Я решила ему помочь.
— Саша, — проговорила я и провела рукой по его волосам.
— Что? — спросил он, с трудом выговорив одно это коротенькое слово.
Я вздохнула.
— Саша, — снова повторила я его имя и стала объяснять «что»:
— Я так жалею, что мы с тобой вот так вот встретились.
— Как?
— Ну, ты же мой охранник, я твоя пленница, или заключенная, не знаю, как лучше назвать.
— Блин, да я так ненавижу этих охранников. Я двушник отмотал, и ни за что. Знаешь, как я ненавижу всех этих козлов, охранников…
— Вертухаев, — вспомнила я, как это назвал Веня, и снова вернулась к прежней теме:
— Если бы мы встретились с тобой по-другому, так хорошо у нас все могло быть…
— Как могло быть?
— Ты не понимаешь, о чем я говорю? Женщина тебе должна прямо сказать, что ты ей небезразличен, что ты ей очень нравишься? Ты этого ждешь?
Шурик не стал больше ждать. Этого я и боялась, но не очень.
Он обхватил меня руками, его загипсованная ладонь больно сжала мое плечо. Я запищала тихонько и стала вырываться. Это оказалось сложнее, чем я думала, Шурик не казался таким сильным, каким он был. Так что пришлось повозиться несколько минут и укусить его за здоровую руку.
Кусать, конечно, не стоило, потому что я знаю, что это очень раздражает мужчин, но что делать, мне надо было побыстрее освободиться, чтобы продолжить дальше.
То, что я Шурика укусила, я это исправила своими слезами. Я тяжело дышала после его нападения и плакала, так что вместе это получились почти рыдания, и Шурик растерялся, перестал массажировать свою укушенную руку предплечьем другой, загипсованной.
Если еще такое повторится, подумала я, кусать не надо будет, а надо как бы неумышленно ударить его по шишке на голове, так будет правильнее и такая боль не должна раздражать мужчину.
— Как ты можешь? Как ты можешь так поступать? — говорила я сквозь рыдания. — Ты пользуешься тем, что я совсем беззащитна, что я твоя пленница!
— Нет, я совсем не думал об этом. Правда, Маша. Ты для меня совсем не пленница, — стал извиняться Шурик, и так искренне, что я даже удивилась, я не рассчитывала, что у меня все получится настолько быстро. Но Шурик слишком застенчивый и привык в основном к общению с проститутками, поэтому первая же женщина, которая была с ним всего лишь ласкова, стала для него уже чем-то большим, чем просто женщина.
— Ты не думал, — заговорила я, переставая постепенно плакать. — Зато я думаю. Я помню, кто я такая и как здесь оказалась. Если бы могло быть все по-другому, если было бы все по-другому…
— Что по-другому?
— Ничего. Даже звери и то в неволе не размножаются. А я, выходит, для тебя значу меньше, чем какая-нибудь слониха в зоопарке? Конечно, я меньше по размеру, но я тоже человек.
— Маша, ну прости, пожалуйста, ну честное слово, я не хотел, это как-то случайно получилось.
— Шурик, глупенький. — Я снова села рядом с ним и снова провела рукой по его волосам, потом грустно вздохнула:
— Если бы мы были с тобой не здесь.
— А где?
— Не знаю, — ответила я, но сама подумала, что если так пойдет дальше, то может получиться то, на что я и не рассчитывала — так легко Шурик поддавался на самое откровенное, даже примитивное соблазнение. — Мне очень хочется быть с тобой, Саша, очень. Но только не так, не здесь. А это, это ведь просто унижает. Неужели тебе доставляет удовольствие унижать меня? Еще больше унижать, чем это уже есть?
— Нет, Маша, правда, нет, — заговорил он.
И в это время я услышала, — как открылась входная дверь.
Ну как же это не вовремя, расстроилась я.
Шурик тоже услышал, что кто-то вошел, быстро встал с дивана, направился к двери.
Я вслед за Шуриком вышла в переднюю.
Это был Жека. Но какой у него был вид! Я догадалась, что это именно он, а не узнала его. Все лицо у него было обожжено, оно было красным и в мелких черных точках, и его покрывала редкая рыжая щетина, видимо, он не мог бриться. А еще к его лицу были приложены солнцезащитные очки, именно приложены, потому что они не могли держаться как им положено, я даже подумала, что, может быть, он их приклеил каким-нибудь «Моментом» или чем-то в этом роде, но оказалось, что нет, потому что он снял их сразу из-за того, что в квартире было темно. А по своим очертаниям лицо его теперь напоминало арбуз, именно потому, что никаких очертаний и не было: переносица и оба глаза — один огромный синяк. Хорошо, что он передвигался на машине, а не общественным транспортом, а то бы в Москве начался переполох, люди решили бы, что к нам заглянули инопланетяне.
