А над этим стадом стоит еще один гуманоид, которого тоже выбирают на время, но уже не болтать и нажимать кнопки, а действительно управлять государством. Его называют „президент“!»
Даже если собакоголовый так и думал, все равно его речь была злобным пасквилем на институт демократии и вообще человеческую цивилизацию. Но монстра, как могло показаться, этот ответ, удовлетворил. На самом же деле он просто заложил в своей памяти некую невидимую закладку, чтобы со временем вернуться к оставленной теме.
— А что является собой «империя»? — спросил он. Человек и негуманоид снова переглянулись.
— Объясняй ты, — сказал Гардинг. — Я пас. Я устал. Я хочу спать.
— Хуху-гыж-хех-эф! Хыр-хыр! Нухурум-гуп-ны! Вы! Арх-вах-вар! Гывап-рав-бак! Жух-хер-ротацон-бюх! Говнюк! Бав-хух-хыр!
Что было понято так: «Это более продвинутая общественная формация. Она осуществляется не подтасовками голосов разных идиотов, а передачей полномочий по принципу кровного родства после смерти предыдущего носителя власти. То есть обычно по принципу родства. А если император не справляется со своими обязанностями, человеческая цивилизация выработала особые формы ротации власти. Ну, скажем, придушить императора шарфом, накормить толченым стеклом или чего-нибудь в бокал подсыпать…»
Опять запахло злобной античеловеческой клеветой. Может быть, в далеком прошлом монархов и душили шарфами, но в эпоху межзвездных путешествий, когда исследованы глубинные тайны медицины и биологии, монархи умирают только от естественных причин. То есть в постели. Хотя… Кто сказал, что смерть в постели является естественной? Ну, возможно, в человеческом генотипе заложен особый инстинкт, который заставляет в предчувствии смерти искать постель… Как утверждают палеонтологи, динозавры тоже стремились умирать в специально отведенных местах, чтобы людям было удобней перебирать кости. А толченым стеклом императоров даже в древности не кормили. Только толчеными алмазами. Да и алмазами, кажется, кормили не их, а только скульпторов и поэтов. И то не всех, а лишь честно заслуживших этого своим трудом и талантом, потому что на остальных просто не хватило бы разведанных месторождений, и…
Но со своей точки зрения, рыжий чужак имел поводы для высокомерия. Пускай на его родной планете долгое время не существовало понятия технического прогресса. Даже колесо не было местным изобретением, его секрет подарил аборигенам первооткрыватель их планеты, пьяница капитан, обменявший его на способ закусывать текилу живыми оренигаумами (только, ради Бесконечности, не спрашивайте, что такое оренигаумы, это отвратительно). Но зато его цивилизация выработала совершенно изощренные… то есть изощренно совершенные, способы этой самой, как ее… ротации власти. Например, потенциальных лидеров этой расы целенаправленно выводят, создав таким путем специальную породу. Представители этой породы выделяются среди прочих особей даже ростом — не меньше двух метров восьмидесяти сантиметров, — а способы предварительной выбраковки неудачных экземпляров вообще хранятся в глубочайшей тайне. Благодаря этой системе, а вовсе не завидной плодовитости, поздно созревшая цивилизация собакоголовых обязана своими угрожающе опасными для человечества успехами. Впрочем, мы опять отошли от темы.
Как ни странно, Большой Квидак удовлетворился последним ответом. Некоторое время он молчал, неподвижно застыв на месте и уставившись во все стороны сегментными глазами. Только его хвост чуть-чуть подрагивал, напоминая, что он все-таки не авангардистская конструкция из раскрашенных в серое деталей, а живое существо. Возможно, монстр размышлял. Может быть, он совершал какой-то физиологический процесс. Гырр вдруг подумал, что, усвоив за пару суток совершенно невероятный объем знаний, монстр даже не заикнулся о еде. Мысль его обеспокоила, и вовсе не потому, что он испугался за себя. Существо, живущее лишь идеалами познания, входит в противоречие не только со здравым смыслом, но и с законом сохранения энергии. Гырр уже собирался спросить, не хочет ли хозяин чего-нибудь съесть или, скажем, выпить. Хотя он и не мог сообразить, чем может есть и пить существо, в физиологии которого четко обозначена голова, но на месте рта торчит внушительная пулеметная установка. Но ничего он спросить не успел.
