Арнис сел. Все хорошо.
Никаких дэггеров вокруг нет, ничего. Он осмотрелся... рядом валялась «Молния», совершенно разбитая. Бесполезная. И туман. Ничего не видно. Арнис старательно восстановил в памяти случившееся.
Потом он понял, что шлема уже нет. Шлем порван — то ли «плевком», то ли все-таки ударной волной... хрен знает, как это могло получиться. Отсюда и удар по ушам.
Данга не видно совсем.
Ага, так надо ползти назад... Он упал на землю и пополз. Убить могут и так, но идти или лететь в такой ситуации — еще глупее. К тому же голова кружилась невыносимо. А скарта рядом не было.
Через несколько минут Арнис добрался до окопа. Спрыгнул. Увидел совершенно черные, огромные глаза Ильгет под щитком шлема. Она молча подползла к нему, неловко обняла рукой за шею. Она что-то спрашивала.
— Ничего не слышу, — Арнис показал на свои уши, — ничего не слышу.
И наверняка лучевая болезнь теперь... Арнис полез за аптечкой, вытащил антирад, принял сразу четыре таблетки. Содрал с головы остатки шлема.
Ильгет повернулась к Бере.
— Я пойду, поищу Данга...
— Опасно это, — неуверенно сказала Бера.
— Я пойду, — повторила Ильгет. Улыбнулась Арнису, все еще потерянно глядящему вокруг. Ничего, главное — жив. А вот что с Дангом — непонятно. Вроде бы, дэггеров уничтожили, хотя в любой момент могут появиться новые. Данг так и не возвращается, не отвечает по радио. Всего-то пройти несколько десятков метров. Ильгет выскочила из окопа, опершись рукой. На правом плече ракетомет, индикатор она держала в ладони. Ильгет вытащила из-за спины скарт, поднялась в воздух.
Данга она увидела сверху. На выжженной сизой земле желто-коричневый камуфляж резко выделялся. Данг лежал ничком, казалось, вцепившись пальцами в землю. Индикатор кольнул в ладонь. Ильгет сбросила «Сторожа» с плеча, еще секунда — она опустилась на землю, залегла, еще секунда — выпустила несколько спикул. Осталось не так уж много, даже и в запасе... Хватит ли до города? Черная слизь хлынула с неба... Ильгет ошеломленно подняла голову... сколько этой слизи-то? Она поползла вперед. Лучше уж не взлетать... Бера прикроет. Вскоре Ильгет доползла до Данга. В этот момент ее снова накрыли — сверху. Она вжалась в землю, и рукой нащупала запястье Данга... и хотя земля вокруг снова поднялась дыбом, Ильгет ощутила огромное мгновенное облегчение, даже сердце освобожденно забилось, под пальцами задрожала тонкая ниточка пульса.
Только бы жив... жив — и все остальное неважно. Вытащим. Из любого положения вытащим. Дэггера, видимо, подбила Бера. Вокруг снова стояла тишина. Дрожа от напряжения, Ильгет подползла к раненому, слегка повернула его, вздрогнула — вся грудь и живот разворочены, блестит черная спекшаяся кровь... Правая рука была оторвана выше локтя, обгорелый остаток валялся рядом. Ничего, восстановят... Кровь не шла, поверхность раны запеклась. Особенно глубокая рана в животе.
Бера прикроет... надо наложить повязку, потому что мало ли что... внутренности спекшиеся вон блестят, вывалятся еще. Ильгет уже распаковывала аптечку бикра. Перевернула раненого. Она совершенно забыла в этот момент об опасности, да пока никто и не атаковал, наступило затишье. Ильгет натянула на рану тонкую пленку псевдокожи, закрепила. Затянула псевдокожей и культю. Надела на левое запястье, содрав перчатку, прозрачный зена-тор с противошоковой жидкостью.
— Сейчас, сейчас, мой хороший, — бормотала она машинально. Данг ничего не слышал, конечно. Неважно... Она подхватила раненого, как учили, и потащила. Тяжелый. Индикатор кольнул в ладонь. Ильгет упала на землю, рядом свалив Данга. Бера, не подведи... может быть, и Арнис сможет стрелять, хотя глаза у него были совершенно безумные. Наверняка сможет, это же Арнис... хоть щит будет держать. Ильгет изо всех сил вжималась в почву, как будто это могло помочь. Наконец, грохот прекратился. Ильгет поднялась на колени. Черные ошметки еще падали кругом. Пошевелила Данга. Тот вдруг открыл глаза — темные, совершенно мутные. Выдавил незнакомым хриплым голосом.
— Лири...
