– Безымянный звонок из «Англетера» с сообщением о смерти Есенина никак не согласуется с официальной версией. Измышления Н. М. Гариной не подтверждаются документами и аналитическими данными. Убийство поэта произошло поздно вечером 27 декабря 1925 года в доме №8/23 по проспекту Майорова, где находилась следственная тюрьма ГПУ; затем преступники перетащили изувеченное тело по подвальным лабиринтам в соседний «Англетер» (просп. Майорова, 10/24), в наскоро декорированном 5-м номере которого был устроен кощунственный спектакль, преподнесенный советским обывателям как самоповешение Есенина.
. Недоумевая и посмотрев быстро на близлежавшие часы, я схватила трубку, совершенно еще сонная, и услышала опять совершенно незнакомый голос, опять спросивший: «Это Нина Михайловна?» В рукописи слова: «Это квартира Гариных?» – зачеркнуты автором.
– «Да.. Кто говорит?!» И в ответ услышала коротко, но ясно: «Есенин приказал вам долго жить!..» В машинописном тексте (л. 15) далее следует фраза: «Было часов шесть утра».
Я фразы этой сразу не осознала, но в мгновенье ока проснулась. Сначала меня форменно всю затрясло. Но затем, моментально придя в себя, я крикнула: «Кто это говорит?! Алло!.. Hello!» >Ответа не было… Полная тишина… <Я была «разъединена». >Какое-то странное, я бы сказала, 'жуткое' чувство – чувство непреодолимого, непонятного страха подкрадывалось ко мне и овладевало мною.И вдруг взамен так же неожиданно и быстро я была во власти другого уже чувства – чувства страшнейшего возмущения, вернее, негодования, выраставшего постепенно в неприязнь, так как я ничуть уже не сомневалась, что Устинов и Есенин, оставшись вдвоем после разговора со мною, допились «до чертиков» и, решив «отомстить» мне за мой отказ встретиться с ними накануне, решили разыграть меня, специально подговорив кого-то сообщить мне эту «веселенькую» историю.Успокоенная этими своими доводами и предположениями, но все еще полная негодования, я решила действовать и впервые за долголетнюю верную дружбу нашу высказать наконец Устинову несколько теплых слов правды и этим разговором убедиться окончательно в их несомненном разыгрывании меня.<И, успокоившись окончательно своими предположениями, но полная негодования, я соединилась с гостиницей и, вызывая Устинова к телефону, решила в категорической форме… высказать ему несколько «теплых» слов правды. К телефону подошел тот же человек… И я его на сей раз уже узнала определенно по голосу… Фразы, взятые в квадратные скобки, в рукописном тексте отсутствуют.
>«Попросите, пожалуйста, Устинова», – сухо сказала я. «Он подойти не может», – так же сухо услышала я в ответ.«Тогда попросите Есенина», – с непонятной, вновь появившейся тревогой попросила я.«Он также подойти не может».< Сердце вдруг начало леденеть… А вдруг правда?! Резко и жутко закрались вопросы: «Почему это они оба подойти не могут?! В чем дело?! Что случилось?! Стремительно начала я бросать вопросы в телефонную трубку. В комнату, как бомба, ворвался холодный ответ: «Есенин скончался…Он лишил себя жизни… Здесь и ниже заключенные в квадратные скобки слова в машинописном тексте отсутствуют. – В. Кузнецов
Да вы же не пустили его сами вчера к себе».Трубка выпала.Я все поняла. * * * Какой страшнейший упрек кинул мне кто-то!.. Кто?! И по какому праву?! Какой все ужас… Неужели это все правда?! Вот мысли, которые резали, перегоняя друг друга, мой мозг.И я опять соединилась, но уже как в гипнозе, с гостиницей. Опять говорила… Узнала, что комнату Есенина уже опечатали… Узнала, что комнату Есенина уже опечатали… – Н. М. Гарина утверждает, что телефонное сообщение об опечатании комнаты Есенина она получила примерно после шести часов утра. Комендант «Англетера» В. М. Назаров в своих показаниях участковому надзирателю Н. М. Горбову отмечает: «…половина одиннадцатого пришла жена граж. Устинова проживающая в этой гостинице и попросила ключ от №5». И далее Назаров рассказывает, как был вскрыт «есенинский» номер (см.: Смерть Сергея Есенина: Документы, факты, версии. М.: Наследие, 1996. С. 166). В свете выявленных действительных обстоятельств гибели поэта, изложенных в настоящей книге, показания чекиста В. М. Назарова не вызывают доверия, сам документ сомнителен и требует независимой научно-криминалистической экспертизы.
