Она чувствовала себя неудобно в его обществе в заведении, полном обнимающихся парочек. Однако она бы не выдержала в этот вечер одиночества.
– Хочешь выпить? – осведомился Митч.
– Шампанское и кьянти для меня и так перебор.
Митч огляделся и доложил:
– Столиков нет, у стойки ни одного свободного места. Значит, придется танцевать.
Для танцев было выделено крохотное полукружье. Рядом находилась сцена с задернутым занавесом из бордового бархата. Рядом меланхолический квартет наигрывал вальс.
«Чем ты тут занимаешься?» – тревожно спросила себя Ройс, оказавшись в объятиях у Митча. Он не стал прижимать ее к себе, но и его теплой ладони, разместившейся на ее голой спине, оказалось достаточно, чтобы она начала терять голову. Прикосновение его сильного тела тоже не способствовало хладнокровию. В процессе танца они терлись друг о друга бедрами – о-о!..
– Завтра я отвезу Джейсона в лагерь, – сообщил Митч, не зная, что бы еще сказать. В его объятиях Роде чувствовала себя так, словно проглотила аршин. Расслабится ли она когда-нибудь в его обществе, сможет ли ему доверять?
– Как долго он там пробудет? – Она старалась не смотреть на темные завитки волос, выбивающиеся из-под его расстегнутой до середины груди рубашки.
– Все лето. Вернется как раз перед судом.
– Как ты думаешь, Джейсон никому не скажет, что видел меня? – Она говорила Митчу о посещении Джейсона, и он тоже потребовал, чтобы паренек помалкивал.
– Он не проболтается. – Митч удивлялся, почему Ройс так напряжена. Он весь вечер делал все возможное, чтобы доставить ей удовольствие. Впрочем, личина славного парня не сработала пять лет тому назад, не сработает и теперь. Роль заботливого мужчины кому-нибудь, возможно, и приносит победу, но у него не было под рукой подробной инструкции, а сам он не знал толком положенных по роли реплик.
Что же сработает с Ройс? Не позволять ей много думать. Она твердит «нет», вспоминая судьбу отца, хотя на самом деле хочет его. Он уже давно устал от хождения вокруг да около. Сегодня ночью или никогда!
Но сперва он расставит все точки над «i». Он переменил позу и принудил ее поднять на него глаза.
– Добро пожаловать в настоящий мир, детка. Я не рыцарь, а самый закоренелый сукин сын во всей округе. Пять лет тому назад тебе довелось узнать, каким мерзавцем я могу быть. Помни, выживает сильнейший. Тебе нужен я.
Ройс затаила дыхание. Что спровоцировало его на эту тираду? Ее сбивал с толку и его неистовый взгляд, и язвительный тон. Он внушал ей страх.
– Я знаю, мне нужна твоя помощь.
Рейс надеялась, что понимает подлинный смысл его слов. Ее отношение к действительности было сформировано отцом – интеллектуалом и идеалистом. Митч, наоборот, олицетворял реальность, холодный, уродливый мир во всей красе, а не идеализированный мирок, в котором привыкла прятаться она.
Митч, насколько она его понимала, познал жестокость мира еще… а собственно, когда? В каком возрасте он покинул дом – в пятнадцать, в шестнадцать лет? Или еще более юным? Что же удивляться его цинизму? Он был отлично подготовлен к сражению с любым недругом.
Ее отец, которого она горячо любила и по которому грустила все сильнее и сильнее, был совсем другим. Когда у ее матери обнаружили рак, он сломался. Ройс переехала к нему, чтобы как-то поддержать как раз тогда, когда мать более всего нуждалась в его поддержке.
О да, она ухватила суть. Правосудие в Америке – идеал, искаженный до неузнаваемости грубой реальностью, но Митч владел ключом к системе. Она нуждалась в нем больше, чем когда-либо в ком-либо еще. Он был последним человеком в целом свете, к которому ей хотелось бы попасть в зависимость, но у нее уже не было выбора.
– Пока ты училась строить глазки в школе для девочек, я рос на улице. Моей школой были задворки. Я учился во флоте, где меня кормили и позволяли заниматься.
– Что случилось с твоими родителями?
Танец закончился, вокруг захлопали в ладоши. Митч не отпустил Ройс. Сжимать ее в объятиях и сохранять трезвую голову, тем более, когда ее губы были так близко от его губ, – для этого требовалась необыкновенная выдержка. На танцевальном пятачке было темно, свет падал только на певца, который опять стал самозабвенно выводить любовную песенку. Митч устранил то небольшое расстояние, которое во время первого танца с грехом пополам разделяло их тела.
