..
Я медленно двинулся по аллее, ведущей из Дворца спорта к
пресс-центру. Сфотографировался от нечего делать в обнимку с плюшевым
красноголовым журавлем, расхаживавшим среди зевак, собравшихся у выхода
поглазеть на гимнасток, дал пару автографов.
Парило, небо в какой уж раз за день затягивали не слишком мрачные, но
обильные дождевые тучи. Идти в пресс-центр тем не менее не хотелось:
изрядно надоел ритуал, который ты начинал исполнять, стоило лишь показать
охраннику ладанку и переступить порог. Пройдя вдоль стеллажа и набрав кучу
протоколов, сообщений и уведомлений, во множестве поступавших сюда из
самых разных служб и организаций - от очередного запрещения пожарной
охраны не курить в неположенных местах до приглашения на брифинг
представителя сеульского ООК - Организационного олимпийского комитета, -
ты направишься к одной из машинок фирмы "Бразерс" с русским шрифтом.
Вывалив всю эту макулатуру на стол, за работу садиться не спешишь. После
жары тебя бросает в дрожь от переохлажденного воздуха. Потому-то сначала
нужно сходить к автоматам, разливавшим чай или кофе, а заодно потолкаться
среди пишущей братии - глядишь, набредешь на свежую информацию, пока не
спеша прихлебываешь крепкий двойной кофе.
Лишь после этого можно было усаживаться за машинку, чтобы начать
работу, изредка прерываемую на минуту-другую, чтоб взглянуть на один из
трех экранов телевизоров, что стояли вдоль стены на высоких подставках.
Со времени отъезда Тэда Макинроя на "Еугении С" минуло несколько
дней, и тревога постепенно ушла из сердца, и я уже не оглядывался по
сторонам, прежде чем свернуть в темную улочку, что вела к моей гостинице,
и не ходил, прижимаясь к стенам домов, прислушиваясь к "голосу" каждого
автомобиля, нагоняющего тебя.
С Яшей мы виделись почти ежедневно, он тоже, как я догадался, первые
дни чувствовал себя не в своей тарелке и не слишком был уверен в
собственной безопасности. Но теперь, как и я, избавлялся от этого
комплекса. Однажды я столкнулся и с Такаси - он сидел на трибуне
теннисного стадиона и отчаянно болел за соотечественницу, сражавшуюся,
правда, без особого успеха, с американкой, известной в недавнем прошлом
"звездой". Он не заметил меня или сделал вид, что не заметил, и я не
подошел к нему, рассудив, что вряд ли наша встреча добавит что-то новое к
тому, о чем мы оба хорошо осведомлены.
Зато Серж Казанкини чуть не ежедневно вылавливал меня в пресс-центре
и, привязавшись, как собачонка, послушно тянулся вслед за мной - на
гимнастику так на гимнастику, на легкую атлетику так на легкую атлетику,
куда угодно, хоть к черту на кулички, как признался он однажды.
Ему было отчаянно скучно на Универсиаде, потому что передавать он, за
исключением одной информации о пресс-конференции сеульской делегации,
ничего не передавал. "Франс Пресс" Универсиада не интересовала.
- Если б не ты, Олег, загнуться бы мне с тоски, - признался Серж,
когда я однажды попытался отшить его, ссылаясь на невообразимо большой
объем роботы. - Ты работай, а я возле тебя тихонько посижу, ну, не гони
меня...
Что тут скажешь? Я не мог обидеть его, хотя этот постоянный хвост мог
изрядно надоесть и человеку куда более сдержанному. Но я терпел Сержа и
даже по его просьбе составлял ему компанию в пресс-баре, где подавали
японское виски "Саппоро" - о качестве его мог судить лишь со слов
Казанкини, а тот был не слишком вежлив по отношению к подношениям фирмы,
бесплатно угощавшей журналистов ежедневно с 18:00 до 20:00 по местному
времени. Я не стал посвящать Сержа в перипетии истории с Виктором
Добротвором, хотя однажды обмолвился, что Виктор - чист, как стеклышко, я
докопался до истины и теперь жду не дождусь, когда возвращусь в Киев,
изложу все это на бумаге и добьюсь, чтоб статью опубликовала та самая
газета, что так поиздевалась над ним после возвращения из Монреаля. Серж
не стал доискиваться до деталей, ибо, судя по всему, та давняя история для
него давно стала действительно историей, но тем не менее резонно заметил:
- Ты тоже не слишком-то кати бочку на коллег. Они пользовались
официальной информацией, и тут они чисты перед собственной совестью,
согласись. Если мы станем дожидаться, когда вскроются какие-то детали, - и
вскроются ли они вообще? - товар безнадежно устареет...
