Он походил некоторое время в старших тренерах
сборной СССР, но стоило ему проиграть один-единственный матч, как его
уволили без выходного пособия.
- Что значит "без выходного пособия"? Без пенсии? Ведь он, кажется,
молод?
- Это значит, что вообще хотели запретить тренировать команды высшей
лиги.
- Разве такое возможно? - искренне удивился Сузуки. - Разве он
совершил преступление?
- Кое-кто думал, что возможно. Но, слава богу, не все и у нас теперь
решается единолично...
Мы вышли на какую-то узкую, заставленную выгородками и лотками улицу.
На уровне третьего этажа по старинной, кирпичной кладки эстакаде
прогрохотал поезд городской электрички. Мы перебрели улочку, вступили в
полутемную прихожую и оказались внутри густо заселенного столами и людьми
ресторана. Щекотали ноздри ароматы еды, было шумно, гремевшие над головой
вагоны заставляли людей разговаривать громко и суетливо. Столики были
заняты, и мы устроились на высоких, но удобных вращающихся креслах за
стойкой, где разливали пиво, выдавали официантам блюда с пищей, вели
переговоры с кухней трое ребят - двое похожих парней с утомленными,
лоснящимися от пота лицами и миловидная девчушка в белом кокетливом
передничке. Они с такой быстротой выбрасывали продукцию, что напоминали
автоматы: ни секунды простоя, даже словом не обменяются, ни единого
лишнего движения. Яша негромко сказал что-то - я и то едва расслышал, а
парень, на секунду отвлекшийся к нам, успел все записать на листке-счете,
что тут же положил перед нами, и уже отпрянул назад, крикнув что-то в
темный кухонный зев, быстро наполнил два толстостенных бокала пивом и,
бросив картонные кругляши перед нами, аккуратно опустил кружки.
- Считай, типичное японское кафе, Олег. Его держат студенты во время
летних каникул, а возможно, и чуть дольше, если есть необходимость. Полный
хозрасчет, видишь, им некогда даже перекинуться словом друг с другом. А
еда отменная.
Мы ели что-то острое, - с пряным ароматом из морских моллюсков, с
ломтиками сушеной водоросли - ламинарии, и запивали холодным пивом.
- Я сюда хожу ужинать, друзья в Токио насоветовали, и не жалею.
Быстро, да и дешевле, чем в обычном ресторане.
Когда мы выбрались наружу, было совсем темно. Уличного освещения тут
никогда не существовало, но зато по-прежнему светились разноцветными
фонариками магазины, забегаловки, пачинко. Лица людей казались
разукрашенными на манер американских индейцев, с той лишь разницей, что
расцветка их постоянно менялась. Попадались возбужденные парни с бегающим
взглядом, что-то бормотавшие на ходу. Они никого не замечали.
- Наркотики и в Японии не редкость, - пояснил Яша. - Конечно, не так,
как в Штатах.
Я сразу будто отрезвел и забыл обо всем другом, и одна мысль застряла
в мозгах - Тэд Макинрой, он же Властимил Горт, Тэд Макинрой, Властимил
Горт...
Властимил Горт...
Я пропустил мимо ушей слова Сузуки, и он застопорил, и я наткнулся на
него.
- Ты совсем не слушаешь меня, Олег, - обиделся Сузуки. - Где ты
живешь?
- А, извини, Яша. Задумался. В гостинице "Мизуками". Это далеко,
нужно на метро, и такси нет смысла брать.
- Нет, - сказал Яша. - Поедем на такси.
- Слушай, Яша. Мне такси действительно ни к чему. Я мечтаю побродить
по Кобе. Ты поезжай в пресс-центр и засядь за телефон. - Яша недоуменно
уставился на меня. - Мне нужно, чтобы ты разыскал одного человека. Это
крайне важно, Яша, поверь мне! Его зовут Властимил Горт. Он - тренер
местной школы бокса. Но единственное условие: представься как хочешь и кем
хочешь, но ни у него, ни у его хозяина не должно возникнуть и тени
сомнения, что парня разыскивают по какому-то пустяковому делу. Придумай, я
не знаю ваших законов и обычаев, ну, скажи, что ты фининспектор, или
водопроводчик, или просто вознамерился записаться в школу, чтобы пройти
курс бокса... Словом, на твое усмотрение! Мне же нужно только узнать, где
он обретается и когда бывает на работе. Понял?