Ройс знала, что ей следовало бы вырваться, но стоило ему взглянуть на нее своим томным взглядом, как она утрачивала всякую волю. К тому же ее расстраивало собственное положение и плачевное состояние дел в американской юриспруденции. Что ее ждет? Она мечтала об утешении и находила его в объятиях Митча.
– Помнишь, что ты обещала, Ройс? – Он снова взялся за угрозы. – Мое прошлое – табу. Если ты собираешься в нем копаться, ищи себе другого адвоката.
– Я ни в чем не копаюсь. – Только бы он не узнал о раскопках Уолли! – Я знаю о тебе совсем мало, зато ты обо мне – все.
– Не все. – Он как бы невзначай провел пальцем по ее ладони. Ее тело прореагировало на эту мимолетную ласку самым бесстыдным образом. – Ты не рассказала мне, как плох Брент в постели.
– Почему ты решил, что он плох в постели? – Уже сказав это, она спохватилась, что ступила на минное поле.
– Ты была с ним обручена, но помирала от желания забраться мне в штаны.
Как ей хотелось отвесить ему пощечину!
– Брент великолепен в постели. – Это не совсем соответствовало действительности, но она не собиралась делать Митчу такой роскошный подарок. – Я уже призналась, что меня влекло к тебе. Это все объясняет.
– Все ли?
– Конечно! Чего тебе от меня нужно?
– Ты знаешь, чего мне нужно.
Она притворилась, что не замечает, как предмет его гордости угрожает просверлить дыру у нее в паху. Среди танцующих он не сможет ею овладеть. Хотя… Ей не хотелось думать о том, как она отошьет его потом. Как-нибудь справится.
Митч раскачивался в такт музыке, прижимая к себе Ройс. Его рука путешествовала по ее обнаженной спине. Он чувствовал, как она трепещет, и наслаждался. Черт возьми, телесное общение получается у них гораздо лучше словесного. В эту ночь он не допустит, чтобы между ними опять встало прошлое.
Ройс задавалась вопросом, как она теперь выпутается. В том, что Митч вожделеет ее, не было никакого сомнения, как и в том, что она отвечает ему тем же. У нее так сжимало грудь, что стало трудно дышать. Между ног становилось все горячее. Оставался единственный достойный выход – не молчать.
– Кто следующий певец? – Она слишком поздно поняла, что шепчет в его глухое ухо. Он принял прикосновение ее губ к мочке его уха за любовную игру и провел языком по ее горлу, пустив стаю крупных, как борзые, мурашек по ее спине.
Голос Митча был горяч и нетерпелив:
– Есть только одно занятие, которое превосходит медленный танец.
Она отлично поняла, что он хочет сказать. Беспокойный предмет у него в штанах превратился в копье с раскаленным наконечником. Она помимо собственной воли обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди. Она отчаянно призывала себя остановиться, но призывы не доходили. Его объятия были нестерпимо эротичными и в то же время дарили покой. Она испытывала такие мучения, что ей требовались поддержка, уверенность в том, что все кончится благополучно. Это было детством, слабостью, но она ничего не могла с собой поделать.
Его сильные руки настойчиво мяли ей поясницу. Потом одна рука скользнула ниже и ухватила ее за ягодицу. Они уже не двигались, а стояли на месте; танец превратился в сексуальную пародию. К счастью, всем вокруг было искренне наплевать, чем они занимаются. Почти все целовались взасос, как на школьном выпускном вечере. Митч прижал Ройс к своему одеревеневшему члену, и она застонала. Он принялся ее целовать, действуя языком в медленном ритме музыки; в том же ритме двигались его бедра.
– Давай уйдем.
Он не дал ей возможности возразить. Ройс не хотелось уходить: с нее хватало и этих ласк. Теперь ей придется найти убедительные слова, чтобы отказать ему. Как это сделать, когда она дала ему все основания предполагать, что жаждет заняться с ним любовью?
Свежий ночной воздух охладил ее пылающие щеки и навел на хорошую мысль – об отце. Она почти простила Митчу содеянное: ведь он так старался ей помочь! Но ей все равно не давала покоя мысль, что заняться с Митчем сексом значило предать отца, любовь, которую он питал к ней до последнего вздоха.