— А эта че здесь расхаживает по квартире? — вместо приветствия обратился Жека к Шурику и кивнул на меня.
Жека приехал не вовремя, и поэтому я решила, что теперь мне придется проявить чуть больше инициативы.
— Женя, — заговорила я вместо Шурика, — а знаешь, тебе бы сейчас больше пошли не такие очки, а какие раньше носили благородные жулики — видел в кино? Вырезанные из шелка или бархата, ну, как карнавальные.
— Ты че, еще подкалывать будешь, ты? — В голосе Жени была и обида, и угроза, но я его понимала.
— Не хочешь слушать добрых советов, не надо. Но я тебе от чистого сердца, как женщина женщине, советую.
— Ну ты… — Жека шагнул ко мне, я увидела, как Шурик сразу весь напрягся, ему не нравилось, что Жека так грубо разговаривает со мной. Мне это тоже не нравилось.
Но видимо, Жека получил какие-то указания от своего начальника — Вени, поэтому он только шагнул ко мне, но дальше этого не пошло. А потом он сунул руку в карман и вынул оттуда мой телефон.
— На, держи, — протянул он его мне.
Я быстро взяла телефон, и сразу мне захотелось позвонить, но при них мне это делать не хотелось. Дисплей был совершенно чистый. Я попробовала набрать номер — бесполезно.
Жека радостно захохотал:
— Можешь не стараться, там батарейка разряжена. — По его лицу сейчас ничего нельзя было определить, но в голосе чувствовалось удовлетворение, видимо, его порадовала совсем маленькая, но все-таки месть мне за свою былую, а теперь утраченную красоту.
Я убрала телефон в карман.
— Короче, ладно, — снова заговорил Жека и обратился к Шурику:
— Ты свободен, а с этой я теперь побуду, — кивнул он в мою сторону. — А скоро должен и Веня подкатить.
На лице Шурика появилась растерянность. Он хотел что-то сказать, но я заговорила первая:
— Саша, не уходи, я не хочу с ним оставаться, я боюсь. Он что-нибудь сделает со мной. Не уходи, Сашенька, ладно. — И я быстро подошла к нему и спряталась за его плечо.
Я поспешила заговорить первой, потому что подумала, что если Шурик скажет, что он останется тоже, то, возможно, Жека и не обратит на это внимания, а скажет, что как хочешь: хочешь — оставайся, хочешь — нет. Это было бы тоже неплохо, но только в том случае, если бы мы могли долго оставаться втроем, я бы постаралась что-то придумать. Но Жека сказал, что скоро должен подъехать Веня, а вот это мне было совсем ни к чему, и поэтому мне нужно было спешить.
Как я и предполагала, Жеку возмутило, что я командую — в его понимании — здесь.
— Не хрена здесь распоряжаться, она еще распоряжаться будет, кто здесь будет, а кто не будет! Все, на место в свою комнату, и чтобы носа оттуда не высовывала!
— Ты чего здесь разраспоряжался, — начала я скандал в лучших традициях, кто кого переговорит и кто кого перекричит. — А ты кто сам такой здесь? Саша, почему он так разговаривает, он что, имеет право тебе приказывать? Саша, ты что, позволишь ему меня оскорблять? Между прочим, — выглядывая из-за плеча Шурика, продолжала я, — мы с Сашей собирались в кино пойти или просто в кафе. Скажи, Саша, правда?
— Мы? — растерялся Саша.
— Ну, если хочешь, я надену себе на руку один наручник, а другой тебе, и я тогда уже никуда от тебя не денусь.
Ты же хочешь?
— Чего?! — У Жеки от возмущения даже появились щелки в тех местах, где должны быть глаза. — В кино пойдете? Ты что, Шура, оборзел?
— Саша, почему он тебя все время оскорбляет? Какое он имеет право так говорить с тобой? Ну что ты молчишь?
Но Шурик еще не был готов активно заступаться за меня, потому промолчал, а начал говорить снова Жека.
— Давай отсюда, — он шагнул к Шурику, — и чтоб я тебя через пять секунд здесь не видел. Понял?
Наконец-то возмутился и Шурик.
— Носорог, а чего ты, в натуре, командиром здесь себя назначил? — В голосе его послышались раздражение и злость, было понятно, что так он себя подбадривает, делает смелее, но и это мне уже нравилось. А Шурик продолжал:
— Чего, здесь все на цирлах перед тобой должны бегать? Я чего тебе — шестерка? А может, тебе еще лычки ментовские нашить?