- Наверное, ты прав. Хотя по мне лучше десять раз отмерить, чем один
раз отрезать... по живому. Верить нужно человеку, его прошлому, его
послужному списку, что ли, ну, конечно, не в канцелярском значении этого
слова... жизненному послужному списку... Никогда не взрастет чертополох из
ничего. А у Виктора ведь была такая незапятнанная биография!
- Никто не знает, что делается в душе. Снаружи - ангел, а внутри
давно сидит дьявол...
- Молиться нужно чаще!
- Да вы ведь русские - безбожники?
- Молиться нужно правде. Всю жизнь!
- О ля-ля! - ехидно рассмеялся Серж. - О ля-ля, мой друг, так
нетрудно и лоб расколотить!
- Лучше лоб разбить, чем совесть.
- Нет, твой максимализм не знает предела, и я выхожу из спора. Пароль
к жизненной истине есть терпимость и еще раз терпимость - к себе, к
другим, к врагам и друзьям.
- Нет, Серж, пароль к истине - правда. И только правда, какой бы
тяжелой порой она не оказывалась для человека...
Серж было дернулся, намереваясь заспорить, но мгновенно передумал.
Уткнул нос в бокал с "Саппоро" и смаковал напиток, столь поносимый им,
когда кончалось объявленное фирмой бесплатное время.
Я подумал, что как ни трудно было Виктору все это время, но теперь
уже близок час истины и его доброе имя вновь будет чистым и незапятнанным.
Я предвкушал, как зайду в кабинет к Савченко, сяду в кресло, попрошу
Валюшу - его секретаршу - никого не впускать и не переключать телефон,
выну под недоуменные взгляды Павла магнитофон и на полную мощь включу
запись рассказа Тэда и тут же стану переводить. Нет, сделаю по-другому: я
перепишу запись и на фон голоса Макинроя наложу свой перевод, чтоб
Савченко сразу понял, о чем речь.
А потом уже попрошу вызвать в комитет на определенное время Храпченко
и еще кое-кого, кому по делам службы нужно знать о таком, и вновь прокручу
запись...

За два дня до отлета в Токио - мне предстояло пожить еще там трое
суток - ни свет ни заря позвонил Серж.
- Хелло, сэр! - заорал он в трубку так, что задребезжала мембрана. -
Ты уже поднялся?
- Не только поднялся, но и даже успел сделать зарядку. Да не ори ты
так, телефон сломаешь!
- О ля-ля, извините, сэр! - У Сержа было игривое настроение, и я
заподозрил, что он только что возвратился после какого-нибудь приема и
решил вообще не ложиться спать - это было в духе Казанкини, хотя второго
такого лежебоку в жизни своей не встречал.
- Что там у тебя, Серж? У меня вода льется в душе.
- Давай встретимся.
- Давай. Я буду в пресс-центре в десять - начале одиннадцатого.
- О'кей. Только обязательно! Есть для тебя сюрпризик.
Честно говоря, я менее всего жаждал сюрпризов - и без того дел
хватало. Я мысленно перебрал все достойные и необидные причины, чтоб
каким-то образам избежать сюрприза, но Серж как в воду глядел:
- Скажу заранее, ты будешь доволен. Вот тогда ты поймешь, кто такой
Серж Казанкини и на что он способен!
Против таких авансов у меня не нашлось веских доводов, и я
согласился, решив, что, к сожалению, давно обещанную Яше поездку в
национальный парк Рокко снова придется отложить. Нет, и впрямь Серж стал
здесь в Кобе моим злым гением - ну, просто проходу не дает.
Вот с такими не слишком-то лояльными мыслями я направился в
пресс-центр.
Ефим Рубцов вынырнул откуда-то из спешащей к началу состязаний во
Дворце спорта толпы и чуть не наткнулся на меня. Он резко изменил
направление, развернулся и исчез среди людей, точно его и не было еще
секунду назад.
"А этого-то что сюда принесло - Универсиада уже почти закончилась? -
с неприятным ощущением, точно напоролся на змею, подумал я. - Он же
никогда и нигде не появляется просто так, без определенной цели. К нашим
он вряд ли сунется... Тогда зачем?"
