Но машину-то доставили в целости и сохранности. Вам следует, кстати, отладить третью скорость. Я могу это сделать за одну минуту, у меня с собой есть все, что надо…
— Иди же, — говорит он девице. — Не слушай их, иначе забеременеешь.
Она отступает, потом останавливается. Все мои надежды на нее. Ей столько же лет, сколько и нам, это может сыграть свою роль.
Набираюсь духу и говорю:
— Послушайте нас, месье, я сейчас все объясню. Вы даже не понимаете того, что собираетесь сделать.
При этом я невольно опускаю руки. Так мне удобнее разговаривать. Но эта падла отступает и снова целится в меня. Ему страшно, он опасен. И то и другое вместе.
— Первый, кто двинется с места, получит пулю в ногу!
А так как девица застыла на месте, он орет:
— Чего ждешь? Топай в участок!
Теперь и он нервничает.
— Мадемуазель, — обращаюсь я к ней. — Обождите. Будет очень плохо, если нас заберет полиция. Вы должны нас понять. Недавно мы попались в магазине… Идиотская история. В результате нам как бы дали отсрочку. И предупредили: еще что-нибудь, и мы окажемся в тюрьме. А нам туда никак нельзя! Ну неохота, понимаете? Действительно, неохота…
Нам отвечает с самодовольным видом ее мужик:
— Смотри-ка, полные мудачки…
Лучше ему было так не говорить.
Мне давно ясно, что Пьеро слишком напуган, чтобы устоять на месте. Страх расползался по нему, как муравьи. Внезапно он бросился к перекрестку. Обернувшись, наш мучитель выстрелил. Тогда я бью его каблуком по яйцам. Он корчится от боли. Бью снова каблуком по зубам. Тогда он начинает писать кровью. Наношу удар в живот. Он падает на колени. Девица бросается к оброненному пистолету. Но я успеваю перехватить ее за волосы и подбираю револьвер. Мужик блюет на тротуар, он почти без сознания. В окнах зажигается свет…
— Пьеро!
Замечаю, что он прихрамывает, хватаясь за машины.
Разрази их всех гром! Теперь голова моя работает очень четко. Перво-наперво — найти другую машину. Девица может нам помочь. Заталкиваю ее в «ДС», подгоняя дулом пистолета. И стремительно отъезжаю. На углу подхватываем Пьеро и укладываем его на заднее сиденье.
— Мне больно, — стонет Пьеро.
По одному его голосу понимаю, что ему несладко. Он зовет, как маленький:
— Жан-Клод!
— Чего тебе?
— Я весь в крови!
Девица оборачивается к нему.
— Нужно побыстрее найти врача, — говорит.
— Лучше заткнись, — отвечаю. — Тебя забыли спросить.
Пьеро даже не способен объяснить, куда его ранило.
— Я не знаю, — хнычет он. — Может, в бедро. Но болят яйца…
— Расстегни портки. Посмотри!
Он расстегивает ремень:
— Жан-Клод!
— Что еще?
— Все яйца в крови!
Я гоню машину, петляя по улицам, чтобы замести следы. Хвоста не видно.
— Куда ты едешь?
— К Карно. Заменим машину, эта — меченая. Через пять минут фараоны все о нас узнают.
— Поскорее! Кровь так и хлещет!
И пришептывает, как старик.
* * *
Наш приятель Карно работает сторожем в гараже. Впрочем, это даже не гараж. Пакгауз с ямой для ремонта. Навес тут из толя, вывеска гласит: «Покупка и продажа машин по случаю. Фирма Пломб».
Место пустынное. Чтобы разбудить Карно, пришлось погудеть. Сирена на два голоса странно прозвучала посреди ночи. Три пса, рывшиеся в помойке, испуганно отскочили.
Свет наконец зажегся. Карно вышел в одной фуфайке, натягивая замасленный комбинезон.
— Не возникай, — говорю Пьеро. — Он боится крови.
Затем заставляю выйти девицу. При виде немецкой овчарки та вскрикивает. Взяв ее за руку, веду к Карно, который начинает орать:
— Это что за цирк?
Я открываю меховое манто, чтобы показать товар.
— Оставляю под твою ответственность на время, — говорю.
Тот не возражает, он согласен. Но тут немецкая овчарка начинает обнюхивать деваху между ногами. Тогда я добавляю:
— Нам надо спрятать «ДС» и взять другую тачку.
Карно по-прежнему молчит и не спускает глаз с бедер девчонки.
— Вы собираетесь оставить меня с этим типом? — спрашивает она.
— А чего? — отвечает Карно. — Разве я тебе не нравлюсь?
