OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Год девственников»: Мир книги; Москва; 2000
ISBN 5-8405-0019-4
Аннотация
Эта книга – увлекательный рассказ о глубоко драматичном семейном конфликте, о сложном клубке проблем респектабельной английской семьи и о том, что такое чувство, как материнская любовь, может быть не только добром, но и страшным злом.
Кэтрин Куксон
Год девственников
Часть I
1
– Просто не верю своим ушам! Не верю!
– Это обычный вопрос, который можно задать своему сыну…
– Что-о?!
Дэниел Кулсон посмотрел на отражение жены в зеркале. Лунообразное лицо. Кожа все еще так же безупречна, как и тридцать один год назад, когда он женился. Но это было единственное, что осталось от той девушки, которую он, девятнадцатилетний, вел к алтарю. Теперь ее белокурые собранные на затылке волосы казались бесцветными. Когда-то округлые привлекательные формы расплылись и теперь словно стремились выбиться из-под шелковой ночной рубашки с глухим вырезом – она считала неприличным хотя бы чуть приоткрыть грудь. Но страсть, вызываемая этими формами, давно уже угасла в нем. Сейчас внимание Дэниела притягивали ее глаза, светло-серые, почти всегда блеклые, но не в эту минуту, когда жена вся кипела от ярости. Глядя в эти глаза, он сжал зубы и проговорил:
– Ты хочешь, чтобы я схватил его за ворот и потребовал ответа?
– Любой нормальный отец мог бы спросить об этом у своего сына. Но ты никогда не был нормальным отцом!
– Да, не был, клянусь Богом! Я всю дорогу воевал с тобой, потому что ты держала бы его в пеленках до окончания школы. Ты не отпускала его от своей юбки, пока тебе же не стало стыдно.
Тут она ударила его локтем в живот и схватила крышку от тяжелой стеклянной пудреницы, готовясь бросить ее. Он отшатнулся и хрипло сказал:
– Положи-ка это на место, подруга, иначе я врежу тебе так, что тебе придется извиняться за отсутствие на его свадьбе.
Рука ее разжалась, и крышка упала на туалетный столик. Дэниел выпрямился и угрюмо произнес:
– Не правда ли, ты не можешь вынести мысли, что приходится отпускать его. Даже к дочери твоей лучшей подруги Джэнет Эллисон. Ты ведь пыталась связать ее с Джо? Но она переросла свою школьную привязанность, ей теперь нужен Дон. И позволь мне сказать, я видел: оба они хотят именно то, что им нужно. Но если бы у нее была возможность выбрать кого-то другого вместо Дона, я бы предпочел, чтобы этим другим оказался Джо.
– Да, ты бы предпочел Джо. Ты наградил меня недоразвитым сынком, а затем обманом заставил усыновить этого Джо!
– Боже мой! – Он схватился за голову, отвернулся от жены и побрел по длинной, устланной мягкими коврами комнате прямо к кровати, на которой он не спал уже более пятнадцати лет. Прислонил голову к витому изголовью. Затем в наступившей тишине медленно повернулся и долго пристально смотрел на свою супругу. Наконец он произнес:
– Это я заставил тебя усыновить ребенка?.. Всем известно, что это твой отец закончил свои дни в психиатрической лечебнице.
Увидев, что мышцы ее лица дрогнули, он велел себе прекратить. Он зашел слишком далеко, это было жестоко. Но жестокость исходила не только от него. Конечно, не только от него. Будь она нормальной женой, а не религиозной фанатичкой и до неприличия властной матерью, ему бы не приходилось делать тайком некоторые необходимые ему вещи и он не чувствовал бы за них стыда…
Ему нужно выйти. Выйти и выпить. Он судорожно вздохнул. Лучше бы ему этого не делать, хотя бы до прихода гостей. А то как бы не сболтнуть лишнего.
Кулсон зашагал к дальней двери комнаты. Визгливый голос жены настиг его:
– Ты низкий, плохо воспитанный, заурядный тип. Прямо как твой отец и вся твоя компания.
