..
Мы попрощались у ее дома и условились провести вместе пару недель на
Верховине. Давно мечтал об этом. Теперь же был уверен, что завтра буду
свободен, потому что никто не станет держать меня в сборной...
Что не говорите, а судьба есть!
Ну, кто мог предположить - ни я, ни мой нынешний наставник и в дурном
сне увидеть такого не ожидали! - что мы столкнемся нос к носу в пятом часу
утра в гостиничном коридоре. Я на цыпочках пробирался к своему номеру,
зажав в руке предусмотрительно унесенный с собой ключ, без помех
поднявшись на третий этаж через черный ход со двора, когда прямо передо
мной от резкого толчка распахнулась дверь и...
Мы оба остолбенели. Тренер - в синих тренировочных брюках и в
адидасовской синей майке, раскрасневшийся, крепко выпивший, с
взъерошенными волосами и бутылкой недопитого коньяка в одной руке и с
двумя колодами карт в другой - он был заядлый преферансист, это было всем
известно в сборной, и я - в своем красном вызывающем пиджаке и тоже с не
слишком благостным лицом. Он, моралист и жесткий "дисциплинщик", и член
сборной команды, которому завтра, какое там - сегодня, выходить на
старт...
Ситуация!
- Спокойной ночи, Владимир Федорович! - почти механически произнес я,
обалдевший от встречи.
- Спокойной но-чи, - медленно выдавил старший и громко икнул.
Я понял, что отказаться от старта, как намеревался, не смогу, ибо это
потянет за собой нить, что раскрутит весь клубок моих неудач и
неповиновений наставлениям тренерского совета сборной, и тогда мне и
впрямь не видать удачи, как бы ни бился, как бы ни старался на
тренировках. Но угрызений совести, вот вам честное слово, не ощутил, и
забрался в постель, и мгновенно уснул, едва голова коснулась подушки.
Перед заплывом я хорошенько размялся, тренер "взял" два полтинника и
остался доволен результатами. Он вел себя так, будто ничего не случилось и
никаких тайн между нами не существовало. Единственное, что он сделал:
отложил в сторону взятый было мегафон, и это стало признанием мира,
наступившего в наших сложных и не всегда оправданных отношениях. Впрочем,
в тот момент я думал о Жуже и рассматривал из воды трибуны, выискивая
девушку, хотя доподлинно знал, что ее там быть никак не могло: Жужа
собралась на день съездить во Львов, в институт, чтобы перенести практику
на полмесяца вперед, а эти освободившиеся две недели провести со мной на
Верховине...
Я подмигнул Головченко, и это озадачило его - с чего это у Романько
такое отличное настроение, с его-то секундами?.. И он не смог скрыть своей
растерянности. Я же чувствовал себя легко, свободно и потому без задней
мысли сказал довольно громко, так, что услышал и Харис:
- Что, парни, поплаваем?
У меня и в мыслях не было задать им трепку, просто нужно было как-то
дать выход своему игривому настроению. Мне терять было нечего, я это знал,
и вместо Рима я уеду на Верховину, и мы поселимся с Жужей в уютном домике
на отшибе села, где живут бокараши, признающие только шампанское, и я буду
говорить ей "О сэрет ми!" - единственные венгерские слова, известные мне.
А они, кажись, восприняли меня всерьез.
- Только не летите, парни! - попросил я, и Головченко чуть со
стартовой тумбочки не свалился от неожиданности.
Я плыл, как никогда не плавал, - вдохновенно и мощно работали мышцы и
сердце, и усталость не приходила, а наоборот, хотелось плыть и плыть, и
мягкая, ласкающая вода так и не стала вязкой, наждачно-жесткой на
последних метрах дистанции. Право же, я за все эти две с лишним минуты,
пока мы преодолевали двести метров дистанции, ни разу не обратил внимания
на собственное положение на дорожке и на своих друзей-соперников - я плыл
для себя, и этим было все сказано.
И лишь финишировав, вдруг вспомнил, почему так хорошо мне было на
заключительном "полтиннике", - никто не тревожил воду перед моим лицом!
- Ну, знаете, Олег, так долго валять дурочку! - Надо мной склонился
Владимир Федорович, и счастье просто-таки распирало его, и я испугался,
как бы он не лопнул от самодовольства. И причиной тому был я, Олег
Романько, финишировавший с новым рекордом Европы и с лучшим в мире в
нынешнем сезоне результатом...