— Ты че, козел, кому ты говоришь это?
— Кто козел? Ты за козла ответишь, ты, ишак?
— Шурик, ты че, совсем нюх потерял? Да я тебе сейчас башку отверну, как щенку лобастому.
— Это ты свой нюх потерял, — вставила я свое слово из-за плеча Шурика, — вместе с носом.
— А ты, сука, вообще спрячь свой язык, пока я тебе его не отрезал.
— А чего ты на нее орешь, ты! — заступился Шурик за меня.
— Я тебе что, жена, — поддержала я Шурика, — чтобы мне такое говорить. Ладно мне еще Саша что-то сказал бы.
А ты какое право имеешь меня оскорблять?
— Ну, ты мне уже надоела, — не выдержал наконец Жека.
Он шагнул ко мне. Но Шурик протянул руку и оттолкнул его.
Жека наверняка сильнее Шурика, к тому же у Шурика одна рука в гипсе (сейчас я об этом жалела), так что затевать то, что я задумала, рискованно, но у меня не было выбора, потому что позже, когда придет Веня, тогда уже и рисковать возможности не будет, и неизвестно еще зачем он придет — откуда я могла знать, что они придумали с этой Лилит.
Шурик толкнул Жеку, и тот отступил на полшага, а потом снова шагнул вперед и протянул руку, хотел схватить Шурика за рубашку. Хорошо, что не ударить, ведь он мог, наверное, с одного удара убить его.
Но Шурик тоже воспитывался не в пансионе благородных девиц, и он тоже знал и умел немало. Я почувствовала под своей рукой, которая лежала на его плече, как резко дернулось это его плечо.
Гипсом Шурик попал Жеке все по тому, самому его больному месту, где у него должна быть переносица.
Послышался такой рев, что если бы Жека был сейчас где-то в Африке, то все звери разбежались бы и попрятались бы. Он нагнулся, схватившись за свою переносицу.
— Бежим, — дернула я за рукав Шурика, — он нас сейчас убьет.
Но Шурик медлил. Может быть, он хотел еще добавить Жеке, а может быть, испугался и собирался загладить свою вину перед ним, но только мне пришлось потащить его за собой за рукав к двери.
А Жека успел в это время немного прийти в себя. Он протянул руку и схватил Шурика за рубашку. Шурик сразу обернулся, рубашка на нем затрещала, разорвалась. Но он не обратил на это внимания, он тоже вцепился в Жеку. Одной рукой, здоровой, Шурик за воротник тянул Жеку на себя, а другой, загипсованной, стал давить ему на подбородок. Голова у Жеки запрокинулась назад, и он захрипел.
— Ключи.., в кармане.., в правом.., в брюках, ключи возьми, — кричал мне, с трудом выговаривая слова и задыхаясь от напряжения, Шурик.
Мне было не до вежливости и стеснения. Я сунула руку ему в карман и тут же вытащила ее уже вместе с ключами.
Бросилась к двери, вставила ключ в замок.
В это время Жека отшвырнул Шурика в сторону и рванулся ко мне. Но Шурик успел ударить его ногой по ногам и потом, перевернувшись в воздухе, как кошка, схватил обеими руками, и загипсованной и здоровой, Жеку за ботинок, прижал его к своей груди.
Жека тянулся руками ко мне, ему не хватало каких-то тридцати сантиметров, чтобы схватить меня, и то я почти вплотную прижималась к двери, а Шурик не давал ему подползти ко мне.
Я кое-как открыла замок, потом дверь. А рука Жеки была уже рядом. Я бы не смогла выбежать, он схватил бы меня.
Тогда я пяткой со всей силы ударила ему по руке, по пальцам. Теперь у него в придачу ко всему будет еще, как и у Шурика, рука в гипсе. Но мне его совсем не было жалко, даже когда он снова зарычал, как лев, которого ранили второй раз подряд.
Я выскочила из квартиры.
И в это же время, прямо передо мной, открылась дверь лифта. Я не сразу сообразила и хотела заскочить в него.
У меня это не получилось, потому что я всем телом налетела на Веню.
Я отскочила назад и побежала к лестнице, но ошиблась и побежала в другую сторону, в ту, где лестница поднимается вверх. Но все равно, не возвращаться же теперь. Но, как обычно это у меня бывает, я споткнулась на ступеньках и шлепнулась на них. Оттого что я ударилась, мне не так было больно, как оттого, что на каких-то десять секунд я выбежала позже, даже не десять, ведь выберись я из квартиры хоть на три секунды раньше, я бы сейчас бежала по лестнице вниз.
А Веня вышел из лифта и стоял и смотрел на все происходящее.