Дэниел даже не замедлил шаг и вышел, хлопнув дверью. Остановился в просторном коридоре, закрыл глаза. Забавно, правда? Просто забавно. Назвать его заурядным, низким, плохо воспитанным типом – и это ей-то, которая родом из местечка Болотный Конец в Феллбурне! Он даже мог бы вспомнить день, когда она появилась в конторе в поисках работы. Ей было пятнадцать, и Джейн Бродерик сразу приняла ее. Но через три месяца Джейн сказала: „От нее нет никакого толку, она никогда не научится печатать. Единственное, на что она пригодна, – это перекладывать бумаги. У нее есть задатки хорошей секретарши, но это не имеет никакого значения". Его отец тогда советовал: „Дай девушке шанс. Ты говоришь, что у нее хороший почерк, так пусть она заполняет бланки приказов". А когда отец обнаружил, что она брала уроки ораторского мастерства у вышедшего на пенсию школьного учителя, он чуть не умер от смеха. А Дэниел с того момента начал думать, что в ней что-то есть, что она особенная. О Боже! В чем ее особенности, ему вскоре пришлось узнать…
Уроки ораторского искусства, однако, пригодились Уинни: она могла запросто вписаться в любую компанию. И она выбрала себе компанию – никаких знакомых из рабочих семей. Смотрите-ка, как она сблизилась с Джэнет Эллисон! Потому что Эллисоны были воплощением среднего класса. Правда, они не имели такого прекрасного особняка, как у нее. Словом, католики среднего достатка. Но Уинни не смогла бы выносить пуритан, даже если бы они абсолютно оправдывали свое название. В любом случае она была беззаветно верна одному – своей религии.
Дэниел медленно спустился по лестнице. Когда он пересекал холл, одна из дверей открылась. На пороге стоял Джо, его приемный сын.
Джо был ростом с него. Они вообще очень похожи, только волосы у Джо не просто темные – черные, а глаза – теплые, карие, а не голубые, как у приемного отца. Дэниел всегда гордился сходством с Джо, ведь он считал его своим сыном даже более, чем Стивена или Дона.
Подойдя к Джо, он мельком взглянул на две книги, которые тот держал в руках, и поинтересовался:
– Что такое? Перешел на ночную смену?
– Нет, не совсем, только хотел кое-что глянуть.
Они пристально посмотрели друг на друга. Затем Джо просто спросил:
– Неприятности?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, если до тебя еще не дошло, спальня-то находится прямо над библиотекой. Там, конечно, высокий потолок, – Джо откинул голову, – но только звукоизоляции нет.
Дэниел двинулся в сторону библиотеки, кинув через плечо:
– У тебя есть минутка?
– Да сколько угодно. – И Джо последовал за Дэниелом.
В углу, напротив высокого окна, выходящего в сад, стоял глубокий кожаный диван. Однако Дэниел прошел к окну и облокотился на раму. Тогда Джо подошел к нему и задал вопрос:
– Ну, так в чем же дело?
– Ты не поверишь. – Дэниел повернулся к нему. – Ты никогда не поверишь, что она попросила меня узнать у Дона.
– Конечно, не поверю, пока ты не скажешь. Дэниел отвернулся от окна, подошел к дивану и плюхнулся на него. Наклонился, уперся локтями в колени и, уставившись на блестящий паркетный пол, вымолвил:
– Она требует, чтобы я выяснил у Дона, девственник ли он еще.
Джо ничего не отвечал. Тогда Дэниел повернулся, взглянул на него и спросил:
– Ну, что ты на это скажешь? Джо покачал головой:
– Мне сказать нечего. Вот только что, по-твоему, она сделает, если окажется, что нет?
– Что она сделает? Я просто не знаю. Страшно даже вообразить. Она выйдет из себя, это уж точно: может быть, даже попытается расстроить свадьбу. Заявит, что ее сыну нельзя жениться на такой чистой девушке, как Энни, или, вернее, как ее называет ее мать, Аннетте… Ну и люди! Или она потащит его к отцу Коди. Не к отцу Рэмшоу, тот, скорее всего, рассмеялся бы ей в лицо. Но этот чертов Коди, он, вероятно, призовет Иоанна Крестителя очистить ее сына.
– Ох, папа. – Джо прикрыл рот ладонью. – Смешно, знаешь ли.
– Нет, дружище, нет ничего смешного ни в моих словах, ни в моих делах в последние дни. По правде сказать, я могу обсуждать все это только с тобой да еще… с одним человеком. Я дошел до точки. Ты ведь знаешь, я уже дважды бросал ее, но она буквально приволакивала меня обратно, а я всегда ее жалел и имел обязательства перед ней. Но когда я уйду в этот раз, я уже не стану обращать внимание на все ее слезы и угрозы покончить с собой. И на разговоры о детях… Дети! – Он ткнул пальцем в Джо. – Посмотри на себя. Тебе было уже двадцать, когда она наконец перестала считать тебя ребенком. Это было пять лет назад, но тогда у нее оставалось еще одно дитя. Она ведь считала ребенком и шестнадцатилетнего Дона. Даже удивительно, что из него вырос стоящий парень. Как ты считаешь?
– Да, конечно, ты прав, папа. Он действительно стоящий парень. Но… думал ли ты, когда собирался уходить, о том, что будет со Стивеном? Вот уж кто всю жизнь останется ребенком. И тебе это прекрасно известно. Уж не думаешь ли ты, что Мэгги сможет управляться с ним одна, без всякой помощи? И если бы ты ушел, ты знаешь, что мама сделала бы с ним – то, чем она угрожала много раз…
Дэниел резко поднялся с дивана.
