«Дорога в У.»: KOLONNA Publications; 2000
ISBN 5-88662-010-9
Аннотация
«Дорога в У.», по которой Александр Ильянен удаляется от (русского) романа, виртуозно путая следы и минуя неизбежные, казалось бы, ловушки, — прихотлива, как (французская) речь, отчетлива, как нотная запись, и грустна, как воспоминание. Я благодарен возможности быть его попутчиком.
Глеб Морев
Обрывки разговоров и цитат, салонный лепет заброшенной столицы — «Дорога в У.» вымощена булыжниками повседневного хаоса. Герои Ильянена обитают в мире экспрессионистской кинохроники, наполненном тайными энергиями, но лишенном глаголов действия.
Дмитрий Волчек
Ильянен Александр
Дорога в У.
Прямая дорога в Удельную,
Если правду заговорю.
М.Кузмин

Швейцарцы и наши могилы, посещение Смоленского кладбища, обходным путем, дальней дорогой, мимо отеля на Неве, вдоль речки К. Как у Кафки. Как проводник в горах с пилигримами. Очищение через швейцарцеф. Их лиризм, тихая восторженность и очарованность могилами, стенами, домами. Утаивание имен. Ксения Блаженная. Глаза швейцарцеф, ущелье картин. Их любительство как символ веры. Юдифь Экерт, Дёблин Жорж. Черные крылья и свет из тьмы. Мне доктором разрешено. П. машинка, машина для уничтожения бумаг. Свобода выбора. Охота хуже неволи. Свобода воли. Гостиный двор. Опасные связи, Ш. Де Лакло. Лариса, золотые купола, рассказ о ветре. Потом фейерверк французской кампании, дождь и это сегодняшнее утро. Лай собаки как в песне. Шагреневая кожа, кинороман. Красная герань, цвет мелкобуржуазной революции. Революция это переворот Земли вокруг своей оси, танец, гвоздики, герани, мальвы, другие цветы на подоконниках, клумбах, в садах. Дни. Погода лётная и ветреная, как название романа Битова. Цветы Империи как в средневековом Китае, цветы большие и малые, название фильма П. Память о перманентности переворотов, неизбежно и бережно хранимое. Деньги (воспоминание об этнографическом музее). Музы п. Дни сезонов, цветы и птицы. Сделать радио еле слышным и послушно записывать звуки воспоминаний, надкритический реализм. Свечка за здравие поэтесс, в храме, где хранилась икона Знамения, где ремонт. Стих Пушкина. Деревья в фейерверке. Книги и голоса, корзины с розами, платья. Волосы. Аня в Москве. Часы большие и маленькие как книги, птицы и голоса. Измерение волосом. Женские каскады как вода. Аллегория Рубенса, тела б. и м. Как птицы, цветы (охапки, ворохи, букеты). Гражданская война, книги, фильмы, песни. Цветы войны, не мир, а м. Деньги и их запахи. Голоса, туалет, бумага денег. Люди играющие, куклы и голоса людей, за масками губы произносящие выученную роль. Минорность, малая сила, в музыке огромная сила. Великая сила как китайская Стена. В какой-то момент грандиозность становится бесполезной, только воспоминанием о былом величии. Машинка не была куплена, выбор между сейфом, п. машинкой и машиной для уничтожения бумаг. Скука, книга подаренная Сережей, роман А.Моравиа, лежащая в общем бреду, после минорного потопа. Речь письменная. После изобретения букв торговцами, купцами. Буквы, цифры, речь тайная и явная. Речь. Этнография, эсхатология, эссеистика (конца). Концы и хвосты. Большие и малые. Анатомия любви, роман модного писателя, роман по фильму. Язык кино. Фрукты минорные и мажорные. Вообще, плоды садов и огородов. Люди, ставшие философами от нужды. Силы большая и малая как язык войны. Картина на стене музея. Времена и нравы как у П. в маленьких трагедиях. Вес и толщина идей как стен, измерение волосом. М и жэ. Утоньшение до букв. Толщина томов, тонкость книг. Прогулка по русскому лесу, ландыши и подснежники, настоящий роман. Дань французским мэтрам, наша впечатлительность. На протяжении многих километров осень, дорога из Новгорода в Санкт-Петербург, из прошлого в настоящее будущее. Голубое над головами, небо легкое, белое. Ехали как плыли. Разбитые машины, дым отечества дорог. Театр жестокости: Выбрасывание безбилетного, выталкивание его крашеного и молодого в осеннюю красоту, потом туман, дождь, все померкло, огни родного, забытого города. Воспоминание.
