Оставалось посмотреть, как будет выглядеть «Спитфайр II» по сравнению с Me-109F.
В Тангмере все еще были заметны следы осенних бомбежек. Обгорелые развалины ясно показывали, где раньше стояли ангары и административные здания. В целом за год в Тангмере выпадало больше солнечных дней, чем на большинстве наших аэродромов. Однако этот аэродром находился в столь заметном месте, что его можно было легко обнаружить и при плохой видимости. Такое расположение имело один недостаток. Люфтваффе не упускали ни одного удобного случая, чтобы ночью нанести очередной удар по Тангмеру. Хотя аэродром ни разу не прекращал действовать, вражеские бомбардировщики уничтожили еще несколько строений, в том числе одно крыло офицерского клуба. Поэтому я ничуть не удивился, когда наш командир эскадрильи сказал, что нам придется забыть о нем и расположиться в соседней деревушке Овинг. «Рашменс» был старым, низеньким домом, и мы перебрались туда довольно охотно. Для истребительной эскадрильи очень важно постоянно находиться вместе, ее боевой дух во многом зависит от этого.
Один из оружейников нашей эскадрильи, Фред Варли из Ноттингема, был ранен, когда в его казарму попала бомба. Варли осознал, что именно произошло, только в лазарете, куда его доставили с лопнувшими барабанными перепонками. Вскоре он оправился, однако медики запретили ему впредь работать оружейником. Так как он был отличным парнем с развитым чувством юмора и довольно инициативным, мы перевели его в Рашменс в качестве вестового. И в этой роли Варли оказался просто незаменим. Так вышло, что потом мы прослужили вместе еще несколько лет.
Исключая отдельные полеты высотных разведчиков, одномоторные самолеты Люфтваффе почти не показывались над Англией в начале 1941 года. Однако их двухмоторные бомбардировщики развивали исключительную активность по ночам. Они провели довольно мощные атаки Бирмингема, Саутгемптона, Ливерпуля, Бристоля и Плимута. Полную несостоятельность нашей ночной ПВО в этот период показывает тот факт, что из 1000 бомбардировщиков, которые пересекли английское побережье, лишь 6 были сбиты зенитками или ночными истребителями. Например, 14 ноября 1940 года, когда более 300 бомбардировщиков атаковали Ковентри, лишь один «Бленхейм» смог открыть по ним огонь. Позднее в том же месяце, когда налетам подверглись Бирмингем и Ливерпуль, вообще ни один немецкий бомбардировщик не был перехвачен.
Чтобы усилить нашу хлипкую ночную ПВО, эскадрильи дневных истребителей получили приказ начать готовить пилотов на роль «ночных» истребителей. В теории предполагалось, что «Спитфайры» и «Харрикейны» будут патрулировать в районе цели на средних высотах. Отдельные «Спитфайры» будут эшелонированы по высоте от основной группы. Тяжелые зенитные орудия получили свободу действий на высотах, не доходящих до нижнего эшелона истребителей. Мы были уверены, что офицеры наведения истребителей проследят, чтобы наши неповоротливые двухмоторные ночные истребители держались подальше от линии патрулирования «Спитфайров». Опять же в теории предполагалось, что мы будем летать в качестве ночных истребителей только в тех случаях, когда луна даст нам хороший шанс заметить вражеские бомбардировщики. Однако на практике летать пришлось даже в плохую погоду, что иногда создавало опасные ситуации.
Нормальные ночные истребители имели собственную радиолокационную установку, с которой работал квалифицированный оператор. Ему помогал с земли офицер наведения, который направлял истребитель к цели. Грубо говоря, офицер наведения передавал экипажу «Бофайтера» общую картину и выдавал пилоту несколько пеленгов, пока цель не появлялась на экране самолетного радара. После этого оператор радара задавал пилоту направление полета, пока тот не обнаруживал цель визуально. После опознания пилот уничтожал цель огнем своих 4 пушек. Эта методика напоминала четко отработанный научный эксперимент и сильно отличалась от наших слепых хаотичных попыток.
Если нам удавалось обнаружить, что во второй половине дня луч вражеского радиомаяка направлен на Портсмут или Саутгемптон, это предвещало ночной налет. Эскадрилья сразу получала приказ выделить 6 или 8 пилотов для ночного патрулирования. Обычно нас посылали против первых самолетов, которые несли зажигательные бомбы. Они должны были осветить цели для основной группы бомбардировщиков. Очень часто мы видели внизу бушующее пламя и разрывы зениток. Часто ночной мрак рассекала огненная дуга, показывающая, что «Бофайтер» добился очередного успеха. Однако летчики нашей эскадрильи не могли похвастаться победами. Больше того, далеко не всем удалось хотя бы пострелять по противнику.