Ройс покосилась на Митча, так оголтело гнавшего спортивную машину по крутым улочкам, словно это была скоростная трасса. На этот раз, Ройс, ты превзошла себя: у тебя хватило бесстыдства обнадежить мужчину, хотя ты знала, что в итоге тебе придется его разочаровать. Это грозило изнасилованием. Менее достойные мужчины не удовлетворились бы теперь ее отказом. Ей оставалось надеяться на достоинство Митча. При всем своем цинизме он дорожит репутацией, весомостью своего слова.
Поставив машину в гараж под квартирой, он повел ее к двери, не снимая руки с ее талии. Почему он молчит? Она остановилась у лестницы.
– Спокойной ночи, Митч. Спасибо за ужин. – Она уже поставила ногу на ступеньку, но его сильная рука помешала ей уйти.
Сначала он держал ее за руку, потом схватил за плечи, развернул, прижал спиной к стене. Его колено оказалось у нее между коленями. Она была в ловушке. Его губы находились в опасной близости от ее губ.
– Ангел мой, начатое надо заканчивать.
– Прости, я не поняла.
– Так я тебе и поверил. – Кроме ног и рук, у него имелось еще кое-что, и весьма внушительное, чтобы удерживать ее. – Тебе хочется.
Ей потребовалось немедленно вспомнить всю силу своей ненависти к нему. Куда подевалась память об отце? «Я ненавижу Митча», – напомнила она себе. Это утверждение не было вполне правдивым, но оно придало ей отваги. «Ненавижу его!» – повторила она для пущей убедительности.
– Ты ведешь себя неэтично. У тебя будут неприятности в коллегии адвокатов.
– Ой, как страшно!
– Отпусти меня, Митч.
– Мы давно перешли от разговоров к делу.
Он попытался ее поцеловать, но она отвернулась, сжала зубы, сомкнула губы. Его стремительность застала ее врасплох: не успела она и глазом моргнуть, как он расстегнул на ней сарафан и жадно взялся обеими руками за ее груди. Подушечка его большого пальца поерзала по ее соску раз, другой… О Господи!
Митч восторженно смотрел на ее обнаженную грудь, отмечая долгим взглядом каждый чувственный изгиб. Луна выбрала именно этот щекотливый момент, чтобы выглянуть из-за облака и продемонстрировать во всей красе не только грудь, но и оба встрепенувшихся соска.
– Пять лет! Какое долгое ожидание! Надеюсь, ты окажешься на высоте, Ройс.
Он добился того, чего не удавалось добиться ей: она снова его возненавидела. Ей совершенно не улыбалась роль дешевого ярмарочного приза.
– Теперь я буду тебя ненавидеть.
– Мне нравится твоя ненависть.
– Пошел к черту!
Его руки опять легли ей на груди. Они мяли ее плоть, теребили соски.
– Не забывай, ангел мой, что мы и так в аду, у чертей в гостях.
Чего ты ожидала, Ройс? Митч презирает секс не меньше, чем жизнь как таковую. И все же его отношение бесило ее. Ей хотелось от него… чего? Ласки, любви? Очнись, Рейс: ты в аду!
Митч впился в ее рот и, действуя языком, как отмычкой, принудил ее разжать губы. Его язык показался ей раскаленным наждаком. Но она оказалась способна прийти в возбуждение и от раскаленного наждака. Он почти усадил ее себе на ладони, заставив приподняться на цыпочки. Его вздыбленный член упрямо тыкался ей в промежность, пока не устроился поудобнее. Она не удержалась, чтобы не поерзать немного, упиваясь его жаром и упругостью.
– Ты не просто хочешь, чтобы тебя трахнули, ангел. Тебе это необходимо!
Это ее проняло.
– Ах ты, негодяй! Мне не нужно твое снисхождение.
Она уперлась ему в грудь обеими руками и отпихнула от себя.
Он поймал обе ее кисти одной рукой, лишив возможности сопротивляться.
– Я люблю благотворительные акции.
Она пыталась испепелить его взглядом. Может быть, заорать во все горло? Он будет иметь бледный вид, если соседи вызовут полицию. Он тем временем как ни в чем не бывало рассматривал ее обнаженную грудь, ходящую ходуном от учащенного дыхания. Соски жили теперь независимо от хозяйки: они еще больше напряглись, буквально потянулись к нему.
Он выпустил ее руки, и она безвольно уронила их по швам. Взяв ее за подбородок, он заставил ее посмотре!ь ему прямо в глаза.
– Я не большой любитель секса под открытым небом, но сомневаюсь, что ты доползешь до моей спальни.
