— Ты сказала Феодоре, — объявил он.Антонина кивнула.— Это разумно? — спросил он.В вопросе не прозвучало обвинения, просто любопытство.Антонина пожала плечами.— Думаю, да. При сложившихся обстоятельствах у меня не было особого выбора. Я оказалась глубоко втянута в императорскую интригу, пока находилась в Константинополе. Ирина не вернулась вместе со мной потому, что теперь — фактически, если не официально — является начальницей шпионской сети Феодоры.Иоанн смотрел на нее с большим интересом.— Малва?— Да. Они строят какой-то предательский заговор, Иоанн. Насколько нам известно… — она замолчала. — Неважно. Это долгий рассказ, и мне не хочется повторять его дважды за один день. Антоний, Михаил и Ситтас сегодня приедут ужинать. Также будут Маврикий и Гермоген. Теперь они оба вовлечены. Тогда я все и объясню.Она протянула руку и стала заталкивать монеты назад в мешок.— В любом случае я считаю, что сказать Феодоре было необходимо. И к тому же это правильно. Мы вскоре узнаем. Этим летом, но попозднее, она сама приедет сюда. Чтобы полностью ознакомиться с проектом.— Что? — взревел Иоанн. — Этим летом? — Он вскочил на ноги. Яростно стал размахивать руками — Невозможно! Невозможно! У меня к тому времени ничего не будет готово! Невозможно! — Он стал носиться из угла в угол, яростно топать ногами — Сумасшедшая! Нет чувства реальности — совсем нет. Невозможно. Порох все еще непредсказуем. Гранаты не протестированы. А ракеты вообще в зачаточном состоянии!Он топнул ногой, снова топнул и еще раз.— Безумные женщины! Думают: химия подобна выпечке хлеба. Что-то не так с тем, как горит порох. Я знаю, что не так. Мне нужно поэкспериментировать, проверить несколько способов изготовления этой дряни.Он топнул ногой, снова топнул и еще раз.— Идиотки! Может, стоит его перемолоть, если мне удастся придумать, как это сделать так, чтобы самому не взорваться. Может, вначале его следует смочить и в этом все дело. Черт побери, надо попробовать.Он топнул ногой, снова топнул и еще раз.— Хотя вообще-то опасно. Этот придурок Эйсебий может взорвать все. Даже взорвать кучу коровьего дерьма, если за ним не следить. Он неосторожен, как женщина.Время в начале вечера, до и во время ужина, было в основном посвящено Прокопию. Это не представляло сложности. После нескольких месяцев практики Антонина развила навыки искушения Прокопия до высшего мастерства.На самом деле она в основном зря тратила усилия. К этому времени. Прокопий уже был так хорошо выдрессирован, что фактически все, что бы ни говорила и ни делала Антонина, служило ее целям. Он напоминал запряженного тупого мула, который не видит перед собой ничего, кроме натоптанной дороги. Антонине стоило только сказать что-то о прекрасном жеребце, как Прокопий тут же списывал это на постыдное скотоложство. Поболтает с крестьянкой — тут же с уверенностью жди трактата о древнем грехе Сапфо. Сапфо (конец 7—6 вв. до н. э.) — др.-греч. поэтесса. Жила на острове Лесбос.