— Что это звучать? — вдруг спросил монстр. Собакоголовый чужак еще раньше услышал звук, но не обратил внимания. Пока он объяснял монстру, что такое империя, Гардинг ухитрился заснуть. И даже как следует захрапеть.
— Вую-вух! — прорычал он. — Храрп! Ры-рар! Хрыр-храр! Что было переведено так: «Хозяин, он просто уснул. Устал. И храпит, как бессовестное животное».
Можно было ожидать, что теперь Большой Квидак поинтересуется физиологическим обоснованием сна и храпа. Но монстр спросил о другом:
— Что означает «бессовестное животное»?
Гырр понял, что совершил ошибку. И поспешил ее исправить.
— Ну, не животное, конечно, — поправился он. — Я сказал неправильно. Это был словарный оборот. Юмористический оборот.
Наверное, он это сделал зря. История доказывает, что исправлять ошибки гораздо опаснее, чем их совершать. Дав монстру новую пищу для любопытства, он вызвал первый вопрос, на который не смог ответить. Забегая вперед, скажем, что далеко не последний.
— А что такое «юмор»? — спросил Большой Квидак.
Подходя к кораблю, Бричард понял, что его голова переполняется вопросами. Вопросам было тесно, они были недовольны, нетерпеливы и суетливы, исподтишка лягали друг друга ногами, наступали на любимые мозоли, не желали рассчитаться на первый-второстепенный и все хотели получить на себя ответ в первую очередь. Как девушка могла одна прожить на острове столько лет? И сколько их было, этих лет? И почему он так об этом и не спросил? А может ли ответить она сама? Считала ли девушка уходящее время, и если считала, то как? Если по местному летоисчислению, то сколько на этой планете длится год? И почему, впервые за долгий срок встретившись с человеком, она осталась такой спокойной? И как рассказать об этом на «Эскалибуре»? И что решит его командир? И…
— Брич, я тебя вижу! — раздалось в переговорнике, когда он выходил из леса. — Не торчи на открытой местности. Нашел что-нибудь интересное?
Бричард узнал голос второго лейтенанта. Тот был неплохим человеком, но имел свойство подпадать под влияние людей, рядом с которыми находился. Так что можно было не сомневаться, что рядом, и скорее всего на соседнем кресле, по-прежнему восседает первый лейтенант Гейзер.
— Да! — ответил Бричард. — Нашел! Сейчас буду.
Прежде чем попасть в командный отсек, ему пришлось пройти через тамбур и уже упоминавшийся ускоренный стандартный комплекс мер биологической безопасности. Процедура эта хоть и необходимая, но не очень приятная. «Не очень» в том смысле, что в человеческом организме после нее не выживет ни одной чуждой формы жизни, но ^ато сам человек некоторое время чувствует себя так, будто собирается умереть от нескольких смертельных болезнен, вместе взятых.
Так что в командный отсек Бричард поднялся на сгибающихся ногах. Если бы не навязчивая мысль о чашке кофе, он шел бы туда в два раза медленней.
— Ну и как? — спросил Гейзер.
Он и в самом деле по-прежнему торчал в командном отсеке, время от времени принимаясь вращаться в кресле, по своему обыкновению.
Прежде чем ответить на вопрос, Бричард подошел к кофейному автомату. Налил себе чашку кофе. Выпил его. Налил себе другую чашку. И тоже выпил. После этого молча достал из кармана фоточип, подключил его к ближайшему информационному входу и щелкнул по клавиатурной панели.
Сначала на экране промелькнули несколько похожих друг на друга лесных пейзажей. Потом ручей и вымытые из земли валуны. Затем что-то между огромных деревьев, похожее на хижину, строители которой слышали о законах архитектуры, но так и не выяснили, в чем они заключаются. Потом та же хижина, но вблизи. Затем три фотографии типа «вид изнутри».
Если бы не последствия стандартных процедур, у Бричарда хватило бы любопытства понаблюдать, как вытягиваются лица корабельных офицеров. Но он предпочел налить третью чашку кофе.
— Ты нашел это в лесу? — спросил Гейзер, тоже затруднившийся в выборе между определениями «дом», «хижина» и «избушка».
Бричард кивнул. И пригубил кофе.
— А люди? — быстро спросил Гейзер. — Ты их видел?
— Там, в лесу, живет девушка, — ответил Бричард. — Ее корабль потерпел аварию несколько лет назад. Все это время она живет здесь. Вот так, — добавил он.