Она уже открыла рот, чтобы наградить его проклятием, но он отвлек ее, запустив руку ей под юбку. У нее весь этот вечер было мокро между ног, а в последние несколько минут и подавно.
Он засмеялся низким смехом, полным чувственного призыва. Его пальцы проникли ей в трусы и сразу нашли место, которое больше всего нуждалось в ласке. Ее охватила восхитительная истома, мгновенно лишившая способности сопротивляться. Чувство вины, остатки благоразумия – все смыла волна желания, которую поднимали его неутомимые пальцы, не знавшие удержу.
Он неожиданно сменил тактику: недавняя пытка превратилась в нежную ласку. Она прикусила губу, так как почувствовала, что уже готова умолять его закончить начатое.
– Даю тебе последний шанс, ангел, – сказал он с презрительной усмешкой. – Скажи «нет», и я остановлюсь. – Он сгреб ее руку и прижал ее к своей ширинке, заставив стиснуть в кулаке его изнывающую плоть. – Иначе я позволю тебе ненавидеть меня до тех пор, пока не изгоню тебя из головы.
18
Митч мысленно обругал себя за опрометчивость. Ройс заставила его поволноваться: на какое-то мгновение ему показалось, что она скажет «нет». Он бы потом неделю бегал с фиолетовой мошонкой, но сейчас послушался бы. Впрочем, она ничего не сказала, и он перешел к делу.
Всего за несколько секунд он сорвал с нее последнюю одежду. В серебряном свете луны, просачивающемся сквозь листву платана, она показалась ему желаннее, чем когда-либо: светлые волосы ниспадали на обнаженные плечи, груди тяжело вздымались.
В ее силах было стереть его в порошок, так велика была ее власть над ним, но, на его счастье, ей сейчас было не до психологии, а он делал все, чтобы она не отвлекалась. При этом он проклиная себя за то, что снова ступил на тропинку, на которой однажды оступился.
«Изгоню тебя из головы». Эти слова произвели на Ройс сильное впечатление. Зачем сопротивляться? Она не могла отрицать силу своей страсти к нему. С каждым днем эта страсть становилась все очевиднее. Признайся, Ройс, будь честна хотя бы сама с собой. Из-за него ты потеряла разум. Митч знает, что ты не в состоянии дать ему отпор, и бессовестно эксплуатирует твою слабость.
Самое лучшее сейчас – отдаться ему. Ей тоже отчаянно хотелось изгнать его из головы. Она решила, что близость ослабит ставшее невыносимым сексуальное напряжение.
Если бы они переспали пять лет назад, это не превратилось бы сейчас в идею фикс. Неудовлетворенное желание часто превращается в пожар, топливом которому служит воображение. Действительность всегда кладет конец иллюзиям.
Трясясь от вожделения, Ройс потянулась к Митчу, но он сделал шаг назад, занятый расстегиванием пуговиц на рубашке. Его взгляд вольготно разгуливал по всему ее телу, от пылающей груди с ошалевшими сосками до завитков волос на лобке и стройных ног, на которых уже не было обуви, хотя она не помнила, в какой момент ее сбросила.
Он не глядя швырнул рубашку на траву. Он не сводил глаз с ее бедер, она – с его пальцев, уверенными движениями расстегивающих пряжку на ремне, и внушительной выпуклости у него в штанах.
Наконец ремень был расстегнут. Ройс попыталась проглотить слюну, но в горле застрял здоровенный ком. Сколько раз он являлся к ней во сне, сколько раз она представляла его обнаженным…
Однако действительность превзошла самые рискованные ожидания. Его плечи были еще более могучими, чем ей раньше казалось, волосы на груди темнее и гуще, живот тверже; ниже дыбился совершеннейший образчик мужского оснащения, оставлявший позади самые ее бесстыдные грезы.
– Приятное зрелище, да, Ройс? – Он шагнул к ней и опустил ее в прохладную траву. Ей в ноздри ударил головокружительный аромат сырой земли и цветущего жасмина.
Он нависал над ней как загадочная, устрашающая тень. Эта тень была громадной и имела все, что должен иметь мужчина. Глядя ей в глаза, он опустился на нее, постепенно приучая к своей тяжести. Его член оказался прижатым к ее бедру, и ей казалось, что на этом месте у нее уже появился ожог.
Его пальцы заскользили по ее грудям, исследуя пограничную полосу между ними и грудной клеткой. Она затаила дыхание. Она никогда не знала о сверхчувствительности этого участка своего тела.