Взяла сына на колени — а! Великолепно! — Прокопий всю ночь будет жечь лампу, создавая трактат о педофилии и инцесте.Поэтому ее похотливые взгляды, обращенные на собравшихся за столом мужчин, ее завуалированные замечания, головокружительный смех, хитрые намеки, даже шутка о четырех солдатах и паре священнослужителей, которых ни одна женщина не может обработать за раз — смех, смех — стали полной потерей усилий. Она могла бы сидеть за столом одна, при холодном свете только поднимающегося из-за горизонта солнца, и молча есть. К середине утра Прокопий бы стал заверять всех, кто стал бы слушать, что шлюха мастурбировала за завтраком.Вскоре Прокопий встал из-за стола и отправился в свои покои. Антонине не было необходимости отправлять его под каким-то предлогом. Человека фактически распирало от желания побыстрее добраться до пера.— Боже, как меня от него тошнит! — рявкнул Ситтас.Мгновение полководец выглядел так, словно собирался выплюнуть вино. Но только мгновение. Он передумал, проглотил, налил себе еще один кубок.— А это необходимо? — проворчал. Михаил Македонский.Антонина сморщилась. Но до того, как она смогла ответить, заговорил епископ Антоний. Резко.— Да, Михаил, необходимо. Это мерзкое создание — хотя он слишком глуп, чтобы это понимать — является главным шпионом малва, приставленным к Антонине. Он — акведук, который доставляет им воду знания. Только этот акведук при помощи Антонины на самом деле является сливной трубой, по которому в их резервуары течет только дерьмо. — Он улыбнулся. Вообще-то это была слишком хитрая улыбка для епископа. Почти дьявольская. — У нас тут не совещание по вопросу, как справиться с малва. У нас тут оргия!Затем он улыбнулся по-другому.— А что тебя так беспокоит — твоя репутация?Македонец гневно уставился на него.— Вся репутация — чушь, — объявил он.— И она подкармливается гордыней, что еще хуже, — завершил фразу епископ. Его улыбка стала еще шире. — На самом деле, Михаил, ты должен расширить свой репертуар поговорок.Антонина откашлялась.— Как я говорила…Ты ничего не говорила, Антонина, — разумно заметил. Антоний Александрийский. — Поэтому я не видел причины, почему бы мне не занять время безвредным…— Хватит приставать к Михаилу, — проворчал Маврикий. — Он сотворил чудеса с местными ребятами, их женами и родителями. Даже деревенские старейшины воют не громче, чем средний морской шторм.— Ну конечно сотворил! — весело воскликнул. Антоний — Он — святой человек. Должна же быть от него какая-то польза.Антонина разогнала собирающийся шторм.— Скажи мне, Михаил, как ты оцениваешь ситуацию? — обратилась она к нему серьезно — Михаил?Македонец прекратил попытки (бесполезные) испепелить епископа гневным взглядом.— Прости, Антонина? Я не уловил, что ты сказала.— Крестьяне, — повторила она — Как ты оцениваешь ситуацию?Михаил махнул рукой. Это не был легкий жест. Скорее наоборот. Так камень может подчеркнуть твердость.— Проблем не будет. Никаких.— И это еще не все, — добавил Маврикий — Большое их число, как я думаю, ухватится за возможность присоединиться к новому полку. — Он посмотрел на Иоанна Родосского — При условии, что для них найдется какое-то достойное занятие, кроме как гнать овец на врага.Иоанн не отреагировал на приманку.— Прекрати волноваться, Маврикий. Ты соберешь свой новый полк, я подготовлю для них оружие. По крайней мере гранаты.— А ракеты? — спросил Гермоген.Иоанн сморщился.— Не стоит на них рассчитывать. Проклятые штуковины гораздо сложнее сделать, чем я думал — Он осушил кубок и налил себе еще один. Затем добавил ворчливо. — На самом деле проблема не в том, как их делать. У меня в сарае кучей сложено штук двадцать. И каждая из них полетит и довольно зрелищно взорвется. Проблема в том, что нельзя сказать, где. Он снова сморщился.— Одна проклятая штуковина — и я говорю чистую правду — фактически сделала круг и почти снесла мне голову.— А как их нацеливают малва? — спросил Ситтас — Должен быть способ.Иоанн пожал плечами.— Не знаю. Я испробовал все, что мог придумать. Стрелял сквозь трубки. Приделывал к ним флюгеры, даже перья! Ничего не срабатывает. Некоторые летят более или менее ровно, большинство — нет, и я черт побери, не могу никак объяснить причину, которая за этим кроется.Маврикий шлепнул ладонью по столу.— Так давайте не будем об этом волноваться, — предложил он. — Когда полководец вернется из Индии…— Если, — поправил Иоанн.— Когда он вернется, — продолжал Маврикий, — я уверен, он сможет открыть нам секрет нацеливания ракет. А пока давайте ограничимся гранатами. Их будет достаточно, чтобы занять новый полк из крестьян.— Это мысль! — воскликнул Ситтас — Прекрасная мысль, я думаю Маврикий прав. А меня вы знаете — обычно я смотрю на новые идеи примерно так, как на коровье дерьмо.