Но Билл с минуты на минуту обещал позвонить. Так что, подойдите ко мне через полчасика. К тому времени, я думаю, уже буду располагать интересующими вас сведениями.
- Каков Демосфен?! - восхитился я, обращаясь к своим спутникам. - Этот швейцар даст сто очков вперед любому президенту Соединенных Штатов. Факт.
Женщины слушали мой диалог со щвейцаром стоически и понимающе улыбались. Мой друг, сугубо отрицательно относящийся к подобным моим выступлениям, стоял хмурым, насупившимся, будто мышь на крупу.
- Что ты здесь, как дурак какой! - не выдержал наконец Шилов, рассмешив тем самым дам.
- Успокойся, Рома. Говоря о президентах Америки, я вовсе не имел тебя в виду. Хотя, не скрою, определенные задатки у тебя есть. То же полное отсутствие юмора, та же косность мышления, тот же снобизм.
- Смотри, Андрюша, добьешься - намылю шею, - сказал Шилов, аргументируя слова демонстрацией пудового кулака. - Скажи спасибо, Тане, а то давно бы уже схлопотал.
- Дремучий ты, Рома, человек! И принципы у тебя дремучие, - вздохнул я. Похлопал швейцара по плечу. - Будь здоров, старина! Передавай привет Биллу!
- Обязательно передам, - заверил меня швейцар.
Большой зал кафе был заполнен пока лишь наполовину, но, судя по тем, кто здесь уже обретал, публика здесь тоже вполне приличная. Звучало танго Дунаевского "Дымок папиросы", навивая ностальгические воспоминания. Мы сели за столик в самом центре зала, неподалеку от подиума, где совсем скоро современные Армиды будут демонстрировать нам свои прелести. Я огляделся. Быть может здесь и сейчас находятся и члены интересующей нас съемочной группы, отдыхающее, а вернее, отсыхающее от своих страшных трудов. Сидят себе беспечные, уверенные в своей безнаказанности, попивают сладкое вино или горькую водку, предаются розовым мечтам провести остаток лета на берегу южного моря в объятиях мускулистых мулаток да посмеиваются над глупыми ментами. И им совсем невдомек, что эти самые менты сидят сейчас в одном зале с ними. Пройдет совсем немного времени и наши жизненные пути обязательно сойдутся. И тогда от спокойствия и благодушия наших оппонентов не останется и следа. И пусть это произойдет не здесь и не сейчас. Но встреча обязательно состоится. Я, лично, в этом ни сколько не сомневаюсь.
- Никогда не бывала в подобных заведениях, - проговорила Таня, с любопытством озираясь по сторонам.
- Я - тоже, - призналась Тамара.
- Не скажу, что вы многое потеряли, но ради разнообразия и полноты впечатлений, надо познать и это. Потому-то мы Ромой и привели вас сюда.
Шилов глупо хмыкнул и покачал головой, как бы говоря: "Ну, ты даешь!". Тамара удивленно вскинула брови и обратилась за поддержкой к Тане:
- Нет, ты слышала подобное нахальство?!
- Слышала, - кивнула та. - Будем считать, что это его очередная шутка.
Я встал и официальным тоном проговорил:
- Извините, дамы и господа, весьма сожалею, но вынужден вас покинуть. Работа, знаете ли. А вы отдыхайте, разлекайтесь, словом, чувствуйте себя как дома.
- Ты куда? - встрепенулась Таня. - Я с тобой.
И хотя её голос был почти так же категоричен, как прежде, а взгляд отливал металлическим блеском, я почти не реагировал на её слова. Сейчас она была на "моей" территории. Здесь я заказывал музыку и я её танцевал. Поэтому, лишь снисходительно усмехнулся.
- Милая, туда, куда я иду, таких как ты не пускают. Для этого нужен специальный пропуск службы нравственной безопасности.
- А разве такая существует? - озадаченно спросила Таня.
И по этому вопросу я понял, что она ещё не совсем адаптировалась к нашей совместной жизни. Можно даже сказать - совсем не адаптировалась. Факт.
- Ну ты и тип! - хмыкнул Шилов и покрутил пальцем у виска. - Совсем уже того, да? Ты чего над собственной-то женой прикалываешься?
- А ты, Рома, относишь наших жен к касте неприкасаемых? Это уже, извини, домострой. Я от тебя подобного никак не ожидал. Наши жены такие же люди и имеют право пользоваться теми же правами, что и мы с тобой.
- И все же, Андрюша, согласись - покидать дам в самый ответственный момент не совсем по-джентльменски? - сказала Тамара.