— Сейчас, мой родной, сейчас, — сказала Ильгет успокаивающе, — давай держись.
Сил будто прибавилось. Она подхватила Данга, потащила дальше, к траншее.
— Держись, милый! Сейчас.
На скарте она его не удержит, Бог с ним, со скартом.
Она сама не поверила, что добралась. Действительно добралась. Вокруг траншеи снова образовалась оплавленная воронка, дэггеры били по ней немилосердно. Ильгет скатилась на дно воронки, таща за собой раненого. Арнис оторвался от установки «Щита», беспомощно посмотрел на нее. Потом перевел глаза на Данга. Подошел к нему, пощупал пульс, прошептал.
— Жив...
Ильгет не слышала. Она ничего больше не слышала — увидела Беру. То, что от Беры осталось, обугленный комочек и часть головы с волосами, и черное пятно. Сердце заколотилось, Ильгет почувствовала сильное желание заорать — просто дико заорать, и невероятным усилием воли сдержала истерику. Посмотрела дикими глазами на Арниса. Тот шагнул к ней и обнял, прижал к груди. Так они стояли, не двигаясь, несколько секунд. Больше невозможно было себе позволить, Арнис вернулся к «Щиту». Ильгет настроила оставленную «Молнию», наклонилась к раненому, он снова потерял сознание. Так оно и лучше. Хотя атен, входящий в противошоковую смесь, надежно снимает боль. Подумав, Ильгет вынула из аптечки еще ампулу антирада и добавила ее в зена-тор. Наверняка Данг получил хорошую дозу.
— Ты слышишь, Арнис? — спросила Ильгет. Он не обернулся. Контузия не прошла. Через некоторое время он сам повернулся к Ильгет. Арнис говорил в микрофон, торчащий из ворота бикра, так они обычно общались, будучи без шлемов. Ильгет отлично слышала его в шлемофоне. Но Арнис говорил слишком громко, как все глухие.
— Иль, мы должны дальше идти, вперед. Попробуй связаться с Квазаром, пусть они заберут Данга. У них должна быть возможность!
Ильгет на мгновение почувствовала робость, она привыкла считать себя самым младшим членом отряда. Да какого черта... Она настроилась на волну компункта.
— Квазар, я Туманность, — произнесла она непривычный позывной. Голос Дэцина откликнулся немедленно.
— Туманность, я Квазар, слышу хорошо... что у вас? — последнее он произнес совсем тихо.
— Арнис ничего не слышит, — сказала Ильгет, — оглох. Данг тяжело ранен, Бера погибла. Заберите Данга, и мы с Арнисом пойдем дальше.
— Господи, — выдохнул Дэцин, — а ты как, Иль?
— Со мной все хорошо. Заберете Данга? Надо скорее, а то он не выживет.
— Я свяжусь сейчас с Иостом. Жди. Мы попробуем.
Через час почти непрерывной перестрелки неподалеку от воронки сел ландер. Двое армейцев выскочили, забрали Данга, попытались поругаться с Арнисом, но Ильгет послала их подальше. Арнис поменял шлем на исправный. После этого остался только путь вперед. Как можно скорее. Как можно скорее, но Дэцин все-таки разрешил дождаться ландера, чтобы эвакуировать Данга.
— Иль, — сказал Арнис, — я, к сожалению, не слышу ни хрена. Но ты просто делай, что я говорю, ясно? Мы прорвемся...
Вскоре стемнело. Они двигались вдвоем по выжженной равнине, невысоко над землей, оседлав скарты, временами, приземлившись, они стреляли в дэггеров, в ужасе вжимаясь в землю, каждую секунду ожидая смерти. Жизнь была удивительно однообразной, Ильгет казалось, что так было всегда, что никогда ничего другого в ее жизни не было, а если было — то не с ней. И так же будет вечно. Даже и смерть уже перестала пугать, и взрывы стали привычными. Все рано или поздно становится рутиной.
Они дошли до окраины города.
Здесь радиация была поменьше. Они остановились, перекусили, выпили немного рома. Ильгет приняла виталин. В городе бои обещали быть особенно напряженными. Зато тучи разошлись, наступил новый день, на Ярне — обычный летний день, по квиринскому времени — Страстная Пятница.
Ильгет не совсем понимала, где находится. Несколько секунд она соображала, потом ей показалось, что был крик «Воздух», сердце бешено заколотилось... или это ей все-таки приснилось? Ильгет уже, оказывается, сидела в постели. В постели?!
