- Кривишься что-то вся?
Тянуть дальше было глупо. Старый остеохондроз у меня, действительно, имелся. Но, кроме этого, имелись ещё гастрит и вегето-сосудистая дистония. Перспектива подвергнуться сначала диагностике, а потом и лечению многочисленных болячек меня совершенно не устраивала.
- Гаянэ, скажите, а вы с Елизаветой Васильевной поссорились?
- С чего ты взяла? - она снова провела подушечками пальцев теперь уже по моей шее. - Я ни с кем не ссорюсь, мне Бог не велит. А Лиза такой жизнью живет, какую сама себе выбрала. Жадная она и нервная. Я ни к кому домой не хожу - к ней пошла: обереги повесить, квартиру очистить. А зла я не делаю, у нас никто в роду этим не занимался. Так что пусть кого-нибудь другого об этом просит... Вот последний раз девочка ко мне придет, и все - больше её принимать не стану.
- Девочка? - я поежилась: ужасно боюсь щекотки. - А я думала, она сама у вас лечилась?
Хозяйка ничего не ответила - только загадочно усмехнулась и подперла обеими руками мягкий округлый подбородок:
- Ну, говори уже: что тебя привело?
- А какое зло просила вас сделать Елизавета Васильевна?
- Ох, какая ты любопытная! - Гаянэ с усмешкой покачала головой. Женщину одну наказать просила. Та её, конечно, сильно обидела, но злом на зло отвечать нельзя. Ой, нельзя! Девочку я защитила, а болезни насылать...
- От чего защитили девочку?
- Слушай, ты - милиционер, да?
- ...От той женщины, которую она хотела наказать?
Она наклонилась вперед так, что её лицо оказалось в каких-нибудь нескольких сантиметрах от моего, и спросила совсем тихо:
- Рассердить меня хочешь?
Сердить её, а, тем более, тех парней возле джипа, совершенно не входило в мои планы, поэтому я поспешно прижала пальцы к губам и пролепетала:
- Извините!
Однако, на лицо Гаянэ уже набежала тень, странно сочетающаяся со все той же радушной улыбкой:
- Зачем, на самом деле, пришла? Говори или уходи! Не люблю, когда меня обманывают.
В этот момент из-за двери негромко позвали: "Гаянэ!". Она бросила на меня странный, многозначительный взгляд и быстро вышла, на ходу поправляя тканый пояс. Через минуту в холле послышались тихие, но достаточно эмоциональные голоса. Гаянэ с мужем о чем-то спорили. Не по русски. Он явно тревожился, она успокаивала. А я сидела, глядя прямо перед собой и машинально выдирая короткие шерстяные нитки из манжет водолазки.
"Говори или уходи"! А что говорить-то? И, главное, о чем спрашивать?.. Девочка, абсолютно не вписывающаяся ни в какую схему. Женщина, которую Елизавета хотела наказать. Женщина, которая её сильно обидела... Та самая школьная учительница? Но при чем тут тогда девочка? Когда они поссорились, дочери Шайдюков ещё и на свете не было... Интересно, можно ли спросить, как звали ту женщину, или Гаянэ меня сразу превратит в таракана? Имеет ли все это хоть какое-то отношение у Галине Александровне Барановой, или я зря страдаю?.. Интересно, что там с Лехой? Может быть, она уже подала какой-нибудь тайный знак, и его, как потенциально неблагонадежного посетителя заперли в сарае с крысами?.. Женщина и девочка... Девочка и женщина... Может это, вообще, две отдельных истории? Девочку, например, защитили от сглаза, а женщину хотели наказать за какую-то обиду... Елизавета распродавала золото - значит, нуждалась в деньгах. Может быть, какая-то бухгалтерская растрата? Подсудное дело? История, в которую её втравила эта самая обидчица? Но тогда разумно ли было тратить последние гроши на то, чтобы "полечить" у Гаянэ дочь? Муж - врач, наверняка, куча знакомых в медицинском мире... Если только положение настолько серьезное, что официальная медицина уже не помогает?.. Она рожала её в Москве: возможно, были какие-то осложнения во время беременности. И потом, не только не кормила грудью, но даже не интересовалась тем, как можно увеличить количество молока. Знала наверняка, что бесполезно?.. Тепло-тепло, но ещё не горячо!"..
Голоса в холле сделались громче. Муж, видимо, ходил из угла в угол по полу шоркали его тапки.
