младшим, для примера.
Та только пожала плечами.
* * *
Уже через четверть часа она вернулась. Это время я весьма интересно провел с милейшим доктором. Он несколько раз просил не будить детей, вытащил свой врачебный чемодан, надел стерильные перчатки. Мне пришлось также принять меры и потрясти его казну, чтобы он окончательно успокоился. Ведь когда у тебя нет бабок, сразу становится легче на душе. Тогда и двери можно оставлять открытыми.
Идея потрясти его пришла мне в голову, когда он открывал шкаф, чтобы взять свои причиндалы. Ведь этому сквалыге пришлось вытащить ключи. И тут я вспомнил систему запоров на его двери, и меня словно озарило. Кроме того, я подумал о том, что будет с нами — мной и Пьеро, ведь нам придется где-то прятаться, пока он поправится. Значит, направляю на лекаря свою пушку и спрашиваю: «Сколько у вас дома бабок?» Грожу ему, что если стану стрелять, то могу здорово напугать его деток. Итак, усек он, что меня интересует? Есть ли в доме наличные?
Этот мудак Лорага преглупо среагировал.
— Мне очень жаль, — заблеял он, как козел, стараясь казаться искренним. — В доме нет ни гроша!
Но я уже все понял и поэтому спрашиваю его, не собирается ли он надо мной посмеяться.
Представьте, сей камикадзе продолжает стоять на своем и все более запутывается в объяснениях. «Уверяю вас, — говорит, — я как раз взял в банке тридцать тысяч перед уик-эндом, и мы все вчера прокутили в ресторане, в довольно похабном заведении какого-то эмигранта из Алжира». Ну, мне только не хватает, чтобы он перечислил, что они ели, и услышать попурри из рассказанных анекдотов. Я уже представлял себе жен этих экскулапов, покуривающих «Пэл-Мэл», в облаках дыма.
В общем, я стал пятиться в сторону детской.
— Стойте! — орет.
Смотрю, он с искаженным лицом, в ярости бросается к столу и наклоняется над ящиком.
Не спускаю с него глаз на случай, если ему придет в голову вытащить пистолет или газовую гранату. При этом с ужасом констатирую, что способен запросто выстрелить и убить человека. Конечно, не хладнокровно, но под влиянием страха попасть в тюрьму.
Однако он вытаскивает лишь бумажник, из которого слишком поспешно для честного человека достает две купюры по 10 тысяч и бросает на стол.
— Вот все, что у меня есть!..
— Минуточку, — говорю, видя, что он спешит спрятать кошелек.
Нет, честное слово, он принимает меня за фраера! Ничего не поделаешь, придется заняться самообслуживанием. В бумажнике еще 8 билетов такого же достоинства да всякая мелочь. То есть сто кусков. Конечно, он в ярости.
— Бери, бери, мелочевка, — плюется он сквозь зубы.
Я взял девять штук, а десятую бросил ему в харю.
— Это твой гонорар. Без вычетов!'
Тот все же наклоняется, чтобы подобрать деньги. Ну чистая падаль этот лекарь! Теперь надо быть с ним поосторожнее. Такие типы способны на все. Ради денег, а не чего-нибудь другого.
Вернувшись с бутылками, его бабенка первое, что спрашивает: «Дети спят?» Еле сдерживаю желание, чтобы не сходить за ними, вытащить из постелек пинками под зад и показать им окровавленное брюхо моего друга — такого они по телику не увидят. Но воздерживаюсь, ибо сеанс разделки туши начался.
Они прицепили бутылку над диваном, а шланг ввели в вену Пьеро. Затем она сделала ему укол, чтобы не орал, и лекарь начал рыться в пузе в поисках пули. Жена передавала ему инструменты. Пьеро спал, как младенец. Ему было хорошо. Меня же мутило от запаха крови. По этой причине я всегда отказывался быть донором. Чтобы не облевать стены и портрет мадам Лорага, которая наблюдала за мной недобрым глазом, я отвернулся.
— На кухне есть виски, — предлагает она.
— Нет, спасибо, — отвечаю.
Лорага вытаскивает пулю. Беру ее и кладу в карман.
— А как его яйца? — спрашиваю. — Он переживал за них.
— Там все в порядке. Только левое яичко слегка поцарапано. Я наложу шов. Ему здорово повезло. Еще сантиметр, и от его мошонки ничего бы не осталось. Хорошо, что не затронута и феморальная артерия.
Послушать его, так наш Пьер настоящий везунчик. Из золотой молодежи…
Пришлось зашить рану, наложить повязку. Только когда все было закончено, я заметил, что рассвело.