Нет, не было тревоги, поняла она. И тотчас вспомнила все. Сегодня Пасха. Светлое Воскресенье. Весь день вчера шли уличные бои. Это было уже не так страшно, как у города, дэггеров немного, а эммендары не так опасны. Да и было их мало. Особенно тяжело было у склада, где оставались последние дэггеры. После уничтожения основных сил противника пятьсот пятый отряд ДС вместе с десантом занял Комитет Народной Системы, тюрьму, телестудию, и таким образом, основная работа была проделана. Конечно, в городе еще придется потрудиться. Но это уже сущие пустяки...
Данга нет, его эвакуировали прямо на орбиту, на один из крейсеров. Но он жив. И тяжело ранена Иволга, говорят. Очень тяжело, хуже, чем Данг. Ее ранили уже в городе, она довела-таки своих десантников до цели, и здесь уже, на штурме зданий Системы, когда «Щит» был уже на нуле, ее зацепило осколками.
И Бера погибла. Ильгет еще толком не успела к ней привыкнуть, но все равно — невыносимо тяжело и жалко. Как она хотела увидеть Квирин еще раз...
Господи, за что все это? За что мы платим такую цену? За свободу?
Ильгет опустилась на колени, уткнулась лбом в деревянный край кровати.
За чью свободу мы должны платить, Господи? Почему все так ужасно?
Так ведь и Он заплатил, вдруг подумала Ильгет. Точно так же, как и мы. Он знает, что такое боль, и что такое смерть.
И что такое воскресение.
Бера будет жить, подумала Ильгет. И Андорин тоже. Они будут жить. У Господа все живы. И впервые уверенность в воскресении мощно и победно заполнила ее душу.
Сегодня им удалось выспаться по-королевски. В лучшей гостинице Иннельса, в «Адоре». Почему бы и нет... Ильгет выспалась по-настоящему, но чувствовала себя жутко грязной — перед сном она и не подумала мыться, просто не до того было.
А вымыться можно, почему бы и нет?
Ильгет никто не тревожил. Она сняла бикр, вымылась в душе — даже подача воды не прекратилась, ну что ж, в городе бои не были сколько-нибудь серьезными. Весь вчерашний день — сплошное мельтешение... по сравнению с четвергом и даже пятницей все это — суета сует. Чистого из одежды ничего не было, Ильгет выстирала под краном свой тельник, а пока надела бикр прямо на голое тело. Немыслимо было подумать, надеть на чистое это невероятно заскорузлое, провонявшее потом белье.
Ну и проблемы, подумала Ильгет. Вчера еще такая мысль даже не приходила в голову... Спайс кольнул в запястье. Ильгет поспешно нацепила на ухо приемник, вытащила из горловины маленький микрофон.
— Иль? — это был голос Дэцина, — ты как, в порядке?
— В полном, — сообщила она.
— Подползай вниз, в Белый Зал, ага? Мы тут пообедать собрались.
Пообедать? Ильгет бросила взгляд на часы. Ну да, уже далеко за полдень... После виталина и трех суток на ногах спится очень хорошо.
Есть хотелось зверски. Остальные, возможно, перекусили с утра. Ильгет увидела накрытый стол — прямо по-квирински накрытый, на лучших тарелках «Адоры», тонком фарфоре, здесь была и зелень какая-то, и жареная рыба, и мясо, и белый рассыпчатый рис, и даже крашеные яйца — говорят, терранский еще пасхальный обычай, кто-то умудрился яйца сварить, покрасив их заодно, правда, все в один — красноватый цвет. Но при этом все сидели отнюдь не за столом, а в сторонке, собравшись в круг. Арнис поднялся Ильгет навстречу.
— Доброе утро, — он ласково улыбнулся.
— Доброе утро... — она вдруг сообразила, что Арнис говорит совершенно нормально, не как глухой, — ты слышишь?!
— Ага, у меня все прошло.
— Господи, Арнис, я так рада! — она быстро обняла его за шею. Просто от радости. Потом сказала.
— Христос воскрес!
— Воистину! — ответили ей хором несколько голосов. Ребята окружили ее. Ильгет ошарашенно оглядывалась. Все они были здесь. Ойланг только сидел в сторонке с независимым видом, но и он теперь подошел. Мира, Гэсс, довольный Иост с нашивками ВКС на бикре, Арнис, Дэцин, и двое агентов, таких, как Бера — Лестрин и Санди. Высшая временная власть в городе.
— Садись, Иль, — Дэцин указал ей на пустой стул, — мы тут, понимаешь, хотим немного отпраздновать... у нас священника нет, но ничего, мы так.
— Вы у нас и будете за священника, — сказала Мира.
Все поднялись. Дэцин прочитал молитву, как мог, по памяти. Потом взял Евангелие — кто-то уже раздобыл на лонгинском языке, и прочел отрывок о Воскресении.