– Не продолжай. Можешь не продолжать, Джо. Стивен никогда не попадет в приют, уж я позабочусь. Но одно я знаю точно – выносить все это я больше не в силах. Посмотри вокруг. – Дэниел широко развел руками. – Проклятая огромная комната, полная книг. Никто, кроме тебя, не утруждает себя их чтением. Здесь все напоказ! Двадцать восемь комнат, не считая доисторического флигеля. Конюшня для восьми лошадей пустует, ни одна собака туда не заходит. Да она и не любит собак, только котов. Шесть акров земли. Сторожка. А все для чего? Чтобы занять трудом пятерых человек – по работнику на каждого из нас! Я прожил в этом доме пятнадцать лет, и уже семнадцать, как я купил его. Да и купил-то только потому, что он был чертовски дешев. Во время войны рядом взорвалась бомба, потом дом заняли военные… Владельцы были только рады избавиться от него. Смешно все это: их предки жили в этом доме две сотни лет, а им так хотелось продать его первому попавшемуся предприимчивому человеку, способному нажиться на этой рухляди… Да, этот старый хлам еще и служил войне! И когда мой отец и старушка Джейн Бродерик в самом конце войны погибли от взрыва, я решил, что это своего рода ответный удар… И, знаешь, все равно странно: дом был подозрительно дешев, но, увидев его, я сразу понял, что вынужден буду его купить. Вряд ли твоя мать виновата в этом. Так же, как и я, она прямо набросилась на этот дом и с восторгом занялась покупкой мебели. В мебели-то уж она разбирается – не знаю, откуда это у нее. А вот меня этот дом не любит.
– Да ладно тебе. Не выдумывай. – Джо похлопал Дэниела по плечу.
– Нет, на самом деле не любит. Я такие вещи чувствую. И еще я чувствую себя самозванцем. Мы все в этом доме чужаки. Хотя, казалось бы, перед лицом войны все равны… Но эти старые дома, словно замшелые сельские консерваторы, всегда поставят тебя на место. А мое место, увы, не здесь. – Впервые за все время разговора Дэниел улыбнулся. Он выглянул в окно, затем сказал: – А помнишь наш первый настоящий дом, у подножия Брэмптонского холма? Как там было замечательно: уютный дом, прекрасный сад, в котором невозможно заблудиться. Помнишь его?
– Да еще как помню, – кивнул Джо.
– Ну а все-таки, нынешний дом тебе нравится?
– Конечно. Хотя в детстве его название – „Усталый лист" – всегда меня озадачивало, но этот дом мне все равно нравился. Однако я понимаю, что ты имеешь в виду. Одно могу тебе сказать, папа. Тебе повезло, что нам хватает пятерых человек, чтобы управляться с хозяйством. И внутри, и снаружи. А когда Блэкбурны, предыдущие хозяева, жили здесь, одним только домом занималось двенадцать слуг. А у них ведь было трое сыновей и дочь.
– Три сына, и всех убили на войне.
– Ладно, папа, не горюй. Я тебе вот что скажу. – Джо снова похлопал отца по плечу. – Иди-ка и спроси у Дона, девственник ли он.
Джо затрясся от смеха. Глядя на него, Дэниел тоже усмехнулся. С характерной для него гримасой он произнес:
– Чтоб у меня глаза лопнули! Я, наверное, этого не переживу… Ты-то сам как думаешь?
– Понятия не имею. Хотя… думаю, что да.
– Просто ума не приложу, что делать. Кстати, где он?
– Последний раз я видел его в бильярдной. Он проигрывал Стивену очередную партию. Дон вообще очень добр к Стивену.
– Да. И этого она тоже не может перенести. Того, что Дон, ее единственное сокровище, всегда находит время для первенца, этого неполноценного калеки… Ладно, пойдем.
Они пошли по коридору и спустились по лестнице. Джо распахнул дверь бильярдной и почти закричал игрокам:
– Я так и знал, что вы здесь! Опять забываете о времени! Закругляйтесь, – он взглянул на часы, – через двадцать минут приходят гости.
– Джо, Джо! Я выиграл, я опять его обставил!
Джо обогнул огромный бильярдный стол и подошел к высокому, как и он, мужчине тридцати лет, прекрасного телосложения, с большой копной темных непослушных волос. Однако лицо его, казалось, принадлежало маленькому мальчику. Симпатичному мальчику. Да только выражение глаз намекало на то, что с ним что-то не в порядке. Глаза были голубые, как у отца, но это был бледный, дрожащий оттенок голубого цвета. Словно они хотели охватить разом весь окружающий мир. Иногда эта дрожь в глазах прекращалась – в те короткие мгновения, когда ему удавалось сконцентрировать на чем-то свое внимание.