— В чем дело? — спросила Антонина.Маврикий провел рукой по голове. Он любил это делать. Хотя все волосы на его голове давно поседели, шевелюра нисколько не поредела и оставалась такой же, как и в юношеские годы.— Я стал думать. Проблема с гранатами заключается в том, что вы хотите бросать их на достаточное расстояние, перед тем как они взорвутся. Тогда вам нужно решать между расстоянием и эффективностью Человек с хорошей рукой может бросать гранаты достаточно далеко, но если она слишком мала, то пользы от нее при приземлении почти никакой. Если он попытается бросить большую гранату, то ему нужно находиться ближе, менее чем в радиусе действия стрел. — Ветеран пожал плечами. — Во время большинства сражений мои катафракты прикончат его до того, как он в лучшем случае успеет метнуть одну. Я должен предполагать, что это могут сделать и враги. Персы определенно могут.— Так какое решение ты предлагаешь? — спросил Иоанн — Катапульты?Маврикий покачал головой.— Нет. Учтите я двумя руками за то, чтобы развивать как артиллерию, так и гранаты. Не думаю, что будет сложно адаптировать катапульту, предназначенную для метания камней, для этой цели. Но это артиллерия. Сама по себе хороша, но она не заменит пехоту.Гермоген улыбнулся. Он был одним из тех немногих римских полководцев, который специализировался по пехотной войне. Велисарий сам готовил молодого человека и направлял его.— Или кавалерию, — проворчал Ситтас. Этот полководец, с другой стороны, был страстно предан традициям катафрактов.— Забудьте о кавалерии, — сказал Маврикий — Эти ребята — только крестьяне, Ситтас. И, к тому же, сирийские крестьяне. У фракийских и иллирийских крестьян есть какое-то знакомство с лошадьми, а у этих ребят нет. Ты знаешь не хуже меня, что из них никогда не получится хороших наездников. Не за то время, которое у нас есть.Ситтас кивнул, достаточно великодушно. Честь кавалерии поддержана, поэтому он не станет дальше спорить по вопросу.— И это ключ, — заявил. Маврикий — Я пытался придумать лучший способ соединить сирийских крестьян и гранаты, начав с сильных и слабых сторон и тех, и других. Ответ очевиден.Молчание. Иоанн взорвался.— Ну — тогда выкладывай!— Праща.Иоанн нахмурился.— Праща?Он уже собрался спорить, больше по укоренившейся привычке, чем по какой-либо другой причине, но замолчал.— М-м-м, — он отпил вина. — М-м-м.Антонина улыбнулась.— В чем дело, Иоанн? Не говори мне, что у тебя тут же не сложилось мнение.Морской офицер скорчил гримасу.— К сожалению, нет. На самом деле, хотя мне и не хочется это признавать, я ничего не знаю про пращу. Эти глупые штуки никогда не используются в морских сражениях.— Ты никогда бы не назвал их «глупыми штуками», если бы оказался на поле брани против балеарцев, — проворчал Маврикий. Гермоген с Ситтасом усиленно закивали.— Но это — не балеарские стрелки, Маврикий, — заметила Антонина. — Островитяне известны… уже несколько веков. А у нас — просто деревенские ребята.Маврикий пожал плечами.— И что? Каждый из этих крестьян, в особенности пастухи, пользовался пращой с мальчишеских лет. Конечно, они не профессионалы, как жители Балеарских островов, но для наших целей это и не нужно. Единственная разница между наемником-профессионалом с Балеарских островов и крестьянским парнем — это точность. Это имеет значение, если стрелять железными пулями. Если стреляешь гранатами, не имеет, но крайней мере не такое большое.Тут Иоанн начал приходить в возбуждение.— Знаешь, а ты прав! Как далеко эти сирийские парни могут бросить гранату?Маврикий покрутил толстыми пальцами одной большой ладони.— Зависит от обстоятельств. Покажи мне гранату, о которой идет речь, и я дам тебе близкий к истине ответ. Грубо? Примерно, как средний лучник. Если же сделать качественную пращу, то как катафракт или перс.— Кавалерия превратит их в фарш, — заявил Ситтас.Маврикий кивнул.— Если они одни — да. По крайней мере хорошая конница, которая не пришла в панику после первой партии гранат. Они погонят ребят с гранатами…— Называй их гренадерами, — вставил Иоанн. — Так звучит более достойно.— Пусть будут гренадеры, — он замолчал, задумался. — Гренадеры. Мне это нравится!Гермоген тут же кивнул с энтузиазмом.— Особое название укрепит их боевой дух, — заявил молодой полководец. — Мне тоже нравится. На самом деле я думаю, это очень важно.— Значит, нам понадобится конница по флангам, — задумчиво произнес Ситтас.— Также хорошая защита из пехоты, — вставил Гермоген.Маврикий кивнул.— Да, они тоже. В гранатах нет ничего магического. В правильной комбинации, используемые правильно…— Может, фаланга Боевой порядок др.-греч. войск в виде тесно сомкнутого линейного построения с глубиной строя в 8—16 рядов.