Если способность удивляться пропорциональна размерам нашего воображения, то у лейтенанта Гейзера его было предостаточно.
— А… — произнес он. — А-а-а…
— Так ты ее видел, Брич? — быстро спросил второй лейтенант.
Бричард не успел ответить. Оправившись от удивления, Гейзер резко крутанулся и щелкнул пальцем по подлокотной клавиатуре.
— Сэр! — рявкнул он, явно обращаясь к капитану Никсону. — Есть новости!
Ответ последовал через три секунды. Но зато, когда он прозвучал, просто невозможно было поверить, будто говорит человек, четыре секунды назад спавший. И может, даже видевший какие-то сны.
— Что у тебя, лейтенант? — спросил он.
— Сэр! — отрапортовал Гейзер. — Сержант Бричард только что вернулся из леса. Он говорит, что встретил там девушку.
В динамике что-то щелкнуло.
— Понятно, — совершенно спокойно произнес капитан Никсон. — А теперь объясните мне, лейтенант, каким образом он в лесу оказался?
Среди неясных слухов, витавших вокруг таинственной личности капитана Никсона, числился анекдот, утверждавший, что он носит во рту вставную челюсть, которую вынимает изо рта, укладываясь спать. Если этот слух и раньше отдавал привкусом патологической фантастики, то теперь его можно было окончательно забыть. Человек, быстренько швырнувший себе в рот лежавшую в стакане челюсть, не сможет через шесть секунд разговаривать с. четкостью профессионального диспетчера. Можно было вообразить, что капитан просто не вынимал челюсть изо рта, но это уже пахло полным маразмом. Зачем, в самом деле, таскать во рту какие-то вставные протезы, когда любой хирургический кибер средней сложности за час установит вам целую челюсть с полным комплектом белоснежных зубов и псевдоорганической мускулатуры?
— Лейтенант, я не слышу ответа, — напомнил капитан Никсон.
Гейзер непроизвольно кашлянул.
— Сэр! — подал голос Бричард. — Я отлучился без разрешения.
— Спасибо за признание, сержант. Хотя меня больше интересовали технические подробности. — В динамике что-то прошелестело. Голос капитана Никсона стал глуше. — Итак, вы видели девушку. Сколько, по-вашему, на острове людей?
Несмотря на остроту ситуации, Гейзеру пришло в голову, что капитан ни на миг не поверил в историю о девушке и все вопросы служат только прелюдией к вызову корабельного врача.
— Никого, кроме ее и нас, сэр, — ответил Бричард.
— Откуда вам это известно?
На этот раз голос капитана прозвучал неожиданно громко.
— От нее самой, сэр.
— Вы хотите сказать, что разговаривали с нею? — Теперь голос звучал отдаленно и глухо.
— Да, сэр, — ответил Бричард. — Она гражданка Федерации, и ее корабль потерпел здесь крушение. Она живет на острове уже несколько лет.
Лейтенант Гейзер смотрел на Бричарда. Второй лейтенант тоже на него смотрел. Возникший у всех троих вопрос произнес вслух капитан Никсон:
— В таком случае где она?
— Осталась в лесу, сэр, — ответил Бричард.
— А чаем она вас не угощала? — поинтересовался капитан.
Угадать оттенки иронии в его интонации было так же просто, как почувствовать вкус яда в бокале, принятом из рук искусного отравителя.
— Нет, сэр! — сказал Бричард. — Только ягодами. Ему в голову просочилась догадка, что его ответы немного напоминают издевательство.
— Какими ягодами?
— Ну, такими маленькими, красными, сэр, — ответил Бричард, загипнотизированный интонациями командирского голоса. — Сладкими. Не знаю, как называются.
Командир крейсера по-прежнему не включал экран, но его подчиненные испытывали неприятное чувство, будто он их внимательно разглядывает.
— Так почему она все-таки осталась в лесу?
— Она хотела попрощаться со своим домом, сэр, — ответил Бричард. — Ну, провести в нем последнюю ночь и все такое.
Капитан Никсон наконец-то включил изображение. Легче не стало. Было не так просто поверить, что этот человек иногда еще и носит пижаму.
— Вы не пьяны, сержант? — поинтересовался он. Никак нет, сэр, — ответил Бричард. — Но я только что прошел ускоренный комплекс биологической безопасности.