– Ну что, Дон, – продолжал радоваться Стивен, – как я тебя обыграл!
– Действительно? – обратился Дэниел к Дону. – Раз так, значит, плохи твои дела.
– Да он лучше меня играет. Это несправедливо – он всегда выигрывает!..
– Я… я дам тебе выиграть в следующий раз, Дон. Ты выиграешь! Ты выиграешь! Уж я тебе обещаю: ты выиграешь. Честное слово.
– Я запомню это.
– Конечно, Дон. Конечно.
Стивен сдвинул галстук на одну сторону и сказал отцу:
– У меня от него болит шея, папа.
– Что за чушь! – Дэниел подошел к нему и поправил галстук.
– Папа?
– Слушаю тебя, Стивен.
– Можно я пойду на кухню к Мэгги?
– Ты же знаешь, что Мэгги готовит обед.
– Тогда я пойду к Лили.
– Не сейчас, Стивен. Не будем опять об этом говорить. Ты же знаешь, какой у нас обычай. Ты здороваешься с Престонами, Боубентами, и, конечно, с тетей Эллисон и дядей Эллисоном, и с Энни, то есть с Аннеттой. Затем, поговорив, как обычно, с Аннеттой, ты поднимешься наверх, и Лили принесет тебе обед.
– Папа, – позвал Дон, подбрасывая дрова в камин. Дэниел подошел к нему. – Пусть он лучше идет, у него только что была неприятность.
– Что-нибудь серьезное?
– Нет, просто мокрое. Но он нервничает. – Дон приподнялся и сказал, посмотрев на отца: – Ведь это тяжело для него. Я не понимаю, почему ты заставляешь его терпеть их.
Дэниел бросил в огонь еще дров.
– Ты прекрасно знаешь почему. Я не собираюсь прятать его, как будто он идиот. Мы-то знаем, что он не идиот.
– Это несправедливо по отношению к нему, папа. Пусть он лучше идет. Мама расстроится, если у него сегодня будет еще одна неприятность. Тем более при гостях. Один раз так уже было.
– Но это было давно. Он сейчас уже научился.
– Ну, папа, пожалуйста…
Отец и сын молча смотрели друг на друга. Стивен не мог их слышать, так как разговор заглушался раскатами голоса Джо. Тот специально создавал своего рода шумовую завесу. Видя, что молчание затянулось, Дон сказал:
– Расценивай это как еще один свадебный подарок мне.
– Да разве тебе мало того, что ты уже получил?
– Ну что ты, папа. Я ведь уже говорил: просто не могу поверить. Свой собственный дом, и такой великолепный! Да еще и на приличном расстоянии отсюда.
– Да, дружище, на приличном расстоянии. Но одно я должен тебе сказать, хоть мне и не хочется. Не бросай мать совсем, приглашай ее к себе почаще и приезжай к ней сам, когда сможешь.
– Конечно, я так и буду делать. И вот еще что. Спасибо тебе, отец, за то, что ты помог мне преодолеть все трудности.
Ему не нужно было объяснять, какие трудности, а Дэниелу не нужно было спрашивать. Оба они знали.
Развернувшись, Дэниел зашагал к Стивену.
– Все в порядке. Ты опять меня убедил. Ты не только в бильярд хорошо играешь, но и умеешь разговаривать с людьми. Будь по-твоему. Иди к себе наверх, а я скажу, чтобы Лили поднялась к тебе.
– Не нужно, папа, не нужно. – Джо обнял Стивена за плечи. – У нас тут возник один спор. Стивен защищает „Сандерлэнд", а я – „Ньюкасл". Ты слышал что-нибудь подобное? Пошли, давай обсудим. – И с этими словами братья вышли из комнаты.
Теперь, когда Дон и его отец были предоставлены сами себе и у них появилась возможность поговорить наедине, казалось, что они исчерпали все темы для разговора. Наконец Дон спросил:
– Сыграем, папа? У нас есть пятнадцать минут. Наши гости всегда приезжают секунда в секунду, и никогда раньше.
– Нет, Дон, спасибо. Я лучше проберусь на кухню и узнаю у Мэгги, может ли она отправить что-нибудь наверх до начала обеда. – Дэниел повернулся и вышел из комнаты.
За дверью, обитой сукном, располагались лабиринты кухни. В свое время Дэниел обновил весь ее интерьер, оставив лишь древнюю плиту с духовками, которые до сих пор использовались для выпечки прекрасного хлеба. Это была очень приятная кухня: длинный деревянный стол, полка с дельфтским фаянсом, напротив – буфет, двойная раковина, широкое окно, из которого была видна конюшня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23