, — сказал Гермоген.— Полная чушь! — рявкнул Ситтас. — Фаланги так же устарели, как и возлежание на пирах. Нет, нет, Гермоген, но надо бы подумать насчет старых республиканских манипул. Тактическое подразделение пехоты в римском легионе. М. состояла из двух центурий по 30—60 воинов в каждой. В боевом построении легиона входившие в него 30 манипул располагались в 3 линии.
Я думаю…Епископ Антоний повернулся к Антонине.— Могу ли я предложить тебе, дорогая, оставить этих мужчин играть в свои игры? Предполагаю, через минуту обсуждение станет настолько техническим, что мы в любом случае не сможем за ним следить. А я умираю, так хочу послушать о твоих подвигах в Константинополе.Антонина встала и улыбнулась.— В таком случае пошли в другой зал.Она посмотрела на Михаила.— Ты к нам присоединишься?Монах покачал головой.— Подозреваю, ваш разговор с Антонием тоже вскоре станет таким же техническим, как и разговоры этих мужчин, — сказал он уныло. — Боюсь, от меня не больше пользы при планировании дворцовых интриг, чем при обсуждении военной тактики и оружия.Ситтас услышал слова монаха.— В чем дело, Михаил? — на его лице появилась хитрая улыбка. — Ты, конечно, не утверждаешь, что вечной душе нет места в миру?Монах посмотрел на полководца так, как только что насытившийся орел смотрит на мышь. Интерес есть, но спокойный.— Ты и тебе подобные принесут в битву оружие и тактику, — сказал он тихо. — Антонина, Антоний и им подобные принесут знание врага. Но в конце, Ситтас, все, что вы принесете, окажется пылью, если крестьянский парень, которому вы отдадите свои подарки, не имеет души, способной противостоять Сатане во время бури.Он встал.— Я принесу вам крестьянина.Выходя, Михаил задумчиво посмотрел на Ситтаса. Как только что насытившийся орел рассматривает мышь. Перспективы — отличные.— Никогда не стоит дразнить святого человека, — пробормотал Маврикий. — Правда не стоит, — повторил он, не обращая внимания на гневный взгляд Ситтаса. Осушил кубок — Спроси у любого крестьянина.