Никого не пускают… И т. д. и т. д.Семи утра, вероятно, не было еще, как я мчалась уже на извозчике в гостиницу Семи утра, вероятно, не было еще, как я мчалась уже на извозчике в гостиницу… – Если допустить, что Н. М. Гарина говорит правду, рушится официальная пирамида сюжета о смерти Есенина. Скорее, перед нами больная фантазия мемуаристки. Представленная ею хроника трагических событий не укладывается ни в рамки казенной советской версии о гибели поэта, ни в картину его действительной трагедии.
– совершенно раздетая, в халате, в накинутой сверху шубе и в не застегнутых ботах.На улице было еще тихо и пусто кругом. Мысли сковали разум. Неужели – правда?! Не может этого быть… И в то же время вырывался другой вопрос: «А как иначе могла кончиться жизнь человека, зашедшего в настоящий тупик?» * * * В комнате Устинова был форменный разгром. У стола Устинов – черно-лилового цвета. Сгорбленный, осунувшийся. Горе… Невыразимое горе было на его лице.Я вбежала в комнату и крикнула: «Ну что?! Сделали свое дело?! Довели, мерзавцы!»Кроме Устинова, в комнате уже были Садофьев, Никитин Кроме Устинова в комнате уже были Садофьев, Никитин… – Настоящая фраза одна из центральных и принципиальных в словоплетениях Гариной, потому что она в определенной мере почти совпадает с тем, что говорил по тому же поводу писатель Н. Н. Никитин в своих воспоминаниях «О Есенине» (Никитин Н. Избранные произведения: В 2-х т. Л.: Художественная литература, 1969. Т. 2. С. 608–622): «Помню, как в Рождественский сочельник (тогда праздновали Рождество) кто-то мне позвонил, спрашивая, не у меня ли Есенин, ведь он приехал… Я ответил, что не знаю о его приезде. После этого два раза звонили, а я искал его где только мог. Мне и в голову не пришло, что он будет прятаться в злосчастном „Англетере“. Рано утром, на третий день праздника, из „Англетера“ позвонил Садофьев. Все стало ясно. Я поехал в гостиницу». Никитин не уточняет часа своей поездки в отель, ограничиваясь неопределенным «рано утром», и не вступает в полемику с официальной версией смерти Есенина, согласно которой о печальном происшествии стало известно после 10 часов утра.
Выяснение истины усложняется свидетельством «Дневника» И. А. Оксенова, оказавшегося в 5-м номере «Англетера» после 15 часов. Он пишет, что вслед за ним «пришли Никитин, Лавренев, Семенов, Борисоглебский, Слонимский…». Значит, Никитин появился в «есенинской» комнате вторично? Тогда почему он об этом факте умолчал?
Упоминание Гариной поэта И. И. Садофьева, более чем вероятного сексота ГПУ, подрывает доверие к ее сумбурным воспоминаниям и обязывает пристальнее к ней присмотреться.
Настоящий сюжет нуждается в дальнейшей тщательной разработке.
… Стоя в шубе и ботах посреди номера, увидя растерянные, подавленные лица, я кинула «Случилось то, что должно было случиться; все это ваша работа, теперь поздно!»И вдруг глухой, сдавленный голос Устинова оборвал мои разбросанные слова: «А ты сама, вчера..»На это детское самоуспокоение Устинова пришлось в тот хрупкий момент смолчать. Уж слишком велико и неожиданно было общее горе.Постепенно я узнала тут же от заливавшегося слезами Устинова все подробности этой ночи. По словам Устинова, они после разговора со мной больше ничего не пили. Есенин очень нервничал… И вскоре ушел к себе в комнату. Устинов к нему заглядывал раза два; звал обратно, – посидеть с ним. Есенин не пошел. И в третий раз, когда Устинов пошел опять, заглянул к Сереженьке своему – его уже не было в живых… В машинописном тексте этот важный абзац изложен короче, без существенных подробностей трагического финала: «Устинов заглядывал несколько раз к Есенину в номер. Звал обратно к себе. Есенин не шел… К утру (выделено мной. – В.К.) его не стало».
