Может, они еще не поняли, что перед ними мертвая, а, как и я вначале, решили, что девушка просто спит?
— Ну и где она? — заговорил один.
У него было лицо с очень маленькими глазками и очень маленьким приплюснутым носом, но сам он был высокий и очень широкий в плечах, нет, такое описание будет не правильным, потому что он казался не высоким и широким в плечах, а огромным и бесформенным.
А я подумала: они что, слепые, в нескольких шагах от себя ничего не видят? Не видят девушку на диване, да к тому же совсем голую?
— Ты меня спрашиваешь? Ты сам сказал, что сюда какая-то телка зашла. — Второй был небольшого роста и худой, с узким, вытянутым лицом, рядом со своим товарищем казался совсем ребенком. А вместе они смотрелись как носорог и козел, вышедшие попастись, только носорогу как будто кто-то отбил его рог.
Что все это было не важно, а важно было, что в Сережкиной мастерской появились какие-то люди и что рядом с ними убитая кем-то девушка. А еще важно, что говорили они сейчас не о ней, а, как я теперь поняла, обо мне.
— Сказал, а че? Пока ты в кустах там отливал, она заскочила сюда, — подтвердил свои слова носорог.
Надо выйти и объяснить им все, подумала я, только вот что сказать, чтобы они поняли, что ни я, ни Сережка не виноваты в том, что здесь лежит эта девушка.
Я так подумала и только собралась выйти из чуланчика, как тот, что был небольшого роста и худой, молча направился прямо к двери, за которой я стояла. Я немного замешкалась со своей выходной арией, а худенький уже подошел к двери. Я бессознательно схватилась за ее ручку и потянула на себя, и в это же время почувствовала, как тот, с другой стороны, тоже дернул ее — один раз, потом второй, посильнее, потом в третий раз еще сильнее. Дверь приоткрылась, а потом хлопнула, закрывшись.
Я поняла, что поступаю глупо, не давая ему ее открыть, и отпустила ручку.
Наверное, в четвертый раз он дернул дверь со всей силы, какая у него была.
Дверь открылась так резко, словно мгновенно растворилась, и я появилась перед ними, как сказочная фея.
А этот, который дергал дверь, отскочил от нее, будто спринтер со старта, только спиной вперед, и тут же наткнулся пятками на низенькую табуреточку — ноги его взлетели вверх, и весь он поднялся в воздух, но не надолго, через секунду он шлепнулся на пол, на свой худенький и, надо полагать, костлявый зад. Он заныл протяжно и болезненно, словно от сильного оргазма.
Второй, который был похож на носорога, так расхохотался, что его маленькие глазки куда-то исчезли, он привалился к дверному косяку и хохотал, трясясь и немного похрюкивая.
— Чего ты ржешь, как конь? — с болезненно кривящимся лицом и злостью в голосе проговорил худой, только вместо слова «чего» он сказал другое слово, непечатное.
— А че мне, плакать, что ли? — выговорил с трудом носорог с маленьким носом.
А я стояла, смотрела ни них, и мне все казалось ненормальным: они совсем не обращали внимания на мертвую девушку, ее для них будто и не существовало. Это было непонятно и странно, и я бы сказала, что и глупо, если бы рядом не лежала эта убитая кем-то девушка.
— Ну че, здесь разберемся с этой или повезем к себе? — спросил носорог, переставая смеяться и кивнув в мою сторону.
Тощий с трудом поднялся, потирая ушибленное место у себя за спиной, лицо у него было все еще страдающее.
— Ты кто такая, как здесь оказалась и что здесь делала? — спросил он, не глядя на меня, а выворачивая голову, как гусь: он пытался рассмотреть свой зад.
Я хотела посоветовать ему просунуть голову между ног, так ему должно было быть удобнее увидеть, что у него там, но сдержалась. И только глупо переспросила:
— Что?
— Как здесь оказалась? — посмотрел он на меня, а в голосе его вместо боли стало появляться раздражение.
— Я? — снова глупо спросила я.
— Ты, ты, не я же.
— Вошла сюда, как и вы, через дверь.
— Зачем?
— Ну, просто. Мне Сережа нужен, вот и пришла.
— Какой Сережа?
— Тот, чья это мастерская.
— Зачем пришла?
— Он мне нужен, поговорить хотела.
— О чем?
— Это мое личное дело.
— Ты, подруга, давай отвечай на вопросы, когда тебя спрашивают, — подал свой голос носорог, стоящий за моей спиной. — А в твоем личном деле прокурор будет разбираться.
— А что вы меня допрашиваете. А вы сами кто такие?