Жужу я так больше не увидел: на следующий день улетел в Москву. Ни
адреса, ни фамилии девушки я не знал. Все надеялся вернуться сюда, да
спорт - о спорт! - внес, как всегда, свои коррективы в мои личные планы.
Может, и впрямь иногда бывает полезно изменить самому себе?

8
Виктор Добротвор победил в финальном поединке кубинца Гонзалеса,
дважды отправив экс-чемпиона мира в нокдаун в первом же раунде. Не будь
кубинец таким крепким орешком, лежать бы ему на ковре во втором, но спас
гонг, а в третьем Добротвор повел себя по-рыцарски: сначала дал сопернику
прийти в себя, не воспользовавшись очередным нокдауном, а завершил бой
серией таких изумительных по красоте и неожиданности ударов, что, однако,
были лишь обозначены как бы пунктирными линиями, не принеся Гонзалесу ни
малейшего вреда. И зал просто-таки взорвался аплодисментами. А ведь здесь
не любят бескровных поединков!
- Какой мастер! - восхищенно воскликнул Савченко, вскочил с кресла и
нервно заходил по моему не слишком-то просторному номеру. - И угораздило
же парня! Такой бесславный конец такой блестящей спортивной карьере...
- Ну что ты хоронишь Добротвора, - не согласился я, хотя и понимал,
что причин для оптимизма нет. Реальных причин. Не станешь же оперировать
эмоциями?
- Не спешу. Вырвалось случайно, - пошел на попятную Павел
Феодосьевич, и надежда - вдруг он знает что-то, что дает хоть какой-то
шанс - наполнила сердце. Но Савченко тут же собственными руками, вернее,
словами, похоронил ее.
- Завтра вопрос уже будет обсуждаться на коллегии...
- Постой, как же так - нужно разобраться...
- Там разберутся...
На том невеселый разговор и оборвался, и холодок разделил нас в этой
тесной комнатушке над Зеркальным озером, начавшем покрываться
действительно зеркальным, чистым и прозрачным льдом - ночью морозы
поднялись до минус 20 по Цельсию. Савченко вскоре отправился к себе -
вечером выступала наша пара из Одессы, и он нервничал, как бы судьи не
наломали дров. И это несмотря на то, что утренняя часть состязаний
завершилась более чем успешно - в трех из четырех видов лидерство
захватили советские фигуристы, и никто из арбитров не покусился на их
высокие баллы. Больше того, трое американских судей регулярно выбрасывали
самые высокие оценки. Не преподнесут ли сюрприз в финале, когда обнаружат,
что их соотечественники не тянут на честную победу?
Такое случалось не однажды.
Чтобы попасть на вечернюю часть программы, я вышел из пансиона
загодя, отказавшись от обеда в предвкушении сытного ужина (в 22:00
организаторы соревнований пригласили журналистов и руководителей делегаций
на официальный прием). В номере мне делать было нечего, а томиться в
четырех стенах - развлечение не из первоклассных, даже если у тебя есть
цветной "Сони" с десятью, как минимум, телепрограммами.
По дороге я завернул в фирменный магазин "К-2". Не терпелось
пощупать, прицениться к новым лыжам да и к иному снаряжению - зима ведь на
носу. Пройдет каких-нибудь два месяца, и я, верный многолетней привычке,
отправлюсь в Славское, в неказистый, но уютный и приветливый домик о
четырех колесах, непонятно каким образом вкатившийся на крутую гору и
застрявший между двумя могучими смереками, слева от подъемника; по утрам
негромким, просительным лаем меня будет будить хозяйский Шарик -
неугомонное, бело-черное длинношерстное создание на коротких, крепких
ножках, безуспешно пытавшийся каждый раз вспрыгнуть в одно со мной кресло
и укатить на самый верх Тростяна, где снег и ветер разбойно гуляют на
просторе и весело лепят из бедных сосенок на макушке то одичавшего
Дон-Кихота на Россинанте, то замок о трех башнях, а то просто укутают елку
в белые наряды, и стоит она, красавица, до первых весенних оттепелей.