И в третий раз, когда Устинов пошел опять, заглянул к Сереженьке своему – его уже не было в живых… – Г.Ф Устинов в своих показаниях (если они не сфальсифицированы) милиционеру Н.М. Горбову свидетельствовал: «Вчера, 27 декабря, мы с женой, тт. Эрлих и Ушаков, живущий в этой же гостинице, просидели у Есенина часов с 2 до 5-6 час. <…> Когда мы уходили – уходили вместе все четверо, – Есенин обещал ко мне зайти, но не зашел. Вечером я к нему также не сумел зайти: ко мне пришел писатель Сергей Семенов, мы с ним довольно долго поговорили, а потом мы с женой легли спать» (см.: Смерть Есенина: Документы, факты, версии. М.: Наследие, 1996. С. 164–165).
Установленная, по возможности, действительная логика трагических событий подсказывает: лгут (каждый по-своему) и Гарина, и Устинов, ни один год состоявшие в близких, дружеских отношениях, что подтверждает ее сохранившийся в Пушкинском Доме фотоальбом со снимками и автографами «заместителя папы» (так называли Устинова в семействе Гариных-Гарфильдов).
Проблема «есенинских» измышлений Гариной может быть решена лишь после тщательного исследования возможной негативной роли С.А. Гарина (Гарфильда) в «англетеровской» истории. Определенные основания для постановки такого вопроса имеются.
Часто впоследствии Устинов, думая вслух и вспоминая Есенина, с большой душевной болью говорил мне: «Какую гнусную смерть он, мерзавец, выбрал». > * * * …В передней раздался звонок, и передо мной стояла первая жена Устинова, с которой он давно уже разошелся, – приехавшая, как видно, сейчас только из Москвы. Она не успела сказать мне ни слова, как я с сильной тревогой бросила ей нелепый и рискованный вопрос:«Что-нибудь с Жоржем случилось?»«Да», – последовал ее короткий ответ.«Он лишил себя жизни!» – вдруг вырвалась жуткая, дикая моя фраза.«Да..»Все кончилось и с Устиновым.И сильный когда-то Устинов, – так же, как и опустошенный Есенин, – «такую же гнусную смерть и он, мерзавец, выбрал». Оставив лишь на столе записку… Лазарь БЕРМАН ПО СЛЕДАМ ЕСЕНИНА Рукопись воспоминаний (не датирована) хранится в Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург), ф. 1250, №20. Второй экземпляр машинописного текста с авторской правкой.
Часть лжемемуаров (при жизни Л.В. Бермана, сексота ЧК – ГПУ – НКВД, не публиковались) использована в настоящей книге с документальными комментариями. В разделе «Неизвестные воспоминания о поэте» фальсификация печатается полностью.
Мой рассказ о первых встречах с Есениным (точнее, – с ранним Есениным), опубликованный в №4 «Звезды» (?), в записи Конопацкой, кончается прекращением издания журнала «Голос жизни», где начались эти встречи. После них Есенин исчез из поля моего зрения, – словно Петроград оказался для него исчерпанным. Но вскоре отыскался след Сережин: всего два – но все-таки два письма получил я от него со штампом Константиново, а затем имя его стало появляться в московских изданиях. Видимо, в Москве его паруса наконец «надулись, ветра полны».В пору исторических переломов и в литературе происходят бурные события; переживала их и поэзия – с наступлением двадцатых годов. Черты ее обострились, напряжение возросло, литературные споры ожесточились. Одни, уже установившиеся поэты, призывали «слушать революцию», другие отгораживались от жизни, уходя в камерную поэзию, и держались установившихся литературных традиций. Третьи опрокидывали эти традиции, становились глашатаями «победившего класса». Поэты сходились в разнообразные, часто эфемерные группы. Так, в одном из выпущенных в 21-м году сборников стихов обнаруживалось 15 разных поэтических направлений. Споры шли в аудиториях Политехнического музея, Дома печати и других публичных местах; выступали поэты и в своеобразных кабачках, в которых оркестру приходилось делить с ними эстрадное время.В этой словесной войне находили свое отражение и глубокие революционные изменения и вторжение в литературную среду новых имен. «Безъязыкая» до сих пор улица обретала свой голос.Такова была обстановка, когда «ранний» Есенин второй раз появился в Москве.