А с этим умением у месье Орлова все было в порядке.
Замкнутый по натуре, в меру общительный, скорее все же производящий впечатление не очень разговорчивого человека, Алексей Алексеевич тщательно скрывал свое истинно плебейское происхождение. Его родители не были эмигрантами времен революции, как большинство из его окружения. Его матушка — дворовая девка одной очень капризной помещицы из Рязанской губернии, уехавшей в Париж еще в 1900-х годах искать себе жениха. Отец оставил барыньке приличное наследство, но даже несмотря на это, женихов в родной округе никак не находилось, и девица, недолго думая, махнула во Францию. По дороге заехала в Карлсбад «поправить» на редкость отменное здоровье. С собой прихватила свою услужливую, однако довольно лживую и, как оказалось, нечистую на руку служанку Дуняшку, а также большое количество наличности и украшений.
Жениха, как это ни странно, нашли довольно быстро. Из русских. Элегантный, учтивый, образованный, но проигравшийся в пух петербуржец немедленно завоевал сердце рязанской невесты, как только прослышал о ее приданом. Долго думать не стали, обвенчались уже спустя два месяца после знакомства. И зажили неплохо, только переехать пришлось из богатого на соблазны Парижа в более уединенное место, подальше от казино с его рулетками.
Место нового обитания выбирала супруга, которая не больно советовалась с мужем. Ей с первых дней брака удалось так взять его в «ежовые рукавицы», что бедняга пытался даже стреляться. Неудачно. После попытки суицида попал под домашний арест, а когда выздоровел окончательно, то получил приличную затрещину от благоверной и серьезное предупреждение остаться, простите, с «голым задом и без гроша в кармане, если попробует выкинуть еще что-нибудь подобное».
Сердобольная Дуняша настолько прониклась тяжелым положением своего нового хозяина, что стала навещать его в часы отсутствия хозяйки. Та в свою очередь, узнав о предательстве служанки, немедленно рассчитала бедняжку. Правда, после недосчиталась некоторых вещиц из заветной шкатулки. На вырученные от их продажи деньги Дуняша выправила себе документы, переехала в предместье Парижа, где ей удалось устроиться экономкой в приличную русскую семью.
Сына Алешеньку она родила уже в почтенном возрасте, умудрившись к этому времени скопить небольшое состояние. Кто был его отец, история умалчивает, фамилию Орлов мать дала сыну по причине ее красивого звучания…
Историю о своем дворянско-эмигрантском происхождении Орлов придумал сам еще в далекой юности. С тех пор прошло много лет, но никто и никогда в его окружении и не пытался даже усомниться в ее правдивости. Орлов был мастером «по запудриванию мозгов».
Еще одно качество, очень ему помогавшее при контактах, которые не нужно было афишировать, так это умение подчинять себе людей. Случай с Гуляевым был не первым, скорее проходным в нескончаемой череде подобных знакомств. Парнишка и не заметил, как по глупости стал исполнителем его воли. Сегодня он подлил в чай «эликсир покоя», а завтра и яду подсыплет, если Орлов ему прикажет. Точнее, попросит. Алексей Алексеевич в общении со своими подручными старался не прибегать к командной форме обращения. Он просто просил оказать ему небольшую услугу, за которую неплохо платил. Как правило, ему никогда не отказывали. Ох, не зря в свое время он тратил время на изучение основ психоанализа…
Но в последнее время Алексей Алексеевич чувствовал себя неуютно, тревожно. Его очень беспокоило то, что сейчас творилось в России. Марьяша нашла себе покровителя — Порецкого и совсем скоро притащит этих Екшинцевых во Францию. Как раньше писали в газетах: «Берегись, Европа! Русские идут». Вот они уже и подошли. Да вплотную, так что им с Рамбалем на старости лет придется искать новое пристанище.
Он ходил по квартире, как тигр по клетке. Ноги так и несли его к бару, где остались только коньяк и вино. Водки уже не было. Орлов улыбнулся при мысли о том, что хоть он и никогда не считал себя русским в прямом смысле этого слова — родился во Франции и прожил здесь всю жизнь, — но как заправский русский мужик из всех алкогольных напитков предпочитал водку. Вино и коньяк пил только с французами, виски — на приемах, где было много американцев и англичан, но наедине с собой, когда ему нужно было подумать или, напротив, расслабиться, пил только водку.