— Тогда все понятно, — заключил капитан Никсон. — Кроме некоторых деталей. Сержант, вы вообще-то представляете нелепость всего того, что я от вас услышал?
— Да, сэр! — подтвердил Бричард. — Я знаю, что это звучит странно. Только не знаю, как должен был действовать правильно. Если девушка хотела остаться в лесу еще несколько часов, должен я был силой вести ее на корабль?
— Начнем с того, сержант, что вы вообще не должны были в лесу оказаться. А раз вы там оказались… Вы хотя бы сделали ее фотографии?
— Нет, сэр. У меня не было отдельного фотоаппарата.
— А штатный фоточип?
— Мне неудобно было наводить на нее ствол автомата, сэр.
— Она что же, все время не сводила с вас глаз?
— Нет, сэр.
— Тогда что вам мешало сфотографировать ее украдкой?
Бричард сглотнул образовавшийся в горле тугой невкусный комок.
— Ничто не мешало, сэр, — ответил он. — Просто… я не смог.
Несколько мгновений капитан Никсон его рассматривал.
— Ясно, — сказал он, сделав какие-то выводы. — Ситуация становится все интересней. Вот что, сержант, поднимись-ка ко мне в каюту.
Бричард уже подходил к двери, когда Гейзер не выдержал.
— Брич, скажи все-таки, она хотя бы собирается сюда прийти? — спросил он.
Уже войдя в распахнувшийся дверной проем, сержант медленно оглянулся. Судя по движению, цвету лица и блеску глаз, лошадиная доза употребленного кофеина начала делать свое дело, но как-то неравномерно.
— Да, сэр, — ответил он. — Она сказала, чтобы я зашел за ней завтра утром. Когда здесь начинается утро?
— Трудно сказать, — ответил Гейзер, к которому вернулось чувство юмора. — Но полагаю, это будет одновременно с рассветом.
— А! — сказал .Бричард. — Да. Наверное. — И вышел на нетвердых ногах.
— Если все это правда, — сказал второй лейтенант, переглянувшись с Гейзером, — то почему она не пришла вместе с ним?
Унаследованным от пращуров-атлантов движением Гейзер сделал замысловатое движение бровями:
— А ты что бы сделал на ее месте?
— Побежал бегом. А ты разве нет?
Гейзер пожал плечами и загадочно приподнял левую бровь. Он действительно был человеком с воображением. И в свое время даже прочитал несколько книг. В одной из них, как смутно припомнилось теперь, говорилось о каком-то острове, сокровищах, пиратах и одетом в козью шкуру застенчивом человеке, который соглашался вести переговоры только с джентльменом и все время мечтал о кусочке сыра.
Если бы старого букиниста спросили, когда начинается утро, он бы ответил, что вопрос не так прост, как показалось лейтенанту Гейзеру. Ибо, как это ни странно, — хотя, если подумать, что тут странного? — само понятие «утро» допускает несколько трактовок. Некоторые считают утро временем, наступающим за рассветом, а рассвет в свою очередь периодом между появлением неясного сияния на горизонте и полным восходом солнца. Другие полагают рассвет не самостоятельной частью дня, а частью утра. Правда не уточняя, сколько же у утра вообще насчитывается частей. Опять же понятие «рассвет» тоже интерпретируется неоднозначно, его началом можно считать момент возникновения неясного сияния на горизонте, а можно только момент появления над горизонтом края солнечного диска, так что…
Старый букинист был докой по части подобных вопросов, хотя за всю свою жизнь только один раз непосредственно наблюдал солнце своей планетарной системы, а до и после любовался им только на телевизионных экранах.
Как бы то ни было, когда Бричард снова вышел из корабля, начало светать. Окружающая местность была затянута густым утренним туманом. Идти к хижине Сато, точно повторяя вчерашний извилистый маршрут, сержант не захотел. Поэтому он двинулся напрямую, сверяясь с электронной картой.
Правда, при этом Бричард чуть было не свалился в овраг, который карта ошибочно интерпретировала как «небольшое локальное понижение уровня местности». Перебираясь через овраг, сержант услышал какие-то отдаленные звуки, похожие на топот множества ног. Их в свою очередь заглушила принявшаяся истошно кричать какая-то местная птица. Выбравшись на другую сторону оврага, Бричард замер, прислушался и не услышал ничего. Он даже удивился, до какой степени вдруг стало тихо. Он включил звукопеленгатор, вывел усиление на максимум и услышал сначала шум океана, а потом драку столкнувшихся под землей кротов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Даже если собакоголовый так и думал, все равно его речь была злобным пасквилем на институт демократии и вообще человеческую цивилизацию. Но монстра, как могло показаться, этот ответ, удовлетворил. На самом же деле он просто заложил в своей памяти некую невидимую закладку, чтобы со временем вернуться к оставленной теме.