В магазине - ни души, и два спортивного вида местных "ковбоя"
откровенно скучали, стоя навытяжку за прилавком и уставившись онемевшими
глазами в телевизор. Мое появление никак не сказалось на их положении, они
лишь кивками голов отстраненно поприветствовали меня и углубились в
телепередачу. Они мне не мешали сладостно - это состояние могут понять
разве что горнолыжники! - щупать блестящие, разноцветные лыжи, собранные с
лучших фабрик мира - от "Кнейсла", снова обретавшего утраченную было
славу, до "Фишеров", "Россиньолей" и "К-2" - гордости американского
спорта, утвержденной на Кубках мира братьями Марэ. Увы, и тут воспоминания
омрачили мое восхищение, и Валерий Семененко незримо встал со мной рядом,
и я словно услышал его голос: "Эх, забраться бы сейчас на Монблан, и
рвануть вниз, и чтоб без единой остановки до самого низа!" Когда я резонно
возражал, что до самого низа Монблана не докатишь даже в разгар альпийской
зимы, потому что снег редко спускается в долину, он упрямо возражал: "Нет
в тебе романтики! Горнолыжник - это птица, это нужно понимать, иначе
нечего делать тебе на склоне!"
Этот Монблан, где ни я, ни Валерка ни разу в своей жизни даже пешком
не побывали, вечно ссорил нас, правда, ненадолго.
Но нет уже Семененко, и его трагическая гибель на шоссе под Мюнхеном
стала забываться, и живет он лишь в крошечном озорном мальчишке - Валерии
Семененко-младшем. Я дал себе слово, что сделаю из него горнолыжника, но
Таня, жена Валерия, категорически возражает. Я надеюсь на время и на
рассудительность Татьяны и верю, что увижу Валерия-младшего среди
участников Мемориала Семененко, ежегодно разыгрываемого в Карпатах.
И черная горечь вползла в сердце, потому что припомнил я и Ефима
Рубцова. Мои публикации той давней истории гибели Валерия Семененко были
перепечатаны и в Штатах, и Рубцова основательно "попотрошили" местные
репортеры, так что имя его надолго исчезло со страниц газет.
Я вдруг вспомнил, что Ефим Рубцов тут неподалеку, в Нью-Йорке, и
удивился, с чего это его не принесло сюда, в Лейк-Плэсид...
Да, отличное оборудование, ничего не скажешь. А ботинки! На одной
незаметной застежке, высокие, как сапоги, они держат ногу мягко, но
мертво, сливаясь в одно целое с лыжей благодаря совершеннейшим "Тиролиям"
- таким сложным и надежным, как написано в наставлении, креплением, что
диву даешься, как они этого достигают, не вмонтировав в механизм крошечную
ЭВМ.
Взяв на память пачку красочных рекламных проспектов, чтоб было чем
потешить обостренный интерес ко всему горнолыжному собратьев-фанатов, я
удалился с видом человека, которому все это легкодоступно, да вот
таскаться с грузом неохота. Два продавца, впрочем, не обратили на мое
исчезновение из магазина ни малейшего внимания - они утонули в "телеке".
Я подходил к Дворцу спорта, когда, обогнав меня, резко затормозил
автомобиль с монреальскими номерами. Не успел я удивиться, как уже сидел в
теплом, с ароматизированным воздухом салоне рядом... с Джоном Микитюком.

9
Ефим Рубцов объявился в "Нью-Йорк пост".
Газету привез Серж Казанкини, прилетевший на крошечном, раскрашенном
под пчелу - в черные и золотисто-желтые полосы - пятиместном самолетике,
одном из двух, принадлежавших бывшему автогонщику. Автомобильный ас
содержал авиафирму с претенциозным названием "Соколы", летал сам, на сезон
рождественских каникул", начиная с конца декабря, нанимал второго пилота,
и их "пчелки" трудились до седьмого пота, перевозя горнолыжников и просто
любителей тишины и покоя. Правда, иногда, как в предыдущие два дня, валил
снег и в горах бушевала буря, и самолетики сиротливо мерзли на аэродроме,
зябко кутая шасси в поземке. Сержу повезло: снегопад ненадолго
утихомирился и позволил автогонщику слетать в Нью-Йорк и обратно.
В гостиницу Серж, однако, добирался уже в метель, и такси вязло в
снегу, и пассажиру доводилось вылазить из машины и толкать ее, и потому
первое, что я услышал, едва мой француз ввалился в отель - заснеженный,
раскрасневшийся, с седой головой, просто-таки облагороженной белыми
снежинками, были слова:
- Я чуть не утонул в снегу, так спешил к тебе, сир! - И добавил: - Мы
с тобой не конкуренты, старина, но мне бы хотелось тоже поиметь кое-чего с
барского стола!