— Как только он проснется, чтобы духу вашего тут не было, — говорит лекарь. А жена его, закурив, отправилась приготовить кофе.
Через кухонное окно слышно, как работают сборщики мусора и хлопают двери. Кофе был светлый, с цикорием. Тем временем в соседней комнате раздался смех. «Дети, — объявляет мамаша. — Сейчас они придут сюда». И с беспокойством посматривает в мою сторону.
Я сунул револьвер в карман, а она дрожащей рукой протянула мне пирожное.
Появились сосунки и уставились на меня еще заспанными глазами. «Поздоровайтесь», — приказывает мамочка, и они говорят «здравствуйте» и подают руки, как их обучали делать в таких случаях.
— Как тебя зовут? — спрашивает младшая, лет пяти, наверное.
Пирожное застревает у меня в горле. Чувствую себя полным мудилой. За меня отвечает мать. «Это гангстер», — говорит.
Девчушка приходит в восторг. Мальчик же, лет семи, ведет себя иначе. С видом бывалого человека он скептически посматривает на меня. Его, мол, на мякине не проведешь!
— На гангстера, — говорит, — он не похож.
— Почему? — спрашивает мать.
— Гангстер внушает страх, и он обычно толстый. И еще: у него должен быть револьвер.
— Он у него есть.
Я просто не знал, что делать — начать хохотать или наподдать этому сопляку. А еще я испытывал более смутное, но явное желание остаться тут, на этой кухне, с салфетными кольцами, на одном из которых будет написано мое имя.
— Тогда вытаскивай-ка револьвер! — приказывает малыш.
Исполняю. Тот в полном отпаде, особенно когда я сую дуло ему в пузо.
Мать продолжает лыбиться. Эта улыбка начинает действовать мне на нервы, как и ее доброта, ее вежливость, вся эта атмосфера на кухне. Задрав его пижамную куртку, я прижимаю дуло к телу.
— Руки вверх! Иначе — стреляю!
Тот радостно, словно убогий, задирает руки. Мать тоже смеется.
— А чего вы все время улыбаетесь? — спрашиваю. — У вас это так заведено?
В ответ она кивает. И задает вопрос, сколько мне лет. Я уж собирался ответить: «А вам какое дело?» — как в кухне появляется ее муженек. Ну и выражение у него на лице, когда он видит мою пушку, приставленную к белому пузику сыночка!
Он так и застывает в дверях, а затем кивает в сторону кабинета:
— Ваш приятель проснулся. Он зовет вас.
И тут малыш говорит: «А у меня есть кольт».
— Сходи-ка за ним, — говорю. — Попугай своего старика.
Допив кофе, следую за до смерти напуганным лекарем в его кабинет.
Пьеро как-то странно поглядывает на меня.
— Все в порядке, — говорю ему. — Без паники.
Но ему не удается расслабиться. Он так и сжался, увидев вокруг столько незнакомых физиономий. Особенно когда маленький зануда направил на него свой игрушечный кольт.
— А он тоже гангстер?
Поморщившись от боли, Пьер садится, натягивая на себя одеяло. Ну, как вы и догадываетесь, его интересует, на месте ли его яйца. Щупает себя, но ничего не может понять из-за повязки.
Я говорю ему, что они у него целехоньки, что с этой стороны у него все тип-топ.
А так как малыш тычет ему в аппендикс свой пистолет, мать отводит сына в сторону. Но тут в бой рвется сестренка.
Словом, все ясно: пора сматываться. Протягиваю руку Пьеро. Тот кое-как поднимается, опираясь на мое плечо.
— Голова кружится, — говорит.
— На воздухе полегчает.
Помогаю ему натянуть брюки, и мы направляемся к двери. Приходится его поддерживать, как парня с перепоя. За нами следует вся семейка Лорага — месье, мадам и двое херувимчиков.
Добираемся до двери. Пора прощаться. Еще немного, и хоть платки доставай.
— Вы собираетесь предупредить полицию? — спрашиваю.
— Естественно, — отвечает лекарь.
Что за дрянь этот тип! Поняв, что мы наконец уходим, он решает отыграться за все. Я решительно хватаю его за ворот халата и говорю:
— Подумай. Мы ведь можем вернуться. Тогда у нас хватит времени, чтобы заняться тобой всерьез. Тобой и твоими.
Но тут вмешивается его жена.
— Мы обязаны позвонить в полицию, — говорит. — Но обождем часок. В течение часа ничего не предпримем.
