— А хорошо, кстати! — Она покачала головой. — Очень даже недурственно!..Вот видишь! Соображаешь же, когда хочешь!..Несчастного мертвого Вадима Петровича, заботливо обутого в тапки с зайцами, мы оставили в ванной. На лестничную площадку вышли на цыпочках и на первый этаж спустились, стараясь даже не дышать. А уже на улице, глядя на небо, слегка розовеющее на востоке, я задумчиво проговорила:— Вот так. Был человек — и нет человека. Хороший он там или плохой — все равно жалко…— А мне не жалко! — Наталья стянула со своих светлых волос резинку и тряхнула головой. — Вот кем хочешь меня считай, но не жалко!.. Помню, когда мы два года назад «Валюшу» вампиловскую ставили, я ему сказала: «Дайте мне, Вадим Петрович, Валюшу попробовать! Ну, чувствую я ее, и как играть — знаю!» А он мне знаешь что ответил? «С твоей, — говорит, — фактурой только пожилых новогодних зайчиков изображать. Или шлюх дистрофичных. А это — Валюша! Это — свет и чистота!» Аладенская наша у него «свет и чистоту» играла!Не будучи знакомой с Аладенской, всю ироничность последней фразы я оценить не могла. Но догадывалась, что Аладенская, вероятно, местное знамя сексуальной революции.— Вот так… — Каюмова коротко вздохнула и, сев за руль «москвичонка», распахнула дверцу со стороны пассажирского сиденья. — И даже чтобы кафель в ванной был ему пухом — не пожелаю. Женщины таких вещей не прощают…Пластмассовый зеленый будильник в виде домика с трубой заверещал, как обычно, громко и гнусно. Я с трудом разлепила глаза, взглянула на циферблат и с тоской поняла, что в китайском часовом механизме ничего не нарушилось: действительно уже восемь утра, два часа, отведенные на сон, благополучно истекли, и мне пора собираться в театр. С тихим стоном встала, включила телевизор и первым делом услышала, что на сегодня в небесной канцелярии намечены грандиозные магнитные бури. Меня уже ничто не могло ни удивить, ни огорчить. Я твердо знала: все в моей жизни теперь пойдет наперекосяк. Поэтому безропотно приняла тот факт, что в кране нет воды, вместо кофе выпила стакан подкисшего молока, лицо протерла «Огуречным» лосьоном и, благоухающая, как огородная грядка в летний полдень, вышла на автобусную остановку.Надо заметить, что недосыпание катастрофически сказывается как на моих умственных способностях, так и на характере. Я вполне могу три дня не есть, наверное, сутки — не пить и сколь угодно долго не курить, но вот не спать — не могу! От недосыпания я делаюсь угрюмой, точно горилла в клетке, ворчливой, как старая бабка, могу ни с того ни с сего заорать, заплакать и даже начать ругаться бранными словами. Это от одного-то недосыпания!А сегодня ко всем «прелестям жизни» добавились еще и воспоминания о том, как вчера я грузила и обувала в тапочки покойника с ножом в груди. Перед моим мысленным взором одновременно и по очереди проплывали бутафорская березка, сведенные посмертной судорогой пальцы и эти дурацкие плейбоевские зайцы с двусмысленными ухмылочками на мордах. Кроме того, ощущение, будто я пропустила, не обратила внимание на нечто очень важное, так и не проходило. Меня тошнило, морозило и клонило в сон одновременно. Ежась и мелко дрожа в своей фиолетовой куртке из микрофибры, я стояла на остановке и выискивала на горизонте либо автобус, либо родную автолайновскую маршрутку.В конце концов маршрутка таки подъехала. Я влезла в нее вместе с длинным и здоровым парнем, устроилась у окна и решила подремать. Но не тут-то было!Перед Кольцевой мы попали в кошмарную пробку, водитель, обреченно махнув рукой, заглушил двигатель, а женщины на заднем сиденье тут же громко и темпераментно принялись обсуждать вопрос несвоевременного ремонта дорог в Московской области.С дорог плавно перешли на цены и отопление, потом на воду — холодную и горячую.Точнее, на ее отсутствие. Сначала я просто слушала и тоскливо думала: «Мне бы ваши проблемы!» Потом начала тревожиться. А когда баскетбольного вида парень сообщил мне, что уже двадцать минут десятого, то и вовсе впала в тихую панику.Не хватало только опоздать к началу репетиции!