Он кивнул, как будто соглашался со всем этим, и сказал:
— Я знал, что что-то подобное будет.
А у меня вдруг потекли слезы. И теперь не притворялась, я заплакала по-настоящему. Я сидела на ступеньках, прижимаясь к стене спиной и затылком, и плакала. А потом сама с собой заговорила, я не хотела ничего говорить, но говорило что-то внутри меня, а я только озвучивала — как точнее описать это состояние, я не знаю.
— Как же я вас ненавижу, — слышала я свой голос, — как вы все мне противны, людишки жалкие! Ради денег готовы продать и свою честь, и совесть, и достоинство. Почему же вы такие мелкие, такие дешевые, что вас любой может купить, вы хуже проституток, проститутка хоть только тело свое продает, а вы… Да какой бы мужчина раньше мог бы так поступить, кто раньше крал детей и требовал за них деньги, кто раньше брал деньги и издевался над женщинами?!
Только самые последние подонки стреляют из-за угла за деньги. Ты говоришь — Иуда, — посмотрела я на Веню. — У Иуды, может быть, были причины не любить Христа, поэтому он и выбросил деньги, которые ему дали за предательство. Может быть, он ему завидовал, пусть отвратительный, но все-таки это повод, а может, он любил женщину, которая любила Иисуса, и сделал все из ревности. А ты? Ты же продаешь свою душу только за деньги и больше ни за что, за бумагу, которую можно обменять в ресторане на кусок курицы. Что же вы за люди, если вашу душу можно обменять на кусок жареной курицы? И хоть бы голодные были, а то просто от жадности — кусок лишний сожрать…
Не надо мне было все это говорить, не надо, потому что эти люди все равно ничего не поймут. Но мне нужно было выговориться, и пусть теперь делают со мной что хотят, потому что хуже чем есть, мне уже не будет. Потому что нервы мои уже не выдерживают и я скоро начну всего бояться, как боится всего Галина.
Веня подошел ко мне, взял за локоть и затащил в лифт.
Он нажал кнопку первого этажа, и мы остались в кабине вдвоем. Мы спускались вниз и молчали.
— Ты спрашивала про одно место, про Бронницы, — заговорил он, когда двери открылись. — Я узнал кое-что.
Я еще не понимала ничего и не смотрела на него, а он положил мне руку на плечо, и мы вышли с ним, как двое влюбленных. Только я не была влюблена — в него, во всяком случае.
Мы подошли к машине, и я вдруг увидела, что это моя зеленая «Нива», правильнее, моей знакомой, но все равно.
Он зачем-то пригнал ее сюда.
— Держи, — он протянул мне ключи.
Я все еще не понимала, но ключи взяла.
— Километрах в десяти от этого городка в сторону Воскресенска есть место, там была раньше усадьба чья-то или что-то в этом роде. Садись в машину, чтобы нам не торчать на виду у всех, я тебе все сейчас расскажу, что сам узнал.
Мы сели в машину, но ничего особенного я не услышала — всего лишь подробный рассказ, как добраться до того места.
— Только ты одна все равно ничего не сделаешь, — сказал он в конце.
— Но и в твоей помощи я не нуждаюсь.
— Он что, так тебе дорог, этот художник?
— Да, как память на всю оставшуюся жизнь, поэтому и хотелось бы сохранить его для себя.
— И незаменим. — Это он не спросил, это он сказал просто.
— А об этом вообще не может быть и речи.
— Ну ладно. Если вдруг увидишь, передавай привет.
— Не обижайся, но не передам.
— Ну что ж, не передавай, если не хочешь, оставь себе на память.
— Хорошо, себе оставлю, хотя бы в благодарность, что отпустил, — пообещала я.
Я завела двигатель и тронула машину с места.
* * *
Я подъехала к магазину и быстро прошла в наш кабинет.
За столом у компьютера сидела одна только Танюшка — наш бухгалтер, она играла с ним в карты, впрочем, большую часть рабочего дня она проводила именно так. Если бы она была мужчиной, то ее удивленный взгляд сейчас можно было бы сравнить с удивлением Адама, когда он проснулся, а рядом с ним лежит миленькая девушка, которую зовут Ева.
— Привет, Татьянка, а где Леночка? — спросила я, а сама подошла к большому зеркалу у стены и посмотрела на себя.
Да, выглядела я так, что пожелать лучшего можно было целых два раза, вот только не было времени на пожелания.
— Леночка? — переспросила Таня. — А, Леночка, — дошло до нее наконец. — Она поехала домой, ее Витя приехал, она сказала, что поедет ненадолго, скоро вернется.