... "Та ссора. Давняя ссора с учительницей... Елизавета Васильевна была беременна. Возможно, она перенервничала, и это сказалось на ребенке. Но и обидчица в результате получила инфаркт. Пришла требовать материальной компенсации?.. "Она её обидела. Сильно обидела". В принципе, складывается. Это только по словам Валентины Иосифовны Елизавета первая начала ссору, а кто его знает, как там было на самом деле?.. Ссора вылилась во что-то невообразимое. Она уволилась за пару месяцев до декретного. Добровольно отказалась от права получать пособие на ребенка, от отпускных, от всего. Прервала трудовой стаж. По тем временам это было более чем серьезно. Тем более, сколько уж там получал Анатолий Львович? В любом случае, был далеко не миллионером. Но она бросила здесь все и уехала рожать в Москву. Так обиделась... Стоп-стоп-стоп. Что-то не складывается... Если её отправили рожать в столицу по медицинским показаниям, то почему она так наплевательски относилась к своему здоровью и здоровью своего ребенка так, что даже по уши влезла в эту дурацкую бабью распрю? Если же нет, почему было не родить здесь - здесь, в Михайловске, где половина медиков знает и её саму, и её мужа?"..
Дверь снова распахнулась, и в комнату вошла Гаянэ. Быстро выглянула в окно, полуобернувшись, спросила:
- Ну что? Так и будешь тут всю жизнь сидеть и молчать?
... "Обида. Ссора. Ссора, которую она не пожелала закончить примирением... Деньги... "Я защитила девочку"... Или?!."
Мне показалось, что невидимый тумблер в моей голове щелкнул на самом деле. С таким звуком обычно обламываются сухие тонкие ветки - коротко, громко, ясно. Даже Гаянэ, вроде бы, вздрогнула. Или мне это только померещилось?
- А та женщина требовала у Елизаветы Васильевны денег? - краснея от волнения, ответила я вопросом на вопрос. - Ведь она была из Москвы, так? Немолодая ворчливая женщина с крашенными хной волосами? Она требовала денег, и Елизавета Васильевна продавала свое золото? Та женщина грозилась рассказать девочке о том, что она - приемная дочь?
Хозяйка сверкнула глазами и резко выбросила в сторону руку. Теперь её смуглый палец с ногтем, покрытым алым лаком, указывал на дверь.
- Уходи, - в её спокойном голосе явственно послышалась угроза. На меня же вдруг напали отчаянная наглость вкупе с полушизофреническим весельем. Впрочем, любой на моем месте, наверняка, пришел бы в восторг от собственной проницательности. Еще бы! Догадалась! Опять до всего дошла своими личными заурядными мозгами!
- Не уйду, - я закинула ногу на ногу и аккуратно расправила юбку, собрав с неё обрывки ниток, - потому что мой друг - на самом деле, не только друг, а оперуполномоченный отдела по расследованию убийств. Правда, здесь он, как частное лицо, но это только пока. А женщину эту, если вы ещё не знаете, задушили. И поэтому в ваших же интересах рассказать все, как было...
Хотелось бы мне иметь такую же здоровую нервную систему! Ни один мускул на лице Гаянэ не дрогнул, разве что улыбка едва заметно поблекла.
- Я ничего не знаю ни про какое убийство, - сказала она негромко. - Ты зря не сказала мне все с самого начала.
- А что было бы, если б сказала?
- Ай, не нужны мне неприятности с милицией! - осторожные шаги в холле стихли, как будто человек, споткнувшись, остановился. - Я не делаю ничего дурного, и не помогаю дурным людям... Скажи, чего ты хочешь?
- Хочу, чтобы вы мне помогли... Елизавета Васильевна инсценировала беременность, чтобы никто в Михайловске не догадался о том, что ребенок приемный, так?
Гаянэ кивнула, достала из подставки фиолетовый фломастер и как-то отрешенно начертила на маленьком листке бумаги несколько неровных линий.
- Она и с работы уволилась заранее для того, чтобы не предоставлять больничный лист или справку... в общем, то, что нужно для оформления декретного отпуска? Просто так её никто бы не уволил - пришлось разыграть ссору?
- Все знаешь - зачем ко мне пришла? - хозяйка отложила исчерченный листочек в сторону и взялась за другой.
- ... Отказного ребенка взяли из Московского дома малютки, привезли в Михайловск. Все шло нормально, никто ничего не подозревал, пока не появилась эта женщина? Ей нужны были деньги, и Елизавета сначала заплатила?
- Сначала! Она платила ей четыре раза! Шубу продала, кольца продала, серьги - все!
- Эта женщина раньше жила в Михайловске, или просто давно знала семью Шайдюков. Ее звали Галина Александровна Баранова...