— А мы, может, из милиции, — обрадовался чему-то носорог.
— Тогда у вас должны быть документы.
— А мы тайная милиция, — продолжал веселиться здоровый.
— А у тебя самой документы есть? — спросил худой.
— Водительское удостоверение, оно в машине, в сумочке. Принести? — Я бессознательно шагнула к выходу.
— Куда? Стоять! — тут же скомандовал здоровый.
Я послушно остановилась.
— Ты эту знаешь? — кивнул худой на мертвую девушку, казалось, он только сейчас обратил на нее внимание.
— Я вот и хотела сказать, что Сережа, ну, хозяин этой мастерской, он тут ни при чем, потому что… — От растерянности я стала говорить так, будто передо мной действительно стояли какие-то милиционеры, нет, дело даже не в этом, а растерялась, потому что все это касалось Сережки, — если бы речь шла лично обо мне, я бы едва ли растерялась.
— Меня не волнует, кто тут при чем и кто ни при чем, — он перебил меня. — Я спрашиваю, знаешь ты ее или нет?
— Нет.
— Так, это хорошо, — сказал он.
— А почему хорошо, что я ее не знаю? — спросила я.
— Ты тут че, чтоб вопросы задавать? — снова вмешался носорог. — Когда тебя спросят, тогда и будешь задавать свои вопросы.
— Нужно позвонить, — сказал худой, и казалось, что больше он обращался к самому себе, чем к своему товарищу.
Но тот ответил:
— А вон у нее есть телефон, — и указал на мой, — чего свои деньги тратить.
— Слушайте, какое вы имеете право!.. — завозмущалась я, когда худой, по совету носорога, протянув руку, выдернул у меня из-за пояса телефон.
— Спокойно, не дергайся, — приказал мне носорог.
Я послушалась, тем более у меня стали появляться кое-какие догадки по поводу этих двоих.
— Как его включить? — спросил меня худой и протянул телефон.
Я нажала кнопку.
— Можешь набирать номер, — сказала я.
Худой набрал номер, приложил телефон к уху.
— Мишель, это Павел… — заговорил он, обращаясь, по-видимому, к какому-то Михаилу. — Да откуда?.. Короче, расклад такой, телочка тут нарисовалась… Ладно, не буду так называть баб… Ладно, не буду так называть женщин… Кто такая, пока не знаю… Угу, сейчас узнаю. — Он отстранил телефон от уха, посмотрел на меня и спросил:
— Тебя как зовут?
— Маша, — ответила я.
— Дальше.
— Что дальше?
— Фамилия.
— Год рождения, статья, срок, — хохотнув, добавил к пояснению худого Павла носорог.
— Климова, — ответила я.
— Климова? Маша? — почему-то удивился носорог и, продолжая резвиться, пропел (если это можно так назвать):
— Мурка, Мария Климова, прости любимого.
А Павел, как он сам представился кому-то, продолжал разговаривать по моему телефону:
— Климова, Маша… Да. А что?.. Угу, понял… Сейчас.
Скоро будем. — Он отключил телефон и положил его себе в карман.
— Это мой! — сказала я, показав на карман, куда он положил телефон.
— Разберемся, что здесь твое, а что принадлежит конфискации, — объяснил мне носорог.
А худой кивнул на дверь.
— Пошли, — сказал он.
— А она? — Я показала на лежавшую на диване.
— А она не убежит, она еще долго не сможет бегать, — снова усмехнулся худой Павел, но потом передумал. — Жека, эту возьми.
— Че, так голую и тащить ее средь бела дня? — В голосе носорога — кажется, его зовут Жека — появилось удивление.
— А зачем ты сюда приехал?
Жека пожал плечами и поморгал маленькими глазками.
— Заверни во что-нибудь, — распорядился Павел.
— В чего я ее заверну?
— Ты пока эту веди в машину, а я поищу, во что завернуть.
— Давай, Мурка, вперед и с песней. — И Жека-носорог рукой подтолкнул меня в то место, которое обтягивали шортики, он даже попытался ухватить там рукой, но шорты плотно обтягивали меня, и его толстые пальцы только скользнули по ним.
Но меня это взбесило. Будь это хоть милиция, хоть святая инквизиция, а обращаться с собой я позволяю людям так, как сама считаю нужным и возможным позволить, а там пусть хоть на костре сожгут, когда будут сжигать, может, и пожалею, но не раньше. И я часто поступаю не думая, как, впрочем, и каждая женщина, а еще мои эмоции часто пересиливают мой страх. Так получилось и сейчас.