Впрочем, от меня уже ничего не зависело. Маршрутка вслед за грузовиком по-черепашьи тронулась с места через восемь минут. Еще полчаса спустя, я угорелой кошкой выскочила из метро и ринулась в направлении театра. И вот наконец, стараясь не наступить на развязавшийся шнурок, спокойно и с достоинством вошла в полутемный зал с зачехленными креслами.Нельзя сказать, чтобы моему появлению особенно обрадовались. Одна только Каюмова облегченно вздохнула и сделала мне знак глазами. Остальные посмотрели скорее недоуменно. В первом ряду и на стульях, в беспорядке расставленных по сцене, сидели, кроме Натальи, еще две женщины и восемь мужчин.— Девушка, если вы вновь «побеседовать» с Вадимом Петровичем, — скучно и явно на публику молвила шатенка в алом свитере-"лапше" и черных лосинах, — то его, к сожалению, нет. А если бы и был….— Дело в том, что я здесь именно по поручению Вадима Петровича, — важно изрекла я, стараясь не обращать внимания на тот факт, что шатенка сидит как раз на том месте, где несколько часов назад лежал мертвый Бирюков. — Мы с ним вчера побеседовали, он объяснил мне свою концепцию «Гамлета» и… В общем, у меня уже имелся некоторый режиссерский опыт и…— Так что же "и"? — с улыбкой поинтересовался плешивый молодой человек с легкой степенью косоглазия. Я не поняла, куда он смотрит — на меня или на дверь, из которой вчера рвалась Наталья. Испугалась, не намекает ли он, часом, на что-то, растерялась и в ужасе закусила нижнюю губу. К счастью, Каюмова, заметив признаки паники на моем лице, тут же спрыгнула в зал.— Да, девушка, — проговорила она, проходя мимо меня и как бы включаясь в общую игру, а на самом деле пребольно тыча меня своим костлявым кулаком в бок, — что-то вы очень туманно выражаетесь..— В общем, Вадим Петрович попросил меня провести с вами несколько рабочих репетиций! — выдала я.— Вас?.. Несколько?.. Несколько — это сколько? — одновременно послышалось со всех сторон.— Я буду репетировать с вами столько, сколько будет отсутствовать Вадим Петрович.— То есть вечно! — гнусным загробным голосом прошептала Наталья за моей спиной.— А где, собственно, Вадим Петрович? — поинтересовался импозантный брюнет лет пятидесяти, в модной молодежной толстовке.— Он на похоронах.Только теперь до меня дошел весь мрачный подтекст фразы. Естественно, Каюмова и тут не смогла смолчать, ехидным шепотом переиначив знаменитую цитату из «Гамлета» про Полония и червячий ужин:— Не там, где он хоронит, а где его хоронят.На меня повеяло ледяным кладбищенским холодом, зато народ облегченно и как-то понимающе вздохнул.— Ну, значит, репетиции три-четыре! — подвела итог шатенка в красном свитере. — Тогда давайте работать!..И мы стали работать. Я, решив не пользоваться псевдонимом, представилась Мартыновой Евгенией Игоревной. Шатенка оказалась той самой распутной Аладенской. Плешивого молодого человека звали Костей Черепановым, а импозантного брюнета — Ярославом. Народ с характерной театральной ленцой, но дисциплинированно расставил стулья в нужном порядке, вытащил на сцену длинный стол и зачем-то бутафорскую дверь с огромным черным засовом.Все уселись за стол. Ярослав, занимающий место «во главе», дежурно обнял Аладенскую. Косоглазый Костя Черепанов сиротливо притулился на углу, как девица, не планирующая в ближайшие семь лет выходить замуж.Мои ладони второй раз в жизни вспотели от волнения, а пальцы судорожно затеребили текст.— С чего начинать, Евгения Игоревна? — прокричала со сцены Каюмова, подпирающая дверь. — С того, на чем Вадим Петрович закончил?— Да-да, конечно, — суетливо согласилась я. И тут же Костя, уставившись на Аладенскую, истошно завопил:Мне кажется? Нет, есть. Я не хочу Того, что кажется. Ни плащ мой темный, Ни эти мрачные одежды, мать…За воротник своих «одежд» он подергал с какой-то уркаганской яростью.Излишне говорить, что и «мать» прозвучало отнюдь не как обращение к почтенной матушке.
…Ни бурный стон стесненного дыханья, И все обличья, виды, знаки скорби…
При этом Черепанов интенсивно строил рожи, вероятно, намереваясь затмить Джима Керри.