II
На всех улицах полно дощечек с именами врачей. Я сказал Пьеро: «Не боись. Сейчас найдем кого надо».
Но Пьеро совсем раскис. Не то чтобы он боялся умереть. Но ведь и торопиться не стоило. Нет, его беспокоили только яйца. Он был зол как черт. Чередуя стоны с проклятиями, он орал как зарезанный: «Если мне их отрежут, я разыщу этого мерзавца и заставлю сожрать его собственные!» Потом голос его стихал, и раздавались новые стоны. Он явно блефовал, крови было не так уж много. Но смотреть на него было не очень приятно. Тем более что его клонило в мою сторону и он мешал мне переключать скорости. Напрасно говорил ему: «Отодвинься, мешаешь, я не могу вести машину», он почти не слышал и все сильнее давил на меня. Пришлось оттолкнуть его, так что голова долбанулась о дверцу. Скверно я поступил, тем более что бедняга действительно страдал. Но у меня не было выхода. Когда пытаешься спасти утопленника, а он все делает, чтобы утащить тебя с собой на дно, его тоже приходится оглоушить.
Каждые пять минут он повторял «скорее» и корчился на сиденье, словно ему перебили член. Но Карно всучил нам прогнившую тачку марки «дофин» с вышедшими из строя амортизаторами. При каждом толчке у Пьеро вырывался стон.
— Почему ты так тащишься? — спрашивает он.
— Я готов ехать быстрее, но если ты перестанешь охать при каждом толчке.
И он опять заходится криком.
— Вот видишь, — говорю ему.
* * *
Я поехал в богатый район, разглядывая таблички врачей. Их тут до черта. Почти на каждом доме. Похоже, в этом районе жили одни больные.
Каждые десять метров я вылезал из машины, чтобы посмотреть. Кинезитерапевт, эндокринолог, отоларинголог. У меня челюсть отваливалась. Я шел обратно посоветоваться с Пьеро, который не больше меня разбирался в этой ахинее.
— Откуда я знаю, — говорил он. — Это же все врачи, вот и узнай. Мне плевать на их специальности. У меня кровь хлещет, вот что мне ясно! Скоро ее совсем не останется в венах. Может, купим словарь?
— Не смеши меня, — отвечаю. — Если ты попадешь к типу, который занимается только дыркой в заднице или раком груди, тебе будет совсем не смешно.
Но Пьеро бубнил свое:
— Мне нужен мужик, который лечит яйца!
— Нет! Тебе нужен хирург!
Но нам по-прежнему попадались зубные врачи, рентгенологи, ветеринары, кто угодно, но только не хирурги. На одной из дверей я обнаружил аж шесть табличек, в том числе адвоката и страхового агента. Я начал закипать от ярости.
Но в конце концов мне удалось найти одного. По имени Лорага. Хирурга Ж.-П. Лорага.
Вылезаем. Не без труда. Изображаю санитара. Пьеро все хуже. Он виснет на мне, цепляясь холодными руками. Чтобы его вести, нужны усилия: кажется, будто его подошвы прилипли к тротуару. Работка, скажу вам, не для слабака! Еле дотащил его до двери, затем до холла, затем до лифта. Ну и прогулочка! Каждый шаг он сопровождает стонами, которые в тишине звучат довольно зловеще.
— Да перестанешь ты наконец!
Это было похоже на Крестный путь. К счастью, все спали. В этом доме люди поздно не ложатся и рано не встают.
* * *
Пятый этаж. А вот и дверь Лорага. Отлакированная дверь с отполированной медной табличкой. И с глазком. Посадив Пьеро на пол, начинаю обследовать замочную скважину.
Не на того напали! Охрана у него на уровне! Два засова — один вверху, другой внизу. Небось у этого лекаря полон сейф бабок, бриллиантов или ценных вещей. В общем, о том, чтобы взломать замок, не может быть и речи. В замках я немного разбираюсь. Так что и отмычку вынимать не стоило. Высаживать дверь просто глупо — можно разбудить соседей, которые сбегутся, как куры на скотный двор. Оставалась только надежда, что сработают доброта, христианское милосердие и прочая белиберда. При этом существовал еще и риск, что на голову свалится вся полицейская рать. Но приходилось рисковать, иного выхода я не видел.
Я склонился над Пьеро, чтобы убедиться, сможет ли он мне помочь. Бедняга был совсем в отключке, ну в полном отпаде.
— Эй, Пьеро!
Он поднимает на меня глаза с лихорадочным блеском.
— Ты сможешь разговаривать?
Он слабенько шепчет «да». Я беру его за подбородок:
— Тогда послушай меня, старина. Вот что ты сделаешь…
* * *
Итак, он звонит в дверь. Точнее, давит на звонок, стараясь не свалиться на пол.