На следующее утро двое полководцев отправились вместе с Иоанном Родосским на тренировочное поле. Они горели желанием поэкспериментировать с гранатами. Маврикий ждал их там с дюжиной добровольцев из крестьян. Вначале сирийцы довольно сильно нервничали. Даже после того, как их мастерство в метании гранат получило одобрение полководцев, молодые люди терялись в компании таких благородных господ.Однако вскоре появился Михаил Македонский. Он ничего не сказал ни полководцам, ни крестьянам. Но Маврикий с интересом наблюдал, как присутствие монаха изменило сирийских ребят, превратив их в молодых орлов в присутствии огромных мышей.К середине дня молодые орлы уже свободно спорили с огромными мышами.Конечно, не о тактике или военных построениях. (Хотя сирийцы на самом деле дали кое-какие ценные советы по практике метания гранат. Большая их часть касалась запалов и их длины.) Молодые люди не были дураками. Необразованными и неграмотными — да. Глупыми — нет. Они не притворялись, что лучше понимают военное дело, чем такие люди, как Ситтас и Гермоген. (И в особенности — они имели свой крестьянской взгляд на такие вещи — Маврикий.)Но у них имелось вполне определенное мнение о казармах и военных лагерях. Их детям казармы не понравятся, хотя, не исключено, они получат удовольствие от проживания в шатрах лагерем. Их женам не понравится ни то, ни другое, но жены вытерпят лагерь. Они — простые женщины. Практичные.Однако казармы просто не подойдут. Никакой личной жизни. Неприлично. Их жены — простые женщины, но приличные. Они не те шлюхи, которые увязываются за армией.Сирийцам требовались хижины. Каждой семье — свою хижину. (Конечно, для походных лагерей подойдут шатры.)Полководцы объяснили абсурдность такой организации. Нарушение военной традиции.Крестьяне объяснили абсурдность военной традиции.В конце, под пристальным взглядом монаха, молодые крестьяне переспорили полководцев. Монах улыбался.Никаких хижин — никаких гренадеров.
В усадьбе тем временем проходило еще одно столкновение характеров. Другим образом.— Это слишком опасно, Антонина, — настаивал епископ. — Я так думал прошлой ночью и думаю сегодня. А сегодня еще больше уверен в этом. — Он отодвинул тарелку с едой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Взяла сына на колени — а! Великолепно! — Прокопий всю ночь будет жечь лампу, создавая трактат о педофилии и инцесте.Поэтому ее похотливые взгляды, обращенные на собравшихся за столом мужчин, ее завуалированные замечания, головокружительный смех, хитрые намеки, даже шутка о четырех солдатах и паре священнослужителей, которых ни одна женщина не может обработать за раз — смех, смех — стали полной потерей усилий. Она могла бы сидеть за столом одна, при холодном свете только поднимающегося из-за горизонта солнца, и молча есть. К середине утра Прокопий бы стал заверять всех, кто стал бы слушать, что шлюха мастурбировала за завтраком.Вскоре Прокопий встал из-за стола и отправился в свои покои. Антонине не было необходимости отправлять его под каким-то предлогом. Человека фактически распирало от желания побыстрее добраться до пера.— Боже, как меня от него тошнит! — рявкнул Ситтас.Мгновение полководец выглядел так, словно собирался выплюнуть вино. Но только мгновение. Он передумал, проглотил, налил себе еще один кубок.— А это необходимо? — проворчал. Михаил Македонский.Антонина сморщилась. Но до того, как она смогла ответить, заговорил епископ Антоний. Резко.— Да, Михаил, необходимо. Это мерзкое создание — хотя он слишком глуп, чтобы это понимать — является главным шпионом малва, приставленным к Антонине. Он — акведук, который доставляет им воду знания. Только этот акведук при помощи Антонины на самом деле является сливной трубой, по которому в их резервуары течет только дерьмо. — Он улыбнулся. Вообще-то это была слишком хитрая улыбка для епископа. Почти дьявольская. — У нас тут не совещание по вопросу, как справиться с малва. У нас тут оргия!Затем он улыбнулся по-другому.— А что тебя так беспокоит — твоя репутация?