Писание стихов – почти закономерность для юношеского возраста, и каждый при этом уверен в своей будущности как поэта. Между тем даже лучшие знатоки литературы, вчитываясь в строки начинающих, не могут достоверно предсказать, утвердится ли данный автор в литературе или нет. Тут много званых, но мало избранных. А полная энергии молодость хочет помочь скрытым во мгле судьбам…Одним из средств, к которым она прибегала, было провозглашение каких-нибудь литературных принципов, которые будто бы воплощались в их творениях. Они возвещались в громких манифестах, непременно от лица какой-либо группы. При этом каждая группа выбирала себе броское название, а внутри ее обычно выделялся свой лидер. Он мог обладать наибольшим, по сравнению с остальными, литературным талантом, но необязательно: напористость тоже могла пригодиться. В результате сколько-нибудь продвигались все.Не отказывались они добиваться успеха и чисто внешним путем – стилевыми крайностями, необыкновенным исполнением стихов, даже покроем или цветом одежды, желтой блузой, деревянной ложкой в петлице, даже гримом. Хочется договорить и то, – а это полностью относится и к Есенину, – что все эти ухищрения для лидера, если он действительно был талантлив, оказывались никчемными: он и без того достиг бы успеха. Но это становилось ясно только задним числом.В начале 20-х годов довелось мне проехать по командировке из Петрограда в Москву. Я проходил однажды на уровне здания телеграфа вверх по Тверской… Москва не была тогда так многолюдна, как нынче. Дома, образующие эту улицу, не были еще так широко раздвинуты, как теперь, и тротуары были узковаты, почему поток пешеходов по ней казался особенно густым. Вглядевшись сегодняшним глазом в уличную толпу, вы бы удивились внешнему виду людей. До благосостояния было еще далеко: на мужчинах преобладали кепки, одежда была поношена, обувь истоптана. Эпоха не благоприятствовала и женщинам: одежда на них часто была старательно перелицована, текстильная промышленность, по-видимому, не могла предложить им хороших материалов, не располагала она и хорошими красителями.Вдруг в случайно поредевшем потоке возникла резко отличающаяся от других фигураПодпрыгивающей походкой шел какой-то молодой человек. Было видно, что он в отличном расположении духа. Блестело черными шелковыми лацканами его легкое пальто, обувь была явно модельная и на совесть начищенная, на голове цилиндр, в руке тросточка с изящным набалдашником. Откуда взялся такой?Я вгляделся в него, и мне показалось, что я его когда-то встречал. Так и есть, но где же облекавшее его тогда выцветшее и несколько длинноватое осеннее пальто и мятый картуз на голове?Это не с ним ли бродили мы по улицам Петрограда, ничего вокруг не замечая в беседе? Это не тот ли появившийся у нас в редакции паренек из-под Рязани – Сережа Есенин? А теперь он уже установившийся поэт.Вот, оказывается, какое превращение произошло с ним в Москве! Вот каким он стал, возглавив шумную группу поэтов, окрестивших себя французского происхождения названием «имажинисты». Слово это происходит от французского image, означающего по-русски «образ». Оправдано ли такое название, как признак какой-нибудь отдельной группы поэтов, отличающий их от других групп, если образность есть специфический признак любой поэзии. Но удобное для манифеста иноязычное слово придавало само по себе какое-то своеобразие есенинско-мариенгофской группе поэтов. На деле различие между поэзией Есенина и Мариенгофа оставалось таким же большим, как различие между рязанским маковым закатом и режущим глаз электрическим освещением столичных литературных кабачков.Так, оставляя невидимый след, прошел мимо меня мой, уж давний, собеседник и конфидент. Догонять его я не стал…В декабре 1925 года я узнал, что Есенин в Ленинграде. Большой путь прошел он после наших с ним встреч. Он мог бы сказать: «…десять лет ушло с тех пор – и много переменилось в жизни для меня».Он завоевал за этот срок наши сердца. Известность его пересекла границы страны, изведал и он вершины и пропасти. Высокое вдохновение и тягостная бредь – все было им испытано. Захотелось мне встретиться с ним.От редакции «Ленинских искр», в которой я работал, было недалеко до «Англетера», где, как я узнал, он остановился. Приближаясь к дверям его номера, я услышал из комнаты приглушенный говор и какое-то движение. Не приходилось особенно удивляться – о чем я не подумал, – что я едва ли застану его одного. Постучав и не получив ответа, я отворил дверь и вошел в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
. Недоумевая и посмотрев быстро на близлежавшие часы, я схватила трубку, совершенно еще сонная, и услышала опять совершенно незнакомый голос, опять спросивший: «Это Нина Михайловна?» В рукописи слова: «Это квартира Гариных?» – зачеркнуты автором.