— А что является собой «империя»? — спросил он. Человек и негуманоид снова переглянулись.
— Объясняй ты, — сказал Гардинг. — Я пас. Я устал. Я хочу спать.
— Хуху-гыж-хех-эф! Хыр-хыр! Нухурум-гуп-ны! Вы! Арх-вах-вар! Гывап-рав-бак! Жух-хер-ротацон-бюх! Говнюк! Бав-хух-хыр!
Что было понято так: «Это более продвинутая общественная формация. Она осуществляется не подтасовками голосов разных идиотов, а передачей полномочий по принципу кровного родства после смерти предыдущего носителя власти. То есть обычно по принципу родства. А если император не справляется со своими обязанностями, человеческая цивилизация выработала особые формы ротации власти. Ну, скажем, придушить императора шарфом, накормить толченым стеклом или чего-нибудь в бокал подсыпать…»
Опять запахло злобной античеловеческой клеветой. Может быть, в далеком прошлом монархов и душили шарфами, но в эпоху межзвездных путешествий, когда исследованы глубинные тайны медицины и биологии, монархи умирают только от естественных причин. То есть в постели. Хотя… Кто сказал, что смерть в постели является естественной? Ну, возможно, в человеческом генотипе заложен особый инстинкт, который заставляет в предчувствии смерти искать постель… Как утверждают палеонтологи, динозавры тоже стремились умирать в специально отведенных местах, чтобы людям было удобней перебирать кости. А толченым стеклом императоров даже в древности не кормили. Только толчеными алмазами. Да и алмазами, кажется, кормили не их, а только скульпторов и поэтов. И то не всех, а лишь честно заслуживших этого своим трудом и талантом, потому что на остальных просто не хватило бы разведанных месторождений, и…
Но со своей точки зрения, рыжий чужак имел поводы для высокомерия. Пускай на его родной планете долгое время не существовало понятия технического прогресса. Даже колесо не было местным изобретением, его секрет подарил аборигенам первооткрыватель их планеты, пьяница капитан, обменявший его на способ закусывать текилу живыми оренигаумами (только, ради Бесконечности, не спрашивайте, что такое оренигаумы, это отвратительно). Но зато его цивилизация выработала совершенно изощренные… то есть изощренно совершенные, способы этой самой, как ее… ротации власти. Например, потенциальных лидеров этой расы целенаправленно выводят, создав таким путем специальную породу. Представители этой породы выделяются среди прочих особей даже ростом — не меньше двух метров восьмидесяти сантиметров, — а способы предварительной выбраковки неудачных экземпляров вообще хранятся в глубочайшей тайне. Благодаря этой системе, а вовсе не завидной плодовитости, поздно созревшая цивилизация собакоголовых обязана своими угрожающе опасными для человечества успехами. Впрочем, мы опять отошли от темы.
Как ни странно, Большой Квидак удовлетворился последним ответом. Некоторое время он молчал, неподвижно застыв на месте и уставившись во все стороны сегментными глазами. Только его хвост чуть-чуть подрагивал, напоминая, что он все-таки не авангардистская конструкция из раскрашенных в серое деталей, а живое существо. Возможно, монстр размышлял. Может быть, он совершал какой-то физиологический процесс. Гырр вдруг подумал, что, усвоив за пару суток совершенно невероятный объем знаний, монстр даже не заикнулся о еде. Мысль его обеспокоила, и вовсе не потому, что он испугался за себя. Существо, живущее лишь идеалами познания, входит в противоречие не только со здравым смыслом, но и с законом сохранения энергии. Гырр уже собирался спросить, не хочет ли хозяин чего-нибудь съесть или, скажем, выпить. Хотя он и не мог сообразить, чем может есть и пить существо, в физиологии которого четко обозначена голова, но на месте рта торчит внушительная пулеметная установка. Но ничего он спросить не успел.
— Что это звучать? — вдруг спросил монстр. Собакоголовый чужак еще раньше услышал звук, но не обратил внимания. Пока он объяснял монстру, что такое империя, Гардинг ухитрился заснуть. И даже как следует захрапеть.