Внутри у нее все содрогалось, откликаясь на скольжение его влажных, горячих губ по ее грудям. Дотронувшись кончиком языка до ее соска, он втянул его в рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Хочешь выпить? – осведомился Митч.
– Шампанское и кьянти для меня и так перебор.
Митч огляделся и доложил:
– Столиков нет, у стойки ни одного свободного места. Значит, придется танцевать.
Для танцев было выделено крохотное полукружье. Рядом находилась сцена с задернутым занавесом из бордового бархата. Рядом меланхолический квартет наигрывал вальс.
«Чем ты тут занимаешься?» – тревожно спросила себя Ройс, оказавшись в объятиях у Митча. Он не стал прижимать ее к себе, но и его теплой ладони, разместившейся на ее голой спине, оказалось достаточно, чтобы она начала терять голову. Прикосновение его сильного тела тоже не способствовало хладнокровию. В процессе танца они терлись друг о друга бедрами – о-о!..
– Завтра я отвезу Джейсона в лагерь, – сообщил Митч, не зная, что бы еще сказать. В его объятиях Роде чувствовала себя так, словно проглотила аршин. Расслабится ли она когда-нибудь в его обществе, сможет ли ему доверять?
– Как долго он там пробудет? – Она старалась не смотреть на темные завитки волос, выбивающиеся из-под его расстегнутой до середины груди рубашки.
– Все лето. Вернется как раз перед судом.
– Как ты думаешь, Джейсон никому не скажет, что видел меня? – Она говорила Митчу о посещении Джейсона, и он тоже потребовал, чтобы паренек помалкивал.
– Он не проболтается. – Митч удивлялся, почему Ройс так напряжена. Он весь вечер делал все возможное, чтобы доставить ей удовольствие. Впрочем, личина славного парня не сработала пять лет тому назад, не сработает и теперь. Роль заботливого мужчины кому-нибудь, возможно, и приносит победу, но у него не было под рукой подробной инструкции, а сам он не знал толком положенных по роли реплик.
Что же сработает с Ройс? Не позволять ей много думать. Она твердит «нет», вспоминая судьбу отца, хотя на самом деле хочет его. Он уже давно устал от хождения вокруг да около. Сегодня ночью или никогда!
Но сперва он расставит все точки над «i». Он переменил позу и принудил ее поднять на него глаза.
– Добро пожаловать в настоящий мир, детка. Я не рыцарь, а самый закоренелый сукин сын во всей округе. Пять лет тому назад тебе довелось узнать, каким мерзавцем я могу быть. Помни, выживает сильнейший. Тебе нужен я.
Ройс затаила дыхание. Что спровоцировало его на эту тираду? Ее сбивал с толку и его неистовый взгляд, и язвительный тон. Он внушал ей страх.
– Я знаю, мне нужна твоя помощь.
Рейс надеялась, что понимает подлинный смысл его слов. Ее отношение к действительности было сформировано отцом – интеллектуалом и идеалистом. Митч, наоборот, олицетворял реальность, холодный, уродливый мир во всей красе, а не идеализированный мирок, в котором привыкла прятаться она.
Митч, насколько она его понимала, познал жестокость мира еще… а собственно, когда? В каком возрасте он покинул дом – в пятнадцать, в шестнадцать лет? Или еще более юным? Что же удивляться его цинизму? Он был отлично подготовлен к сражению с любым недругом.
Ее отец, которого она горячо любила и по которому грустила все сильнее и сильнее, был совсем другим. Когда у ее матери обнаружили рак, он сломался. Ройс переехала к нему, чтобы как-то поддержать как раз тогда, когда мать более всего нуждалась в его поддержке.
О да, она ухватила суть. Правосудие в Америке – идеал, искаженный до неузнаваемости грубой реальностью, но Митч владел ключом к системе. Она нуждалась в нем больше, чем когда-либо в ком-либо еще. Он был последним человеком в целом свете, к которому ей хотелось бы попасть в зависимость, но у нее уже не было выбора.
– Пока ты училась строить глазки в школе для девочек, я рос на улице. Моей школой были задворки. Я учился во флоте, где меня кормили и позволяли заниматься.
– Что случилось с твоими родителями?
Танец закончился, вокруг захлопали в ладоши. Митч не отпустил Ройс. Сжимать ее в объятиях и сохранять трезвую голову, тем более, когда ее губы были так близко от его губ, – для этого требовалась необыкновенная выдержка. На танцевальном пятачке было темно, свет падал только на певца, который опять стал самозабвенно выводить любовную песенку. Митч устранил то небольшое расстояние, которое во время первого танца с грехом пополам разделяло их тела.