Семейка Лорага спала крепко. Наверное, они не протрезвели после субботнего вечера. Если только не уехали на уик-энд. В Нарбонн-Пляж.
А Пьеро все звонил и звонил. Я с беспокойством следил за ним, не зная, долго ли он сможет так стоять у двери.
— Ты ничего?
Он мотает головой, мол, «да».
В конце концов в квартире зашевелились. Заскрипела дверь, послышались шаги. В глазке появился свет.
Долгая тишина. Свет в глазке пропадает — значит, доктор через него обозревает лестничную площадку. Виден ему один Пьеро, который тяжело дышит. Я же прячусь на лестнице, подальше.
— В чем дело? — спрашивает лекарь. Он явно недоволен, в его голосе никакого сочувствия. Видно, мой план ничего не даст.
Следуя инструкциям, Пьеро четко произносит: «Доктор… доктор…» — и цепляется за стену, чтобы не упасть.
— Что с вами? Вам плохо?
В ответ Пьеро медленно сползает вниз и со стоном вытягивается на полу. Сыграно великолепно. Эффект гарантирован.
И действительно, все происходит, как я задумал: сначала отодвигается верхний засов, затем нижний, вслед поворачивается ключ в замке, дверь открывается, и вперед бросается фигура в ночном халате.
— Вы ранены?
Ну конечно же, дурья твоя башка! Разве это похоже на утреннюю серенаду?
Наконец-то этот ученый муж увидел дырку, пропитанные кровью брюки. «Вот черт!» — говорит. И, подгоняемый чувством долга, начинает действовать.
Подхватывает Пьеро и, пятясь, тащит его внутрь квартиры, открывая двери и зажигая свет. Оказавшись в отделанной кафелем комнате, Пьеро наконец-то может пачкать, сколько влезет.
Тогда я потихоньку следую за ними и располагаюсь в салоне, где лежит масса иллюстрированных изданий. Лекарь мне не виден. Слышу только, как он возвращается и запирает дверь на засовы и прочую хреновину. Тем временем я быстро обследую его хату, чтобы знать расположение комнат и состав жильцов.
К счастью, квартира невелика. Квартирка начинающего, делающего первые шаги доктора. В одной комнате нары для детей, в другой — взлохмаченная, сонная бабенка, спрятавшаяся от света под одеялом. То малое, что я успел разглядеть, не возбуждало никаких эмоций. Типичная мать семейства. Да в ее конуре еще и воняло. При закрытых-то окнах не удивительно!
— Кто это был? — спрашивает, принимая меня за муженька, отца детей, свою половину.
Не испытывая ни желания продлить недоразумение, ни залезть к ней в постель, чтобы посягнуть на ее вонючую пасть, я быстренько смываюсь.
Два сосунка и никакой прислуги. Я знаю достаточно. Пора было засвидетельствовать свое почтение доктору Лорага.
* * *
Ну и рожа у него, когда он видит меня входящим в его кабинет с пушкой в руке. Он даже выпускает Пьеро, который падает на пол.
Доктор застывает, как повешенный, с обвисшими руками и круглыми глазами. Он похож на усталого, непроснувшегося человека, у которого нет сил даже сдрейфить. Несмотря на свой спортивный махровый халат, он выглядел скорее потрепанным, чем молодым мужиком. Лет ему тридцать пять, не больше. Но уже с брюшком, сильно облысевший, с помятым лицом. По-моему, все из-за жратвы. Жратвы и выпивки. У него вид человека, который помрет, не достигнув сорока лет. Который может, как последний мудак, застрять на шоссе во время отпуска, ибо у него плохие рефлексы, слишком много вина в венах и плохо накачанные шины. Смахивая на приговоренного к казни, он выглядел даже симпатично.
— Кто вы такой? — спрашивает.
Я указываю на Пьеро, неподвижно лежащего на полу и взирающего на нас снизу вверх.
— Это мой кореш, — поясняю. — Он ранен. И уже потерял много крови. Ему надо оказать помощь.
Он молчит и с тревогой смотрит на меня. Уперся, как в кобру. Я завораживаю этого трусишку. Ведь он попал в ЧП, я не был похож на клиента за десять кусков. Проходят секунды, а он все не трогается с места. Словно потерял дар речи. Будто я его парализовал, и он все позабыл. И это человек действий, бесстрашный хирург, призванный ободрять своих пациентов, прежде чем уложить на свой бильярд? У него дрожали руки, и было совсем невдомек, что он опять на фронте, что он мобилизован, что ему снова надо иметь дело с неприятелем. Но, по-моему, руки у него дрожали не от страха, а из-за разных излишеств, недосыпания, курения. Короче, от всего того, что называют сутью современного мира.