- Нашли объект для критики, - проворчал я. - Набросились все на одного. Я ведь русским языком сказал, что пришел сюда не развлекаться, а работать. Сейчас я собираюсь составить приватный разговор с руководителем этого славного заведения о местной флоре и фауне. Понятно?
- О чем, о чем? - не поняла Тамара.
- О местных аборигенах, - пояснил я. И тут заметил, что моя славная женушка надула хорошенькие губки и даже не смотрит в мою сторону. Обиделась! Я едва не заскулил, будто щенок, от нежности и обожания. Какие же мы ещё маленькие, что можем обижаться по таким пустякам. Я наклонился, поцеловал её в щеку и прошептал на ухо:
- Танюша, извини, но только я тебя очень и очень люблю!
- Я тебя тоже! - засветилась она улыбкой, сразу забыв про свои обиды.
И мне расхотелось куда-то ни было идти. И лишь чувство долга, родившееся гораздо раньше меня самого, заставило преодолеть слабость. Скучным, официальным голосом проговорил:
- Я скоро вернусь. - И удалился.
Кабинет директора я нашел на втором этаже. В небольшой приемной никого не было. Потянул за ручку двери директорского кабинета и она бесшумно открылась. За внушительных размеров столом сидела дородная женщина лет сорока. Ее полное и весьма поношенное лицо было слишком заурядным, чтобы останавливать на нем внимание читателей. Но держала она его со значением августейшей особы. И губки надменно поджала, и маленькие бесцветные глазки глядели на меня величественно и неприязненно одновременно.
- Что вам нужно, молодой человек? - прозвучал сочный контральто. Чем, чем, а голосом её Бог не обидел. Факт.
Я изобразил на лице улыбку бедного родственника, добившегося аудиенции богатой и влиятельной тетушки, мелкими шажками засеменил к столу.
- Прошу покорнейше меня извинить, мадам, что невольно нарушил ваше сосредоточение. Разрешите представиться. Собкорр газеты "Губернские новости" Говоров Андрей Петрович. - Достал свое старое удостоверение и протянул директрисе.
Величественное, но обремененное прошлыми пороками и страстишками лицо её осветилось добрейшей улыбкой. По жизненному опыту она знала, что с пишущей братией надо жить дружно. А то такое понапишут, что не приведи Господи! Соседи засмеют. По инстанциям затаскают. После поверхностного ознакомления с удостоверением, она вернула его, сказала:
- Очень приятно, Андрей Петрович, познакомиться. Присаживайтесь пожалуйста! Я, как вы уже вероятно догадались, директор этого кафе Валентина Семеновна Первоцветова. - На её полных щеках вспыхнули две симпатичные ямочки - как доказательство, что когда-то давно она вполне оправдывала свою фамилию, была бойкой и задорной хохотушкой.
- И по какому же вы к нам вопросу, если не секрет? - В голосе помимо её воли прозвучало напряжение. Видно, было чего боятся.
Я сел на предложенный стул, закинул ногу на ногу. Закурил. И только после этого сказал:
- Наслышаны о вашем кафе. Очень наслышаны! И все в исключительно превосходных степенях. Наш главный сказал: "Иди, Андрей Петрович, посмотри: так ли уж это хорошо?"
- Ну и как? - Белое лицо мадам слегка порозовело.
- У меня нет слов, - развел я руками. - Вчера весь вечер блаженствовал и ни на что другое не был способен. Кухня, вина, музыка - выше всяких похвал. А ваши девочки меня просто очаровали. Где вы только находите таких красавиц?
- Стараемся, - скромно поджала губы Валентина Семеновна. - Я очень рада, что вам у нас понравилось.
- И много они у вас получают за свой столь смелый труд?
Вопрос этот застиг её врасплох. Лицо выразило растерянность. Она не знала, что ответить. Нет, этой матроне явно было что скрывать.
- У нас весьма ограниченные возможности, - попыталась она уйти от прямого ответа.
- И все же?
- Пятьсот - шестьсот.
- Долларов?
- Хи-хи-хи! - подхалимски захихикала директриса. - Рублей, конечно.
- Зачем же вы так, Валентина Семеновна, - укоризненно покачал я головой. - Я ведь не инспектор налоговой службы. Это от него вы можете скрывать ваши фактические доходы и расходы. У меня совсем другие задачи.
- Ну что вы такое, Андрей Петрович, говорите. Я ничего такого и в мыслях... Как же можно?! - Лицо её уже приобрело карминный окрас.
- Да ладно вам, - вяло махнул рукой. Я полностью овладел ситуацией. Теперь я из этой стареющей Дульцинеи могу веревки вить, пусть даже предки её служили при дворе самой императрицы Екатерины Великой. - Я видел, что ваши прелестницы совсем непрочь завязать знакомства с посетителями.