Как ни смешно, но я поверил старухе. Эта бабешка мне, честно, нравилась. Я был не прочь потолковать с ней о том о сем, посоветовать сменить мужика, уехать куда-нибудь подальше, пополнеть. Но не успел, так как этот вонючий лекарь уже увел в квартиру все свое семейство. Однако я не дал ему сделать последнее свинство:
— Эй, ты, а антибиотики где? — ору я. — Нарочно забыл? Хочешь, чтобы мой друг сгнил заживо?
Тот без звука вручает три флакона пенициллина, и мы кое-как топаем дальше, только успев расслышать вопрос малыша: «Скажи, мама, а почему эти гангстеры уходят?»
Обернувшись, я помахал ему рукой. По правде говоря, уходить очень не хотелось, но так уж было нам на роду написано, чтобы мы убрались оттуда подобру-поздорову, что нам и дальше придется все время куда-то сматываться. Это и получило подтверждение в дальнейшем.
III
— Откуда взялась эта деваха? С ней можно делать что хочешь, ей плевать. Она не царапается и не кусается. Раздевается и спокойно так ждет, считая мух на потолке. Разрази ее душу! Ни крика, ни слезинки. Ничего ее не волнует!.. И это баба? Все равно что кукла. Да еще у нее сисек нет. Интеллигентка!..
Вот какими словами встретил нас Карно, когда мы добрались до его халупы. Мы только открыли дверь, даже не присели, не закурили, как этот мудак начал на нас орать. Да совершенно искренно! От всего сердца. И так и эдак обзывал, разве что не жмуриками.
— Ну чего разошелся? — говорит девица, не поднимая глаз. — Разве ты не получил чего хотел? Чего кобенишься? Чем ты недоволен?
Ей-богу, создавалось впечатление, что она издевается. Развалившись голой на походной кровати с несвежей простыней, она полировала свои ногти, демонстрируя полную беззаботность. Нет, не то. Скорее, безразличие человека, которому на все наплевать. У нее в ногах с видом довольного гуляки лежала немецкая овчарка. Высунув язык, она коротко дышала.
— А ну пошевеливайся! — говорю девице. — Моему корешу надо отдохнуть.
Бедняга Пьеро… Он был не в лучшей форме. Рухнув при входе на здоровенную канистру, он был бледен, щеки ввалились, под глазами синяки. Не украшала его и щетина на подбородке. Он с отсутствующим видом рассматривал деваху.
Не торопясь та встает, пересекает комнату, подбирает разбросанные на покрышках вещички и с полным равнодушием к окружающим, словно никого кругом нет, начинает одеваться.
Беру Пьеро за руку и укладываю на постель, подложив под голову подушку. Только после этого оборачиваюсь к Карно.
Краем глаза я уже давно заметил, что он как-то странно поглядывает вокруг. Гнев его прошел, он даже позабыл о своих жалобах и переживаниях, ну обо всем таком. Теперь, увидев брюки в крови, он думал только, в какое дерьмо вляпался по нашей вине. Не мог оторваться от них. Его страх нарастал с каждой минутой. Это было четко видно по его глазам, которые становились все более круглыми, по раскрытой от удивления пасти.
— Откуда кровь? — наконец выдавливает он слабым голосом.
— Обычная кровь, — объясняю, — группа «А», резус положительный. Ты ничего не видел!
— Ясно, не видел. Но мне это не нравится.
И обрушивается на нас с новой силой.
— Вам надо скорее смыться. Я не хочу иметь неприятности с фараонами.
— Ты прав, Карно, ты прав…
Хлебнув бурды, которую он держал в дорожной фляге, я снова пытаюсь его унять.
— Ты не думай, мы никого не убивали. Просто взяли напрокат тачку и попались одному придурку, приятелю мадам.
Веки Пьеро закрылись сами собой. Бессонная ночь, операция, страх и укол были уж слишком большим испытанием для его нежного сердца. Он закрыл свою лавочку. Даже голая девка больше не интересовала его. Та же, сука, как нарочно, медленно одевалась и тщательно причесывалась. А затем с полным бесстыдством натянула свои высокие сапоги и черный свитер. Мне было неприятно на все это смотреть. Здорово неприятно и как-то неловко рассматривать ее треугольник. Зная, что Карно следит за мной, я не смел поднять на него глаза. Как же было ему не потешаться над моим смущенным видом. Тем более что я уже не отрывал глаз от ее вздутого лобка и выглядел ну заправской целочкой. В конце концов она натянула свою короткую юбку, ничего не надев под нее.
— Вы только поглядите на эту шлюху, — с отвращением произнес Карно. — У нее даже трусов нет.
А та поднимает свою меховую шубку и спрашивает, может ли она наконец уйти.
— Почему у тебя нет трусов?