— Витька приехал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Саша, — проговорила я и провела рукой по его волосам.
— Что? — спросил он, с трудом выговорив одно это коротенькое слово.
Я вздохнула.
— Саша, — снова повторила я его имя и стала объяснять «что»:
— Я так жалею, что мы с тобой вот так вот встретились.
— Как?
— Ну, ты же мой охранник, я твоя пленница, или заключенная, не знаю, как лучше назвать.
— Блин, да я так ненавижу этих охранников. Я двушник отмотал, и ни за что. Знаешь, как я ненавижу всех этих козлов, охранников…
— Вертухаев, — вспомнила я, как это назвал Веня, и снова вернулась к прежней теме:
— Если бы мы встретились с тобой по-другому, так хорошо у нас все могло быть…
— Как могло быть?
— Ты не понимаешь, о чем я говорю? Женщина тебе должна прямо сказать, что ты ей небезразличен, что ты ей очень нравишься? Ты этого ждешь?
Шурик не стал больше ждать. Этого я и боялась, но не очень.
Он обхватил меня руками, его загипсованная ладонь больно сжала мое плечо. Я запищала тихонько и стала вырываться. Это оказалось сложнее, чем я думала, Шурик не казался таким сильным, каким он был. Так что пришлось повозиться несколько минут и укусить его за здоровую руку.
Кусать, конечно, не стоило, потому что я знаю, что это очень раздражает мужчин, но что делать, мне надо было побыстрее освободиться, чтобы продолжить дальше.
То, что я Шурика укусила, я это исправила своими слезами. Я тяжело дышала после его нападения и плакала, так что вместе это получились почти рыдания, и Шурик растерялся, перестал массажировать свою укушенную руку предплечьем другой, загипсованной.
Если еще такое повторится, подумала я, кусать не надо будет, а надо как бы неумышленно ударить его по шишке на голове, так будет правильнее и такая боль не должна раздражать мужчину.
— Как ты можешь? Как ты можешь так поступать? — говорила я сквозь рыдания. — Ты пользуешься тем, что я совсем беззащитна, что я твоя пленница!
— Нет, я совсем не думал об этом. Правда, Маша. Ты для меня совсем не пленница, — стал извиняться Шурик, и так искренне, что я даже удивилась, я не рассчитывала, что у меня все получится настолько быстро. Но Шурик слишком застенчивый и привык в основном к общению с проститутками, поэтому первая же женщина, которая была с ним всего лишь ласкова, стала для него уже чем-то большим, чем просто женщина.
— Ты не думал, — заговорила я, переставая постепенно плакать. — Зато я думаю. Я помню, кто я такая и как здесь оказалась. Если бы могло быть все по-другому, если было бы все по-другому…
— Что по-другому?
— Ничего. Даже звери и то в неволе не размножаются. А я, выходит, для тебя значу меньше, чем какая-нибудь слониха в зоопарке? Конечно, я меньше по размеру, но я тоже человек.
— Маша, ну прости, пожалуйста, ну честное слово, я не хотел, это как-то случайно получилось.
— Шурик, глупенький. — Я снова села рядом с ним и снова провела рукой по его волосам, потом грустно вздохнула:
— Если бы мы были с тобой не здесь.
— А где?
— Не знаю, — ответила я, но сама подумала, что если так пойдет дальше, то может получиться то, на что я и не рассчитывала — так легко Шурик поддавался на самое откровенное, даже примитивное соблазнение. — Мне очень хочется быть с тобой, Саша, очень. Но только не так, не здесь. А это, это ведь просто унижает. Неужели тебе доставляет удовольствие унижать меня? Еще больше унижать, чем это уже есть?
— Нет, Маша, правда, нет, — заговорил он.
И в это время я услышала, — как открылась входная дверь.
Ну как же это не вовремя, расстроилась я.
Шурик тоже услышал, что кто-то вошел, быстро встал с дивана, направился к двери.
Я вслед за Шуриком вышла в переднюю.
Это был Жека. Но какой у него был вид! Я догадалась, что это именно он, а не узнала его. Все лицо у него было обожжено, оно было красным и в мелких черных точках, и его покрывала редкая рыжая щетина, видимо, он не мог бриться. А еще к его лицу были приложены солнцезащитные очки, именно приложены, потому что они не могли держаться как им положено, я даже подумала, что, может быть, он их приклеил каким-нибудь «Моментом» или чем-то в этом роде, но оказалось, что нет, потому что он снял их сразу из-за того, что в квартире было темно. А по своим очертаниям лицо его теперь напоминало арбуз, именно потому, что никаких очертаний и не было: переносица и оба глаза — один огромный синяк. Хорошо, что он передвигался на машине, а не общественным транспортом, а то бы в Москве начался переполох, люди решили бы, что к нам заглянули инопланетяне.