- Э, подожди! - Гаянэ вскинула правую руку в протестующем жесте, одновременно послюнила палец левой и достала новый листок из пачки. - Имени я не знаю, в моем доме имен врагов не называют. Знаешь имя - знаешь зло, а все зло потом на меня перейдет. Я и так ночами мучаюсь, голова раскалывается. Думаешь, это легко - людей лечить?
- Но она, по крайней мере, была такой, какой я её вам описала? - я быстрым движением смахнула челку со лба и почувствовала, что лоб вспотел от волнения. - Немолодая? Короткие рыжеватые волосы? "Химия" выкрашенная хной? Лицо в морщинах, но, в общем, ухоженное?
- Да. Лиза приносила мне фотографию.
- И у вас эта фотография есть?!!
- Нет, - она улыбнулась самой светлой, самой обворожительной улыбкой, и золотые коронки на её зубах холодно сверкнули. - Я отдала карточку обратно. Сразу отдала. И сказала, что делать ничего не буду, потому что Лиза была сильно злая. Она хотела её не просто наказать, она убить её хотела...
Она хотела её убить. Так хотела, что боялась брать в руки обычный кухонный нож. Резала на разделочной доске говяжью печень и ясно представляла, как холодное лезвие с хрустом входит в дряблую кожу, легко рассекает желтый жир и замирает там, внутри, дожидаясь, пока погаснет крик. Она слышала этот крик, этот хрип умирающей женщины так явственно, что начинало звенеть в ушах. Тогда Лиза доставала из холодильника настойку валерианы, капала в рюмку "дежурные" сорок капель, садилась на табуретку, запрокидывала голову и залпом выпивала. За окном шел снег, едва заметно покачивались облетевшие клены, а в окнах соседних домов горел свет. Она прижималась лбом к холодному стеклу, чувствовала, как на месте соприкосновения набухает капля влаги, стремительно стекает вниз. Как слеза? Странно, но она совсем не могла плакать. Только смеяться - коротко, сухо, страшно. Сама слушала свой смех и почти испуганно думала: "А вдруг это уже не шутки? Вдруг я, на самом деле, начинаю сходить с ума? И этот кухонный нож. И распластанная говяжья печень на столе"... Вряд ли она, на самом деле, смогла бы воспользоваться ножом, если бы такая необходимость возникла. Только не нож. Слишком страшно, грязно, гадко... "Снотворное? Что-нибудь из пресловутых препаратов группы "А", которые, как говорит Анатолий, хранятся в специальных сейфах?.. Но не звать же, в самом деле, эту стерву на ужин? Или позвать?.. Господи! Да что же это?! Разве это может быть всерьез?!"
Лиза поднималась и начинала ходить по кухне из угла в угол. Туда-сюда, туда-сюда. "Как загнанный зверь? Если бы! Как тупой, бессмысленный и беспомощный маятник!.. Еще эта печень! Кому приспичило есть на ужин печень? Есть картошка, есть копченая скумбрия. Квашенная капуста, в конце концов!.. Выбросить печенку кошке? Лучше сразу в мусорное ведро. "Мы же персидской породы! Мы же сырое не едим!" Так и будет валяться скользким окровавленным куском между мисками и кошачьим туалетом".
Откуда взялась эта женщина? Почему она возникла именно теперь - через четырнадцать лет? Все понятно: тяжелая жизнь, экономическая ситуация в стране, зарплаты маленькие, пенсии задерживают. И ещё бесплатные рецепты грозятся отменить... Да, именно про эти чертовы бесплатные рецепты она сказала в первый раз, когда они сидели в кафе. Лиза тогда даже не успела испугаться. Да что там - почти обрадовалась, вспомнив вдруг её лицо. У неё всегда было такое простое, располагающее лицо... Глупо! Господи, как глупо!
Лиза возвращалась тогда из универмага, там открыли ювелирный отдел, и она хотела посмотреть колечко для Анечки - какое-нибудь совсем простое, но изящное. Подарок на четырнадцатилетие. У девочки красивые пальцы: надо привыкать носить украшения.
- Лиза! - окликнули из толпы. Именно "Лиза", а не "Елизавета Васильевна". - Лиза!
Она обернулась. На автобусной остановке стояло человек десять-двенадцать. Все изнывали от жары, потому что октябрьское солнце палило неприлично по-летнему. Но жарче всех было, конечно, этой женщине. Она едва не дымилась в своем бирюзовом пальто на синтепоне - глупом, кургузом пальто, отделанном по краю воротника и манжет полосками темно-зеленой ткани.
- Лиза! - повторила женщина, неуверенно улыбаясь. И она узнала её. Узнала это простое лицо, эти короткие жесткие волосы - теперь подкрашенные хной, и особенно, эту улыбку.