Так и не решив эту проблему, ухудшившую и без того не слишком-то
хорошее настроение, вызванное в немалой степени и обидой, высказанной мне
Сузуки, когда я сообщил ему новость ("Олег, я ведь здесь не турист, и мне
тоже нелегко было выкроить эти несколько часов, чтобы побывать в Рокко...
Даже не уверен, сумею ли сделать это в будущем", - холодно, как никогда
прежде, отрезал Яша), вошел в пресс-центр.
Сержа увидел сразу, издали: он восседал на своем любимом месте
напротив бармена - высокого, статного и по-настоящему красивого японца лет
30 в черном строгом смокинге, чья грудь была похожа на средневековый
панцирь - она была впритык увешана бесчисленными значками, подаренными ему
иностранными журналистами. Были там и два моих: Спартакиада Украины - по
весу и размеру, наверное, самый большой значок, и динамовский футбольный
мяч.
- Ну вот, ты спешишь, отменяешь дела, а он прохлаждается в баре!
Может, в этом и был твой сюрприз? - набросился я на Казанкини.
Серж растерялся, он никак не ожидал такого начала, открыл рот и
ошалело уставился на меня.
- Что ты смотришь, как баран на новые ворота?
- Не знаю, почему ты нервничаешь, но если б я знал, что ты так
отнесешься к моему предложению, никогда не занимался бы этой встречей, -
наконец вымолвил Серж с глубочайшей обидой в голосе.
"Ну вот, что это сегодня со мной? Второго человека обидел ни за что
ни про что!" - запоздало охладил я свой пыл.
- Извини, Серж... Просто увидел тебя здесь...
- ...и решил, что Серж просто веселый трепач. Правда же, решил? Ну!
- Сознаюсь, был такой грех.
- Ты же знаешь - в пресс-центр ни под каким соусом посторонних не
пускают. Мой сюрприз ждет нас в баре напротив, в здании велотрека. Пошли.

Сюрпризом оказался высокий худощавый человек с прямыми широкими
плечами, выдававшими в нем в прошлом спортсмена. Незнакомцу было лет 45,
никак не меньше, но выглядел он моложаво, и если б не седые виски, вряд ли
дал бы ему больше сорока... Он был в шортах, в белой тайгеровской майке и
резиновых японских гета на босу ногу. Перед ним на столике стояли чашечка
с кофе, рюмка с коньяком и стакан воды с кусочками белого льда.
Он поднялся, когда мы направились к нему, широкая улыбка высветила
ровные, как у голливудской кинозвезды, белые зубы, глаза смотрели прямо,
приветливо. Я подумал, что он похож на типичного американца, и не ошибся.
- Майкл Дивер, - представился он.
- Олег Романько.
Он с силой пожал мне руку.
- Наверное, я видел вас в Мехико-сити, на Играх, - сказал он. - Я не
пропустил ни одного финала по плаванию. Был там в составе американской
делегации, помощником олимпийского атташе. К тому же сам - бывший пловец,
правда, до Олимпийских игр мне добраться не посчастливилось. - Я понял,
что Серж успел дать мне исчерпывающую характеристику и таким образом
упростил ритуал знакомства. - Что будете пить? Виски, коньяк?
- Спасибо. Сержу, насколько я в курсе дел, коньяк надоел еще во
Франции, потому ему - виски. Мне - баночку пива.
- О'кей. И кофе!
- Мистер Казанкини много рассказал мне о вас, - сказал Майкл Дивер и
сделал легкий наклон головы в сторону Сержа. - У нас с вами, мистер
Романько, есть общая тема - Олимпийские игры, олимпизм и все, что связано
с "олимпийской семьей". Поэтому я согласился с предложением...
- ...просьбой, - перебил его Казанкини.
- ...просьбой мистера Казанкини, - поправился американец, -
рассказать вам о некоторых аспектах современного олимпийского движения, я
так думаю, вам малоизвестных. Нет-нет, я никоим образом не хочу умалить
ваш опыт, но, поверьте мне, об этих делах пока знают или догадываются
немногие...
- Я весь внимание, Майкл. Вы разрешите называть вас так запросто?
- Буду вам признателен. Итак, речь идет о существующем заговоре
против олимпизма. Олимпизма в том изначальном смысле, коий был вложен в
него древними греками и возрожден Пьером де Кубертеном. Я в Мехико
представлял не НОК США, хотя и работал под его крышей, а Центральное
разведывательное управление, и задачи передо мной были поставлены в
несколько иной плоскости, чем ставят тренеры задачи перед спортсменами.