— Вую-вух! — прорычал он. — Храрп! Ры-рар! Хрыр-храр! Что было переведено так: «Хозяин, он просто уснул. Устал. И храпит, как бессовестное животное».
Можно было ожидать, что теперь Большой Квидак поинтересуется физиологическим обоснованием сна и храпа. Но монстр спросил о другом:
— Что означает «бессовестное животное»?
Гырр понял, что совершил ошибку. И поспешил ее исправить.
— Ну, не животное, конечно, — поправился он. — Я сказал неправильно. Это был словарный оборот. Юмористический оборот.
Наверное, он это сделал зря. История доказывает, что исправлять ошибки гораздо опаснее, чем их совершать. Дав монстру новую пищу для любопытства, он вызвал первый вопрос, на который не смог ответить. Забегая вперед, скажем, что далеко не последний.
— А что такое «юмор»? — спросил Большой Квидак.
Подходя к кораблю, Бричард понял, что его голова переполняется вопросами. Вопросам было тесно, они были недовольны, нетерпеливы и суетливы, исподтишка лягали друг друга ногами, наступали на любимые мозоли, не желали рассчитаться на первый-второстепенный и все хотели получить на себя ответ в первую очередь. Как девушка могла одна прожить на острове столько лет? И сколько их было, этих лет? И почему он так об этом и не спросил? А может ли ответить она сама? Считала ли девушка уходящее время, и если считала, то как? Если по местному летоисчислению, то сколько на этой планете длится год? И почему, впервые за долгий срок встретившись с человеком, она осталась такой спокойной? И как рассказать об этом на «Эскалибуре»? И что решит его командир? И…
— Брич, я тебя вижу! — раздалось в переговорнике, когда он выходил из леса. — Не торчи на открытой местности. Нашел что-нибудь интересное?
Бричард узнал голос второго лейтенанта. Тот был неплохим человеком, но имел свойство подпадать под влияние людей, рядом с которыми находился. Так что можно было не сомневаться, что рядом, и скорее всего на соседнем кресле, по-прежнему восседает первый лейтенант Гейзер.
— Да! — ответил Бричард. — Нашел! Сейчас буду.
Прежде чем попасть в командный отсек, ему пришлось пройти через тамбур и уже упоминавшийся ускоренный стандартный комплекс мер биологической безопасности. Процедура эта хоть и необходимая, но не очень приятная. «Не очень» в том смысле, что в человеческом организме после нее не выживет ни одной чуждой формы жизни, но ^ато сам человек некоторое время чувствует себя так, будто собирается умереть от нескольких смертельных болезнен, вместе взятых.
Так что в командный отсек Бричард поднялся на сгибающихся ногах. Если бы не навязчивая мысль о чашке кофе, он шел бы туда в два раза медленней.
— Ну и как? — спросил Гейзер.
Он и в самом деле по-прежнему торчал в командном отсеке, время от времени принимаясь вращаться в кресле, по своему обыкновению.
Прежде чем ответить на вопрос, Бричард подошел к кофейному автомату. Налил себе чашку кофе. Выпил его. Налил себе другую чашку. И тоже выпил. После этого молча достал из кармана фоточип, подключил его к ближайшему информационному входу и щелкнул по клавиатурной панели.
Сначала на экране промелькнули несколько похожих друг на друга лесных пейзажей. Потом ручей и вымытые из земли валуны. Затем что-то между огромных деревьев, похожее на хижину, строители которой слышали о законах архитектуры, но так и не выяснили, в чем они заключаются. Потом та же хижина, но вблизи. Затем три фотографии типа «вид изнутри».
Если бы не последствия стандартных процедур, у Бричарда хватило бы любопытства понаблюдать, как вытягиваются лица корабельных офицеров. Но он предпочел налить третью чашку кофе.
— Ты нашел это в лесу? — спросил Гейзер, тоже затруднившийся в выборе между определениями «дом», «хижина» и «избушка».
Бричард кивнул. И пригубил кофе.
— А люди? — быстро спросил Гейзер. — Ты их видел?
— Там, в лесу, живет девушка, — ответил Бричард. — Ее корабль потерпел аварию несколько лет назад. Все это время она живет здесь. Вот так, — добавил он.
Если способность удивляться пропорциональна размерам нашего воображения, то у лейтенанта Гейзера его было предостаточно.