Моя милиция, красивые и грубые лица, всякие, выбор как в жизни, мои солдаты, военные, речь словно перед битвой, их ухмылки, их серьезность, шеи, ноги, символ веры, оружие, разоружение, разговор на набережной в Новгороде. Спасение через красоту молодых милиционеров. Ирина Львовна гуляла со мной, трапеза в «Колобке» как в кино, с русскими людьми. Потом засияла радуга, когда мы шли по мосту. Возвращение скорости, сквозь осень. Вечерний звонок. Городской романс, жестокий, падение магов вниз, о встреча что разлуки тяжелее. Кавычки, имя.
Новгородский Кремль. Икона окон, крест, люди ремонтировали памятник Тысячелетие России, кавычки раскрываются и закрываются. Ломаются и ржавеют как железо.
Сумрак дорог, героическая гибель балерин, на носках, дым. Магия падения, отлет. Лекции, падение и устремление в бездну. Осень. Краски, дорога в Удельную. Катя.
Армия была как книги, чтение, раздробленность одной К. Перевод с мертвых языков, знание древних папирусов, сожженная Библиотека, город с таким греческим названием в Египте, город-родина, раздробленность городов как в Греции, государства душ людей, египетская книга с дыханием жизни.
Амбивалентность как судьба, знаки, которые образуют картину. К. Мир как община и карта звездного неба. Дым, осень, листья. Знак. Множественное число, знаки. Как злаки, падение в землю. Небо. Танцовщица из меди все танцует. Мадагаскарское: календарь на тонкой ткани, восемьдесят шестой год, роман, роза из хлеба, подарок, крашеная как в Греции, подсвечник из меди и серого мрамора. Фарфоровая гейша из Китая.
Картина швейцарского художника Цэша с перевернутыми лицами и сердцем и голубым, медь и мрамор, хлеб скульпторов, красные свечи. Звонок как вечерний, конец строки.
Непонимание умом, отказ, единственное и мн. число. Как в грамматике речи. Законы рынка, речь торгующих, мужской и женский род. Грусть сапог и ботинок третьего Рима, армейских. Синие и зеленые, пятнистые. Опять романс, продолжение жестокого, городского. Как на образах. Другое письмо, буквы, изобретенные купцами, кавычки, лестница. Смех и молчание солдат, двор вокзала, поле Кавказа. Есть поэзия сухих веток и листьев, желтые кустарники, без верблюдов, с людьми, недалеко от вокзала, платформа, Новгород, надпись как в книге Книг, на голубой известке. Пессимизм, неназывание имен, например Чиорана, лекция на вокзале, ин мемориам мэтров, имена, народы, пятое октября, день мэтров, м. и ж. числа, лица, роды, единственные и множественные, неповторимые. Как в театре, повторяемость, как на войне и в революциях. Дриллинг и генеральные репетиции. Балкон замка.
Песня и моей милиции, кокетство жандармов, ин мемориам Шэ. Моей Армии, многоногой и многорукой, телесной, одноцветной, песенной. Падение магов, мужского и женского р., с расчетами, таблицами, все остальное, на удивленные лица солдат.
Их копья и руки, особенно ноги, в черных как чэ роджерсах и сапогах. Разрушение и восстановление дат как камней. Даты как птицы кино, маленькие и большие. Кафедра университета, немые речи. Теория и практика перевода. Конная и пешая милиция как при (имена). Дары волхвов. Радуга над рекой.
* * *
Осенний будто бульвар. Утром звонок будто будильник. Через прозу радуга и дорога уводят вглубь и ввысь, вдаль. Женский голос поет про опавшие листья как в поэзии утра. Воспоминание о реквиеме, книга Пьера Г. О могилах солдат, семь песен. Светлый зал, освещенный вечерним солнцем и люстрами, электрическими свечами. Органист с Московского вокзала, о встреча на заупокойной мессе. Галерея, народ, с моим народом, сказала бы поэт. Сон о черной кошке и крысе или мыши, другой маленькой мышке, дверь той комнаты на Рубинштейна. Что такое профессия? Это сам человек, сказал бы Бюффон. Время везде, даже когда уезжаешь по осенней дороге в будущее, через прошлое, по настоящему, через бред, брешь, скажи «брод», место в реке, где можно проехать на телеге или перейти, переплыть, замочив слегка тело. Не зная брода не лезь в воду. Пословицы и поговорки русского народа. Реквием. Босиком, Боссюэ, проповеди. Есть девушки, искусство одеться в шелка и лететь в канавку. Хотя бы с моста как проповедник с кафедры вместо самолета, вертолета. Канавка становится Лебяжьей как в сказке А. Их поят водкой, чтобы согрелись, обтирают будто в ритуале. Мост, самолет, поиск полета: воздух, вода.