…Не выразят меня: в них только то, Что кажется и может быть игрою. То, что во мне, правдивей, чем игра…
Тут Костя многозначительно оттопырил полу пиджака, и даже я, не искушенная в детективах и экшнах, поняла, что он как бы демонстрирует спрятанный под мышкой пистолет.…А это все наряд и мишура!— Вы играете Гамлета? — с тихим ужасом вопросила я, стараясь поймать направление его взгляда.— Только во втором составе, — скромно потупив косенькие глазки, ответил Костя. — Вообще-то основной Гамлет — сам Вадим Петрович.Мне тут же стало ясно, что Черепанов — не худший вариант, и я благосклонно кивнула, разрешая продолжить репетицию.Скоро выяснилось, что самое интересное — еще впереди. Король-Ярослав на секунду оттолкнул Гертруду-Аладенскую, лениво махнул рукой двум дюжим мальчикам, которые тут же обыскали и разоружили Гамлета, и только потом ехидно заметил:Как трогательно и похвально, Гамлет, Что скорбный долг отцу вы воздаете…Затем как бы налил себе водки и лихо хряпнул, после чего выпили и остальные. Гертруда, ведущая себя как девушка по вызову при исполнении служебных обязанностей, не переставала наглаживать его коленку и нацеловывать ушко. «Пахан» вещал, все остальные внимали. Один из пирующих, похоже, чистил воображаемый автомат.Бандитские мотивы, обнаруженные Бирюковым в шекспировской трагедии, мягко говоря, потрясали. И я с тихой профессиональной завистью думала о том, что моя осовремененная «Царевна-лягушка», рассказанная когда-то Бородину, это просто тьфу по сравнению с сим масштабным полотном.Король тем временем закончил и ткнул локтем слишком увлекшуюся Гертруду, которая немедленно спохватилась:Пусть мать тебя не тщетно просит, Гамлет, Останься здесь, не езди в Виттенберг!Обезоруженный Черепанов, естественно, согласился не уезжать. И тут Каюмова отлепилась от двери и гаденькой походочкой прошлась вдоль пирующих, собирая со стола гипотетические бутылки.— А вы кто?! — изумилась я.— Мальчик-пэтэушник, шестерка! — ответила она.— А почему так странно ходите?— Я «голубой» мальчик, — с достоинством объяснила Наталья и развела руками, как бы показывая мне: «Вот видишь, каким Бирюков был идиотом? Видишь, в каких ролях он меня видел? А ты еще хочешь, чтобы я его жалела!»Все это было, конечно, весело. Но меня почему-то очень радовал тот факт, что даже за десять репетиций мы не дойдем до кладбищенской сцены с черепом Йорика. С другой стороны, было даже жутко представить, каким образом посланные королем Корнелий и Вольтимант станут разбираться со старым Норвежцем. В лучшем случае забьют стрелку, а в худшем… Вероятно, классические раскаленные утюги, поставленные на голый живот, покажутся просто детскими шалостями!К концу репетиции на меня почему-то навалилась такая же неимоверная усталость, как после занятий фехтованием. Народ же был бодр и весел. Спрыгнув со сцены, Каюмова, теперь уже абсолютно легально, подошла ко мне и села в соседнее кресло:— Трудно с нами, Евгения Игоревна?— Да уж, — злобно процедила я, все еще не в силах простить ей шуточек про похороны и вечные репетиции, — особенно с вами. Вы совершенно не правильно представляете себе «голубых». Вам бы надо с кем-нибудь из них пообщаться.— Ах, что вы! — отмахнулась она. — У меня в последнее время и так совсем не элитное окружение. Вот вчера вечером познакомилась с одной женщиной — мало того, что на свиноферме работает и трупы норовит по канализации рассовать, так еще и брюзга! Бывает же такое?Пришлось согласиться, что бывает.— А куда вы сейчас?— Сейчас в кафе. — Я зябко поежилась. — Хочется выпить горячего кофе и съесть пару бутербродов. Есть тут неподалеку одно заведение. «Лилия» называется.Наталья понимающе кивнула и, покосившись на проходящего мимо Костю Черепанова, едва слышно прошептала:— Ни пуха ни пера!..Я шла в то самое кафе, где мы с заказчицей Ольгой обсуждали детали предстоящей карательной операции. Я прекрасно помнила, как выглядел обслуживавший нас в тот день бармен. И еще я помнила слова, которые он произнес, принимая от Ольги деньги:— Вам кофе, как обычно?..Вот это «как обычно» и внушало мне некоторый оптимизм и отчаянную надежду на то, что даму, подставившую меня так жестоко и подло, можно будет разыскать…Всю дорогу до «Лилии», трясясь на задней площадке троллейбуса, я тоскливо размышляла о том, как много потеряла, оставив театр. То, что «представляли» сегодня ребята на сцене, конечно, было не искусством, а шизофреническими бреднями Бирюкова. (Он, как и многие другие, вероятно, считал, что неизвращенный Шекспир — это скучно.) Но тем не менее это был театр.