– «Да.. Кто говорит?!» И в ответ услышала коротко, но ясно: «Есенин приказал вам долго жить!..» В машинописном тексте (л. 15) далее следует фраза: «Было часов шесть утра».
Я фразы этой сразу не осознала, но в мгновенье ока проснулась. Сначала меня форменно всю затрясло. Но затем, моментально придя в себя, я крикнула: «Кто это говорит?! Алло!.. Hello!» >Ответа не было… Полная тишина… <Я была «разъединена». >Какое-то странное, я бы сказала, 'жуткое' чувство – чувство непреодолимого, непонятного страха подкрадывалось ко мне и овладевало мною.И вдруг взамен так же неожиданно и быстро я была во власти другого уже чувства – чувства страшнейшего возмущения, вернее, негодования, выраставшего постепенно в неприязнь, так как я ничуть уже не сомневалась, что Устинов и Есенин, оставшись вдвоем после разговора со мною, допились «до чертиков» и, решив «отомстить» мне за мой отказ встретиться с ними накануне, решили разыграть меня, специально подговорив кого-то сообщить мне эту «веселенькую» историю.Успокоенная этими своими доводами и предположениями, но все еще полная негодования, я решила действовать и впервые за долголетнюю верную дружбу нашу высказать наконец Устинову несколько теплых слов правды и этим разговором убедиться окончательно в их несомненном разыгрывании меня.<И, успокоившись окончательно своими предположениями, но полная негодования, я соединилась с гостиницей и, вызывая Устинова к телефону, решила в категорической форме… высказать ему несколько «теплых» слов правды. К телефону подошел тот же человек… И я его на сей раз уже узнала определенно по голосу… Фразы, взятые в квадратные скобки, в рукописном тексте отсутствуют.
>«Попросите, пожалуйста, Устинова», – сухо сказала я. «Он подойти не может», – так же сухо услышала я в ответ.«Тогда попросите Есенина», – с непонятной, вновь появившейся тревогой попросила я.«Он также подойти не может».< Сердце вдруг начало леденеть… А вдруг правда?! Резко и жутко закрались вопросы: «Почему это они оба подойти не могут?! В чем дело?! Что случилось?! Стремительно начала я бросать вопросы в телефонную трубку. В комнату, как бомба, ворвался холодный ответ: «Есенин скончался…Он лишил себя жизни… Здесь и ниже заключенные в квадратные скобки слова в машинописном тексте отсутствуют. – В. Кузнецов
Да вы же не пустили его сами вчера к себе».Трубка выпала.Я все поняла. * * * Какой страшнейший упрек кинул мне кто-то!.. Кто?! И по какому праву?! Какой все ужас… Неужели это все правда?! Вот мысли, которые резали, перегоняя друг друга, мой мозг.И я опять соединилась, но уже как в гипнозе, с гостиницей. Опять говорила… Узнала, что комнату Есенина уже опечатали… Узнала, что комнату Есенина уже опечатали… – Н. М. Гарина утверждает, что телефонное сообщение об опечатании комнаты Есенина она получила примерно после шести часов утра. Комендант «Англетера» В. М. Назаров в своих показаниях участковому надзирателю Н. М. Горбову отмечает: «…половина одиннадцатого пришла жена граж. Устинова проживающая в этой гостинице и попросила ключ от №5». И далее Назаров рассказывает, как был вскрыт «есенинский» номер (см.: Смерть Сергея Есенина: Документы, факты, версии. М.: Наследие, 1996. С. 166). В свете выявленных действительных обстоятельств гибели поэта, изложенных в настоящей книге, показания чекиста В. М. Назарова не вызывают доверия, сам документ сомнителен и требует независимой научно-криминалистической экспертизы.