— Ну вот, давайте споем теперь...
И все запели эдолийский старинный гимн, на умершем терранском языке, вместе с которым на Эдоли и попала христианская вера.
Gloria in exсelsis Deo et in terra
pax hominibus bonae voluntatis...
И пели чудно, три женщины умудрялись петь на два голоса, и на два голоса — мужчины, и так четко, так слаженно звучал этот старинный гимн в высоком пустом зале ресторана, будто несколько дней перед этим бойцы занимались спевками, а не прорывались сквозь огонь. И только теперь Ильгет почувствовала хоть какую-то тень любви и умиротворения, настоящей, светлой Пасхальной радости — сквозь все, сквозь горе и ужас, сквозь ощущение раздавленности и смятости душевной и физической... Воскресение! Господи, благодарю! — сказала про себя Ильгет. И посмотрела на лица товарищей, такие же бледные, измученные, и с таким же только что родившимся светлым блеском в глазах.
— Все, пойдемте за стол, — тихо сказал Дэцин, когда гимн закончился.
— Ну наконец-то, — Ойланг подскочил, потирая руки, — религиозные фанатики закончили свои напевы. Можно пожрать!
— Смотри, гнусный язычник, — сказал Гэсс, садясь за стол, — Только и думаешь, как бы пожрать. Вот окажешься в геенне огненной...
— А там я уже был, — сообщил Ойланг.
— Ну у вас и шуточки, — проворчал Дэцин.
— Все принялись за еду.
Бои на этом закончились. 505й отряд остался в Иннельсе. Работы было столько, что и теперь иной раз приходилось двое или трое суток проводить без сна, на виталине.
Городская тюрьма и еще несколько зданий Системы были переполнены пленными. Их следовало отсортировать. Часть передать в руки местной — переформированной заново — полиции. Эммендаров — на лечение. Когда погибает сагон, эммендар испытывает голодание, подобное наркотическому. Вылечить это очень трудно, но в некоторых случаях возможно. Поэтому для эммендаров был оборудован лечебный центр. Тех пленных, кто не запятнал себя преступлениями против мирного населения, просто отпускали, по домам.
Сразу же с Квирина стали приходить корабли, груженные самым разным оборудованием, пищевыми синтезаторами, приборами. Все это следовало разгружать, сортировать, распределять по районам. Иннельс — столица, здесь самый центр снабжения.
Дэцин с помощью Арниса и Лестрина занимался подбором и формированием нового правительства Лонгина.
В городе необходимо было поддерживать порядок, кормить жителей, восстанавливать предприятия, давать людям работу. Занимались этим, конечно, лонгинцы, назначенные на соответствующие посты, но руководство и помощь им требовались.
И еще наступил следующий этап информационной войны. Собственно, пропаганда. По местному телевидению и радио, в газетах и в компьютерной сети (которая теперь стремительно развивалась) шли непрерывные потоки информации — аналитические статьи и передачи, история сагонских войн, разъяснение в новом свете событий последних лет, не жалея черных красок — рассказы о страшной участи тех, кто не подчинился Народной Системе, а также об ужасах войны, которую Лонгин вел против всего мира, и о последствиях этой войны для захваченных народов. Разъяснение роли Квирина во всей этой истории. Рассказы о тех, кто пожертвовал жизнью за освобождение Ярны... и так далее, и тому подобное. Ильгет особенно активно занималась именно этой частью работы. Ведь она — лонгинка, понимает местные реалии и ментальность. Но чем дальше, тем больше ее тошнило от всего этого. Во всем, что говорила и делала она, что передавали СМИ, которые она контролировала — не было ни слова лжи. Все это было правдой. Но мерзким было то, что правду приходилось вдалбливать и внушать людям так, словно это была ложь.
Правду не надо никому доказывать. Истина должна сиять в небе, чистая и незапятнанная, для всех совершенно очевидная.
Но это было почему-то не так, и эту истину, что сагоны — зло, приходилось доказывать.
Ильгет было особенно мерзко, когда журналисты сделали передачу о ней самой. Собственно, передача была о полиции Народной Системы вообще. Передача острая, бьющая по нервам, по совести — как можно было допустить такое? Участь Ильгет не была чем-то исключительным, всех, кто заподозрен в сочувствии «террористам», в борьбе против Народной Системы, пропускали через эту отработанную систему «дознания». В передаче показывали, как крепятся на кожу проводки болеизлучателя... Как в силовых тисках можно ломать мелкие косточки, например, пальцев. Ильгет трясло от всего этого, но умирая от жути и отвращения к себе, она рассказала о своих ощущениях от пережитого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Никаких дэггеров вокруг нет, ничего. Он осмотрелся... рядом валялась «Молния», совершенно разбитая. Бесполезная. И туман. Ничего не видно. Арнис старательно восстановил в памяти случившееся.