— Что вы намерены делать? — спрашивает.
Месье притворяется, будто не видит перед собой двух опасных преступников. А так как я вовсе не собираюсь вести себя с ним как фраер — он мог оказаться и посильнее меня, — то решаю поставить все точки над «i».
— Мой приятель налетел на пулю, она у него в бедре. Но если вы будете стоять как столб, у него начнется заражение, и я набью вам морду, выбью зубы и нагажу в доме, так что дети на всю жизнь запомнят своего папочку, который ползает на коленях, умоляя о пощаде. Что касается их мамочки, дрыхнущей голенькой в постельке, то лучше мне не рассказывать, что я проделаю с нею на ваших глазах. Вы даже представить не можете тот конфликт поколений, который может последовать за этим.
Все это я произношу тихо, как в исповедальне, чтобы не разбудить милых деток. У меня и так достаточно неприятностей, но я предпочел бы не видеть его мелюзгу у себя под ногами.
Лекарь, похоже, начинает соображать.
— Хорошо, — говорит. — Я сейчас достану эту чертову пулю. Помогите мне.
И началось! Мы отнесли Пьеро на диван для обследований. С большими предосторожностями стащили с него пропитанные кровью штаны. И вот он лежит, основательно перепачканный, голозадый, на белой клеенке. Под определенным углом кажется, будто его мошонка превратилась в мочалку, просто ужас! Политые киноварью бубенчики наводили на мысль о вампире, религиозной резне или последствиях трагического климакса. Лекарь морщится: локализовать рану невозможно. Я отворачиваюсь — моя чувствительная душа не выдерживает этого зрелища. Меня начинает тошнить. Чтобы отвлечься, я обрываю телефонный провод.
Пьеро стонет все меньше. Но зато, когда лекарь начал протирать его хозяйство ватой с большим количеством спирта, встрепенулся, как новорожденный! Пришлось его уложить, чтобы не сбежал.
Постепенно на черной поверхности бедра появляются акварельные тона и волосы по краям. Красная дыра смахивает на порядочный кратер.
— Необходимо переливание крови, — говорит лекарь. — Надо найти кровь.
— Ладно, — отвечаю. — Пусть ваша жена сбегает.
Капнув на пластинку, он устанавливает группу крови.
— Группа «А», — объявляет. — Повезло. Такую нетрудно найти.
Ну и повезло! Проклятая ночь, за которую приходится расплачиваться. Несчастный я мудак! Но мне не до смеха.
Иду за ним в спальню. На пороге в нос опять шибает знакомый запах мадам. Наслаждаюсь церемонией пробуждения. Он ее толкает, а она ворчит, он ее поворачивает, а она назад. Ей кажется, что в воздухе запахло сексом. Но тут я включаю свет. Она садится на постели и протирает глаза. У нее волосы под мышками. Чувствую, что лекарю здорово неприятно: ведь я могу разглядеть сиськи его жены. Да, с таким хозяйством на конкурсе не победишь! Здорово они у нее вислые, а вскоре станут еще больше. Особенно левая, которая ниже правой. С огромными полукружьями величиной с блюдечко.
— Пора вставать? — говорит. — Я не слышала будильника…
Он похлопывает ее по щекам.
— Проснись, Соланж. Мне нужна твоя помощь. В моем кабинете раненый, надо сходить за кровью.
В этот момент она как раз обнаруживает в моих руках направленный ей прямо в грудь пистолет. Но эта женщина меня потрясла. Не сказала ни слова, не вскрикнула, не задала вопросов. Оказалась здорово на высоте. Классная баба. Внезапно она совершенно проснулась, откинула одеяло и вскочила на ноги.
— Одежду, — говорит. — В ванной.
— Пока ее муж ходил за ней, она стояла передо мной совершенно голая. Ей было на это наплевать. Как и на мою пушку. Смотрела на меня, как на сына, и из нас двоих я чувствовал себя более неловко, чем она.
— Пожалуйста, — говорит она мне, — не разбудите детей…
— Не засоряйте мне мозги вашими сосунками, — отвечаю.
Я вложил в эти слова все свое красноречие. Если бы она погладила меня по головке, я бы разревелся. От раздражения.
К счастью, она этого не сделала. Тем временем муж вернулся с вещами и стал их передавать ей по очереди. Она оделась очень быстро, не проявляя суеты, ловко, спокойно и умело. Надела только большие трусы, пуловер и брюки. Бюстгальтер и чулки отбросила в сторону. Я и не знал, как это красиво, когда женщина одевается. Затем сунула голые ноги в туфли, взбила волосы, взяла с туалетного столика очки и нацепила на нос. Это ее совершенно преобразило. Она вдруг стала похожа на серьезную училку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Иди же, — говорит он девице. — Не слушай их, иначе забеременеешь.