Македонец гневно уставился на него.— Вся репутация — чушь, — объявил он.— И она подкармливается гордыней, что еще хуже, — завершил фразу епископ. Его улыбка стала еще шире. — На самом деле, Михаил, ты должен расширить свой репертуар поговорок.Антонина откашлялась.— Как я говорила…Ты ничего не говорила, Антонина, — разумно заметил. Антоний Александрийский. — Поэтому я не видел причины, почему бы мне не занять время безвредным…— Хватит приставать к Михаилу, — проворчал Маврикий. — Он сотворил чудеса с местными ребятами, их женами и родителями. Даже деревенские старейшины воют не громче, чем средний морской шторм.— Ну конечно сотворил! — весело воскликнул. Антоний — Он — святой человек. Должна же быть от него какая-то польза.Антонина разогнала собирающийся шторм.— Скажи мне, Михаил, как ты оцениваешь ситуацию? — обратилась она к нему серьезно — Михаил?Македонец прекратил попытки (бесполезные) испепелить епископа гневным взглядом.— Прости, Антонина? Я не уловил, что ты сказала.— Крестьяне, — повторила она — Как ты оцениваешь ситуацию?Михаил махнул рукой. Это не был легкий жест. Скорее наоборот. Так камень может подчеркнуть твердость.— Проблем не будет. Никаких.— И это еще не все, — добавил Маврикий — Большое их число, как я думаю, ухватится за возможность присоединиться к новому полку. — Он посмотрел на Иоанна Родосского — При условии, что для них найдется какое-то достойное занятие, кроме как гнать овец на врага.Иоанн не отреагировал на приманку.— Прекрати волноваться, Маврикий. Ты соберешь свой новый полк, я подготовлю для них оружие. По крайней мере гранаты.— А ракеты? — спросил Гермоген.Иоанн сморщился.— Не стоит на них рассчитывать. Проклятые штуковины гораздо сложнее сделать, чем я думал — Он осушил кубок и налил себе еще один. Затем добавил ворчливо. — На самом деле проблема не в том, как их делать. У меня в сарае кучей сложено штук двадцать. И каждая из них полетит и довольно зрелищно взорвется. Проблема в том, что нельзя сказать, где. Он снова сморщился.— Одна проклятая штуковина — и я говорю чистую правду — фактически сделала круг и почти снесла мне голову.— А как их нацеливают малва? — спросил Ситтас — Должен быть способ.Иоанн пожал плечами.— Не знаю. Я испробовал все, что мог придумать. Стрелял сквозь трубки. Приделывал к ним флюгеры, даже перья! Ничего не срабатывает. Некоторые летят более или менее ровно, большинство — нет, и я черт побери, не могу никак объяснить причину, которая за этим кроется.Маврикий шлепнул ладонью по столу.— Так давайте не будем об этом волноваться, — предложил он. — Когда полководец вернется из Индии…— Если, — поправил Иоанн.— Когда он вернется, — продолжал Маврикий, — я уверен, он сможет открыть нам секрет нацеливания ракет. А пока давайте ограничимся гранатами. Их будет достаточно, чтобы занять новый полк из крестьян.— Это мысль! — воскликнул Ситтас — Прекрасная мысль, я думаю Маврикий прав. А меня вы знаете — обычно я смотрю на новые идеи примерно так, как на коровье дерьмо.— В чем дело? — спросила Антонина.Маврикий провел рукой по голове. Он любил это делать. Хотя все волосы на его голове давно поседели, шевелюра нисколько не поредела и оставалась такой же, как и в юношеские годы.— Я стал думать. Проблема с гранатами заключается в том, что вы хотите бросать их на достаточное расстояние, перед тем как они взорвутся. Тогда вам нужно решать между расстоянием и эффективностью Человек с хорошей рукой может бросать гранаты достаточно далеко, но если она слишком мала, то пользы от нее при приземлении почти никакой. Если он попытается бросить большую гранату, то ему нужно находиться ближе, менее чем в радиусе действия стрел. — Ветеран пожал плечами. — Во время большинства сражений мои катафракты прикончат его до того, как он в лучшем случае успеет метнуть одну. Я должен предполагать, что это могут сделать и враги. Персы определенно могут.— Так какое решение ты предлагаешь? — спросил Иоанн — Катапульты?Маврикий покачал головой.