— А эта че здесь расхаживает по квартире? — вместо приветствия обратился Жека к Шурику и кивнул на меня.
Жека приехал не вовремя, и поэтому я решила, что теперь мне придется проявить чуть больше инициативы.
— Женя, — заговорила я вместо Шурика, — а знаешь, тебе бы сейчас больше пошли не такие очки, а какие раньше носили благородные жулики — видел в кино? Вырезанные из шелка или бархата, ну, как карнавальные.
— Ты че, еще подкалывать будешь, ты? — В голосе Жени была и обида, и угроза, но я его понимала.
— Не хочешь слушать добрых советов, не надо. Но я тебе от чистого сердца, как женщина женщине, советую.
— Ну ты… — Жека шагнул ко мне, я увидела, как Шурик сразу весь напрягся, ему не нравилось, что Жека так грубо разговаривает со мной. Мне это тоже не нравилось.
Но видимо, Жека получил какие-то указания от своего начальника — Вени, поэтому он только шагнул ко мне, но дальше этого не пошло. А потом он сунул руку в карман и вынул оттуда мой телефон.
— На, держи, — протянул он его мне.
Я быстро взяла телефон, и сразу мне захотелось позвонить, но при них мне это делать не хотелось. Дисплей был совершенно чистый. Я попробовала набрать номер — бесполезно.
Жека радостно захохотал:
— Можешь не стараться, там батарейка разряжена. — По его лицу сейчас ничего нельзя было определить, но в голосе чувствовалось удовлетворение, видимо, его порадовала совсем маленькая, но все-таки месть мне за свою былую, а теперь утраченную красоту.
Я убрала телефон в карман.
— Короче, ладно, — снова заговорил Жека и обратился к Шурику:
— Ты свободен, а с этой я теперь побуду, — кивнул он в мою сторону. — А скоро должен и Веня подкатить.
На лице Шурика появилась растерянность. Он хотел что-то сказать, но я заговорила первая:
— Саша, не уходи, я не хочу с ним оставаться, я боюсь. Он что-нибудь сделает со мной. Не уходи, Сашенька, ладно. — И я быстро подошла к нему и спряталась за его плечо.
Я поспешила заговорить первой, потому что подумала, что если Шурик скажет, что он останется тоже, то, возможно, Жека и не обратит на это внимания, а скажет, что как хочешь: хочешь — оставайся, хочешь — нет. Это было бы тоже неплохо, но только в том случае, если бы мы могли долго оставаться втроем, я бы постаралась что-то придумать. Но Жека сказал, что скоро должен подъехать Веня, а вот это мне было совсем ни к чему, и поэтому мне нужно было спешить.
Как я и предполагала, Жеку возмутило, что я командую — в его понимании — здесь.
— Не хрена здесь распоряжаться, она еще распоряжаться будет, кто здесь будет, а кто не будет! Все, на место в свою комнату, и чтобы носа оттуда не высовывала!
— Ты чего здесь разраспоряжался, — начала я скандал в лучших традициях, кто кого переговорит и кто кого перекричит. — А ты кто сам такой здесь? Саша, почему он так разговаривает, он что, имеет право тебе приказывать? Саша, ты что, позволишь ему меня оскорблять? Между прочим, — выглядывая из-за плеча Шурика, продолжала я, — мы с Сашей собирались в кино пойти или просто в кафе. Скажи, Саша, правда?
— Мы? — растерялся Саша.
— Ну, если хочешь, я надену себе на руку один наручник, а другой тебе, и я тогда уже никуда от тебя не денусь.
Ты же хочешь?
— Чего?! — У Жеки от возмущения даже появились щелки в тех местах, где должны быть глаза. — В кино пойдете? Ты что, Шура, оборзел?
— Саша, почему он тебя все время оскорбляет? Какое он имеет право так говорить с тобой? Ну что ты молчишь?
Но Шурик еще не был готов активно заступаться за меня, потому промолчал, а начал говорить снова Жека.
— Давай отсюда, — он шагнул к Шурику, — и чтоб я тебя через пять секунд здесь не видел. Понял?
Наконец-то возмутился и Шурик.
— Носорог, а чего ты, в натуре, командиром здесь себя назначил? — В голосе его послышались раздражение и злость, было понятно, что так он себя подбадривает, делает смелее, но и это мне уже нравилось. А Шурик продолжал:
— Чего, здесь все на цирлах перед тобой должны бегать? Я чего тебе — шестерка? А может, тебе еще лычки ментовские нашить?