Никого не пускают… И т. д. и т. д.Семи утра, вероятно, не было еще, как я мчалась уже на извозчике в гостиницу Семи утра, вероятно, не было еще, как я мчалась уже на извозчике в гостиницу… – Если допустить, что Н. М. Гарина говорит правду, рушится официальная пирамида сюжета о смерти Есенина. Скорее, перед нами больная фантазия мемуаристки. Представленная ею хроника трагических событий не укладывается ни в рамки казенной советской версии о гибели поэта, ни в картину его действительной трагедии.
– совершенно раздетая, в халате, в накинутой сверху шубе и в не застегнутых ботах.На улице было еще тихо и пусто кругом. Мысли сковали разум. Неужели – правда?! Не может этого быть… И в то же время вырывался другой вопрос: «А как иначе могла кончиться жизнь человека, зашедшего в настоящий тупик?» * * * В комнате Устинова был форменный разгром. У стола Устинов – черно-лилового цвета. Сгорбленный, осунувшийся. Горе… Невыразимое горе было на его лице.Я вбежала в комнату и крикнула: «Ну что?! Сделали свое дело?! Довели, мерзавцы!»Кроме Устинова, в комнате уже были Садофьев, Никитин Кроме Устинова в комнате уже были Садофьев, Никитин… – Настоящая фраза одна из центральных и принципиальных в словоплетениях Гариной, потому что она в определенной мере почти совпадает с тем, что говорил по тому же поводу писатель Н. Н. Никитин в своих воспоминаниях «О Есенине» (Никитин Н. Избранные произведения: В 2-х т. Л.: Художественная литература, 1969. Т. 2. С. 608–622): «Помню, как в Рождественский сочельник (тогда праздновали Рождество) кто-то мне позвонил, спрашивая, не у меня ли Есенин, ведь он приехал… Я ответил, что не знаю о его приезде. После этого два раза звонили, а я искал его где только мог. Мне и в голову не пришло, что он будет прятаться в злосчастном „Англетере“. Рано утром, на третий день праздника, из „Англетера“ позвонил Садофьев. Все стало ясно. Я поехал в гостиницу». Никитин не уточняет часа своей поездки в отель, ограничиваясь неопределенным «рано утром», и не вступает в полемику с официальной версией смерти Есенина, согласно которой о печальном происшествии стало известно после 10 часов утра.
Выяснение истины усложняется свидетельством «Дневника» И. А. Оксенова, оказавшегося в 5-м номере «Англетера» после 15 часов. Он пишет, что вслед за ним «пришли Никитин, Лавренев, Семенов, Борисоглебский, Слонимский…». Значит, Никитин появился в «есенинской» комнате вторично? Тогда почему он об этом факте умолчал?
Упоминание Гариной поэта И. И. Садофьева, более чем вероятного сексота ГПУ, подрывает доверие к ее сумбурным воспоминаниям и обязывает пристальнее к ней присмотреться.
Настоящий сюжет нуждается в дальнейшей тщательной разработке.
… Стоя в шубе и ботах посреди номера, увидя растерянные, подавленные лица, я кинула «Случилось то, что должно было случиться; все это ваша работа, теперь поздно!»И вдруг глухой, сдавленный голос Устинова оборвал мои разбросанные слова: «А ты сама, вчера..»На это детское самоуспокоение Устинова пришлось в тот хрупкий момент смолчать. Уж слишком велико и неожиданно было общее горе.Постепенно я узнала тут же от заливавшегося слезами Устинова все подробности этой ночи. По словам Устинова, они после разговора со мной больше ничего не пили. Есенин очень нервничал… И вскоре ушел к себе в комнату. Устинов к нему заглядывал раза два; звал обратно, – посидеть с ним. Есенин не пошел. И в третий раз, когда Устинов пошел опять, заглянул к Сереженьке своему – его уже не было в живых… В машинописном тексте этот важный абзац изложен короче, без существенных подробностей трагического финала: «Устинов заглядывал несколько раз к Есенину в номер. Звал обратно к себе. Есенин не шел… К утру (выделено мной. – В.К.) его не стало».