Хороший, плохой, модный, немодный — но театр! Театр «с пыльным запахом портьер» и «золотым светом рампы», со сценой, залитой светом софитов, и закулисными интригами. Мне, кстати, всегда было интересно, почему про театр в основном пишут так скучно, банально и однообразно? Как-то, еще в Новосибирске, к нам на репетицию приходила одна журналистка, жаждущая записать актерские байки. Ей рассказали и про калошу пожарника, рухнувшую с потолка во время чеховской «Чайки», и про исполнителя роли Дзержинского, явившегося на спектакль пьяным и в ответ на замечание ехидно сообщившего: «Вы еще Ленина не видели!»Журналисточка добросовестно конспектировала, а в результате написала про все тот же «пыльный запах портьер» и «закулисные интриги». Правда, она же и стала автором самой смешной байки, выдав в статье «шедевр»: «Выйдя на сцену, он ногой зацепился за софиты». К сведению непосвященных: софиты — это осветительные приборы, расположенные под самым потолком, а журналисточка, вероятно, имела в виду рампу.В общем, театр, несмотря ни на что, оставался театром. Только в нем не было меня. Однажды я уже думала о том, что мне придется оставить сцену, как в ту пору, когда на моем горизонте появился Пашков. Красивый, умный, обаятельный!Казалось, что это главный приз, уготованный мне судьбой. И приз конечно же не захочет, не позволит, не потерпит, чтобы я продолжала играть. Кстати, мои коллеги всячески укрепляли меня в этом убеждении, авторитетно заявляя:— Конечно, в одну руку сунет кастрюлю, в другую — ребенка, а на шею еще свои грязные носки повесит! Вот тогда и поиграешь, и порепетируешь…Я плакала чуть ли не на каждой репетиции, мысленно прощаясь со сценой, с друзьями, с несыгранными ролями и даже с «пыльным запахом портьер». (Он ведь действительно пыльный и какой-то особенный!) А когда рассказала обо всем Пашкову совершенно в духе сказки: «Вот поженимся мы, родится у нас сынок, пойдет в погреб, поскользнется на этой гнилой ступеньке и убьется», тот только рассмеялся и на следующий же спектакль заявился с огромным букетом роз.— Играй, моя хорошая, играй! — сказал он, целуя мои пальцы. — Видно, зла ко мне судьба — не могла послать бухгалтершу или повариху!..И меня, идиотку, только через несколько лет осенило: он имел в виду совсем не то, что не станет чинить препоны моей тяге к искусству, а просто «не поженимся мы, не родится у нас сынок, не поскользнется на гнилой ступеньке», ну и так далее… А тогда я не могла даже и представить, что через несколько лет все-таки брошу театр из-за Пашкова, но отнюдь не затем, чтобы варить ему борщи и воспитывать его детей…Троллейбус тем временем остановился напротив хозяйственного магазина.Чуть левее, в торце соседнего здания, белела дверь с затейливой вывеской «Лилия». Я сошла на тротуар, поправила на плече сумочку и с преувеличенной бодростью зашагала к кафе. Нельзя сказать, чтобы я чего-то боялась. Скорее опасалась, как бы встреча с барменом не оказалась безрезультатной.Началось с того, что за стойкой вместо него обнаружилась неестественно рыжая девица с отвратительной фиолетовой помадой на губах.— Простите, вы не подскажете, как мне найти одного молодого человека. Он здесь у вас работает, — проговорила я, усаживаясь на вертящийся табурет перед стойкой.— А заказывать что-нибудь будете? — в ответ осведомилась девица, с нескрываемым презрением разглядывая мою простенькую курточку и школьный хвостик, стянутый резинкой.А цены в «Лилии», между прочим, были внушительные. В прошлый раз мы с Ольгой смогли позволить себе только по чашечке кофе и паре бутербродов.— Заказывать буду. Но позже… Скажите, вот здесь же за стойкой стоял такой высокий молодой человек. Волосы еще у него курчавые, глаза светлые… Где он сейчас?— Ну, знаете, курчавых и высоких у нас много!— Он блондин. Лицо немножко полноватое…— А глаза? Серые или голубые?Пришлось ответить про глаза. Потом про фигуру. Потом про походку. Причем было абсолютно ясно, что мерзкая барменша прекрасно понимает, о ком я говорю, и просто издевается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39