Он попытался схватить меня своей лапой за мои шортики, точнее, за то место, на которое они были натянуты, и это стало его ошибкой.
Рядом со мной стоял весь выпачканный разными красками стол, а на нем были всякие нужные и ненужные вещи, и среди других — старинный кувшин, медный, бронзовый или латунный, не знаю, я в этом не разбираюсь, считаю, что вещь нужная, потому что если его отчистить, то туда можно ставить цветы; сейчас он тоже оказался очень к месту.
И вот как только рука этого носорога попыталась ухватиться за мою маленькую попу, то моя рука, не советуясь с моей головой, тут же ухватилась за узкое горлышко кувшина, и он, этот кувшин, вдруг с размаху со всей силы, какая у меня есть, шлепнул прямо по глазу этого Жеку. Тот громко хрюкнул, тоже шлепнул своей огромной ладонью по своему маленькому глазу, прижал ее к нему, а потом горестно, как обиженный детеныш носорога, замычал.
Но я не успокоилась. Размахнувшись, я швырнула кувшин в тощего Павлуху. Тот увернулся, отскакивая в сторону, снова зацепился ногами за уже знакомую ему маленькую скамеечку и снова грохнулся на пол.
Я, как испуганная несчастная маленькая антилопа, бросилась к двери, к выходу.
Я слишком спешила, этого нельзя делать никогда, ни в каких делах, даже когда убегаешь. Почти в конце, в самом верху лестницы, в которой до сих пор и не знаю сколько ступенек, я споткнулась и так больно ударилась коленом и руками о кирпичи, что даже вскрикнула. А меня уже догонял худенький Павлуха, на этот раз он, видимо, не так сильно ударился.
Я повернулась к нему лицом и, когда он уже протянул ко мне руки, поступила, как и любая антилопа поступила бы на моем месте — сидя на верхней ступеньке, я лягнула его ногой. Попала я ему в грудь. Он отклонился назад, одной рукой стараясь ухватиться за стену, а другой махая и пытаясь удержать равновесие, но не ухватился и не удержал, а загремел по ступенькам вниз.
И Жека тоже уже пришел в себя. Ругаясь и обзываясь всякими словами, как старый опытный пират (ругал и обзывал он меня, но я не обижаюсь, я понимаю, что ему было жалко свой глаз, ведь если с ним что случится, то останется один, и такой маленький), он через ступеньку заскакал вверх по лестнице. Но на несколько секунд ему пришлось остановиться и прижаться спиной к стене, чтобы пропустить прокатившегося мимо своего приятеля.
Я была уже у металлической двери, и, толкнув ее руками, я выскочила на небольшую площадку, с которой вниз вели три ступеньки.
Зачем я стала захлопывать дверь, я не знаю, наверное, инстинктивно хотела отгородить себя от опасности. Я повернулась и со всей силы обеими руками толкнула ее. Но именно в это время в проеме появился носорог Жека, и дверь ударила ему прямо по лбу. Звук был такой, как будто ударили в треснутый колокол, вот только дверь так зазвучала или голова Жеки, не знаю.
Я спрыгнула с площадки на землю и, как только могла быстро, побежала к своей машине, вынимая на ходу из кармана ключи.
Как я проскочила узкую арку и не зацепила ее ни одним крылом, не знаю, но я выскочила из дворов на улицу и, быстро набирая скорость, помчалась, куда — сама не знаю.
Но нескольких секунд мне хватило, чтобы прийти в себя.
Я затормозила, остановив машину у тротуара, посмотрела назад сначала в зеркало, потом обернувшись. Никто не бежал за мной, не догонял.
С минуту я сидела, обдумывая все, потом снова тронула машину с места, теперь уже спокойно, свернула в ближайший переулок, заехала в какой-то двор и заглушила двигатель.
Захватив с собой свою сумочку, я выбралась из машины, захлопнула дверцу и пошла обратно к Сережкиной мастерской.
Я прокралась к кустам, которые загораживали меня от входа в мастерскую. Мне было все хорошо видно, а меня оттуда увидеть было нельзя.
Ждать пришлось не долго. Минут через десять, даже меньше, железная дверь открылась, и из нее вышел маленький худой Паша.
Он стал спускаться по ступенькам, их хоть и было всего три, но они были довольно крутые, и я видела, как этому Павлику не очень легко переступать по ним. И когда потом он пошел уже просто по земле, то так сильно хромал, припадая на правую ногу, что казалось, вместо ноги у него протез, и очень неудачно сделанный.