Она отступает, потом останавливается. Все мои надежды на нее. Ей столько же лет, сколько и нам, это может сыграть свою роль.
Набираюсь духу и говорю:
— Послушайте нас, месье, я сейчас все объясню. Вы даже не понимаете того, что собираетесь сделать.
При этом я невольно опускаю руки. Так мне удобнее разговаривать. Но эта падла отступает и снова целится в меня. Ему страшно, он опасен. И то и другое вместе.
— Первый, кто двинется с места, получит пулю в ногу!
А так как девица застыла на месте, он орет:
— Чего ждешь? Топай в участок!
Теперь и он нервничает.
— Мадемуазель, — обращаюсь я к ней. — Обождите. Будет очень плохо, если нас заберет полиция. Вы должны нас понять. Недавно мы попались в магазине… Идиотская история. В результате нам как бы дали отсрочку. И предупредили: еще что-нибудь, и мы окажемся в тюрьме. А нам туда никак нельзя! Ну неохота, понимаете? Действительно, неохота…
Нам отвечает с самодовольным видом ее мужик:
— Смотри-ка, полные мудачки…
Лучше ему было так не говорить.
Мне давно ясно, что Пьеро слишком напуган, чтобы устоять на месте. Страх расползался по нему, как муравьи. Внезапно он бросился к перекрестку. Обернувшись, наш мучитель выстрелил. Тогда я бью его каблуком по яйцам. Он корчится от боли. Бью снова каблуком по зубам. Тогда он начинает писать кровью. Наношу удар в живот. Он падает на колени. Девица бросается к оброненному пистолету. Но я успеваю перехватить ее за волосы и подбираю револьвер. Мужик блюет на тротуар, он почти без сознания. В окнах зажигается свет…
— Пьеро!
Замечаю, что он прихрамывает, хватаясь за машины.
Разрази их всех гром! Теперь голова моя работает очень четко. Перво-наперво — найти другую машину. Девица может нам помочь. Заталкиваю ее в «ДС», подгоняя дулом пистолета. И стремительно отъезжаю. На углу подхватываем Пьеро и укладываем его на заднее сиденье.
— Мне больно, — стонет Пьеро.
По одному его голосу понимаю, что ему несладко. Он зовет, как маленький:
— Жан-Клод!
— Чего тебе?
— Я весь в крови!
Девица оборачивается к нему.
— Нужно побыстрее найти врача, — говорит.
— Лучше заткнись, — отвечаю. — Тебя забыли спросить.
Пьеро даже не способен объяснить, куда его ранило.
— Я не знаю, — хнычет он. — Может, в бедро. Но болят яйца…
— Расстегни портки. Посмотри!
Он расстегивает ремень:
— Жан-Клод!
— Что еще?
— Все яйца в крови!
Я гоню машину, петляя по улицам, чтобы замести следы. Хвоста не видно.
— Куда ты едешь?
— К Карно. Заменим машину, эта — меченая. Через пять минут фараоны все о нас узнают.
— Поскорее! Кровь так и хлещет!
И пришептывает, как старик.
* * *
Наш приятель Карно работает сторожем в гараже. Впрочем, это даже не гараж. Пакгауз с ямой для ремонта. Навес тут из толя, вывеска гласит: «Покупка и продажа машин по случаю. Фирма Пломб».
Место пустынное. Чтобы разбудить Карно, пришлось погудеть. Сирена на два голоса странно прозвучала посреди ночи. Три пса, рывшиеся в помойке, испуганно отскочили.
Свет наконец зажегся. Карно вышел в одной фуфайке, натягивая замасленный комбинезон.
— Не возникай, — говорю Пьеро. — Он боится крови.
Затем заставляю выйти девицу. При виде немецкой овчарки та вскрикивает. Взяв ее за руку, веду к Карно, который начинает орать:
— Это что за цирк?
Я открываю меховое манто, чтобы показать товар.
— Оставляю под твою ответственность на время, — говорю.
Тот не возражает, он согласен. Но тут немецкая овчарка начинает обнюхивать деваху между ногами. Тогда я добавляю:
— Нам надо спрятать «ДС» и взять другую тачку.
Карно по-прежнему молчит и не спускает глаз с бедер девчонки.
— Вы собираетесь оставить меня с этим типом? — спрашивает она.
— А чего? — отвечает Карно. — Разве я тебе не нравлюсь?
II
На всех улицах полно дощечек с именами врачей. Я сказал Пьеро: «Не боись. Сейчас найдем кого надо».