- Вы? Здесь? В Михайловске? - она подошла, толком не представляя, как себя вести. Та рассмеялась:
- А что такого? В Михайловске ведь - не в Париже. Это по Парижам с нашими доходами не больно разъездишься... Ну, как ты? Как девочка?
Тогда Лиза почувствовала первый укол страха - легкий, едва различимый:
- Девочка? Девочка нормально. Большая уже... А вы? У вас здесь родственники?
- Слушай, пойдем в кафе посидим? - неожиданно предложила женщина. Покушаем, поговорим. Когда ещё увидимся? Может и не встретимся больше. А мне так интересно про Анечку послушать, я почему-то её из всех детишек запомнила.
- Откуда вы знаете, что её зовут Анна?
- Так ты же говорила! - она мелко рассмеялась и, взяв Лизу под локоть, повела её от остановки. - Сразу ведь говорила, что Анечкой назовешь? Забыла уже все? Эх, мать-мать! Клееночки то хоть не растеряла, которые я для тебя самолично подписывала?
Маленькие кусочки оранжевой медицинской клеенки с марлевыми завязочками. И размашистой надписью: "Шайдюк Е.В, девочка, вес 3600, рост 52 см"... Дальше дата, и ещё какие-то цифры... Они лежали в коричневой кожаной сумке вместе с документами, и Лиза прекрасно помнила, как их отдали ей вместо других - тех, что, на самом деле, были привязаны к запястьям и ножкам крошечной девочки.
Кафе оказалось паршивым. Бывшая "Блинная", в которую Лиза заходила за всю жизнь раз или два, и то лишь потому, что надо было срочно перекусить, а "Блинная" находилась совсем рядом с автобусной остановкой.
Они сели за столик возле окна, заказали по овощному салату, по жюльену из грибов и по чашке кофе. Платить полагалось сразу. Лиза полезла было за кошельком, прикидывая следует ли рассчитаться за старую знакомую, или пусть лучше каждый платит сам за себя. Но та неожиданно попросила официантку:
- Меня за двоих рассчитайте, пожалуйста.
- Пожалуйста, - официантка равнодушно пожала плечами, хотя её, наверное, несколько удивило это желание. Все-таки Лиза, как-никак, была одета в дорогой итальянский плащ и полуботинки, и в ушах у неё поблескивали бриллианты, тогда как её приятельница в своем синтепоновом пальто и растоптанных сапогах выглядела типичной немолодой и небогатой тетушкой, отправившейся на мелкооптовый рынок за продуктами.
Салат съели в молчании, в молчании приступили к жюльену. Лиза все острее ощущала тревогу, почти страх.
- Так как же Анечка? - спросила, наконец, женщина, аккуратно промокая губы салфеткой, - так и не знает, что ты ей - не родная мама? Пора уже, наверное, сказать, как ты думаешь? А то девица то уже большая, глядишь замуж засобирается, забеременеет. В консультации спрашивать начнут, какая наследственность, не болел ли кто диабетом... Ну да, ты ведь этого всего не знаешь!
- Ане четырнадцать лет, - Лиза отодвинула металлическую чашку с жюльеном в сторону. - Ей ещё рано думать о замужестве. И, мне кажется, совершенно ни к чему знать о том, что не мы - её родители. Насколько я помню, и мать, и отец были совершенно здоровы?.. Не понимаю, к чему вы завели этот разговор...
- Да ни к чему! Так просто. Не хочешь - конечно, не говори. Ты мать тебе и решать.
"Почему я не расплатилась? Почему позволила заплатить ей?" - думала она, разглядывая эти жесткие рыжеватые волосы, эти губы, до отвращения аккуратно подкрашенные кофейной помадой, эти светлые узкие брови. - "Сейчас было бы так просто встать и уйти, и бросить ей в лицо: "Прощайте. У меня нет времени на пустые разговоры!".. Уйти, конечно, можно и теперь, но этот проклятый салат, этот жюльен... Оставить на столе деньги? Ну, конечно!"
Она торопливо достала из сумочки кошелек, раскрыла среднее отделение для больших купюр, выложила на стол сотню.
- Обижаешь, - запротестовала женщина. - Ну, зачем ты меня обижаешь? Я же от чистого сердца хотела тебя угостить, хотя для меня это, конечно, деньги не малые, а ты мне подачку через стол швыряешь... Конечно, что тебе какая-то сотня? И сама в золоте, и Анечка, наверное, ни в чем не нуждается. А я деньгам счет знаю, зарплата у меня копеечная, рецепты вот бесплатные грозятся отменить...
- Сколько вы хотите? - побелевшими губами спросила Лиза. Та ответила. Совершенно спокойно, потому что обдумала все заранее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40