Через минуту появился и второй — Жека. У него на плече лежало что-то, словно скатанный в толстый рулон ковер. Мне и догадываться было не нужно, что это такое он несет — они нашли в мастерской большой холст и завернули в него мертвую девушку.
Голова у меня вдруг заработала необычно быстро: если они совсем не обращали внимания на эту девушку там, в мастерской, значит, для них в этом не было ничего удивительного, они, когда пришли, знали уже, что она там, а теперь они ее уносят, а все вместе это может значить только одно — это они ее и убили.
К железной двери подъехал темно-серый, потрепанный «форд-эскорт», за рулем сидел Паша.
Носорог Жека поднес закатанную в холст девушку к машине, чуть присев, открыл заднюю дверцу и уложил девушку в холсте на заднее сиденье. Тощий Паша в это время вышел из машины, обошел ее и с трудом уселся на переднее пассажирское сиденье, видно, ему было тяжело вести машину с такой ногой.
Я засуетилась, как испуганная белка в клетке, — сейчас они уедут, и, значит, я ничего не узнаю. Не узнаю, где Сережка, и не узнаю, что происходит.
Нужно что-то сделать, если я сейчас что-то не сделаю, то может быть такое, что я потом всю жизнь буду жалеть об этом, — из-за нерешительности всегда позже приходится раскаиваться.
Я, спеша и даже суетясь, открыла свою сумочку, выхватила из нее небольшой маникюрный набор, расстегнула его.
Еще секунда, и я бы побежала к серому «форду», но именно в это время передняя водительская дверца его раскрылась.
Жека вышел из машины, быстро направился обратно к Сережкиной мастерской и скрылся в дверном проеме. Наверное, кто-то из них что-то там забыл, скорее всего хромоногий Пашенька, наверное, у него что-то выпало из кармана, когда он спускался по лестнице.
Но теперь нельзя было терять и полсекунды, потому что Жека-носорог может выйти обратно в любую из этих половинок. И я, выскочив из-за кустов, быстро побежала к машине.
Паша увидел меня, когда я остановилась у ее переднего крыла с дальней стороны от него. Когда он увидел меня, даже огромная шишка (она появилась после падения с лестницы) на его лбу приподнялась от возмущения.
Я присела и тонкими маникюрными ножницами ткнула сбоку в резину. Паша стал пытаться выбраться из машины, чуть ли не рукой перекидывая свою ногу через порог дверцы. Я повернулась и побежала в сторону арки. Оглянувшись на бегу, я увидела, что Паша, хромая и кривясь от боли, бежит за мной. Только скорее бы корова догнала молодую лошадку, чем он меня.
Я выбежала через арку на улицу. Теперь времени у меня в запасе было больше чем достаточно. Но идти за своей машиной мне все равно не стоило, слишком она у меня яркая, заметная, Минут через пять я остановила одного мужчину лет сорока, не одного, а вместе с машиной, он ехал на белых «Жигулях-пятерке». Я попросила его подвезти меня, но сказала, что пока еще не знаю, куда мне ехать. Он посмотрел на меня неуверенно. Но я тут же успокоила его, сказав, что не знаю, куда мне ехать, потому что не знаю, куда поедет мой муж со своей любовницей.
Мужчина усмехнулся.
Серый «форд» выехал из арки минут через пятнадцать.
— Вон они, — указала я на него водителю. — Только постарайтесь ехать так, чтобы они не обратили на нас внимания.
— Не волнуйся, все будет как в лучших домах, — успокоил он меня.
— В домах на машинах не ездят, — показала я, какая я умная.
Он что-то хотел ответить, но увидел в это время, что в сером «форде» нет ни одной женщины, кроме двоих мужчин.
— Ты же сказала, что твой муж будет с подружкой, со своей любовницей?
— Я не говорила, что с подругой, я сказала, что с любовницей. А она у него мужчина.
— Они что, педики, что ли?
— Можешь называть их как хочешь, главное — не отставай от них и не обгоняй.
— А кто из них твой муж? — не успокаивался мой водитель, видно, ситуация ему показалась заслуживающей любопытства.
Я задумалась, не зная, кого из двоих выбрать себе в мужья — Пашу или Жеку, — они оба нравились мне одинаково.
— Какая тебе разница, — решила я не мучить себя выбором, — ты все равно отсюда не видишь их.
Минут двадцать мы ехали за сереньким «фордом». Потом он свернул на небольшую улицу на внешней стороне Садового кольца, здесь машин было мало, и я забеспокоилась, как бы на нас не обратили внимания.
— Не волнуйся, — успокоил меня водитель, — они уже подъезжают, там дальше тупик.