И в третий раз, когда Устинов пошел опять, заглянул к Сереженьке своему – его уже не было в живых… – Г.Ф Устинов в своих показаниях (если они не сфальсифицированы) милиционеру Н.М. Горбову свидетельствовал: «Вчера, 27 декабря, мы с женой, тт. Эрлих и Ушаков, живущий в этой же гостинице, просидели у Есенина часов с 2 до 5-6 час. <…> Когда мы уходили – уходили вместе все четверо, – Есенин обещал ко мне зайти, но не зашел. Вечером я к нему также не сумел зайти: ко мне пришел писатель Сергей Семенов, мы с ним довольно долго поговорили, а потом мы с женой легли спать» (см.: Смерть Есенина: Документы, факты, версии. М.: Наследие, 1996. С. 164–165).
Установленная, по возможности, действительная логика трагических событий подсказывает: лгут (каждый по-своему) и Гарина, и Устинов, ни один год состоявшие в близких, дружеских отношениях, что подтверждает ее сохранившийся в Пушкинском Доме фотоальбом со снимками и автографами «заместителя папы» (так называли Устинова в семействе Гариных-Гарфильдов).
Проблема «есенинских» измышлений Гариной может быть решена лишь после тщательного исследования возможной негативной роли С.А. Гарина (Гарфильда) в «англетеровской» истории. Определенные основания для постановки такого вопроса имеются.
Часто впоследствии Устинов, думая вслух и вспоминая Есенина, с большой душевной болью говорил мне: «Какую гнусную смерть он, мерзавец, выбрал». > * * * …В передней раздался звонок, и передо мной стояла первая жена Устинова, с которой он давно уже разошелся, – приехавшая, как видно, сейчас только из Москвы. Она не успела сказать мне ни слова, как я с сильной тревогой бросила ей нелепый и рискованный вопрос:«Что-нибудь с Жоржем случилось?»«Да», – последовал ее короткий ответ.«Он лишил себя жизни!» – вдруг вырвалась жуткая, дикая моя фраза.«Да..»Все кончилось и с Устиновым.И сильный когда-то Устинов, – так же, как и опустошенный Есенин, – «такую же гнусную смерть и он, мерзавец, выбрал». Оставив лишь на столе записку… Лазарь БЕРМАН ПО СЛЕДАМ ЕСЕНИНА Рукопись воспоминаний (не датирована) хранится в Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург), ф. 1250, №20. Второй экземпляр машинописного текста с авторской правкой.
Часть лжемемуаров (при жизни Л.В. Бермана, сексота ЧК – ГПУ – НКВД, не публиковались) использована в настоящей книге с документальными комментариями. В разделе «Неизвестные воспоминания о поэте» фальсификация печатается полностью.
Мой рассказ о первых встречах с Есениным (точнее, – с ранним Есениным), опубликованный в №4 «Звезды» (?), в записи Конопацкой, кончается прекращением издания журнала «Голос жизни», где начались эти встречи. После них Есенин исчез из поля моего зрения, – словно Петроград оказался для него исчерпанным. Но вскоре отыскался след Сережин: всего два – но все-таки два письма получил я от него со штампом Константиново, а затем имя его стало появляться в московских изданиях. Видимо, в Москве его паруса наконец «надулись, ветра полны».В пору исторических переломов и в литературе происходят бурные события; переживала их и поэзия – с наступлением двадцатых годов. Черты ее обострились, напряжение возросло, литературные споры ожесточились. Одни, уже установившиеся поэты, призывали «слушать революцию», другие отгораживались от жизни, уходя в камерную поэзию, и держались установившихся литературных традиций. Третьи опрокидывали эти традиции, становились глашатаями «победившего класса». Поэты сходились в разнообразные, часто эфемерные группы. Так, в одном из выпущенных в 21-м году сборников стихов обнаруживалось 15 разных поэтических направлений. Споры шли в аудиториях Политехнического музея, Дома печати и других публичных местах; выступали поэты и в своеобразных кабачках, в которых оркестру приходилось делить с ними эстрадное время.В этой словесной войне находили свое отражение и глубокие революционные изменения и вторжение в литературную среду новых имен. «Безъязыкая» до сих пор улица обретала свой голос.Такова была обстановка, когда «ранний» Есенин второй раз появился в Москве.