Но Пьеро совсем раскис. Не то чтобы он боялся умереть. Но ведь и торопиться не стоило. Нет, его беспокоили только яйца. Он был зол как черт. Чередуя стоны с проклятиями, он орал как зарезанный: «Если мне их отрежут, я разыщу этого мерзавца и заставлю сожрать его собственные!» Потом голос его стихал, и раздавались новые стоны. Он явно блефовал, крови было не так уж много. Но смотреть на него было не очень приятно. Тем более что его клонило в мою сторону и он мешал мне переключать скорости. Напрасно говорил ему: «Отодвинься, мешаешь, я не могу вести машину», он почти не слышал и все сильнее давил на меня. Пришлось оттолкнуть его, так что голова долбанулась о дверцу. Скверно я поступил, тем более что бедняга действительно страдал. Но у меня не было выхода. Когда пытаешься спасти утопленника, а он все делает, чтобы утащить тебя с собой на дно, его тоже приходится оглоушить.
Каждые пять минут он повторял «скорее» и корчился на сиденье, словно ему перебили член. Но Карно всучил нам прогнившую тачку марки «дофин» с вышедшими из строя амортизаторами. При каждом толчке у Пьеро вырывался стон.
— Почему ты так тащишься? — спрашивает он.
— Я готов ехать быстрее, но если ты перестанешь охать при каждом толчке.
И он опять заходится криком.
— Вот видишь, — говорю ему.
* * *
Я поехал в богатый район, разглядывая таблички врачей. Их тут до черта. Почти на каждом доме. Похоже, в этом районе жили одни больные.
Каждые десять метров я вылезал из машины, чтобы посмотреть. Кинезитерапевт, эндокринолог, отоларинголог. У меня челюсть отваливалась. Я шел обратно посоветоваться с Пьеро, который не больше меня разбирался в этой ахинее.
— Откуда я знаю, — говорил он. — Это же все врачи, вот и узнай. Мне плевать на их специальности. У меня кровь хлещет, вот что мне ясно! Скоро ее совсем не останется в венах. Может, купим словарь?
— Не смеши меня, — отвечаю. — Если ты попадешь к типу, который занимается только дыркой в заднице или раком груди, тебе будет совсем не смешно.
Но Пьеро бубнил свое:
— Мне нужен мужик, который лечит яйца!
— Нет! Тебе нужен хирург!
Но нам по-прежнему попадались зубные врачи, рентгенологи, ветеринары, кто угодно, но только не хирурги. На одной из дверей я обнаружил аж шесть табличек, в том числе адвоката и страхового агента. Я начал закипать от ярости.
Но в конце концов мне удалось найти одного. По имени Лорага. Хирурга Ж.-П. Лорага.
Вылезаем. Не без труда. Изображаю санитара. Пьеро все хуже. Он виснет на мне, цепляясь холодными руками. Чтобы его вести, нужны усилия: кажется, будто его подошвы прилипли к тротуару. Работка, скажу вам, не для слабака! Еле дотащил его до двери, затем до холла, затем до лифта. Ну и прогулочка! Каждый шаг он сопровождает стонами, которые в тишине звучат довольно зловеще.
— Да перестанешь ты наконец!
Это было похоже на Крестный путь. К счастью, все спали. В этом доме люди поздно не ложатся и рано не встают.
* * *
Пятый этаж. А вот и дверь Лорага. Отлакированная дверь с отполированной медной табличкой. И с глазком. Посадив Пьеро на пол, начинаю обследовать замочную скважину.
Не на того напали! Охрана у него на уровне! Два засова — один вверху, другой внизу. Небось у этого лекаря полон сейф бабок, бриллиантов или ценных вещей. В общем, о том, чтобы взломать замок, не может быть и речи. В замках я немного разбираюсь. Так что и отмычку вынимать не стоило. Высаживать дверь просто глупо — можно разбудить соседей, которые сбегутся, как куры на скотный двор. Оставалась только надежда, что сработают доброта, христианское милосердие и прочая белиберда. При этом существовал еще и риск, что на голову свалится вся полицейская рать. Но приходилось рисковать, иного выхода я не видел.
Я склонился над Пьеро, чтобы убедиться, сможет ли он мне помочь. Бедняга был совсем в отключке, ну в полном отпаде.
— Эй, Пьеро!
Он поднимает на меня глаза с лихорадочным блеском.
— Ты сможешь разговаривать?
Он слабенько шепчет «да». Я беру его за подбородок:
— Тогда послушай меня, старина. Вот что ты сделаешь…
* * *
Итак, он звонит в дверь. Точнее, давит на звонок, стараясь не свалиться на пол.