Недолго думая, он накинул куртку и вышел из квартиры, чтобы сходить в супермаркет. Настойчивого телефонного звонка он не услышал. Свой мобильный оставил на столе… «
Это звонил Гуляев, довольный тем, что ему удалось ловко замести следы. Он был уверен, что его никто не заметил и не узнал в этом самом Тихорецке. Бабка, у которой он снимал квартиру, наверняка уже и думать о нем забыла и наслаждается состоянием покоя, которое он ей организовал при помощи заветного снадобья. А девица-француженка уж точно его не заметила.
Зато заметил Порецкий и даже знал, как он вычислит этого Наблюдателя. Если он приехал вместе с ними в одном поезде и в один день, значит, надо звонить знакомым ментам из транспортной милиции и выяснять, кто покупал билет до Тихорецка вместе с ними. Хотя Наблюдатель мог купить билет и до другого пункта назначения, а выйти в Тихорецке. Но будем надеяться на то, что он не такой предусмотрительный.
Их отъезд из Тихорецка обрадовал всех, кроме Григория. Все утро он метался по двору. Заходил в курятник, где уже не осталось ни одной курочки (всех отдали соседке), ходил по огороду из одного конца в другой. Симон выбегал следом и все что-то ему объяснял, активно жестикулируя.
Марьяша, наблюдая за ними из окна, очень переживала за Григория:
— Как тяжело дался ему этот отъезд, — тихо, чтобы не услышал Виталий, сказала она Порецкому, — может быть, зря мы все это затеяли, а?
— Ну, ты, матушка, даешь, — совершенно искренне возмутился тот, — как это зря? Ты на Витальку посмотри, и тебе все станет ясно. Парню ноги нужны здоровые, и это сейчас самое главное.
— Но у Григория здесь жизнь прошла, жена тут похоронена…
— Вот именно, что похоронена. А сын — живой, инвалид к тому же. Он ведь только из-за него на эту поездку решился и правильно, между прочим, сделал.
— Но в Париже совсем другая жизнь, другие люди.
— Марьяша, я не понял, — Порецкий начинал медленно закипать, — что значит «другие люди»? Ты, я надеюсь, останешься прежней? Запомни, ты и только ты несешь сейчас за них ответственность. И при чем здесь Париж? Они собираются жить в этих самых Вогезах, которые ты так расхваливала. А Виталию вообще сразу надо будет ехать в клинику.
Миша отошел от окна и сел в потрепанное старенькое кресло у камина. Он понимал, что Марьяше одной не справиться со всем этим. Надо будет ехать с ней, чтобы все оформить юридически, чтобы у мужиков не было никаких проблем. Хваленый юрист по фамилии Орлов, на которого Марьяша возлагала такие большие надежды, может за время ее отсутствия снюхаться с ее «милой» мамочкой и придумать ловушку. Придется увольняться с работы и ехать с ними в Париж, потому что Артурчик так просто в очередной отпуск не отпустит. Да, дела…
Но более всего Мишане хотелось вычислить Наблюдателя. Просто азарт проснулся, как у настоящего сыщика. Хотя сыщиком он никогда не был и даже не мечтал им стать, по теперь другое дело. Его просто необходимо было найти и допросить с пристрастием.
Сколько загадок вокруг одной беззащитной девушки. Откуда они, и с чем вся эта слежка за ними связана? Миша начал даже думать о том, что Марьяша скрывает что-то, что-то совсем запретное, еще более тайное, чем «страшная» тайна ее бабушки, связанная с незаконнорожденным сыном.
Марьяша стояла у окна и смотрела на Григория. Он носился по двору как заведенный: трижды переставил грабли, несколько раз проверил замки на сарае и на «столярке». Виталий тоже нервничал, но тем не менее собирал на стол все самое вкусное:
— Марьяша, а может, баночку нашей аджики в Париж прихватим? — спросил он, чтобы отвлечь ее от окна.
— Неплохо было бы, — тихо ответила она, — Нюша любит всякие деликатесы.
— Ты считаешь, что моя аджика сойдет за деликатес?
— Конечно, я бы добавила, что за экзотический деликатес. Вкус у нее очень необычный.
— Тогда, наверное, лучше закатать в банку, а не просто капроновой крышкой закрыть, да? — спрашивал откровенную ерунду Виталий, чтобы только не видеть мучений отца. — Миш, а ты как думаешь, у нас на таможне ее не отберут?
— Не отберут, у меня там девчонки знакомые есть.
— Хорошенькие? — поинтересовалась Марьяша.