- Вообще-то я их при приеме на работу предупреждаю, чтобы они не позволяли этого. Но, увы, - директриса развела руками, - жизнь есть жизнь. Молодым трудно удержаться от саблазнов. Поэтому, если что и не выходит за рамки, то я закрываю на это глаза.
- И что же это за рамки?
- Я имею в виду рамки приличия, - отчего-то смутилась Первоцветова, будто только-что переступила эти самые рамки.
- А бывали случаи, что ваши девушки находят себе здесь пары?
- Нет. Видите ли, Андрей Петрович, когда девушка работает на подиуме ей трудно оставить о себе хорошее впечатление. На них смотрят под определенным углом зрения. Верно?
- Возможно, возможно. В этом вопросе вы гораздо опытнее меня и я вам полностью доверяю. И все же я слышал, что одна ваша девушка составила очень даже неплохую партию с вашим постоянным посетителем.
- Вы, вероятно, имеете в виду Наташу Шатрову?
- Да, кажется мне называли именно это имя.
- Не знаю, какую она там партию составила, а вот то, что четыре месяца назад мне её пришлось уволить - это точно.
- Почему вы её уволили?
- Потому, что она была на пятом месяце беременности.
- И кто же её друг? Вы его знаете?
- Говорят, что очень интересный мужчина. Но лично с ним не знакома.
- Меня очень заинтересовала эта история. Кто бы мне мог о ней рассказать поподробнее?
- Лучшая подруга Наташи Людмила Нарусева. Но, к сожалению, она недавно уволилась.
- Как мне её найти?
- Да что вас так заинтересовала эта история?! - удивилась Первоцветова. В её голосе прозвучали нотки недоверия и подозрительности. Обычная история.
- Валентина Семеновна, позвольте мне решать, что будет интересно нашим читателям, а что - нет, - назидательно проговорил я. - У каждого свой взгляд на вещи. Вашим посетителям, к примеру, совсем неинтересно знать каким образом вы скрываете заработную плату сотрудников от налогообложения, а вот налоговому инспектору это будет весьма любопытно, верно?
Моя ремарка по поводу её же слов директрисе явно не понравилась. Она разом поскучнела, поджала губы, превратившись в старую, обремененную жизнью и былыми пороками кикимору. Выдвинула ящик стола, долго шуршала бумагами, затем вынула тощую папку, раскрыла и сухо проговорила:
- Вот её домашний адрес.
- Одну минуту. - Я достал записную книжку, авторучку. - Слушаю.
- Ордженекидзе 25, квартира 15.
- Заодно, если вас не затруднит, и адрес Наташи Шатровой, пожалуйста.
Она назвала. Я записал. Все, что мне следовало узнать, я узнал. Делать мне здесь было нечего. Я попрощался и покинул кабинет.
В зале гремела музыка, а на подиуме уже работала пока полуобнаженная натура с ликом Венеры, грудью Магдалины и бедрами ломовой лошади.
Как же было приятно после унылой физиономии Первоцветовой вновь увидеть хорошенькое личико моей возлюбленной жены.
- Ты что так долго? - ревниво спросила она.
- Дела, - ответил многозначительно. Критически оглядел предстоящее "поле сражения". На нем стояли нетронутыми по четыре овощных салата, бефстроганов с картошкой и бутылка белого сухого вина. Сел за стол, констатировал: - Скромно, и весьма. Рома, мы что, не имеем права с тобой выпить водочки за успех кампании?
- Да я хотел, но женщины... - Закончить фразу мой друг не смог по причине отсутствия нужных слов.
- Рома, запомни: в вопросах пития герои никогда не должны полагаться на мнение дам, а жен - в особенности.
- Запомню, - пообещал мой друг.
- Милейший! - окликнул я официанта.
Походкой гуттаперчевой куклы тот подошел к столу, переломился в поясе.
- Чего изволите?
- Ко всему этому безобразию, принеси ещё бутылку шампанского, водки, фруктов... Осетрина есть?
- К сожалению нет, - развел руками официант, проникаясь ко мне искренней симпатией и уважением. - Но могу предложить семгу.
- Сойдет, - кивнул я небрежно. - Четыре порции семги и сто грамм паюсной икры. Пока все.
- Слушаюсь. - Официант удалился.
Таня рассмеялась ненатуральным смехом и с восхищением проговорила:
- Ну ты, Андрюша, пижон!
- Есть маленько, - согласился я.
А на лицах четы Шишовых все ещё вызревало удивление, родившееся наконец удивленным вогласом Тамары:
- Бог мой! Откуда такая королевская щедрость?! Ты, Андрюша, не иначе, как кого-то ограбил. Признайся?