Потом он понял, что шлема уже нет. Шлем порван — то ли «плевком», то ли все-таки ударной волной... хрен знает, как это могло получиться. Отсюда и удар по ушам.
Данга не видно совсем.
Ага, так надо ползти назад... Он упал на землю и пополз. Убить могут и так, но идти или лететь в такой ситуации — еще глупее. К тому же голова кружилась невыносимо. А скарта рядом не было.
Через несколько минут Арнис добрался до окопа. Спрыгнул. Увидел совершенно черные, огромные глаза Ильгет под щитком шлема. Она молча подползла к нему, неловко обняла рукой за шею. Она что-то спрашивала.
— Ничего не слышу, — Арнис показал на свои уши, — ничего не слышу.
И наверняка лучевая болезнь теперь... Арнис полез за аптечкой, вытащил антирад, принял сразу четыре таблетки. Содрал с головы остатки шлема.
Ильгет повернулась к Бере.
— Я пойду, поищу Данга...
— Опасно это, — неуверенно сказала Бера.
— Я пойду, — повторила Ильгет. Улыбнулась Арнису, все еще потерянно глядящему вокруг. Ничего, главное — жив. А вот что с Дангом — непонятно. Вроде бы, дэггеров уничтожили, хотя в любой момент могут появиться новые. Данг так и не возвращается, не отвечает по радио. Всего-то пройти несколько десятков метров. Ильгет выскочила из окопа, опершись рукой. На правом плече ракетомет, индикатор она держала в ладони. Ильгет вытащила из-за спины скарт, поднялась в воздух.
Данга она увидела сверху. На выжженной сизой земле желто-коричневый камуфляж резко выделялся. Данг лежал ничком, казалось, вцепившись пальцами в землю. Индикатор кольнул в ладонь. Ильгет сбросила «Сторожа» с плеча, еще секунда — она опустилась на землю, залегла, еще секунда — выпустила несколько спикул. Осталось не так уж много, даже и в запасе... Хватит ли до города? Черная слизь хлынула с неба... Ильгет ошеломленно подняла голову... сколько этой слизи-то? Она поползла вперед. Лучше уж не взлетать... Бера прикроет. Вскоре Ильгет доползла до Данга. В этот момент ее снова накрыли — сверху. Она вжалась в землю, и рукой нащупала запястье Данга... и хотя земля вокруг снова поднялась дыбом, Ильгет ощутила огромное мгновенное облегчение, даже сердце освобожденно забилось, под пальцами задрожала тонкая ниточка пульса.
Только бы жив... жив — и все остальное неважно. Вытащим. Из любого положения вытащим. Дэггера, видимо, подбила Бера. Вокруг снова стояла тишина. Дрожа от напряжения, Ильгет подползла к раненому, слегка повернула его, вздрогнула — вся грудь и живот разворочены, блестит черная спекшаяся кровь... Правая рука была оторвана выше локтя, обгорелый остаток валялся рядом. Ничего, восстановят... Кровь не шла, поверхность раны запеклась. Особенно глубокая рана в животе.
Бера прикроет... надо наложить повязку, потому что мало ли что... внутренности спекшиеся вон блестят, вывалятся еще. Ильгет уже распаковывала аптечку бикра. Перевернула раненого. Она совершенно забыла в этот момент об опасности, да пока никто и не атаковал, наступило затишье. Ильгет натянула на рану тонкую пленку псевдокожи, закрепила. Затянула псевдокожей и культю. Надела на левое запястье, содрав перчатку, прозрачный зена-тор с противошоковой жидкостью.
— Сейчас, сейчас, мой хороший, — бормотала она машинально. Данг ничего не слышал, конечно. Неважно... Она подхватила раненого, как учили, и потащила. Тяжелый. Индикатор кольнул в ладонь. Ильгет упала на землю, рядом свалив Данга. Бера, не подведи... может быть, и Арнис сможет стрелять, хотя глаза у него были совершенно безумные. Наверняка сможет, это же Арнис... хоть щит будет держать. Ильгет изо всех сил вжималась в почву, как будто это могло помочь. Наконец, грохот прекратился. Ильгет поднялась на колени. Черные ошметки еще падали кругом. Пошевелила Данга. Тот вдруг открыл глаза — темные, совершенно мутные. Выдавил незнакомым хриплым голосом.
— Лири...
— Сейчас, мой родной, сейчас, — сказала Ильгет успокаивающе, — давай держись.