Проходить через это, подражать девушкам в желании прыгать словно с самолета с моста в толщу другой стихии. Статьи и речи, вода. Шелк картин, платья. Девичий труд, пенье пальцев и губ. Мост и ночь. Шуршанье платьев, картина Брейгеля. Выплывают из воды. Я об этом забыл. Позабыл, сказал бы поэт. Буквы большие и маленькие как п., или даты. Год назад приезд, нет, прилет гран-дамы из Лондона. Лукреция, беззаконная комета среди расчерченных. Дохнул осенний хлад. Рязань, Москва, спасение от алжирцев. Майкл как меценат. Песни Лукреции, ее двойные глаза, имена. Ее любовники и я. Я и ее. Когда кругом статьи и речи. Даты большие и малые как дороги. Проповедь птицам словно в св. кино. Дороги ищут меня для воспоминаний и впечатлений. Дорогие. А ты ищешь их? Девушки на дорогах. Осенний бульвар. Слепые разрушительные силы, очищение для взгляда. Сквозь осень, ее высокое небо, от, к. Дары мэтров, буквы большие и маленькие. Больные или здоровые как деревья. День мэтров сегодня. Она была как кавалергард, кавалерийский офицер, а я девочка, цитата из дедушки. Неореализм: по телефону он принял мой голос за девочкин. Она была как кто? О камни, время. Эта вялотекущая вода и воздух памяти. После Пушкина, понедельник. Девяносто шестой год, холодная комната, желтые листья, день золотой. Комната как во дворце или замке, холодная и высокая. Уют от холода как будто в Англии. Возвращение в Пушкин. Казарма Лермонтова. Звон колоколов. Святая премудрость Б. Калитка в парк. Строители ее, благодарю. Д.Давыдов. Все они поэты, все они гусары мемуаров. Чаадаев. Песни воскресенья, сон, желтые занавески. Дорожное тепло. Французская речь на нашем холоде, среди ветров в комнате.
Рассказ о варягах, греках вчера по телевизору. Любовь. Апельсины, книги, Гималаи. Вокруг облака, звездное небо как в планетарии детства, концертный зал рядом с библиотекой на Мойке, рядом с последней квартирой. Холод комнаты посередине жизни. Другая дорога. Седьмое октября, выживание монстров. Жизнь, глава, знаки препинания.
* * *
Африка, война, кадры кинохроники. Не эм а мэ. Манифест. Кавказские горы, строки из газет. Внимая ужасам войны. Сенная площадь это московский вокзал. Кузнечный переулок, Пушкинская, мимо холерной часовни с музеем Севера, улица М., все ведет к Московскому вокзалу, там метро.
Из метро как из катакомб люди поднимаются и попадают на вокзал, кино вокзала, роман, целый мир. Его история, строительство, бюст бабы Лены сменил Петр П. Витрина, где рассказывается об истории железной дороги. Вокзал-музей. Вокзал с разными путями, цифрами, проходными дворами. Нет ничего ужаснее Московского вокзала. Нет ничего прекраснее. Свет этих люстр, волнительная атмосфера, ожидание как перед балом. Блеск и нищета вокзала как у гейш. История гейш МВ. Кинороман о превратностях судьбы.
Стриженый с ушами, бывший суворовец ждет, когда как в романсе мы закончим разговор с московским молодым похожим на медведя человеком. В очках как герой Войны и мира. Добрый, умный. Психология, МГУ, Лукреция сошла бы с ума от счастия. Бывший суворовец стоял у ларька чуть поодаль, потом стал приближаться. Будущий психолог спросил: Это Ваш любовник? Можно так сказать. Огромный как собор вокзал. Эта встреча. Ведь я сумасшедшая Лола. Слова из пьесы об актрисе. Пою про себя. Кому повем мою.
Стилизация под руины, гроты, водопады в нашем парке. О архитектор мечты, где ты? Оставил лишь руины. Уехал на следующий день в свою Москву. Мы остались в нашем осеннем парке. Университет, третья лекция о сюрреализме. Роль женщины и смерть. Встанут лапами на грудь. Московский молодой человек в очках, волосы торчат из-под свитера, на шее. О Лукреция, как ты далеко. Зеленый остров. Мне хочется взять тебя на руки. Звучат его слова. Меня уже брал на руки один у Марсова поля, напротив Мраморного дворца, парень, похожий на моряка. Когда возвращались от Коли с Миллионной. Говорили, что он вор. Итальянская пьеса. Я не пришел на свидание к тому медведю из Москвы. Потому что пошел с бывшим суворовцем. Любовь за бумажные деньги, о цене условились. Настоящее кино. Страшная досада от того, что на свидание идти было уже поздно. Все краски вечернего неба были за меня. Однажды я видел суворовца с бандитами на остановке. Он сказал мне, что это бывшие спортсмены. Теперь они занимаются японским единоборством. Пушкинская улица, вокзал. Школа боевых искусств. Война или мир? Не понимаю. Темный твой язык учу. Граница. Ведь и индейцы мы, белые, не только медведи. Русский мир. Община. Черное и белое духовенство. Земля обнажается после снега. Книга Пьера Г. О войне и мире. Кинороман вокзала. От некрореализма к чему-то более высокому через неореализм: черно-белое наших зим. Рассказ по радио о деревянной скульптуре. Св. Георгий Победоносец. Св. Николай. Город Арзамас. Христос.