Семейка Лорага спала крепко. Наверное, они не протрезвели после субботнего вечера. Если только не уехали на уик-энд. В Нарбонн-Пляж.
А Пьеро все звонил и звонил. Я с беспокойством следил за ним, не зная, долго ли он сможет так стоять у двери.
— Ты ничего?
Он мотает головой, мол, «да».
В конце концов в квартире зашевелились. Заскрипела дверь, послышались шаги. В глазке появился свет.
Долгая тишина. Свет в глазке пропадает — значит, доктор через него обозревает лестничную площадку. Виден ему один Пьеро, который тяжело дышит. Я же прячусь на лестнице, подальше.
— В чем дело? — спрашивает лекарь. Он явно недоволен, в его голосе никакого сочувствия. Видно, мой план ничего не даст.
Следуя инструкциям, Пьеро четко произносит: «Доктор… доктор…» — и цепляется за стену, чтобы не упасть.
— Что с вами? Вам плохо?
В ответ Пьеро медленно сползает вниз и со стоном вытягивается на полу. Сыграно великолепно. Эффект гарантирован.
И действительно, все происходит, как я задумал: сначала отодвигается верхний засов, затем нижний, вслед поворачивается ключ в замке, дверь открывается, и вперед бросается фигура в ночном халате.
— Вы ранены?
Ну конечно же, дурья твоя башка! Разве это похоже на утреннюю серенаду?
Наконец-то этот ученый муж увидел дырку, пропитанные кровью брюки. «Вот черт!» — говорит. И, подгоняемый чувством долга, начинает действовать.
Подхватывает Пьеро и, пятясь, тащит его внутрь квартиры, открывая двери и зажигая свет. Оказавшись в отделанной кафелем комнате, Пьеро наконец-то может пачкать, сколько влезет.
Тогда я потихоньку следую за ними и располагаюсь в салоне, где лежит масса иллюстрированных изданий. Лекарь мне не виден. Слышу только, как он возвращается и запирает дверь на засовы и прочую хреновину. Тем временем я быстро обследую его хату, чтобы знать расположение комнат и состав жильцов.
К счастью, квартира невелика. Квартирка начинающего, делающего первые шаги доктора. В одной комнате нары для детей, в другой — взлохмаченная, сонная бабенка, спрятавшаяся от света под одеялом. То малое, что я успел разглядеть, не возбуждало никаких эмоций. Типичная мать семейства. Да в ее конуре еще и воняло. При закрытых-то окнах не удивительно!
— Кто это был? — спрашивает, принимая меня за муженька, отца детей, свою половину.
Не испытывая ни желания продлить недоразумение, ни залезть к ней в постель, чтобы посягнуть на ее вонючую пасть, я быстренько смываюсь.
Два сосунка и никакой прислуги. Я знаю достаточно. Пора было засвидетельствовать свое почтение доктору Лорага.
* * *
Ну и рожа у него, когда он видит меня входящим в его кабинет с пушкой в руке. Он даже выпускает Пьеро, который падает на пол.
Доктор застывает, как повешенный, с обвисшими руками и круглыми глазами. Он похож на усталого, непроснувшегося человека, у которого нет сил даже сдрейфить. Несмотря на свой спортивный махровый халат, он выглядел скорее потрепанным, чем молодым мужиком. Лет ему тридцать пять, не больше. Но уже с брюшком, сильно облысевший, с помятым лицом. По-моему, все из-за жратвы. Жратвы и выпивки. У него вид человека, который помрет, не достигнув сорока лет. Который может, как последний мудак, застрять на шоссе во время отпуска, ибо у него плохие рефлексы, слишком много вина в венах и плохо накачанные шины. Смахивая на приговоренного к казни, он выглядел даже симпатично.
— Кто вы такой? — спрашивает.
Я указываю на Пьеро, неподвижно лежащего на полу и взирающего на нас снизу вверх.
— Это мой кореш, — поясняю. — Он ранен. И уже потерял много крови. Ему надо оказать помощь.
Он молчит и с тревогой смотрит на меня. Уперся, как в кобру. Я завораживаю этого трусишку. Ведь он попал в ЧП, я не был похож на клиента за десять кусков. Проходят секунды, а он все не трогается с места. Словно потерял дар речи. Будто я его парализовал, и он все позабыл. И это человек действий, бесстрашный хирург, призванный ободрять своих пациентов, прежде чем уложить на свой бильярд? У него дрожали руки, и было совсем невдомек, что он опять на фронте, что он мобилизован, что ему снова надо иметь дело с неприятелем. Но, по-моему, руки у него дрожали не от страха, а из-за разных излишеств, недосыпания, курения. Короче, от всего того, что называют сутью современного мира.
— Что вы намерены делать? — спрашивает.