Сил будто прибавилось. Она подхватила Данга, потащила дальше, к траншее.
— Держись, милый! Сейчас.
На скарте она его не удержит, Бог с ним, со скартом.
Она сама не поверила, что добралась. Действительно добралась. Вокруг траншеи снова образовалась оплавленная воронка, дэггеры били по ней немилосердно. Ильгет скатилась на дно воронки, таща за собой раненого. Арнис оторвался от установки «Щита», беспомощно посмотрел на нее. Потом перевел глаза на Данга. Подошел к нему, пощупал пульс, прошептал.
— Жив...
Ильгет не слышала. Она ничего больше не слышала — увидела Беру. То, что от Беры осталось, обугленный комочек и часть головы с волосами, и черное пятно. Сердце заколотилось, Ильгет почувствовала сильное желание заорать — просто дико заорать, и невероятным усилием воли сдержала истерику. Посмотрела дикими глазами на Арниса. Тот шагнул к ней и обнял, прижал к груди. Так они стояли, не двигаясь, несколько секунд. Больше невозможно было себе позволить, Арнис вернулся к «Щиту». Ильгет настроила оставленную «Молнию», наклонилась к раненому, он снова потерял сознание. Так оно и лучше. Хотя атен, входящий в противошоковую смесь, надежно снимает боль. Подумав, Ильгет вынула из аптечки еще ампулу антирада и добавила ее в зена-тор. Наверняка Данг получил хорошую дозу.
— Ты слышишь, Арнис? — спросила Ильгет. Он не обернулся. Контузия не прошла. Через некоторое время он сам повернулся к Ильгет. Арнис говорил в микрофон, торчащий из ворота бикра, так они обычно общались, будучи без шлемов. Ильгет отлично слышала его в шлемофоне. Но Арнис говорил слишком громко, как все глухие.
— Иль, мы должны дальше идти, вперед. Попробуй связаться с Квазаром, пусть они заберут Данга. У них должна быть возможность!
Ильгет на мгновение почувствовала робость, она привыкла считать себя самым младшим членом отряда. Да какого черта... Она настроилась на волну компункта.
— Квазар, я Туманность, — произнесла она непривычный позывной. Голос Дэцина откликнулся немедленно.
— Туманность, я Квазар, слышу хорошо... что у вас? — последнее он произнес совсем тихо.
— Арнис ничего не слышит, — сказала Ильгет, — оглох. Данг тяжело ранен, Бера погибла. Заберите Данга, и мы с Арнисом пойдем дальше.
— Господи, — выдохнул Дэцин, — а ты как, Иль?
— Со мной все хорошо. Заберете Данга? Надо скорее, а то он не выживет.
— Я свяжусь сейчас с Иостом. Жди. Мы попробуем.
Через час почти непрерывной перестрелки неподалеку от воронки сел ландер. Двое армейцев выскочили, забрали Данга, попытались поругаться с Арнисом, но Ильгет послала их подальше. Арнис поменял шлем на исправный. После этого остался только путь вперед. Как можно скорее. Как можно скорее, но Дэцин все-таки разрешил дождаться ландера, чтобы эвакуировать Данга.
— Иль, — сказал Арнис, — я, к сожалению, не слышу ни хрена. Но ты просто делай, что я говорю, ясно? Мы прорвемся...
Вскоре стемнело. Они двигались вдвоем по выжженной равнине, невысоко над землей, оседлав скарты, временами, приземлившись, они стреляли в дэггеров, в ужасе вжимаясь в землю, каждую секунду ожидая смерти. Жизнь была удивительно однообразной, Ильгет казалось, что так было всегда, что никогда ничего другого в ее жизни не было, а если было — то не с ней. И так же будет вечно. Даже и смерть уже перестала пугать, и взрывы стали привычными. Все рано или поздно становится рутиной.
Они дошли до окраины города.
Здесь радиация была поменьше. Они остановились, перекусили, выпили немного рома. Ильгет приняла виталин. В городе бои обещали быть особенно напряженными. Зато тучи разошлись, наступил новый день, на Ярне — обычный летний день, по квиринскому времени — Страстная Пятница.
Ильгет не совсем понимала, где находится. Несколько секунд она соображала, потом ей показалось, что был крик «Воздух», сердце бешено заколотилось... или это ей все-таки приснилось? Ильгет уже, оказывается, сидела в постели. В постели?!