— А… — произнес он. — А-а-а…
— Так ты ее видел, Брич? — быстро спросил второй лейтенант.
Бричард не успел ответить. Оправившись от удивления, Гейзер резко крутанулся и щелкнул пальцем по подлокотной клавиатуре.
— Сэр! — рявкнул он, явно обращаясь к капитану Никсону. — Есть новости!
Ответ последовал через три секунды. Но зато, когда он прозвучал, просто невозможно было поверить, будто говорит человек, четыре секунды назад спавший. И может, даже видевший какие-то сны.
— Что у тебя, лейтенант? — спросил он.
— Сэр! — отрапортовал Гейзер. — Сержант Бричард только что вернулся из леса. Он говорит, что встретил там девушку.
В динамике что-то щелкнуло.
— Понятно, — совершенно спокойно произнес капитан Никсон. — А теперь объясните мне, лейтенант, каким образом он в лесу оказался?
Среди неясных слухов, витавших вокруг таинственной личности капитана Никсона, числился анекдот, утверждавший, что он носит во рту вставную челюсть, которую вынимает изо рта, укладываясь спать. Если этот слух и раньше отдавал привкусом патологической фантастики, то теперь его можно было окончательно забыть. Человек, быстренько швырнувший себе в рот лежавшую в стакане челюсть, не сможет через шесть секунд разговаривать с. четкостью профессионального диспетчера. Можно было вообразить, что капитан просто не вынимал челюсть изо рта, но это уже пахло полным маразмом. Зачем, в самом деле, таскать во рту какие-то вставные протезы, когда любой хирургический кибер средней сложности за час установит вам целую челюсть с полным комплектом белоснежных зубов и псевдоорганической мускулатуры?
— Лейтенант, я не слышу ответа, — напомнил капитан Никсон.
Гейзер непроизвольно кашлянул.
— Сэр! — подал голос Бричард. — Я отлучился без разрешения.
— Спасибо за признание, сержант. Хотя меня больше интересовали технические подробности. — В динамике что-то прошелестело. Голос капитана Никсона стал глуше. — Итак, вы видели девушку. Сколько, по-вашему, на острове людей?
Несмотря на остроту ситуации, Гейзеру пришло в голову, что капитан ни на миг не поверил в историю о девушке и все вопросы служат только прелюдией к вызову корабельного врача.
— Никого, кроме ее и нас, сэр, — ответил Бричард.
— Откуда вам это известно?
На этот раз голос капитана прозвучал неожиданно громко.
— От нее самой, сэр.
— Вы хотите сказать, что разговаривали с нею? — Теперь голос звучал отдаленно и глухо.
— Да, сэр, — ответил Бричард. — Она гражданка Федерации, и ее корабль потерпел здесь крушение. Она живет на острове уже несколько лет.
Лейтенант Гейзер смотрел на Бричарда. Второй лейтенант тоже на него смотрел. Возникший у всех троих вопрос произнес вслух капитан Никсон:
— В таком случае где она?
— Осталась в лесу, сэр, — ответил Бричард.
— А чаем она вас не угощала? — поинтересовался капитан.
Угадать оттенки иронии в его интонации было так же просто, как почувствовать вкус яда в бокале, принятом из рук искусного отравителя.
— Нет, сэр! — сказал Бричард. — Только ягодами. Ему в голову просочилась догадка, что его ответы немного напоминают издевательство.
— Какими ягодами?
— Ну, такими маленькими, красными, сэр, — ответил Бричард, загипнотизированный интонациями командирского голоса. — Сладкими. Не знаю, как называются.
Командир крейсера по-прежнему не включал экран, но его подчиненные испытывали неприятное чувство, будто он их внимательно разглядывает.
— Так почему она все-таки осталась в лесу?
— Она хотела попрощаться со своим домом, сэр, — ответил Бричард. — Ну, провести в нем последнюю ночь и все такое.
Капитан Никсон наконец-то включил изображение. Легче не стало. Было не так просто поверить, что этот человек иногда еще и носит пижаму.
— Вы не пьяны, сержант? — поинтересовался он. Никак нет, сэр, — ответил Бричард. — Но я только что прошел ускоренный комплекс биологической безопасности.
— Тогда все понятно, — заключил капитан Никсон. — Кроме некоторых деталей. Сержант, вы вообще-то представляете нелепость всего того, что я от вас услышал?