Хотя было и кое-что общее: они хотели выиграть золотые медали, я же хотел
кое-что выиграть в политической игре. Преуспел ли я там, не мне судить. Но
мое начальство достаточно высоко оценило мои труды... Увы, я подвел их
ожидания и сошел с их корабля.
- Как это следует понимать, Майкл?
- В прямом смысле. Сразу после Игр в Мехико-сити я отправился не в
Вашингтон, а сел на корабль в порту Веракрус и... с тех пор путешествую по
миру. Я собираю свидетельства и свидетелей, чтобы подтвердить мое
заявление о существующем заговоре против Игр. Я неоднократно выступал с
разоблачениями усилий, предпринимаемыми в этом направлении некоторыми
странами, слишком близко к сердцу принимающими поражения своих спортсменов
от русских, восточных немцев и других. В первую очередь это исходит от
влиятельных кругов моей страны...
- Я читал некоторые ваши статьи, Майкл, и рад познакомиться с вами
лично. Я могу записать интервью с вами?
- Увы, я не готов для серьезной беседы. Я здесь проездом, а рукопись
своей новой книги, как и документы, добытые мной в последнее время,
особенно после Игр в Лос-Анджелесе, храню, как всякий уважающий себя
американец, в банке... В одной нейтральной стране, так скажем... Я готов
буду поделиться с вами некоторой информацией или даже дать вам экземпляр
моей новой рукописи - публикация в вашей прессе будет стоящей рекламой.
Ну, скажем, через два месяца. Устроит?
- Мне не выбирать, Майкл. Через два месяца... значит, через два
месяца... Как это организовать?
Вы не собираетесь быть в Европе? - Возможно, в конце ноября в
Лондоне, если наш футбольный клуб выйдет в одну восьмую Кубка кубков...
- Вы мне тогда дайте знать! Вот по этому адресу и на это имя. Я буду
неподалеку, в Париже, и смогу прилететь на денек в Лондон. К тому времени
с легкой руки и с помощью мистера Казанкини моя книга уже будет, как
говорится, испечена...
- А, понимаю, беседа со мной - дань мистеру Казанкини.
- В немалой степени. Хотя такая встреча полезна и для меня. Моя цель
- привлечь как можно более широкое внимание мировой общественности к
опасности, нависшей над Играми. Ведь теперь объединились самые черные силы
- политики, бизнесмены и мафия. Мне страшно даже подумать, что они
способны натворить с этим едва ли не самым прекрасным в наше критическое
время творением человечества! Допинги, наркотики, подкуп спортсменов...
- Жаль, что мы не можем сейчас побеседовать на эту тему.
- Я привык подкреплять слова документами. Я это сделаю, обещаю вам.
Кое о чем вы сможете рассказать первым, потому что даже я не решусь
обнародовать некоторые факты... Только у вас в стране, которая является
гарантом чистоты Игр, ее идей и традиций, зто возможно.
- Благодарю вас, Майкл!
- Ну, вот, а ты чуть меня не разорвал, - вставил слово Серж, улыбаясь
во весь рот.
- Спасибо, Серж, мы ведь с тобой не конкуренты!
Мы дружески попрощались с Майклом Дивером, и мне приятно было ощутить
его крепкое, мужественное рукопожатие, и белозубая, открытая улыбка этого
американца еще долго стояла перед глазами - такой человек не мог не
понравиться, и я был благодарен Сержу за встречу.
- По этому случаю ты мне составишь компанию в баре пресс-центра? -
спросил Казанкини и выжидательно уставился на меня.
- Куда от тебя денешься...

9
Я заблудился.
От моей пятнадцатиэтажной гостиницы "Дай-ичи" до Гинзы - рукой
подать. Правда, за двадцать лет главная улица японской столицы неузнаваемо
изменилась - выросла ввысь, расширилась, двухи трехэтажные строения
уступили место современным высотным зданиям конторам и банкам,
универсальным магазинам, витрины которых стали зеркалом процветающей
страны, вовсю стремящейся "догнать и обогнать" старушку Европу, чей пример
послевоенного процветания был взят местными нуворишами за образец для
наследования не без тайной мысли сделать еще лучше, потихоньку обойти на
повороте образец, чтобы... той же самой Франции и Италии, Испании и
Люксембургу, Швейцарии и Великобритании продавать одежду, способную
поспорить с моделями мадам Риччи и Кардена, автомобили почище "фиата" и
"рено", радиотехнику, шагающую на шаг впереди "Сименса" и "Филиппса".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29