— Ты хорошо Москву знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Ну и где она? — заговорил один.
У него было лицо с очень маленькими глазками и очень маленьким приплюснутым носом, но сам он был высокий и очень широкий в плечах, нет, такое описание будет не правильным, потому что он казался не высоким и широким в плечах, а огромным и бесформенным.
А я подумала: они что, слепые, в нескольких шагах от себя ничего не видят? Не видят девушку на диване, да к тому же совсем голую?
— Ты меня спрашиваешь? Ты сам сказал, что сюда какая-то телка зашла. — Второй был небольшого роста и худой, с узким, вытянутым лицом, рядом со своим товарищем казался совсем ребенком. А вместе они смотрелись как носорог и козел, вышедшие попастись, только носорогу как будто кто-то отбил его рог.
Что все это было не важно, а важно было, что в Сережкиной мастерской появились какие-то люди и что рядом с ними убитая кем-то девушка. А еще важно, что говорили они сейчас не о ней, а, как я теперь поняла, обо мне.
— Сказал, а че? Пока ты в кустах там отливал, она заскочила сюда, — подтвердил свои слова носорог.
Надо выйти и объяснить им все, подумала я, только вот что сказать, чтобы они поняли, что ни я, ни Сережка не виноваты в том, что здесь лежит эта девушка.
Я так подумала и только собралась выйти из чуланчика, как тот, что был небольшого роста и худой, молча направился прямо к двери, за которой я стояла. Я немного замешкалась со своей выходной арией, а худенький уже подошел к двери. Я бессознательно схватилась за ее ручку и потянула на себя, и в это же время почувствовала, как тот, с другой стороны, тоже дернул ее — один раз, потом второй, посильнее, потом в третий раз еще сильнее. Дверь приоткрылась, а потом хлопнула, закрывшись.
Я поняла, что поступаю глупо, не давая ему ее открыть, и отпустила ручку.
Наверное, в четвертый раз он дернул дверь со всей силы, какая у него была.
Дверь открылась так резко, словно мгновенно растворилась, и я появилась перед ними, как сказочная фея.
А этот, который дергал дверь, отскочил от нее, будто спринтер со старта, только спиной вперед, и тут же наткнулся пятками на низенькую табуреточку — ноги его взлетели вверх, и весь он поднялся в воздух, но не надолго, через секунду он шлепнулся на пол, на свой худенький и, надо полагать, костлявый зад. Он заныл протяжно и болезненно, словно от сильного оргазма.
Второй, который был похож на носорога, так расхохотался, что его маленькие глазки куда-то исчезли, он привалился к дверному косяку и хохотал, трясясь и немного похрюкивая.
— Чего ты ржешь, как конь? — с болезненно кривящимся лицом и злостью в голосе проговорил худой, только вместо слова «чего» он сказал другое слово, непечатное.
— А че мне, плакать, что ли? — выговорил с трудом носорог с маленьким носом.
А я стояла, смотрела ни них, и мне все казалось ненормальным: они совсем не обращали внимания на мертвую девушку, ее для них будто и не существовало. Это было непонятно и странно, и я бы сказала, что и глупо, если бы рядом не лежала эта убитая кем-то девушка.
— Ну че, здесь разберемся с этой или повезем к себе? — спросил носорог, переставая смеяться и кивнув в мою сторону.
Тощий с трудом поднялся, потирая ушибленное место у себя за спиной, лицо у него было все еще страдающее.
— Ты кто такая, как здесь оказалась и что здесь делала? — спросил он, не глядя на меня, а выворачивая голову, как гусь: он пытался рассмотреть свой зад.
Я хотела посоветовать ему просунуть голову между ног, так ему должно было быть удобнее увидеть, что у него там, но сдержалась. И только глупо переспросила:
— Что?
— Как здесь оказалась? — посмотрел он на меня, а в голосе его вместо боли стало появляться раздражение.
— Я? — снова глупо спросила я.
— Ты, ты, не я же.
— Вошла сюда, как и вы, через дверь.
— Зачем?
— Ну, просто. Мне Сережа нужен, вот и пришла.
— Какой Сережа?
— Тот, чья это мастерская.
— Зачем пришла?
— Он мне нужен, поговорить хотела.
— О чем?
— Это мое личное дело.
— Ты, подруга, давай отвечай на вопросы, когда тебя спрашивают, — подал свой голос носорог, стоящий за моей спиной. — А в твоем личном деле прокурор будет разбираться.
— А что вы меня допрашиваете. А вы сами кто такие?