Нет, не было тревоги, поняла она. И тотчас вспомнила все. Сегодня Пасха. Светлое Воскресенье. Весь день вчера шли уличные бои. Это было уже не так страшно, как у города, дэггеров немного, а эммендары не так опасны. Да и было их мало. Особенно тяжело было у склада, где оставались последние дэггеры. После уничтожения основных сил противника пятьсот пятый отряд ДС вместе с десантом занял Комитет Народной Системы, тюрьму, телестудию, и таким образом, основная работа была проделана. Конечно, в городе еще придется потрудиться. Но это уже сущие пустяки...
Данга нет, его эвакуировали прямо на орбиту, на один из крейсеров. Но он жив. И тяжело ранена Иволга, говорят. Очень тяжело, хуже, чем Данг. Ее ранили уже в городе, она довела-таки своих десантников до цели, и здесь уже, на штурме зданий Системы, когда «Щит» был уже на нуле, ее зацепило осколками.
И Бера погибла. Ильгет еще толком не успела к ней привыкнуть, но все равно — невыносимо тяжело и жалко. Как она хотела увидеть Квирин еще раз...
Господи, за что все это? За что мы платим такую цену? За свободу?
Ильгет опустилась на колени, уткнулась лбом в деревянный край кровати.
За чью свободу мы должны платить, Господи? Почему все так ужасно?
Так ведь и Он заплатил, вдруг подумала Ильгет. Точно так же, как и мы. Он знает, что такое боль, и что такое смерть.
И что такое воскресение.
Бера будет жить, подумала Ильгет. И Андорин тоже. Они будут жить. У Господа все живы. И впервые уверенность в воскресении мощно и победно заполнила ее душу.
Сегодня им удалось выспаться по-королевски. В лучшей гостинице Иннельса, в «Адоре». Почему бы и нет... Ильгет выспалась по-настоящему, но чувствовала себя жутко грязной — перед сном она и не подумала мыться, просто не до того было.
А вымыться можно, почему бы и нет?
Ильгет никто не тревожил. Она сняла бикр, вымылась в душе — даже подача воды не прекратилась, ну что ж, в городе бои не были сколько-нибудь серьезными. Весь вчерашний день — сплошное мельтешение... по сравнению с четвергом и даже пятницей все это — суета сует. Чистого из одежды ничего не было, Ильгет выстирала под краном свой тельник, а пока надела бикр прямо на голое тело. Немыслимо было подумать, надеть на чистое это невероятно заскорузлое, провонявшее потом белье.
Ну и проблемы, подумала Ильгет. Вчера еще такая мысль даже не приходила в голову... Спайс кольнул в запястье. Ильгет поспешно нацепила на ухо приемник, вытащила из горловины маленький микрофон.
— Иль? — это был голос Дэцина, — ты как, в порядке?
— В полном, — сообщила она.
— Подползай вниз, в Белый Зал, ага? Мы тут пообедать собрались.
Пообедать? Ильгет бросила взгляд на часы. Ну да, уже далеко за полдень... После виталина и трех суток на ногах спится очень хорошо.
Есть хотелось зверски. Остальные, возможно, перекусили с утра. Ильгет увидела накрытый стол — прямо по-квирински накрытый, на лучших тарелках «Адоры», тонком фарфоре, здесь была и зелень какая-то, и жареная рыба, и мясо, и белый рассыпчатый рис, и даже крашеные яйца — говорят, терранский еще пасхальный обычай, кто-то умудрился яйца сварить, покрасив их заодно, правда, все в один — красноватый цвет. Но при этом все сидели отнюдь не за столом, а в сторонке, собравшись в круг. Арнис поднялся Ильгет навстречу.
— Доброе утро, — он ласково улыбнулся.
— Доброе утро... — она вдруг сообразила, что Арнис говорит совершенно нормально, не как глухой, — ты слышишь?!
— Ага, у меня все прошло.
— Господи, Арнис, я так рада! — она быстро обняла его за шею. Просто от радости. Потом сказала.
— Христос воскрес!
— Воистину! — ответили ей хором несколько голосов. Ребята окружили ее. Ильгет ошарашенно оглядывалась. Все они были здесь. Ойланг только сидел в сторонке с независимым видом, но и он теперь подошел. Мира, Гэсс, довольный Иост с нашивками ВКС на бикре, Арнис, Дэцин, и двое агентов, таких, как Бера — Лестрин и Санди. Высшая временная власть в городе.
— Садись, Иль, — Дэцин указал ей на пустой стул, — мы тут, понимаешь, хотим немного отпраздновать... у нас священника нет, но ничего, мы так.
— Вы у нас и будете за священника, — сказала Мира.
Все поднялись. Дэцин прочитал молитву, как мог, по памяти. Потом взял Евангелие — кто-то уже раздобыл на лонгинском языке, и прочел отрывок о Воскресении.