Писание стихов – почти закономерность для юношеского возраста, и каждый при этом уверен в своей будущности как поэта. Между тем даже лучшие знатоки литературы, вчитываясь в строки начинающих, не могут достоверно предсказать, утвердится ли данный автор в литературе или нет. Тут много званых, но мало избранных. А полная энергии молодость хочет помочь скрытым во мгле судьбам…Одним из средств, к которым она прибегала, было провозглашение каких-нибудь литературных принципов, которые будто бы воплощались в их творениях. Они возвещались в громких манифестах, непременно от лица какой-либо группы. При этом каждая группа выбирала себе броское название, а внутри ее обычно выделялся свой лидер. Он мог обладать наибольшим, по сравнению с остальными, литературным талантом, но необязательно: напористость тоже могла пригодиться. В результате сколько-нибудь продвигались все.Не отказывались они добиваться успеха и чисто внешним путем – стилевыми крайностями, необыкновенным исполнением стихов, даже покроем или цветом одежды, желтой блузой, деревянной ложкой в петлице, даже гримом. Хочется договорить и то, – а это полностью относится и к Есенину, – что все эти ухищрения для лидера, если он действительно был талантлив, оказывались никчемными: он и без того достиг бы успеха. Но это становилось ясно только задним числом.В начале 20-х годов довелось мне проехать по командировке из Петрограда в Москву. Я проходил однажды на уровне здания телеграфа вверх по Тверской… Москва не была тогда так многолюдна, как нынче. Дома, образующие эту улицу, не были еще так широко раздвинуты, как теперь, и тротуары были узковаты, почему поток пешеходов по ней казался особенно густым. Вглядевшись сегодняшним глазом в уличную толпу, вы бы удивились внешнему виду людей. До благосостояния было еще далеко: на мужчинах преобладали кепки, одежда была поношена, обувь истоптана. Эпоха не благоприятствовала и женщинам: одежда на них часто была старательно перелицована, текстильная промышленность, по-видимому, не могла предложить им хороших материалов, не располагала она и хорошими красителями.Вдруг в случайно поредевшем потоке возникла резко отличающаяся от других фигураПодпрыгивающей походкой шел какой-то молодой человек. Было видно, что он в отличном расположении духа. Блестело черными шелковыми лацканами его легкое пальто, обувь была явно модельная и на совесть начищенная, на голове цилиндр, в руке тросточка с изящным набалдашником. Откуда взялся такой?Я вгляделся в него, и мне показалось, что я его когда-то встречал. Так и есть, но где же облекавшее его тогда выцветшее и несколько длинноватое осеннее пальто и мятый картуз на голове?Это не с ним ли бродили мы по улицам Петрограда, ничего вокруг не замечая в беседе? Это не тот ли появившийся у нас в редакции паренек из-под Рязани – Сережа Есенин? А теперь он уже установившийся поэт.Вот, оказывается, какое превращение произошло с ним в Москве! Вот каким он стал, возглавив шумную группу поэтов, окрестивших себя французского происхождения названием «имажинисты». Слово это происходит от французского image, означающего по-русски «образ». Оправдано ли такое название, как признак какой-нибудь отдельной группы поэтов, отличающий их от других групп, если образность есть специфический признак любой поэзии. Но удобное для манифеста иноязычное слово придавало само по себе какое-то своеобразие есенинско-мариенгофской группе поэтов. На деле различие между поэзией Есенина и Мариенгофа оставалось таким же большим, как различие между рязанским маковым закатом и режущим глаз электрическим освещением столичных литературных кабачков.Так, оставляя невидимый след, прошел мимо меня мой, уж давний, собеседник и конфидент. Догонять его я не стал…В декабре 1925 года я узнал, что Есенин в Ленинграде. Большой путь прошел он после наших с ним встреч. Он мог бы сказать: «…десять лет ушло с тех пор – и много переменилось в жизни для меня».Он завоевал за этот срок наши сердца. Известность его пересекла границы страны, изведал и он вершины и пропасти. Высокое вдохновение и тягостная бредь – все было им испытано. Захотелось мне встретиться с ним.От редакции «Ленинских искр», в которой я работал, было недалеко до «Англетера», где, как я узнал, он остановился. Приближаясь к дверям его номера, я услышал из комнаты приглушенный говор и какое-то движение. Не приходилось особенно удивляться – о чем я не подумал, – что я едва ли застану его одного. Постучав и не получив ответа, я отворил дверь и вошел в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42