— Ты че, козел, кому ты говоришь это?
— Кто козел? Ты за козла ответишь, ты, ишак?
— Шурик, ты че, совсем нюх потерял? Да я тебе сейчас башку отверну, как щенку лобастому.
— Это ты свой нюх потерял, — вставила я свое слово из-за плеча Шурика, — вместе с носом.
— А ты, сука, вообще спрячь свой язык, пока я тебе его не отрезал.
— А чего ты на нее орешь, ты! — заступился Шурик за меня.
— Я тебе что, жена, — поддержала я Шурика, — чтобы мне такое говорить. Ладно мне еще Саша что-то сказал бы.
А ты какое право имеешь меня оскорблять?
— Ну, ты мне уже надоела, — не выдержал наконец Жека.
Он шагнул ко мне. Но Шурик протянул руку и оттолкнул его.
Жека наверняка сильнее Шурика, к тому же у Шурика одна рука в гипсе (сейчас я об этом жалела), так что затевать то, что я задумала, рискованно, но у меня не было выбора, потому что позже, когда придет Веня, тогда уже и рисковать возможности не будет, и неизвестно еще зачем он придет — откуда я могла знать, что они придумали с этой Лилит.
Шурик толкнул Жеку, и тот отступил на полшага, а потом снова шагнул вперед и протянул руку, хотел схватить Шурика за рубашку. Хорошо, что не ударить, ведь он мог, наверное, с одного удара убить его.
Но Шурик тоже воспитывался не в пансионе благородных девиц, и он тоже знал и умел немало. Я почувствовала под своей рукой, которая лежала на его плече, как резко дернулось это его плечо.
Гипсом Шурик попал Жеке все по тому, самому его больному месту, где у него должна быть переносица.
Послышался такой рев, что если бы Жека был сейчас где-то в Африке, то все звери разбежались бы и попрятались бы. Он нагнулся, схватившись за свою переносицу.
— Бежим, — дернула я за рукав Шурика, — он нас сейчас убьет.
Но Шурик медлил. Может быть, он хотел еще добавить Жеке, а может быть, испугался и собирался загладить свою вину перед ним, но только мне пришлось потащить его за собой за рукав к двери.
А Жека успел в это время немного прийти в себя. Он протянул руку и схватил Шурика за рубашку. Шурик сразу обернулся, рубашка на нем затрещала, разорвалась. Но он не обратил на это внимания, он тоже вцепился в Жеку. Одной рукой, здоровой, Шурик за воротник тянул Жеку на себя, а другой, загипсованной, стал давить ему на подбородок. Голова у Жеки запрокинулась назад, и он захрипел.
— Ключи.., в кармане.., в правом.., в брюках, ключи возьми, — кричал мне, с трудом выговаривая слова и задыхаясь от напряжения, Шурик.
Мне было не до вежливости и стеснения. Я сунула руку ему в карман и тут же вытащила ее уже вместе с ключами.
Бросилась к двери, вставила ключ в замок.
В это время Жека отшвырнул Шурика в сторону и рванулся ко мне. Но Шурик успел ударить его ногой по ногам и потом, перевернувшись в воздухе, как кошка, схватил обеими руками, и загипсованной и здоровой, Жеку за ботинок, прижал его к своей груди.
Жека тянулся руками ко мне, ему не хватало каких-то тридцати сантиметров, чтобы схватить меня, и то я почти вплотную прижималась к двери, а Шурик не давал ему подползти ко мне.
Я кое-как открыла замок, потом дверь. А рука Жеки была уже рядом. Я бы не смогла выбежать, он схватил бы меня.
Тогда я пяткой со всей силы ударила ему по руке, по пальцам. Теперь у него в придачу ко всему будет еще, как и у Шурика, рука в гипсе. Но мне его совсем не было жалко, даже когда он снова зарычал, как лев, которого ранили второй раз подряд.
Я выскочила из квартиры.
И в это же время, прямо передо мной, открылась дверь лифта. Я не сразу сообразила и хотела заскочить в него.
У меня это не получилось, потому что я всем телом налетела на Веню.
Я отскочила назад и побежала к лестнице, но ошиблась и побежала в другую сторону, в ту, где лестница поднимается вверх. Но все равно, не возвращаться же теперь. Но, как обычно это у меня бывает, я споткнулась на ступеньках и шлепнулась на них. Оттого что я ударилась, мне не так было больно, как оттого, что на каких-то десять секунд я выбежала позже, даже не десять, ведь выберись я из квартиры хоть на три секунды раньше, я бы сейчас бежала по лестнице вниз.
А Веня вышел из лифта и стоял и смотрел на все происходящее.