— Нет. Учтите я двумя руками за то, чтобы развивать как артиллерию, так и гранаты. Не думаю, что будет сложно адаптировать катапульту, предназначенную для метания камней, для этой цели. Но это артиллерия. Сама по себе хороша, но она не заменит пехоту.Гермоген улыбнулся. Он был одним из тех немногих римских полководцев, который специализировался по пехотной войне. Велисарий сам готовил молодого человека и направлял его.— Или кавалерию, — проворчал Ситтас. Этот полководец, с другой стороны, был страстно предан традициям катафрактов.— Забудьте о кавалерии, — сказал Маврикий — Эти ребята — только крестьяне, Ситтас. И, к тому же, сирийские крестьяне. У фракийских и иллирийских крестьян есть какое-то знакомство с лошадьми, а у этих ребят нет. Ты знаешь не хуже меня, что из них никогда не получится хороших наездников. Не за то время, которое у нас есть.Ситтас кивнул, достаточно великодушно. Честь кавалерии поддержана, поэтому он не станет дальше спорить по вопросу.— И это ключ, — заявил. Маврикий — Я пытался придумать лучший способ соединить сирийских крестьян и гранаты, начав с сильных и слабых сторон и тех, и других. Ответ очевиден.Молчание. Иоанн взорвался.— Ну — тогда выкладывай!— Праща.Иоанн нахмурился.— Праща?Он уже собрался спорить, больше по укоренившейся привычке, чем по какой-либо другой причине, но замолчал.— М-м-м, — он отпил вина. — М-м-м.Антонина улыбнулась.— В чем дело, Иоанн? Не говори мне, что у тебя тут же не сложилось мнение.Морской офицер скорчил гримасу.— К сожалению, нет. На самом деле, хотя мне и не хочется это признавать, я ничего не знаю про пращу. Эти глупые штуки никогда не используются в морских сражениях.— Ты никогда бы не назвал их «глупыми штуками», если бы оказался на поле брани против балеарцев, — проворчал Маврикий. Гермоген с Ситтасом усиленно закивали.— Но это — не балеарские стрелки, Маврикий, — заметила Антонина. — Островитяне известны… уже несколько веков. А у нас — просто деревенские ребята.Маврикий пожал плечами.— И что? Каждый из этих крестьян, в особенности пастухи, пользовался пращой с мальчишеских лет. Конечно, они не профессионалы, как жители Балеарских островов, но для наших целей это и не нужно. Единственная разница между наемником-профессионалом с Балеарских островов и крестьянским парнем — это точность. Это имеет значение, если стрелять железными пулями. Если стреляешь гранатами, не имеет, но крайней мере не такое большое.Тут Иоанн начал приходить в возбуждение.— Знаешь, а ты прав! Как далеко эти сирийские парни могут бросить гранату?Маврикий покрутил толстыми пальцами одной большой ладони.— Зависит от обстоятельств. Покажи мне гранату, о которой идет речь, и я дам тебе близкий к истине ответ. Грубо? Примерно, как средний лучник. Если же сделать качественную пращу, то как катафракт или перс.— Кавалерия превратит их в фарш, — заявил Ситтас.Маврикий кивнул.— Если они одни — да. По крайней мере хорошая конница, которая не пришла в панику после первой партии гранат. Они погонят ребят с гранатами…— Называй их гренадерами, — вставил Иоанн. — Так звучит более достойно.— Пусть будут гренадеры, — он замолчал, задумался. — Гренадеры. Мне это нравится!Гермоген тут же кивнул с энтузиазмом.— Особое название укрепит их боевой дух, — заявил молодой полководец. — Мне тоже нравится. На самом деле я думаю, это очень важно.— Значит, нам понадобится конница по флангам, — задумчиво произнес Ситтас.— Также хорошая защита из пехоты, — вставил Гермоген.Маврикий кивнул.— Да, они тоже. В гранатах нет ничего магического. В правильной комбинации, используемые правильно…— Может, фаланга Боевой порядок др.-греч. войск в виде тесно сомкнутого линейного построения с глубиной строя в 8—16 рядов.
, — сказал Гермоген.— Полная чушь! — рявкнул Ситтас. — Фаланги так же устарели, как и возлежание на пирах. Нет, нет, Гермоген, но надо бы подумать насчет старых республиканских манипул. Тактическое подразделение пехоты в римском легионе. М. состояла из двух центурий по 30—60 воинов в каждой. В боевом построении легиона входившие в него 30 манипул располагались в 3 линии.