- Сначала нужно знать, что достанется мне, это во-первых. Если же ты
действительно узнал нечто стоящее, я готов поблагодарить моего друга за
работу, это во-вторых.
- Нет, сколько знаю этих русских, или советских, или украинцев, - как
вам удобно, сир, никогда не догадаешься наперед, что они скажут в
следующее мгновение! Не потому ли с вами так трудно договариваться?
- Отчего же? Если судить по тому, как быстро находим мы с тобой общий
язык, это не так уж и трудно, - парировал я в тоне Казанкини, а сам
подумал, что Серж наверняка обладает чем-то, что необходимо мне, и он
гордится сделанным и жаждет похвалы.
- Мне остается только подняться... и с вашего разрешения, - после
многозначительной паузы продолжил Казанкини, - открыть дверцу
холодильника, дабы убедиться, что оставленная бутылка "Учительского" все
еще находится там.
Я понял, что Серж действительно в превосходном состоянии духа, и его
ничем не омраченное настроение резко ухудшило мое, ибо теперь я не
сомневался, что все, рассказанное Сержем о Джоне Микитюке, подтверждается.
Было от чего пойти голове кругом.
Но Серж начал с неожиданной для меня новости.
- А твой приятель объявился, - сказал он, доставая бутылку с виски и
наливая себе две трети тяжелого, широкогорлого бокала.
- Какой еще приятель?
- Ефим Рубцов, собственной персоной.
- Вот, держи. - Серж протянул мне вчерашний номер "Нью-Йорк пост".
Заметка на первой полосе была обведена синим жирным фломастером и
называлась: "Русский след "героина"? Чем занимаются "звезды" советского
бокса в Канаде?"
"Даже не приехав на Олимпийские игры в Лос-Анджелес летом нынешнего
года, Советский Союз остается великой спортивной державой. Мне трудно
сказать, чем бы закончилась грандиозная дуэль двух команд на Играх, но,
без сомнения, и на этом сходятся специалисты по разным видам спорта,
немало олимпийских медалей обрело бы других владельцев. Однако русские,
как обычно, провозглашающие полную независимость спорта от политики, на
деле же непременно во главу угла ставят именно политические вопросы.
В Лос-Анджелесе им не понравились: наша Олимпийская деревня, наш
ритуал открытия и закрытия Игр, наше расписание состязаний, наша свобода
волеизъявления и права личности выбирать достойный образ жизни, даже наша
кухня пришлась русским не по вкусу. Хочу обратить ваше внимание на
крошечную деталь: все это не понравилось русским еще до того, как им была
предоставлена возможность познакомиться со всем этим на месте. Поэтому они
объявили организацию Игр неприемлемой для себя и оставили своих чемпионов
и рекордсменов дома, а значит, без медалей. Америка ждала Владимира
Сальникова и Юрия Седых, Сергея Бубку и Сергея Белоглазова, Виктора
Добротвора и многих других, которых не раз приветствовала прежде на своих
аренах.
Но если раньше "капризы" Кремля, отказывавшегося от участия в
состязаниях по политическим или нравственным мотивам, уже выработали у нас
стойкий иммунитет, то теперь мы видим, что русские резко изменили свою
тактику. Они посылают своих спортсменов даже на коммерческие соревнования,
нимало не смущаясь тем обстоятельством, что там за победу устанавливаются
крупные денежные призы. Правда, деньги эти, в отличие от западных
победителей, попадают прямым назначением в государственную казну, что,
наверное, помогает Советскому Союзу увеличивать закупки на Западе зерна и
других пищевых продуктов.
Вот и теперь мы с вами стали свидетелями удивительного по красоте и
напряжению финального боя полутяжеловеса Виктора Добротвора с кубинцем
Гонзалесом, бывшим чемпионом мира среди любителей, на коммерческих
состязаниях на Кубок Федерации бокса.
Однако главное в победе Виктора Добротвора, уже много лет являющегося
одним из самых известных советских спортсменов, "звездой" первой величины,
вовсе не его великолепное мастерство, а его просто-таки фантастическое
самообладание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29