Он кивнул, как будто соглашался со всем этим, и сказал:
— Я знал, что что-то подобное будет.
А у меня вдруг потекли слезы. И теперь не притворялась, я заплакала по-настоящему. Я сидела на ступеньках, прижимаясь к стене спиной и затылком, и плакала. А потом сама с собой заговорила, я не хотела ничего говорить, но говорило что-то внутри меня, а я только озвучивала — как точнее описать это состояние, я не знаю.
— Как же я вас ненавижу, — слышала я свой голос, — как вы все мне противны, людишки жалкие! Ради денег готовы продать и свою честь, и совесть, и достоинство. Почему же вы такие мелкие, такие дешевые, что вас любой может купить, вы хуже проституток, проститутка хоть только тело свое продает, а вы… Да какой бы мужчина раньше мог бы так поступить, кто раньше крал детей и требовал за них деньги, кто раньше брал деньги и издевался над женщинами?!
Только самые последние подонки стреляют из-за угла за деньги. Ты говоришь — Иуда, — посмотрела я на Веню. — У Иуды, может быть, были причины не любить Христа, поэтому он и выбросил деньги, которые ему дали за предательство. Может быть, он ему завидовал, пусть отвратительный, но все-таки это повод, а может, он любил женщину, которая любила Иисуса, и сделал все из ревности. А ты? Ты же продаешь свою душу только за деньги и больше ни за что, за бумагу, которую можно обменять в ресторане на кусок курицы. Что же вы за люди, если вашу душу можно обменять на кусок жареной курицы? И хоть бы голодные были, а то просто от жадности — кусок лишний сожрать…
Не надо мне было все это говорить, не надо, потому что эти люди все равно ничего не поймут. Но мне нужно было выговориться, и пусть теперь делают со мной что хотят, потому что хуже чем есть, мне уже не будет. Потому что нервы мои уже не выдерживают и я скоро начну всего бояться, как боится всего Галина.
Веня подошел ко мне, взял за локоть и затащил в лифт.
Он нажал кнопку первого этажа, и мы остались в кабине вдвоем. Мы спускались вниз и молчали.
— Ты спрашивала про одно место, про Бронницы, — заговорил он, когда двери открылись. — Я узнал кое-что.
Я еще не понимала ничего и не смотрела на него, а он положил мне руку на плечо, и мы вышли с ним, как двое влюбленных. Только я не была влюблена — в него, во всяком случае.
Мы подошли к машине, и я вдруг увидела, что это моя зеленая «Нива», правильнее, моей знакомой, но все равно.
Он зачем-то пригнал ее сюда.
— Держи, — он протянул мне ключи.
Я все еще не понимала, но ключи взяла.
— Километрах в десяти от этого городка в сторону Воскресенска есть место, там была раньше усадьба чья-то или что-то в этом роде. Садись в машину, чтобы нам не торчать на виду у всех, я тебе все сейчас расскажу, что сам узнал.
Мы сели в машину, но ничего особенного я не услышала — всего лишь подробный рассказ, как добраться до того места.
— Только ты одна все равно ничего не сделаешь, — сказал он в конце.
— Но и в твоей помощи я не нуждаюсь.
— Он что, так тебе дорог, этот художник?
— Да, как память на всю оставшуюся жизнь, поэтому и хотелось бы сохранить его для себя.
— И незаменим. — Это он не спросил, это он сказал просто.
— А об этом вообще не может быть и речи.
— Ну ладно. Если вдруг увидишь, передавай привет.
— Не обижайся, но не передам.
— Ну что ж, не передавай, если не хочешь, оставь себе на память.
— Хорошо, себе оставлю, хотя бы в благодарность, что отпустил, — пообещала я.
Я завела двигатель и тронула машину с места.
* * *
Я подъехала к магазину и быстро прошла в наш кабинет.
За столом у компьютера сидела одна только Танюшка — наш бухгалтер, она играла с ним в карты, впрочем, большую часть рабочего дня она проводила именно так. Если бы она была мужчиной, то ее удивленный взгляд сейчас можно было бы сравнить с удивлением Адама, когда он проснулся, а рядом с ним лежит миленькая девушка, которую зовут Ева.
— Привет, Татьянка, а где Леночка? — спросила я, а сама подошла к большому зеркалу у стены и посмотрела на себя.
Да, выглядела я так, что пожелать лучшего можно было целых два раза, вот только не было времени на пожелания.
— Леночка? — переспросила Таня. — А, Леночка, — дошло до нее наконец. — Она поехала домой, ее Витя приехал, она сказала, что поедет ненадолго, скоро вернется.
— Витька приехал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32