Ройс знала, что ей следовало бы вырваться, но стоило ему взглянуть на нее своим томным взглядом, как она утрачивала всякую волю. К тому же ее расстраивало собственное положение и плачевное состояние дел в американской юриспруденции. Что ее ждет? Она мечтала об утешении и находила его в объятиях Митча.
– Помнишь, что ты обещала, Ройс? – Он снова взялся за угрозы. – Мое прошлое – табу. Если ты собираешься в нем копаться, ищи себе другого адвоката.
– Я ни в чем не копаюсь. – Только бы он не узнал о раскопках Уолли! – Я знаю о тебе совсем мало, зато ты обо мне – все.
– Не все. – Он как бы невзначай провел пальцем по ее ладони. Ее тело прореагировало на эту мимолетную ласку самым бесстыдным образом. – Ты не рассказала мне, как плох Брент в постели.
– Почему ты решил, что он плох в постели? – Уже сказав это, она спохватилась, что ступила на минное поле.
– Ты была с ним обручена, но помирала от желания забраться мне в штаны.
Как ей хотелось отвесить ему пощечину!
– Брент великолепен в постели. – Это не совсем соответствовало действительности, но она не собиралась делать Митчу такой роскошный подарок. – Я уже призналась, что меня влекло к тебе. Это все объясняет.
– Все ли?
– Конечно! Чего тебе от меня нужно?
– Ты знаешь, чего мне нужно.
Она притворилась, что не замечает, как предмет его гордости угрожает просверлить дыру у нее в паху. Среди танцующих он не сможет ею овладеть. Хотя… Ей не хотелось думать о том, как она отошьет его потом. Как-нибудь справится.
Митч раскачивался в такт музыке, прижимая к себе Ройс. Его рука путешествовала по ее обнаженной спине. Он чувствовал, как она трепещет, и наслаждался. Черт возьми, телесное общение получается у них гораздо лучше словесного. В эту ночь он не допустит, чтобы между ними опять встало прошлое.
Ройс задавалась вопросом, как она теперь выпутается. В том, что Митч вожделеет ее, не было никакого сомнения, как и в том, что она отвечает ему тем же. У нее так сжимало грудь, что стало трудно дышать. Между ног становилось все горячее. Оставался единственный достойный выход – не молчать.
– Кто следующий певец? – Она слишком поздно поняла, что шепчет в его глухое ухо. Он принял прикосновение ее губ к мочке его уха за любовную игру и провел языком по ее горлу, пустив стаю крупных, как борзые, мурашек по ее спине.
Голос Митча был горяч и нетерпелив:
– Есть только одно занятие, которое превосходит медленный танец.
Она отлично поняла, что он хочет сказать. Беспокойный предмет у него в штанах превратился в копье с раскаленным наконечником. Она помимо собственной воли обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди. Она отчаянно призывала себя остановиться, но призывы не доходили. Его объятия были нестерпимо эротичными и в то же время дарили покой. Она испытывала такие мучения, что ей требовались поддержка, уверенность в том, что все кончится благополучно. Это было детством, слабостью, но она ничего не могла с собой поделать.
Его сильные руки настойчиво мяли ей поясницу. Потом одна рука скользнула ниже и ухватила ее за ягодицу. Они уже не двигались, а стояли на месте; танец превратился в сексуальную пародию. К счастью, всем вокруг было искренне наплевать, чем они занимаются. Почти все целовались взасос, как на школьном выпускном вечере. Митч прижал Ройс к своему одеревеневшему члену, и она застонала. Он принялся ее целовать, действуя языком в медленном ритме музыки; в том же ритме двигались его бедра.
– Давай уйдем.
Он не дал ей возможности возразить. Ройс не хотелось уходить: с нее хватало и этих ласк. Теперь ей придется найти убедительные слова, чтобы отказать ему. Как это сделать, когда она дала ему все основания предполагать, что жаждет заняться с ним любовью?
Свежий ночной воздух охладил ее пылающие щеки и навел на хорошую мысль – об отце. Она почти простила Митчу содеянное: ведь он так старался ей помочь! Но ей все равно не давала покоя мысль, что заняться с Митчем сексом значило предать отца, любовь, которую он питал к ней до последнего вздоха.