Я думаю…Епископ Антоний повернулся к Антонине.— Могу ли я предложить тебе, дорогая, оставить этих мужчин играть в свои игры? Предполагаю, через минуту обсуждение станет настолько техническим, что мы в любом случае не сможем за ним следить. А я умираю, так хочу послушать о твоих подвигах в Константинополе.Антонина встала и улыбнулась.— В таком случае пошли в другой зал.Она посмотрела на Михаила.— Ты к нам присоединишься?Монах покачал головой.— Подозреваю, ваш разговор с Антонием тоже вскоре станет таким же техническим, как и разговоры этих мужчин, — сказал он уныло. — Боюсь, от меня не больше пользы при планировании дворцовых интриг, чем при обсуждении военной тактики и оружия.Ситтас услышал слова монаха.— В чем дело, Михаил? — на его лице появилась хитрая улыбка. — Ты, конечно, не утверждаешь, что вечной душе нет места в миру?Монах посмотрел на полководца так, как только что насытившийся орел смотрит на мышь. Интерес есть, но спокойный.— Ты и тебе подобные принесут в битву оружие и тактику, — сказал он тихо. — Антонина, Антоний и им подобные принесут знание врага. Но в конце, Ситтас, все, что вы принесете, окажется пылью, если крестьянский парень, которому вы отдадите свои подарки, не имеет души, способной противостоять Сатане во время бури.Он встал.— Я принесу вам крестьянина.Выходя, Михаил задумчиво посмотрел на Ситтаса. Как только что насытившийся орел рассматривает мышь. Перспективы — отличные.— Никогда не стоит дразнить святого человека, — пробормотал Маврикий. — Правда не стоит, — повторил он, не обращая внимания на гневный взгляд Ситтаса. Осушил кубок — Спроси у любого крестьянина.
На следующее утро двое полководцев отправились вместе с Иоанном Родосским на тренировочное поле. Они горели желанием поэкспериментировать с гранатами. Маврикий ждал их там с дюжиной добровольцев из крестьян. Вначале сирийцы довольно сильно нервничали. Даже после того, как их мастерство в метании гранат получило одобрение полководцев, молодые люди терялись в компании таких благородных господ.Однако вскоре появился Михаил Македонский. Он ничего не сказал ни полководцам, ни крестьянам. Но Маврикий с интересом наблюдал, как присутствие монаха изменило сирийских ребят, превратив их в молодых орлов в присутствии огромных мышей.К середине дня молодые орлы уже свободно спорили с огромными мышами.Конечно, не о тактике или военных построениях. (Хотя сирийцы на самом деле дали кое-какие ценные советы по практике метания гранат. Большая их часть касалась запалов и их длины.) Молодые люди не были дураками. Необразованными и неграмотными — да. Глупыми — нет. Они не притворялись, что лучше понимают военное дело, чем такие люди, как Ситтас и Гермоген. (И в особенности — они имели свой крестьянской взгляд на такие вещи — Маврикий.)Но у них имелось вполне определенное мнение о казармах и военных лагерях. Их детям казармы не понравятся, хотя, не исключено, они получат удовольствие от проживания в шатрах лагерем. Их женам не понравится ни то, ни другое, но жены вытерпят лагерь. Они — простые женщины. Практичные.Однако казармы просто не подойдут. Никакой личной жизни. Неприлично. Их жены — простые женщины, но приличные. Они не те шлюхи, которые увязываются за армией.Сирийцам требовались хижины. Каждой семье — свою хижину. (Конечно, для походных лагерей подойдут шатры.)Полководцы объяснили абсурдность такой организации. Нарушение военной традиции.Крестьяне объяснили абсурдность военной традиции.В конце, под пристальным взглядом монаха, молодые крестьяне переспорили полководцев. Монах улыбался.Никаких хижин — никаких гренадеров.
В усадьбе тем временем проходило еще одно столкновение характеров. Другим образом.— Это слишком опасно, Антонина, — настаивал епископ. — Я так думал прошлой ночью и думаю сегодня. А сегодня еще больше уверен в этом. — Он отодвинул тарелку с едой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49