- Я, Тома, совсем недавно получил гонорар за переиздание моих книг. Этот гонорар лежит сейчас в моем кармане, отвлекает от дел праведных и не дает, подлец, до конца ощутить себя свободным человеком. Чтобы вновь обрести свободу, я должен, обязан от него срочно избавиться. Вот примерно так обстоят дела. Есть ещё вопросы?
- Вопросов больше нет, - ответила она. - А не много вам будет?
- "О, женщины! Вам имя - вероломство!" - воскликнул я с пафосом. - Как вы любите отравить торжественность минуты. Прежде чем задавать подобный вопрос, ты, Клеопатра, взгляни на своего колосса мужа. Чтобы споить этого Микулу Селяниновича нужно по меньшей мере ведро водки. Рома, я прав?
- Трепло! - добродушно усмехнулся мой друг.
Вечер удался на славу. К его концу мы договорились повторять такие вечера периодически. И все же у меня возникло такое чувство, будто за нами кто-то неотступно следил. Откуда оно взялось, понятия не имею, но чувство это не покидало меня до конца вечера. Лишь позже я узнал, что интуиция меня не подвела, и пока мы с Ромой наслаждались обществом любимых жен, в кабинете директора разыгрывалась целая драма. Но об этом потом.
На следующее утро я поехал на улицу Орджонекидзе, но Людмилы Нарусевой дома не застал. Соседи сказали, что рано утром, где-то часов в шесть она вызвала такси и куда-то уехала, а куда конкретно, не знают. Наташи Шатровой я также не нашел. По записанному у меня адресу проживали её родители, с которыми она уже два года не виделась. Где она и что с ней? - они были не в курсе. Что ж, будем искать в другом месте. Недаром в Евангелии сказано: "Ищите и обрящете". Да будет так.
Глава одиннадцатая: Колесов. Новые обстоятельства.
Как я и предполагал, меня с этим "исполнительным листом" уже достали. Бухгалтера разболтали о моем к ним визите. Раз десять уже подкатывали с распросами, с ухмылочками и все такое. Я уже начал звереть. Даже стал материться. Правда. Хотя стараюсь этого не делать и не люблю, когда другие матерятся. Словом, мой забубенный дружок в очередной раз мне "удружил". Что за человек! Ему хоть плюй в глаза, для него все Божья роса. Точно. И хороший в общем-то мужик, добрый, но с этими его приколами никакого удержу нет. Таким уродился. Как говорила моя бабушка: "с бусарью в голове".
Только-что ещё один приходил. И кто бы вы думали? Толя Коретников! Кто сам не раз страдал от приколов Беркутова.
- Сережа, а что за исполнительный лист ты искал в бухгалтерии? спрашивает, а сам ехидно улыбается.
Ну я и, как говорит Дима, "понес по кочкам", вспомнил все матерные слова, какие знал. Коретников явно не ожидал от меня подобного,
- Ты что, белены объелся?! - спросил удивленно. - Я ж пошутил.
- Шутить будешь с этой... со своей. Как ее? Со своей невестой. Понял?! - Чуть было не употребил ещё одно похабное слово. Но вовремя сдержался, понял, что этим могу здорово обидеть капитана.
- Понял. Понял, - проговорил Анатолий, отступая к двери. И уже открыв её, стал, вдруг, смелым: - Все вы здесь придурки! - прокричал, громко хлопнув дверью.
- Что это с ним? - спросил Шилов, оторвавшись от бумаг. Он обладал редкой способностью, когда был чем-то занят, для него никого и ничего вокруг не существовало. Потому-то, к счастью, он не слышал моих матов. Сцена происходила в их кабинете, где я уже полчаса ждал Беркутова. Он мне утром позвонил и сказал, что "надыбал" что-то существенное про делу. Договорились встретиться в одиннадцать. Уже половина двенадцатого, а его нет.
- Черт его знает, - ответил я Шилову. - Не иначе у него "крыша" поехала.
В это время дверь широко распахнулась и на пороге появился мой забубенный друг.
- Привет честной компании! - весело приветствовал он нас.
Бог мой! Ну и видок у него - под левым глазом синяк, губы разбиты, нос опух. Опять где-то налетел на кулак. Ему в этом деле везет, как утопленнику.
- Ты хоть смотрел сегодня в зеркало? - спросил я.
- А чего мне в него смотреть. Все равно ничего утешительного для себя я там не увижу. И потом, Сережа, в человеке главное - не внешность, а содержание. Запомни это и передай детям и детям детей своих.
- Запомню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32