- Не совсем.
- Я пока не стану ничего объяснять. Это, во-первых, долго. Во-вторых,
без моего разговора с этим человеком все равно не поймешь. Как, впрочем, и
я еще многое не понимаю. Будь осторожен: если он что-то заподозрит, то
немедленно скроется.
- Почему скроется? Ты его преследуешь?
- Если б я... Словом, мне нужен точный адрес школы бокса, где
работает Горт. Для ориентировки: 29 лет, классный боксер, выступал даже за
сборную страны, в Японии, думаю, месяца три-четыре. Тщательно скрывает,
откуда он и кто по национальности...
- Задал ты мне вопросик, Олег. - Сузуки явно был озадачен и
обеспокоен. По натуре Яша не труслив, но осторожен, лишнего шагу не
сделает, не убедившись, что это шаг - правильный. Но таким я его знал в
Москве, за границей. А здесь-то он дома!
Мне не очень-то улыбалась перспектива ставить в затруднительное
положение моего приятеля, но иного выхода не было. Никто, кроме Яши, не
сможет помочь. По японски я не знал ни слова. И хотя многие японцы отлично
владеют английским, иностранцы все равно есть иностранцы, и к ним
отношение настороженное.
"Любопытно, - подумал я, - как ко мне относится Яша: как к человеку
третьего сорта? Но спрашивать не стал: Сузуки и так выглядел озабоченным,
чтоб еще и этим вопросом усугублять его сложное положение.
- Это нужно непременно сегодня? Ведь уже поздно... - спросил Яша,
хватаясь за соломинку.
- Чем быстрее, тем лучше. Я прошу тебя, Яша...
Мы расстались у станции метро. Это была отправная точка, откуда я
решил, сверяясь с планом-схемой города, двинуться по направлению к
гостинице. Всегда нужно иметь запасной путь для отступления...

5
Универсиада началась грандиозным парадом на новеньком стадионе на
юго-востоке Кобе, в районе перспективной застройки этого огромного
промышленного центра страны. Организаторы не скрывали своего
удовлетворения, больше того - гордости, что им удалось собрать под голубое
знамя с огромной буквой "у" практически всех сильнейших
спортсменов-студентов пяти континентов. Участие сборных СССР и США спустя
год после Лос-Анджелеса, когда связи двух крупнейших спортивных держав
мира виделись испорченными надолго, воодушевляло истинных приверженцев
спортивных форумов. Газеты пестрели заголовками, где Япония выглядела едва
ль не миротворцем. Специально для прощупывания обстановки в связи с
предстоящей Олимпиадой в Южной Корее прилетела делегация Сеула. Улыбчивый
лев - символ будущих Игр - зашагал по страницам газет и журналов, мягко
порыкивал с экранов телевизоров, заполонил своими изображениями свободные
стены в пресс-центре.
Я сидел на трибуне среди знакомых и незнакомых лиц. Давно заприметил,
что существует некое неформальное сообщество спортивных
журналистов-международников, что, как правило, аккредитуются на
большинстве крупных состязаний и уж непременно встречаются на Олимпиадах и
Универсиадах.
Под звуки тысячного оркестра одна за другой вступали на дорожку
стадиона колонны участников. Организаторы побеспокоились, чтобы каждый
почувствовал себя как дома, и составили сложную программу музыкального
сопровождения из попурри национальных песен и мелодий. Но, видимо, график
движения где-то нарушился, что-то сбилось, и вот пошли австралийцы под
афганскую мелодию, англичане вышагивали в такт греческой сиртаки. Под наши
"Очи черные" и "Подмосковные вечера" вышагивала делегация КНР...
Среди журналистов царило веселое оживление. А у меня на сердце кошки
скребли.
Вот уже два дня как исчез Яша. Напрасно несколько раз на день
заглядывал я в выгородку "Йомиури" - сидевшие там недоуменно пожимали
плечами и отвечали неопределенно: не был, когда будет - не знаем. Мне
чудилось, что они обо всем осведомлены и с осуждением смотрят на меня.
Неприязнь, казалось, сквозила в их черных, непроглядных глазах.
Время летело, а я ни на йоту не продвинулся к цели. По ночам мне
спился один и тот же сон: я догоняю и никак не могу догнать человека, лица
которого не вижу, но уверен, что это - Тэд Макинрой, он же Властимил
Горт...