— А мы, может, из милиции, — обрадовался чему-то носорог.
— Тогда у вас должны быть документы.
— А мы тайная милиция, — продолжал веселиться здоровый.
— А у тебя самой документы есть? — спросил худой.
— Водительское удостоверение, оно в машине, в сумочке. Принести? — Я бессознательно шагнула к выходу.
— Куда? Стоять! — тут же скомандовал здоровый.
Я послушно остановилась.
— Ты эту знаешь? — кивнул худой на мертвую девушку, казалось, он только сейчас обратил на нее внимание.
— Я вот и хотела сказать, что Сережа, ну, хозяин этой мастерской, он тут ни при чем, потому что… — От растерянности я стала говорить так, будто передо мной действительно стояли какие-то милиционеры, нет, дело даже не в этом, а растерялась, потому что все это касалось Сережки, — если бы речь шла лично обо мне, я бы едва ли растерялась.
— Меня не волнует, кто тут при чем и кто ни при чем, — он перебил меня. — Я спрашиваю, знаешь ты ее или нет?
— Нет.
— Так, это хорошо, — сказал он.
— А почему хорошо, что я ее не знаю? — спросила я.
— Ты тут че, чтоб вопросы задавать? — снова вмешался носорог. — Когда тебя спросят, тогда и будешь задавать свои вопросы.
— Нужно позвонить, — сказал худой, и казалось, что больше он обращался к самому себе, чем к своему товарищу.
Но тот ответил:
— А вон у нее есть телефон, — и указал на мой, — чего свои деньги тратить.
— Слушайте, какое вы имеете право!.. — завозмущалась я, когда худой, по совету носорога, протянув руку, выдернул у меня из-за пояса телефон.
— Спокойно, не дергайся, — приказал мне носорог.
Я послушалась, тем более у меня стали появляться кое-какие догадки по поводу этих двоих.
— Как его включить? — спросил меня худой и протянул телефон.
Я нажала кнопку.
— Можешь набирать номер, — сказала я.
Худой набрал номер, приложил телефон к уху.
— Мишель, это Павел… — заговорил он, обращаясь, по-видимому, к какому-то Михаилу. — Да откуда?.. Короче, расклад такой, телочка тут нарисовалась… Ладно, не буду так называть баб… Ладно, не буду так называть женщин… Кто такая, пока не знаю… Угу, сейчас узнаю. — Он отстранил телефон от уха, посмотрел на меня и спросил:
— Тебя как зовут?
— Маша, — ответила я.
— Дальше.
— Что дальше?
— Фамилия.
— Год рождения, статья, срок, — хохотнув, добавил к пояснению худого Павла носорог.
— Климова, — ответила я.
— Климова? Маша? — почему-то удивился носорог и, продолжая резвиться, пропел (если это можно так назвать):
— Мурка, Мария Климова, прости любимого.
А Павел, как он сам представился кому-то, продолжал разговаривать по моему телефону:
— Климова, Маша… Да. А что?.. Угу, понял… Сейчас.
Скоро будем. — Он отключил телефон и положил его себе в карман.
— Это мой! — сказала я, показав на карман, куда он положил телефон.
— Разберемся, что здесь твое, а что принадлежит конфискации, — объяснил мне носорог.
А худой кивнул на дверь.
— Пошли, — сказал он.
— А она? — Я показала на лежавшую на диване.
— А она не убежит, она еще долго не сможет бегать, — снова усмехнулся худой Павел, но потом передумал. — Жека, эту возьми.
— Че, так голую и тащить ее средь бела дня? — В голосе носорога — кажется, его зовут Жека — появилось удивление.
— А зачем ты сюда приехал?
Жека пожал плечами и поморгал маленькими глазками.
— Заверни во что-нибудь, — распорядился Павел.
— В чего я ее заверну?
— Ты пока эту веди в машину, а я поищу, во что завернуть.
— Давай, Мурка, вперед и с песней. — И Жека-носорог рукой подтолкнул меня в то место, которое обтягивали шортики, он даже попытался ухватить там рукой, но шорты плотно обтягивали меня, и его толстые пальцы только скользнули по ним.
Но меня это взбесило. Будь это хоть милиция, хоть святая инквизиция, а обращаться с собой я позволяю людям так, как сама считаю нужным и возможным позволить, а там пусть хоть на костре сожгут, когда будут сжигать, может, и пожалею, но не раньше. И я часто поступаю не думая, как, впрочем, и каждая женщина, а еще мои эмоции часто пересиливают мой страх. Так получилось и сейчас.