— Для Витальки в самый раз. Мы его с ними разбираться заставим.
Так, за шутками, они всеми возможными способами старались убить время, остававшееся до отъезда.
…Вернувшись из супермаркета, Орлов позвонил в офис — хотелось побыстрее окунуться в работу, чтобы отвлечься от невеселых мыслей. Здесь ждал приятный сюрприз — его очень настойчиво искала мадам Маккреди.
«Ага, Полинка объявилась, — потирая руки от удовольствия, подумал Орлов, — значит, мы еще повоюем».
А Полина тем временем готова была разорвать несносного Орлова, который в нужный момент неизвестно куда пропал. Понимая, что ей придется долго упрашивать его и, скорее всего, просто покупать за очень высокую цену, Полина не теряла надежды на то, что он переметнется на ее сторону.
«Ну кто такая Марьяша? Девчонка, совсем зеленая девчонка, которую никто и не знает, — размышляла она. — И кто такая Полина Маккреди. Это, простите, имя. Раскрученная торговая марка, если уж на то пошло. А потом опять же личные симпатии. Орлов ведь когда-то ухаживал за мной, настойчиво ухаживал. Но мне тогда нравились совсем другие мужчины — бунтари, молодые, дерзкие, как Маккреди. Да, ничем хорошим это не кончилось. Теперь его доченька делает все возможное, чтобы меня разорить. Но тебе, моя дорогая, это сделать не удастся».
Ее размышления прервал телефонный звонок. На другом конце провода она услышала приятный баритон Орлова. «Ну, наконец-то объявился, старый козел, — подумала про себя Полина, а вслух произнесла другое. — Как же долго вы отсутствовали, Алекс. Не иначе решали дела государственной важности, а?»
Нельзя сказать, чтобы Полина раздражала его. Нет, напротив, он в душе был поклонником ее изысканности, тонкой красоты. По молодости даже мечтал о ней. Несмотря на годы, она всегда великолепно выглядела.
Но умственные способности дочери такого матерого человека, как граф Порошин, оставляли желать лучшего, постепенно интерес к ней иссяк. Орлов никак не мог понять — как у таких замечательных родителей могла родиться дочь, подобная Полине?
Оба — и граф, и графиня — отличались на редкость острым умом, чувством меры, рассудительностью, но Полину этими качествами Бог уж точно обделил. Кроме красоты и вечного желания быть всегда и во всем лучше всех, он ей ничего не дал. Ах нет, еще послал ей дочь — милую девчонку, всеобщую любимицу, абсолютно лишенную материнского тщеславия.
Похоже, сейчас ему придется вступить с ней в борьбу. Причем, судя по серьезности ее намерений исполнить завещание и притащить во Францию этих несчастных мужиков, борьба будет серьезной. Очень не хочется воевать с внучкой такого человека, как граф Порошин, — единственного человека, которого Орлов искренне уважал — но на карту поставлено «Пристанище Мавра». А это не только его безбедная старость, но еще и Анри с Фабио. Тоже не последние люди в его жизни…
Фабио с детства подавал большие надежды. Парнишке все легко давалось: с лошадьми он научился обращаться очень быстро, читать и писать стал рано, русские слова повторял за ним безошибочно. Орлов всегда говорил Анри, что сын его — Богом поцелованный. Никто не мог тогда предположить, что мальчик станет калекой. В одночасье, в один миг. Просто упав с лошади. Самой любимой лошади Анри.
Потом начались страшные дни: больницы, клиники, лучшие доктора. Но даже самые лучшие медицинские светила Франции были бессильны — мальчик навсегда оказался прикованным к инвалидной коляске. И если Анри со временем смирился с этим, то Этель не смогла справиться с бедой. Она стала часто болеть, замкнулась, из веселой улыбчивой молодой женщины превратилась в затворницу, с утра до вечера проводившую с больным сыном. Когда Фабио исполнилось 12 лет, Анри овдовел.
Глава 8
Фабио много читал сутками напролет, благо, не надо было вставать по утрам, чтобы собираться в школу. Учителя приезжали сами — Рамбаль приглашал для мальчика самых лучших и дорогих — и все они были в восторге от своего черноглазого воспитанника. Фабио особенно полюбил химию, потом увлекся фармацевтикой — мечтал изобрести такое лекарство, которое смогло бы поставить его на ноги. Однако пытливый ум паренька сыграл с ним злую шутку.