Намерения, даже самые губительные остаются там. Сюрреализм. О мы как Наташа в муках и сомнениях даем увести себя бывшим суворовцем в дом, где лестница, рядом с баней на М, за двадцать пять. Театр жестокости: Une vie.
* * *
Свет ослепляет страницу. Воспоминание, труднопроизносимое слово, снова слова. Мост над Волховом, выход из Кремля как в опере. Смотрим вдаль. Ремонт чугунного памятника: тысячелетие России.
Разобранная постель, белая, тревожная. Начинается как в песне белый день, осенний. Вчерашняя лекция по постмодерну, встреча со Славой. Шесть лет он жил во Франции. Золотые очки, портфель, шапочка. Волны судьбы, свадьбы. Опять волны, светящиеся огни Невского ночью, когда мы возвращаемся с лекции по постмодерну. На Невском как всегда, как на реке: огни. Ужасно и прекрасно. К маяку, вот название романа. На седьмом троллейбусе. Со Славой расстаемся. До славы лучшей, подлинной, длинной как сиянье. А пока, зданье вокзала людей.
Постмодерн это, преимущественно, разрушение, сказал профессор Мишель Рибалька из Сан-Луи, десубстанциализация, дегуманизация, все что начинается на де, дис, ре. Диссертация, революция, деколонизация. Негативизм, пиромания, паразитизм. Р. Переписывание заново. Белый флаг, белый день, белая постель. Карнавализация. Вкладывание денег в скуку, отдохновение после дорог. Невский черный как черновик, плохоосвещенный как река или карнавал. Свет все-таки бьющий как фонтан там и здесь, ощущение постмодерна. Люди как писатели постмодерна, по Лотреамону. Все они поэты, красавицы. Невский рек, каналов, аптек. Кульминация: вокзал, деструкция и апофеоз. Или лучше сказать пароксизм страсти. Вокзал как памятник, классицизм Тона, триумфальная арка, черный обелиск с золотой звездой, ночью. Серый обелиск, история памятников, предисловие к Кама Сутре.
Пыль как в поэзии Редьярда Киплинга об Африке, о войне. Солдаты, схватывающие на лету и ничего не понимающие. Текст в тексте, но не как матрешки (их выдумал японец), а как дорога в дороге, путь в другом пути, рельсы и белый след в небе, Пушкин и корабль. Тартарен в своих Альпах, на тропинке рядом с Махачкалой, предгорье, коровы, орлы, собака. Как иностранец, итальянец, дыши легко здесь в горах Дагестана, то есть там, в преддверии гор. Море. А мы с тобой вдвоем, предположенье. А получается втроем. Смех. Слезы. Тебе проповедовали в горах, теперь мне понятно. Здесь в низине свои Гималаи, с другим знаком, дышится очень просто, даже не чувствуешь иногда. Памяти другого К. Жанр: ин мемориам. Моцарт, концертная зала. Мойка, вдруг все выстроилось, вытянулось вдоль этой реки, узкой как серая перчатка. А., не пиши красиво, постмодерн не велит. А пиши правдиво. Аня, осенний бульвар, воспоминание о К., которого не знал. Когда она с ним познакомилась тот другой уже дышал иным воздухом как в предгорье. Аня не знала об этом. Легкое дыхание, памяти Бунина. Все кажется запуталось, приближается к хаосу, удаление и приближение, космос, день затмения, большая и малая вода, профессор сказал, я его читал, но теперь не понимаю. Ах профессор. Дао пути, приближение и удаление, блеск моря, смотрю с балкона. Санаторий в Сочи на малой горе как роман или в гостинице «Ленинград», Дагестан. Тело и море как слово и дело, как море и Пушкин. Поэт и город. Тема музея, вокзала, словаря. Приближение к пониманию, бездна печали. Удаление, осторожное как на сцене, па а па. Сквозь сон, дороги кампаний. Большая алжирская: Арзамас. Две малые (швейцарская и французская). Правда о хлебе и винограде.
* * *
Петербургские сумерки руин. Над крышами словно столицы мира. Мир как крестьянская община, катакомбы, крестьянин не язычник из французского Средневекового пейзажа и не мужик из словаря «Робер», катакомбы Третьего, троянского мира, сумерки просвещенья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24