Ройс покосилась на Митча, так оголтело гнавшего спортивную машину по крутым улочкам, словно это была скоростная трасса. На этот раз, Ройс, ты превзошла себя: у тебя хватило бесстыдства обнадежить мужчину, хотя ты знала, что в итоге тебе придется его разочаровать. Это грозило изнасилованием. Менее достойные мужчины не удовлетворились бы теперь ее отказом. Ей оставалось надеяться на достоинство Митча. При всем своем цинизме он дорожит репутацией, весомостью своего слова.
Поставив машину в гараж под квартирой, он повел ее к двери, не снимая руки с ее талии. Почему он молчит? Она остановилась у лестницы.
– Спокойной ночи, Митч. Спасибо за ужин. – Она уже поставила ногу на ступеньку, но его сильная рука помешала ей уйти.
Сначала он держал ее за руку, потом схватил за плечи, развернул, прижал спиной к стене. Его колено оказалось у нее между коленями. Она была в ловушке. Его губы находились в опасной близости от ее губ.
– Ангел мой, начатое надо заканчивать.
– Прости, я не поняла.
– Так я тебе и поверил. – Кроме ног и рук, у него имелось еще кое-что, и весьма внушительное, чтобы удерживать ее. – Тебе хочется.
Ей потребовалось немедленно вспомнить всю силу своей ненависти к нему. Куда подевалась память об отце? «Я ненавижу Митча», – напомнила она себе. Это утверждение не было вполне правдивым, но оно придало ей отваги. «Ненавижу его!» – повторила она для пущей убедительности.
– Ты ведешь себя неэтично. У тебя будут неприятности в коллегии адвокатов.
– Ой, как страшно!
– Отпусти меня, Митч.
– Мы давно перешли от разговоров к делу.
Он попытался ее поцеловать, но она отвернулась, сжала зубы, сомкнула губы. Его стремительность застала ее врасплох: не успела она и глазом моргнуть, как он расстегнул на ней сарафан и жадно взялся обеими руками за ее груди. Подушечка его большого пальца поерзала по ее соску раз, другой… О Господи!
Митч восторженно смотрел на ее обнаженную грудь, отмечая долгим взглядом каждый чувственный изгиб. Луна выбрала именно этот щекотливый момент, чтобы выглянуть из-за облака и продемонстрировать во всей красе не только грудь, но и оба встрепенувшихся соска.
– Пять лет! Какое долгое ожидание! Надеюсь, ты окажешься на высоте, Ройс.
Он добился того, чего не удавалось добиться ей: она снова его возненавидела. Ей совершенно не улыбалась роль дешевого ярмарочного приза.
– Теперь я буду тебя ненавидеть.
– Мне нравится твоя ненависть.
– Пошел к черту!
Его руки опять легли ей на груди. Они мяли ее плоть, теребили соски.
– Не забывай, ангел мой, что мы и так в аду, у чертей в гостях.
Чего ты ожидала, Ройс? Митч презирает секс не меньше, чем жизнь как таковую. И все же его отношение бесило ее. Ей хотелось от него… чего? Ласки, любви? Очнись, Рейс: ты в аду!
Митч впился в ее рот и, действуя языком, как отмычкой, принудил ее разжать губы. Его язык показался ей раскаленным наждаком. Но она оказалась способна прийти в возбуждение и от раскаленного наждака. Он почти усадил ее себе на ладони, заставив приподняться на цыпочки. Его вздыбленный член упрямо тыкался ей в промежность, пока не устроился поудобнее. Она не удержалась, чтобы не поерзать немного, упиваясь его жаром и упругостью.
– Ты не просто хочешь, чтобы тебя трахнули, ангел. Тебе это необходимо!
Это ее проняло.
– Ах ты, негодяй! Мне не нужно твое снисхождение.
Она уперлась ему в грудь обеими руками и отпихнула от себя.
Он поймал обе ее кисти одной рукой, лишив возможности сопротивляться.
– Я люблю благотворительные акции.
Она пыталась испепелить его взглядом. Может быть, заорать во все горло? Он будет иметь бледный вид, если соседи вызовут полицию. Он тем временем как ни в чем не бывало рассматривал ее обнаженную грудь, ходящую ходуном от учащенного дыхания. Соски жили теперь независимо от хозяйки: они еще больше напряглись, буквально потянулись к нему.
Он выпустил ее руки, и она безвольно уронила их по швам. Взяв ее за подбородок, он заставил ее посмотре!ь ему прямо в глаза.
– Я не большой любитель секса под открытым небом, но сомневаюсь, что ты доползешь до моей спальни.
Она уже открыла рот, чтобы наградить его проклятием, но он отвлек ее, запустив руку ей под юбку. У нее весь этот вечер было мокро между ног, а в последние несколько минут и подавно.