Связь с Киевом, на удивление, оказалась преотличной, и редакционная
стенографистка появлялась точно в назначенное время - минута в минуту,
хоть часы проверяй. И слышимость была преотличной, мало что часть пути мои
слова проделывали по воздуху - по радиотелефону. Но все равно, пока
передавал материал, сидел как на иголках и готов был подгонять Зинаиду
Михайловну, несмотря на то, что она вообще не делала ни единой паузы и не
переспрашивала - наш разговор параллельно записывался на магнитную ленту.
Мне казалось, что именно в эти минуты, когда я разговаривал с Киевом,
звонил и не мог дозвониться Яшао Сузуки.
"Если сегодня, нет, завтра утром Яша не объявится, нужно начинать
поиски самостоятельно, - рассуждал я, сидя на трибуне. - Ну и что с того,
что ни бэ ни мэ по-японски! Нужно взять телефонные справочники на
английском, должны быть таковые, и страничку за страничкой изучать, пока
не наткнусь на боксерскую школу". Это напоминало бы поиск иголки в стоге
сена, если учесть, что телефонная книга - я встречал такие в пресс-центре
- Кобе насчитывала более 1000 страниц убористого текста! Но иного выхода у
меня не было.
- Олег. - Кто-то осторожно тронул меня за плечо. Я оглянулся и едва
не заорал на весь стадион: Яша!
- Яша... - Голос мой прозвучал так, словно мне в горло вогнали кляп.
- Извини, Олег, - забеспокоился Яша и развел руками, как бы прося
прощения за бестактность.
- Выйдем отсюда, - предложил я нетерпеливо.
Мы спустились вниз, молча миновали лужайку, где расположились
девушки-гимнастки, готовившиеся к показательным выступлениям, спустились к
искусственному водоемчику с огромным гранитным валуном, отполированным
веками и напоминавшим один из камней знаменитого каменного сада Рендзю в
Киото.
- Извини, Олег, но я никак не мог раньше, - виновато повторил Яша.
- Ерунда, - великодушно простил я Сузуки. - Нашел?
- Да. Но для этого мне понадобилось съездить в Токио - здесь, в Кобе,
у меня нет ни друзей, ни знакомых. Таких школ оказалось полдюжины, они
разбросаны в разных концах города. Увы, не всегда удавалось добраться до
искомого по телефону. Я еще не разобрался и сам, по-видимому, некоторые из
этих заведений далеко не столь безобидны, как может показаться, потому что
не слишком-то спешат обнародовать свое существование. Пришлось
поколесить...
- Нашел его?
- Это оказалось труднее всего.
- Он снова сменил имя?
- Его имени вообще нигде не называли. "Такого не знаем", - был ответ.
- Где Горт?
- Мы завтра утром поедем туда. Если... если он не сбежит, как ты
опасаешься. И не вини меня за это: он чем-то очень напуган, хотя мой друг
чуть-чуть знаком с хозяином спортзала и мог разговаривать без лишних
рекомендаций. Он представился клиентом, готовым заплатить хорошие деньги
за ускоренный - три недели - курс бокса. Его познакомили с Гортом, но тот
почему-то насторожился, и я не уверен, что моему другу удалось полностью
рассеять сомнения парня. Как бы там ни было, встреча назначена на завтра,
на восемь утра. Я заеду за тобой в семь пятнадцать...
- Спасибо, Яша... - Я не знал, что еще сказать, чтобы выразить мою
благодарность этому похожему на европейца сыну Страны восходящего солнца -
немногословному и обязательному. А ведь еще несколько минут назад я готов
был заподозрить его в элементарной трусости и бегстве.
- Я старался, Олег... Что здесь произошло интересного за это время?
- Ничего. Вот разве открытие Универсиады. Может, пойдем досмотрим?
- Если ты не возражаешь...
Мы возвратились на трибуну, и теперь действо, разворачивавшееся на
салатной свежести поле стадиона, показалось мне таким прекрасным, что я
готов был признать, что ничего совершеннейшего и захватывающего не видел.
- Это не уступает открытию Олимпийских игр, - только и сказал я.
- Ты думаешь действительно так? - искренне обрадовался Яша.
- Без преувеличений!
- Позволишь привести твои слова в моем репортаже?
- Можешь еще сказать множество слов, лишь бы они хвалили
организаторов. - Я был добр и расточителен.
- Спасибо, Олег...