Он попытался схватить меня своей лапой за мои шортики, точнее, за то место, на которое они были натянуты, и это стало его ошибкой.
Рядом со мной стоял весь выпачканный разными красками стол, а на нем были всякие нужные и ненужные вещи, и среди других — старинный кувшин, медный, бронзовый или латунный, не знаю, я в этом не разбираюсь, считаю, что вещь нужная, потому что если его отчистить, то туда можно ставить цветы; сейчас он тоже оказался очень к месту.
И вот как только рука этого носорога попыталась ухватиться за мою маленькую попу, то моя рука, не советуясь с моей головой, тут же ухватилась за узкое горлышко кувшина, и он, этот кувшин, вдруг с размаху со всей силы, какая у меня есть, шлепнул прямо по глазу этого Жеку. Тот громко хрюкнул, тоже шлепнул своей огромной ладонью по своему маленькому глазу, прижал ее к нему, а потом горестно, как обиженный детеныш носорога, замычал.
Но я не успокоилась. Размахнувшись, я швырнула кувшин в тощего Павлуху. Тот увернулся, отскакивая в сторону, снова зацепился ногами за уже знакомую ему маленькую скамеечку и снова грохнулся на пол.
Я, как испуганная несчастная маленькая антилопа, бросилась к двери, к выходу.
Я слишком спешила, этого нельзя делать никогда, ни в каких делах, даже когда убегаешь. Почти в конце, в самом верху лестницы, в которой до сих пор и не знаю сколько ступенек, я споткнулась и так больно ударилась коленом и руками о кирпичи, что даже вскрикнула. А меня уже догонял худенький Павлуха, на этот раз он, видимо, не так сильно ударился.
Я повернулась к нему лицом и, когда он уже протянул ко мне руки, поступила, как и любая антилопа поступила бы на моем месте — сидя на верхней ступеньке, я лягнула его ногой. Попала я ему в грудь. Он отклонился назад, одной рукой стараясь ухватиться за стену, а другой махая и пытаясь удержать равновесие, но не ухватился и не удержал, а загремел по ступенькам вниз.
И Жека тоже уже пришел в себя. Ругаясь и обзываясь всякими словами, как старый опытный пират (ругал и обзывал он меня, но я не обижаюсь, я понимаю, что ему было жалко свой глаз, ведь если с ним что случится, то останется один, и такой маленький), он через ступеньку заскакал вверх по лестнице. Но на несколько секунд ему пришлось остановиться и прижаться спиной к стене, чтобы пропустить прокатившегося мимо своего приятеля.
Я была уже у металлической двери, и, толкнув ее руками, я выскочила на небольшую площадку, с которой вниз вели три ступеньки.
Зачем я стала захлопывать дверь, я не знаю, наверное, инстинктивно хотела отгородить себя от опасности. Я повернулась и со всей силы обеими руками толкнула ее. Но именно в это время в проеме появился носорог Жека, и дверь ударила ему прямо по лбу. Звук был такой, как будто ударили в треснутый колокол, вот только дверь так зазвучала или голова Жеки, не знаю.
Я спрыгнула с площадки на землю и, как только могла быстро, побежала к своей машине, вынимая на ходу из кармана ключи.
Как я проскочила узкую арку и не зацепила ее ни одним крылом, не знаю, но я выскочила из дворов на улицу и, быстро набирая скорость, помчалась, куда — сама не знаю.
Но нескольких секунд мне хватило, чтобы прийти в себя.
Я затормозила, остановив машину у тротуара, посмотрела назад сначала в зеркало, потом обернувшись. Никто не бежал за мной, не догонял.
С минуту я сидела, обдумывая все, потом снова тронула машину с места, теперь уже спокойно, свернула в ближайший переулок, заехала в какой-то двор и заглушила двигатель.
Захватив с собой свою сумочку, я выбралась из машины, захлопнула дверцу и пошла обратно к Сережкиной мастерской.
Я прокралась к кустам, которые загораживали меня от входа в мастерскую. Мне было все хорошо видно, а меня оттуда увидеть было нельзя.
Ждать пришлось не долго. Минут через десять, даже меньше, железная дверь открылась, и из нее вышел маленький худой Паша.
Он стал спускаться по ступенькам, их хоть и было всего три, но они были довольно крутые, и я видела, как этому Павлику не очень легко переступать по ним. И когда потом он пошел уже просто по земле, то так сильно хромал, припадая на правую ногу, что казалось, вместо ноги у него протез, и очень неудачно сделанный.