Он засмеялся низким смехом, полным чувственного призыва. Его пальцы проникли ей в трусы и сразу нашли место, которое больше всего нуждалось в ласке. Ее охватила восхитительная истома, мгновенно лишившая способности сопротивляться. Чувство вины, остатки благоразумия – все смыла волна желания, которую поднимали его неутомимые пальцы, не знавшие удержу.
Он неожиданно сменил тактику: недавняя пытка превратилась в нежную ласку. Она прикусила губу, так как почувствовала, что уже готова умолять его закончить начатое.
– Даю тебе последний шанс, ангел, – сказал он с презрительной усмешкой. – Скажи «нет», и я остановлюсь. – Он сгреб ее руку и прижал ее к своей ширинке, заставив стиснуть в кулаке его изнывающую плоть. – Иначе я позволю тебе ненавидеть меня до тех пор, пока не изгоню тебя из головы.
18
Митч мысленно обругал себя за опрометчивость. Ройс заставила его поволноваться: на какое-то мгновение ему показалось, что она скажет «нет». Он бы потом неделю бегал с фиолетовой мошонкой, но сейчас послушался бы. Впрочем, она ничего не сказала, и он перешел к делу.
Всего за несколько секунд он сорвал с нее последнюю одежду. В серебряном свете луны, просачивающемся сквозь листву платана, она показалась ему желаннее, чем когда-либо: светлые волосы ниспадали на обнаженные плечи, груди тяжело вздымались.
В ее силах было стереть его в порошок, так велика была ее власть над ним, но, на его счастье, ей сейчас было не до психологии, а он делал все, чтобы она не отвлекалась. При этом он проклиная себя за то, что снова ступил на тропинку, на которой однажды оступился.
«Изгоню тебя из головы». Эти слова произвели на Ройс сильное впечатление. Зачем сопротивляться? Она не могла отрицать силу своей страсти к нему. С каждым днем эта страсть становилась все очевиднее. Признайся, Ройс, будь честна хотя бы сама с собой. Из-за него ты потеряла разум. Митч знает, что ты не в состоянии дать ему отпор, и бессовестно эксплуатирует твою слабость.
Самое лучшее сейчас – отдаться ему. Ей тоже отчаянно хотелось изгнать его из головы. Она решила, что близость ослабит ставшее невыносимым сексуальное напряжение.
Если бы они переспали пять лет назад, это не превратилось бы сейчас в идею фикс. Неудовлетворенное желание часто превращается в пожар, топливом которому служит воображение. Действительность всегда кладет конец иллюзиям.
Трясясь от вожделения, Ройс потянулась к Митчу, но он сделал шаг назад, занятый расстегиванием пуговиц на рубашке. Его взгляд вольготно разгуливал по всему ее телу, от пылающей груди с ошалевшими сосками до завитков волос на лобке и стройных ног, на которых уже не было обуви, хотя она не помнила, в какой момент ее сбросила.
Он не глядя швырнул рубашку на траву. Он не сводил глаз с ее бедер, она – с его пальцев, уверенными движениями расстегивающих пряжку на ремне, и внушительной выпуклости у него в штанах.
Наконец ремень был расстегнут. Ройс попыталась проглотить слюну, но в горле застрял здоровенный ком. Сколько раз он являлся к ней во сне, сколько раз она представляла его обнаженным…
Однако действительность превзошла самые рискованные ожидания. Его плечи были еще более могучими, чем ей раньше казалось, волосы на груди темнее и гуще, живот тверже; ниже дыбился совершеннейший образчик мужского оснащения, оставлявший позади самые ее бесстыдные грезы.
– Приятное зрелище, да, Ройс? – Он шагнул к ней и опустил ее в прохладную траву. Ей в ноздри ударил головокружительный аромат сырой земли и цветущего жасмина.
Он нависал над ней как загадочная, устрашающая тень. Эта тень была громадной и имела все, что должен иметь мужчина. Глядя ей в глаза, он опустился на нее, постепенно приучая к своей тяжести. Его член оказался прижатым к ее бедру, и ей казалось, что на этом месте у нее уже появился ожог.
Его пальцы заскользили по ее грудям, исследуя пограничную полосу между ними и грудной клеткой. Она затаила дыхание. Она никогда не знала о сверхчувствительности этого участка своего тела.
Внутри у нее все содрогалось, откликаясь на скольжение его влажных, горячих губ по ее грудям. Дотронувшись кончиком языка до ее соска, он втянул его в рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45