— Да, сэр! — подтвердил Бричард. — Я знаю, что это звучит странно. Только не знаю, как должен был действовать правильно. Если девушка хотела остаться в лесу еще несколько часов, должен я был силой вести ее на корабль?
— Начнем с того, сержант, что вы вообще не должны были в лесу оказаться. А раз вы там оказались… Вы хотя бы сделали ее фотографии?
— Нет, сэр. У меня не было отдельного фотоаппарата.
— А штатный фоточип?
— Мне неудобно было наводить на нее ствол автомата, сэр.
— Она что же, все время не сводила с вас глаз?
— Нет, сэр.
— Тогда что вам мешало сфотографировать ее украдкой?
Бричард сглотнул образовавшийся в горле тугой невкусный комок.
— Ничто не мешало, сэр, — ответил он. — Просто… я не смог.
Несколько мгновений капитан Никсон его рассматривал.
— Ясно, — сказал он, сделав какие-то выводы. — Ситуация становится все интересней. Вот что, сержант, поднимись-ка ко мне в каюту.
Бричард уже подходил к двери, когда Гейзер не выдержал.
— Брич, скажи все-таки, она хотя бы собирается сюда прийти? — спросил он.
Уже войдя в распахнувшийся дверной проем, сержант медленно оглянулся. Судя по движению, цвету лица и блеску глаз, лошадиная доза употребленного кофеина начала делать свое дело, но как-то неравномерно.
— Да, сэр, — ответил он. — Она сказала, чтобы я зашел за ней завтра утром. Когда здесь начинается утро?
— Трудно сказать, — ответил Гейзер, к которому вернулось чувство юмора. — Но полагаю, это будет одновременно с рассветом.
— А! — сказал .Бричард. — Да. Наверное. — И вышел на нетвердых ногах.
— Если все это правда, — сказал второй лейтенант, переглянувшись с Гейзером, — то почему она не пришла вместе с ним?
Унаследованным от пращуров-атлантов движением Гейзер сделал замысловатое движение бровями:
— А ты что бы сделал на ее месте?
— Побежал бегом. А ты разве нет?
Гейзер пожал плечами и загадочно приподнял левую бровь. Он действительно был человеком с воображением. И в свое время даже прочитал несколько книг. В одной из них, как смутно припомнилось теперь, говорилось о каком-то острове, сокровищах, пиратах и одетом в козью шкуру застенчивом человеке, который соглашался вести переговоры только с джентльменом и все время мечтал о кусочке сыра.
Если бы старого букиниста спросили, когда начинается утро, он бы ответил, что вопрос не так прост, как показалось лейтенанту Гейзеру. Ибо, как это ни странно, — хотя, если подумать, что тут странного? — само понятие «утро» допускает несколько трактовок. Некоторые считают утро временем, наступающим за рассветом, а рассвет в свою очередь периодом между появлением неясного сияния на горизонте и полным восходом солнца. Другие полагают рассвет не самостоятельной частью дня, а частью утра. Правда не уточняя, сколько же у утра вообще насчитывается частей. Опять же понятие «рассвет» тоже интерпретируется неоднозначно, его началом можно считать момент возникновения неясного сияния на горизонте, а можно только момент появления над горизонтом края солнечного диска, так что…
Старый букинист был докой по части подобных вопросов, хотя за всю свою жизнь только один раз непосредственно наблюдал солнце своей планетарной системы, а до и после любовался им только на телевизионных экранах.
Как бы то ни было, когда Бричард снова вышел из корабля, начало светать. Окружающая местность была затянута густым утренним туманом. Идти к хижине Сато, точно повторяя вчерашний извилистый маршрут, сержант не захотел. Поэтому он двинулся напрямую, сверяясь с электронной картой.
Правда, при этом Бричард чуть было не свалился в овраг, который карта ошибочно интерпретировала как «небольшое локальное понижение уровня местности». Перебираясь через овраг, сержант услышал какие-то отдаленные звуки, похожие на топот множества ног. Их в свою очередь заглушила принявшаяся истошно кричать какая-то местная птица. Выбравшись на другую сторону оврага, Бричард замер, прислушался и не услышал ничего. Он даже удивился, до какой степени вдруг стало тихо. Он включил звукопеленгатор, вывел усиление на максимум и услышал сначала шум океана, а потом драку столкнувшихся под землей кротов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55