Месье притворяется, будто не видит перед собой двух опасных преступников. А так как я вовсе не собираюсь вести себя с ним как фраер — он мог оказаться и посильнее меня, — то решаю поставить все точки над «i».
— Мой приятель налетел на пулю, она у него в бедре. Но если вы будете стоять как столб, у него начнется заражение, и я набью вам морду, выбью зубы и нагажу в доме, так что дети на всю жизнь запомнят своего папочку, который ползает на коленях, умоляя о пощаде. Что касается их мамочки, дрыхнущей голенькой в постельке, то лучше мне не рассказывать, что я проделаю с нею на ваших глазах. Вы даже представить не можете тот конфликт поколений, который может последовать за этим.
Все это я произношу тихо, как в исповедальне, чтобы не разбудить милых деток. У меня и так достаточно неприятностей, но я предпочел бы не видеть его мелюзгу у себя под ногами.
Лекарь, похоже, начинает соображать.
— Хорошо, — говорит. — Я сейчас достану эту чертову пулю. Помогите мне.
И началось! Мы отнесли Пьеро на диван для обследований. С большими предосторожностями стащили с него пропитанные кровью штаны. И вот он лежит, основательно перепачканный, голозадый, на белой клеенке. Под определенным углом кажется, будто его мошонка превратилась в мочалку, просто ужас! Политые киноварью бубенчики наводили на мысль о вампире, религиозной резне или последствиях трагического климакса. Лекарь морщится: локализовать рану невозможно. Я отворачиваюсь — моя чувствительная душа не выдерживает этого зрелища. Меня начинает тошнить. Чтобы отвлечься, я обрываю телефонный провод.
Пьеро стонет все меньше. Но зато, когда лекарь начал протирать его хозяйство ватой с большим количеством спирта, встрепенулся, как новорожденный! Пришлось его уложить, чтобы не сбежал.
Постепенно на черной поверхности бедра появляются акварельные тона и волосы по краям. Красная дыра смахивает на порядочный кратер.
— Необходимо переливание крови, — говорит лекарь. — Надо найти кровь.
— Ладно, — отвечаю. — Пусть ваша жена сбегает.
Капнув на пластинку, он устанавливает группу крови.
— Группа «А», — объявляет. — Повезло. Такую нетрудно найти.
Ну и повезло! Проклятая ночь, за которую приходится расплачиваться. Несчастный я мудак! Но мне не до смеха.
Иду за ним в спальню. На пороге в нос опять шибает знакомый запах мадам. Наслаждаюсь церемонией пробуждения. Он ее толкает, а она ворчит, он ее поворачивает, а она назад. Ей кажется, что в воздухе запахло сексом. Но тут я включаю свет. Она садится на постели и протирает глаза. У нее волосы под мышками. Чувствую, что лекарю здорово неприятно: ведь я могу разглядеть сиськи его жены. Да, с таким хозяйством на конкурсе не победишь! Здорово они у нее вислые, а вскоре станут еще больше. Особенно левая, которая ниже правой. С огромными полукружьями величиной с блюдечко.
— Пора вставать? — говорит. — Я не слышала будильника…
Он похлопывает ее по щекам.
— Проснись, Соланж. Мне нужна твоя помощь. В моем кабинете раненый, надо сходить за кровью.
В этот момент она как раз обнаруживает в моих руках направленный ей прямо в грудь пистолет. Но эта женщина меня потрясла. Не сказала ни слова, не вскрикнула, не задала вопросов. Оказалась здорово на высоте. Классная баба. Внезапно она совершенно проснулась, откинула одеяло и вскочила на ноги.
— Одежду, — говорит. — В ванной.
— Пока ее муж ходил за ней, она стояла передо мной совершенно голая. Ей было на это наплевать. Как и на мою пушку. Смотрела на меня, как на сына, и из нас двоих я чувствовал себя более неловко, чем она.
— Пожалуйста, — говорит она мне, — не разбудите детей…
— Не засоряйте мне мозги вашими сосунками, — отвечаю.
Я вложил в эти слова все свое красноречие. Если бы она погладила меня по головке, я бы разревелся. От раздражения.
К счастью, она этого не сделала. Тем временем муж вернулся с вещами и стал их передавать ей по очереди. Она оделась очень быстро, не проявляя суеты, ловко, спокойно и умело. Надела только большие трусы, пуловер и брюки. Бюстгальтер и чулки отбросила в сторону. Я и не знал, как это красиво, когда женщина одевается. Затем сунула голые ноги в туфли, взбила волосы, взяла с туалетного столика очки и нацепила на нос. Это ее совершенно преобразило. Она вдруг стала похожа на серьезную училку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37