В "Мизуками", куда я возвратился за полночь, меня ждал еще один
приятный сюрприз: портье протянул записку, где сообщался номер телефона
Сержа Казанкини и содержалась просьба непременно позвонить в любое время.
Я поднялся к себе, принял прохладный душ, облачился в свежее,
выглаженное кимоно, ежедневно сменяемое, как и постельное белье, вытащил
из широкого раструба кондишна, служившего мне холодильником, банки с
консервированным пивом, сервировал низенький столик у окна - вилка, нож,
два ломтя черного бородинского хлеба, горка кружочков сухой копченой
колбасы, помидор, плавленый сырок и два краснобоких яблока - и подтянул на
кровать телефон.
С удовольствием и чувством выполненного долга - репортаж об открытии
передал из пресс-центра стадиона, завтра свободный день - воскресенье -
щелкнул крышечкой серебристой баночки, украшенной краснокрылым журавлем,
стоящим на верхней ступеньке пьедестала почета - "Саппоро-бир" была
официальным спонсором Универсиады-85. И лишь после этого набрал номер
телефона.
- Кого это черти... - начал было не слишком приветливо Серж, но вдруг
сообразил и заорал: - Олег, о ля-ля!
- Я, мистер Казанкини, собственной персоной, добрый вечер, а вернее -
ночь.
- Здравствуй, Олег, какая радость! - Он был искренен, мой веселый
француз итальянского происхождения.
- Не знаю, как ты, а я действительно радуюсь: во-первых, только
возвратился со стадиона и решил устроить себе поздний ужин, а во-вторых,
потому что ты объявился. На Универсиаду прилетел?
- А то куда еще? - обидчиво вспыхнул Серж. - Я теперь снова
исключительно спортивный журналист. Слушай, может, поужинаем вместе? Где
находится твоя обитель?
Я назвал адрес. Серж надолго замолчал - изучал карту-схему Кобе.
Наконец он снова объявился.
- Да ведь это у черта на куличках! Опять тебя занесло... Туда и до
утра не доберешься... А, ладно, жди! - И положил трубку.
Я слегка расстроился: уже предвкушал спокойный отдых, а Серж умеет
превращать ночь в день. Так что - покой мне только снился...
Серж добрался до меня куда быстрее, чем я мог предположить. Он
ввалился в комнату, подозрительно оглядываясь по сторонам, точно опасаясь,
как бы кто не набросился на него из темного угла.
- Ты чего, Серж? - спросил я, обнаружив, что мой приятель изрядно
возбужден.
- Вечно ты устраиваешься в каких-то закоулках. Вышел из такси,
смотрю, вход ярко освещен, люди толкутся, я и вперся... Едва ноги унес,
там не женщины - фурии, впору подумать, что они раскусили, что я -
француз!
Теперь пришел черед мне проглотить язык. Потом неистовый хохот напал
на меня, я заливался до слез, представив Сержа в объятиях девиц из
соседнего заведения, носившего игривое название "Сад любви" и с
наступлением сумерек утопавшего в водопадах красного, как размытая кровь,
света...
Серж недолго хмурился и вскоре смеялся вместе со мной, подбрасывая в
огонь новые и новые подробности своего случайного приключения.
Наконец он умолк, вытащил свою знаменитую трубку, набил ее "Кланом" и
плотоядно затянулся ароматным дымом. Потом он подозрительно, двумя
пальцами, поднял баночку с пивом и настороженно рассматривал ее, точно
держал взрывоопасный предмет, а затем брезгливо поставил на место, как бы
говоря: и пьют же такую дрянь люди. Серж был ярым противником пива.
Мне оставалось лишь полезть в чемодан за припасенной бутылкой с
Богданом на черной этикетке.
- ...Вот я и говорю: возвратился в редакцию и дал себе слово - больше
ни в какие там заграничные командировки ни ногой. Сам посуди: что я там, в
этих Штатах, не видел? Нью-Йорк с его грязным Бродвеем - боже, как могут
люди так врать, ведь сколько был наслышан - Бродвей, ах Бродвей! Я-то уши
развесил, старый чурбан, ну что-то на манер наших Елисейских полей -
публика, неторопливый шаг и веселый смех, прекрасные женщины, цветы, и
ночью и днем вечный праздник... А тут тебе - вонь, колдобины, толпы
куда-то несущихся людей и оборвыши, валяющиеся просто под ногами... А
квартира на 5-й стрит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29