— Ну вот, давайте споем теперь...
И все запели эдолийский старинный гимн, на умершем терранском языке, вместе с которым на Эдоли и попала христианская вера.
Gloria in exсelsis Deo et in terra
pax hominibus bonae voluntatis...
И пели чудно, три женщины умудрялись петь на два голоса, и на два голоса — мужчины, и так четко, так слаженно звучал этот старинный гимн в высоком пустом зале ресторана, будто несколько дней перед этим бойцы занимались спевками, а не прорывались сквозь огонь. И только теперь Ильгет почувствовала хоть какую-то тень любви и умиротворения, настоящей, светлой Пасхальной радости — сквозь все, сквозь горе и ужас, сквозь ощущение раздавленности и смятости душевной и физической... Воскресение! Господи, благодарю! — сказала про себя Ильгет. И посмотрела на лица товарищей, такие же бледные, измученные, и с таким же только что родившимся светлым блеском в глазах.
— Все, пойдемте за стол, — тихо сказал Дэцин, когда гимн закончился.
— Ну наконец-то, — Ойланг подскочил, потирая руки, — религиозные фанатики закончили свои напевы. Можно пожрать!
— Смотри, гнусный язычник, — сказал Гэсс, садясь за стол, — Только и думаешь, как бы пожрать. Вот окажешься в геенне огненной...
— А там я уже был, — сообщил Ойланг.
— Ну у вас и шуточки, — проворчал Дэцин.
— Все принялись за еду.
Бои на этом закончились. 505й отряд остался в Иннельсе. Работы было столько, что и теперь иной раз приходилось двое или трое суток проводить без сна, на виталине.
Городская тюрьма и еще несколько зданий Системы были переполнены пленными. Их следовало отсортировать. Часть передать в руки местной — переформированной заново — полиции. Эммендаров — на лечение. Когда погибает сагон, эммендар испытывает голодание, подобное наркотическому. Вылечить это очень трудно, но в некоторых случаях возможно. Поэтому для эммендаров был оборудован лечебный центр. Тех пленных, кто не запятнал себя преступлениями против мирного населения, просто отпускали, по домам.
Сразу же с Квирина стали приходить корабли, груженные самым разным оборудованием, пищевыми синтезаторами, приборами. Все это следовало разгружать, сортировать, распределять по районам. Иннельс — столица, здесь самый центр снабжения.
Дэцин с помощью Арниса и Лестрина занимался подбором и формированием нового правительства Лонгина.
В городе необходимо было поддерживать порядок, кормить жителей, восстанавливать предприятия, давать людям работу. Занимались этим, конечно, лонгинцы, назначенные на соответствующие посты, но руководство и помощь им требовались.
И еще наступил следующий этап информационной войны. Собственно, пропаганда. По местному телевидению и радио, в газетах и в компьютерной сети (которая теперь стремительно развивалась) шли непрерывные потоки информации — аналитические статьи и передачи, история сагонских войн, разъяснение в новом свете событий последних лет, не жалея черных красок — рассказы о страшной участи тех, кто не подчинился Народной Системе, а также об ужасах войны, которую Лонгин вел против всего мира, и о последствиях этой войны для захваченных народов. Разъяснение роли Квирина во всей этой истории. Рассказы о тех, кто пожертвовал жизнью за освобождение Ярны... и так далее, и тому подобное. Ильгет особенно активно занималась именно этой частью работы. Ведь она — лонгинка, понимает местные реалии и ментальность. Но чем дальше, тем больше ее тошнило от всего этого. Во всем, что говорила и делала она, что передавали СМИ, которые она контролировала — не было ни слова лжи. Все это было правдой. Но мерзким было то, что правду приходилось вдалбливать и внушать людям так, словно это была ложь.
Правду не надо никому доказывать. Истина должна сиять в небе, чистая и незапятнанная, для всех совершенно очевидная.
Но это было почему-то не так, и эту истину, что сагоны — зло, приходилось доказывать.
Ильгет было особенно мерзко, когда журналисты сделали передачу о ней самой. Собственно, передача была о полиции Народной Системы вообще. Передача острая, бьющая по нервам, по совести — как можно было допустить такое? Участь Ильгет не была чем-то исключительным, всех, кто заподозрен в сочувствии «террористам», в борьбе против Народной Системы, пропускали через эту отработанную систему «дознания». В передаче показывали, как крепятся на кожу проводки болеизлучателя... Как в силовых тисках можно ломать мелкие косточки, например, пальцев. Ильгет трясло от всего этого, но умирая от жути и отвращения к себе, она рассказала о своих ощущениях от пережитого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59