Перечитав великое множество справочников по фармакогнозии и фармакохимии, Фабио с присущей ему легкостью овладел элементарными навыкам провизора. Видаль стал для него настольной книгой. Сначала он порадовал отца неоаспирином, потом Эмилию — настойкой, помогавшей при артритах. Она стала на ночь принимать по несколько капель и до утра спала сном младенца, хотя до этого мучилась бессонницей из-за ломоты в пальцах.
Анри не мог нарадоваться па Фабио — парень не отчаивается от ощущения того, что он калека, интересуется новейшими достижениями в фармакологии, самостоятельно изучает такую сложную науку.
Как-то осенним вечером Орлов приехал к Анри порыбачить и немного отдохнуть. Вечером они, как водится, сидели в бунгало, болтали о том о сем. Орлов заметил:
— Анри, надо бы отдать на экспертизу то, что научился производить Фабио. Возможно, то, что он химичит в своей лаборатории, стоит денег. Лишние деньги никогда не помешают, а? И потом, ты ведь не становишься моложе, а парню надо будет существовать, когда… нас с тобой не станет.
— Да, умеете вы, юристы, настроение испортить. Я еще не совсем стар, чтобы думать о кладбище.
— Ну ладно, дружище, я не очень изящно выразился, согласен. Но сути дела это не меняет. Отбери мне несколько образцов, посоветуйся с Фабио, что он считает наиболее перспективным. А я завтра вернусь в Париж и свяжусь с кем надо. Пусть проверят, что у парня получилось.
После того как друзья разошлись, Орлов пошел спать в свою комнату, а Анри отправился в лабораторию к Фабио, лекарственная тема получила неожиданное продолжение. Старушка Эмилия, прихватив свою чудо-настойку, постучалась в комнату адвоката. Отложив в сторону журнал, он во все глаза уставился на старушку:
— Я слышала, о чем вы говорили с хозяином, так уж получилось. Я не хотела подслушивать, — извиняясь, начала она разговор.
— Эмилия, ничего страшного не случилось, у Анри все равно от тебя нет никаких секретов. Покажи лучше свое снадобье.
Пока он с интересом принюхивался к содержимому бутылочки, старушка продолжала:
— Я без этой настойки уже давно спать не могу. Когда она заканчивается, а у Фабио ее не оказывается под рукой, я просто ночами глаз не смыкаю. Возможно, я просто внушила себе, что это средство мне помогает, но вы бы сами попробовали.
— Эмилия, голубушка, да у меня, хвала Господу, артрита нет. Что же я зря твое волшебное снадобье истреблять буду?
— Да и не зря вовсе, вы же подолгу ворочаетесь, уснуть не можете, по дому ночью ходите. А ложечку примите перед сном и до утра не шелохнетесь. Не упрямьтесь, Алекс, попробуйте.
Алекс уверил старушку, что обязательно примет настойку. Закрыв за ней дверь, подумал, что становится слишком уж сентиментальным. Думает о других больше, чем о себе. С каких это пор с ним такое творится? Не иначе старость наступает на пятки. Но, с другой стороны, проблемы со сном у него действительно появились. Бессонница стала его верной спутницей.
«Эмилия не имела своих детей да и замужем никогда не была, поэтому любила Рамбалей как родных. Фабио вырос на ее руках, после смерти Этель она заменила ему мать. Конечно, мальчишка старался для нее как мог. Настойку даже „изобрел“, но чтобы ее пробовал Орлов… Это уже слишком», — так думал Алексей Алексеевич, переворачиваясь с одного бока на другой. Сна не было.
Журнал он уже прочитал до последней страницы, телевизора в его комнате нет, часы показывают уже второй час ночи, а заснуть ему никак не удается. Взгляд невольно упал на бутылочку с настойкой.
«Настойку принесла, а ложку забыла», — проворчал Орлов и, отвернув крышку, сделал большой глоток.
Проснулся он на следующий день около полудня. Анри уже собирался идти к нему в комнату, когда на веранде показался заспанный Орлов.
— А тебе на пользу мозельский воздух, — пошутил он, — ты все самое интересное проспал.
— И что именно? Роды очередного жеребенка?
— Нет, на сей раз усыпление больной собаки.
— Анри, а повеселей новостей у вас нет? Надеюсь, хоронить ее ты меня не заставишь?
— Да она часа через два проснется, дядя Алекс, — только сейчас Орлов заметил под разлапистой пальмой кресло Фабио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27