Через минуту появился и второй — Жека. У него на плече лежало что-то, словно скатанный в толстый рулон ковер. Мне и догадываться было не нужно, что это такое он несет — они нашли в мастерской большой холст и завернули в него мертвую девушку.
Голова у меня вдруг заработала необычно быстро: если они совсем не обращали внимания на эту девушку там, в мастерской, значит, для них в этом не было ничего удивительного, они, когда пришли, знали уже, что она там, а теперь они ее уносят, а все вместе это может значить только одно — это они ее и убили.
К железной двери подъехал темно-серый, потрепанный «форд-эскорт», за рулем сидел Паша.
Носорог Жека поднес закатанную в холст девушку к машине, чуть присев, открыл заднюю дверцу и уложил девушку в холсте на заднее сиденье. Тощий Паша в это время вышел из машины, обошел ее и с трудом уселся на переднее пассажирское сиденье, видно, ему было тяжело вести машину с такой ногой.
Я засуетилась, как испуганная белка в клетке, — сейчас они уедут, и, значит, я ничего не узнаю. Не узнаю, где Сережка, и не узнаю, что происходит.
Нужно что-то сделать, если я сейчас что-то не сделаю, то может быть такое, что я потом всю жизнь буду жалеть об этом, — из-за нерешительности всегда позже приходится раскаиваться.
Я, спеша и даже суетясь, открыла свою сумочку, выхватила из нее небольшой маникюрный набор, расстегнула его.
Еще секунда, и я бы побежала к серому «форду», но именно в это время передняя водительская дверца его раскрылась.
Жека вышел из машины, быстро направился обратно к Сережкиной мастерской и скрылся в дверном проеме. Наверное, кто-то из них что-то там забыл, скорее всего хромоногий Пашенька, наверное, у него что-то выпало из кармана, когда он спускался по лестнице.
Но теперь нельзя было терять и полсекунды, потому что Жека-носорог может выйти обратно в любую из этих половинок. И я, выскочив из-за кустов, быстро побежала к машине.
Паша увидел меня, когда я остановилась у ее переднего крыла с дальней стороны от него. Когда он увидел меня, даже огромная шишка (она появилась после падения с лестницы) на его лбу приподнялась от возмущения.
Я присела и тонкими маникюрными ножницами ткнула сбоку в резину. Паша стал пытаться выбраться из машины, чуть ли не рукой перекидывая свою ногу через порог дверцы. Я повернулась и побежала в сторону арки. Оглянувшись на бегу, я увидела, что Паша, хромая и кривясь от боли, бежит за мной. Только скорее бы корова догнала молодую лошадку, чем он меня.
Я выбежала через арку на улицу. Теперь времени у меня в запасе было больше чем достаточно. Но идти за своей машиной мне все равно не стоило, слишком она у меня яркая, заметная, Минут через пять я остановила одного мужчину лет сорока, не одного, а вместе с машиной, он ехал на белых «Жигулях-пятерке». Я попросила его подвезти меня, но сказала, что пока еще не знаю, куда мне ехать. Он посмотрел на меня неуверенно. Но я тут же успокоила его, сказав, что не знаю, куда мне ехать, потому что не знаю, куда поедет мой муж со своей любовницей.
Мужчина усмехнулся.
Серый «форд» выехал из арки минут через пятнадцать.
— Вон они, — указала я на него водителю. — Только постарайтесь ехать так, чтобы они не обратили на нас внимания.
— Не волнуйся, все будет как в лучших домах, — успокоил он меня.
— В домах на машинах не ездят, — показала я, какая я умная.
Он что-то хотел ответить, но увидел в это время, что в сером «форде» нет ни одной женщины, кроме двоих мужчин.
— Ты же сказала, что твой муж будет с подружкой, со своей любовницей?
— Я не говорила, что с подругой, я сказала, что с любовницей. А она у него мужчина.
— Они что, педики, что ли?
— Можешь называть их как хочешь, главное — не отставай от них и не обгоняй.
— А кто из них твой муж? — не успокаивался мой водитель, видно, ситуация ему показалась заслуживающей любопытства.
Я задумалась, не зная, кого из двоих выбрать себе в мужья — Пашу или Жеку, — они оба нравились мне одинаково.
— Какая тебе разница, — решила я не мучить себя выбором, — ты все равно отсюда не видишь их.
Минут двадцать мы ехали за сереньким «фордом». Потом он свернул на небольшую улицу на внешней стороне Садового кольца, здесь машин было мало, и я забеспокоилась, как бы на нас не обратили внимания.
— Не волнуйся, — успокоил меня водитель, — они уже подъезжают, там дальше тупик.
— Ты хорошо Москву знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32