Это неожиданно спрашивает Пьеро. Чтобы задать вопрос, он открыл один глаз.
Девица вздыхает и просит отпустить ее. Ей, мол, все обрыдло. Нам тоже все обрыдло.
— А ты не торопись, — говорю. — С тобой мы еще не разобрались.
— Отвечай на мой вопрос! — орет Пьеро, внезапно выпрямившись на своем ложе.
— Не вставай, — говорю ему. — Не дури. Тебе надо отдохнуть.
Он не желает ничего слушать. И в ярости вскакивает.
— Вот! Смотри, что наделал твой дружок! — показывает он, начиная отдирать пластырь, прикрывающий пах. Я пытаюсь его усадить, уложить. Ничего не выходит. Он требует, чтобы от него отстали, и орет все громче и громче.
— А если у меня он больше не встанет? Никогда! Пусть эта шлюха смотрит! Нет никаких сил его унять.
— Перестань орать, — говорю. — У тебя там все в порядке.
И тут голос подает деваха:
— Да при чем тут я, черт возьми! Не я же стреляла! Мне было начхать, что у него сперли «ДС»!
— Кто этот мужик?
— Мой хозяин.
— Ты с ним спишь?
— Уверяю вас, без всякого удовольствия…
— Поэтому ты ничего не носишь под юбкой?
— Конечно! Он хочет, чтобы я всегда так ходила. Даже по улице. Это его возбуждает.
— Какая падла!..
Та пожимает плечами, будто ей наплевать. Как и на все прочее.
Пьеро утих. Размахивая руками, он разбередил рану и теперь, сжав зубы, держался за бедро.
Спрашиваю у девахи, чем она занимается в жизни.
— Мою голову клиентам, — отвечает.
— У этого типа?
— Ну да! Сами видели, какой у него салон! Вы же стояли рядом!
Такое впечатление, что она говорит с полным ртом. Что у нее в горле что-то застряло. Представляю, как она орудует шампунем, намыливая головы пахучей пеной.
— Я хотела бы вернуться домой, — говорит, — поспать хоть часок перед работой.
На что Пьеро говорит «нет». И это «нет» падает, как нож гильотины. Мы с Карно смотрим на него, ничего не понимая. С чего это Пьеро так завелся? Теперь у него вид одержимого навязчивой идеей человека, который ни о чем другом уже думать не может. Видя, как он сияет, я начинаю догадываться, что он задумал. Как воскресший, словно обретя новые силы, тот бегом пересекает помещение. Чуть-чуть прихрамывая, как бы давая понять, что не забыл о своей ране. С гримасами от боли покончено.
С загадочным видом останавливается в дверях и оборачивается к нам, будто к своим апостолам. «Следуйте за мной», — говорит. И направляется к выходу, словно инвалид, лишенный костылей. Бросаюсь помочь ему спуститься по лесенке с узкими ступенями. Карно топает за мной. «Ее можно оставить одну?» — спрашиваю я, кивая на девчонку. «С Ринго нет проблем», — осклабившись, отвечает тот. Ринго — это немецкая овчарка. Под ее охрану и оставляем деваху, чтобы не слиняла.
Пьеро тащит нас через гараж. Заинтригованные, следуем за ним. Оберегаю его от новых повреждений. И тут он застывает перед окаянной «ДС».
— Догадываетесь, какой подарок мы сделаем парикмахеру? — усмехается он лукаво.
— Понятия не имею, — отвечаю ему.
— Так слушай.
И, впившись рукой мне в плечо, с наслаждением объясняет свой план.
— Раз этот мужик так привязан к своей тачке и даже готов пустить в ход револьвер, лишь бы мы не коснулись ее своими грязными лапами, мы, конечно, вернем ее. Не будем свиньями! Оставим где-нибудь на обочине дороги. Фараоны подберут, и тот явится за ней в комиссариат. Там он убедится, что она целехонькая, только немного крови на заднем сиденье, и, посвистывая, отправится домой. Этому мудачку невдомек, что мы поколдовали над его машиной и просто-напросто подпилили тягу.
На него приятно смотреть, так он сияет.
— Мы подпилим ось, но так, чтобы колесо не сорвалось сразу. Ясно? Однако наступит момент, когда он будет ехать по шоссе, потеряв бдительность, со скоростью сто пятьдесят километров в час, слушая радио и наслаждаясь комфортом. И вдруг — трах! — колесо слетает. Здорово придумано?
— Ты прав, — говорю. — Этот подонок того заслуживает. Ты бы присел, старина. А то еще свалишься…
Он садится в «ДС» и корчится от смеха. Мне тоже весело. Только Карно не разделяет нашего настроения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37