Приключения Нипа хорошо показывают, какие сложности испытывает пилот дневного истребителя, когда пытается сражаться ночью. Очертания окрестных холмов уже расплылись во мраке, когда мы начали взлет. Нип стартовал на запад, и ползущие высоко в небе облака еще были окрашены в красное и золотое. Через полчаса он оказался над настоящей «горной грядой» с глубокими ущельями, которые образовали перистые облака. Диковинные арки, окрашенные пылающим багрянцем, постепенно начали тускнеть, и вскоре только узкая красная полоска заката виднелась на горизонте. Когда небо потеряло свои краски и появились первые звезды, вместе с ними появились и первые вражеские бомбардировщики. Они летели над Ла-Маншем, предвещая мощный удар по нашим аэродромам.
Все случилось буквально в один момент. У Нипа подошел к концу бензин, и он вызвал Тангмер, чтобы ему дали пеленг на посадку. Офицер управления заявил, что слишком занят «Бофайтерами», не будет ли пилот «Спитфайра» столь любезен, что вызовет его еще раз через 5 минут? Нипу пришлось ждать. Полоса промышленных дымов, которую несло к Тангмеру из Саутгемптона, снизила видимость всего до 1 мили, хотя высоко в небе стояла полная луна. Большую часть времени Нипу пришлось лететь только по приборам. На земле под ним мелькали вспышки разрывов бомб, в небо поднимались разноцветные фонтаны очередей зениток. Сначала они двигались медленно, даже слишком медленно, чтобы выглядеть настоящими. Внезапно они стали реальными и опасными, так как замелькали в неприятной близости вокруг «Спитфайра».
А в 5000 футов выше Нипа молодой пилот «Бофайтера» Джонни Топхэм гнался за вражеским бомбардировщиком. Топхэм сблизился на дистанцию стрельбы и нажал гашетки 4 пушек. Он поразил один мотор «Хейнкеля», который загорелся. Однако вражеский пилот бросил самолет в пике и скрылся в темноте. Топхэм последовал за ним, намереваясь все-таки прикончить «Хейнкель». Впереди себя он увидел слабое мерцание, которое принял за пламя горящего мотора. «Бофайтер» несся с сумасшедшей скоростью, и Топхэм открыл огонь по хвостовому огню Нипа! Когда «Бофайтер» пролетел мимо «Спитфайра», Топхэм осознал свою ошибку и с ужасом подумал: «А вот сейчас я у него на прицеле. Он решит, что я фриц, и откроет огонь!»
Оба пилота сели благополучно. Топхэм сообщил обо всем в штаб, и ему приказали разыскать пилота «Спитфайра». Он прыгнул в автомобиль и помчался в расположение нашей эскадрильи. Нип в это время укладывал свой парашют и летный комбинезон. Топхэм схватил его за руку и сказал:
«Мне очень жаль, Нип. Я думал, что ты — мой „Хейнкель“. А когда я оказался перед тобой, то решил, что мои минуты сочтены!»
Нип ответил:
«Но я и не думал стрелять по тебе. У меня голова пошла кругом от зениток и бомб, так как мне нужно было садиться. — Он немного помолчал и добавил: — Теперь даже сам черт не заставит меня взлететь ночью!»
Мы так и не стали специалистами в ночных полетах, в основном потому, что для этого следовало забыть абсолютно все, чему нас учили раньше. Днем мы сражались и жили одной командой, это было основой действий эскадрильи и авиакрыла. Когда мы взлетали в «Спитфайрах» во мрак, на нас обрушивалось не только жуткое одиночество, но и тяжелое сознание того, что поставлена практически невыполнимая задача.
И все-таки был один летчик-истребитель, который ночью летал на «Харрикейне» и добился выдающихся успехов. Это был бесстрашный Р.П. Стивенс из 151-й эскадрильи. Я специально рассказываю о нем, потому что он, как и мы, летал на одноместном истребителе и не располагал никакими хитрыми техническими новинками, установленными на «Бофайтерах».
Перед войной Стив был гражданским пилотом и доставлял газеты в Париж. Он попал в эскадрилью в начале 1941 года. Те, кто летал с ним, полагали, что для него жизнь значила очень мало. Он постоянно рисковал, и это могло иметь лишь один исход. Стива никогда не заботило техническое состояние «Харрикейна», который нес его в черном ночном небе. Он вел свою личную войну. Мы слышали, что его жена и дети погибли в Манчестере во время немецкого воздушного налета. Кто-то слышал, что он начинал рычать, как сумасшедший, при виде вражеских бомбардировщиков.
Он находил бомбардировщики с помощью простой уловки — летел туда, где видел разрывы наших зенитных снарядов. Стива всегда можно было найти там, где эти разрывы ложились наиболее густо, именно там он пытался обнаружить ненавистного врага. Однажды Стив взорвал бомбардировщик и вернулся на самолете, забрызганном кровью. Он запретил стирать эти пятна, оставив их в качестве символа своей личной войны. Стив абсолютно не испытывал страха и атаковал противника с такой малой дистанции, что несколько раз его собственный «Харрикейн» получал повреждения при взрыве немецкого бомбардировщика. Долго это тянуться не могло. Уничтожив в ходе ночных вылетов по крайней мере 14 немецких бомбардировщиков, Стив не вернулся из патрулирования над вражеской территорией. Мы навсегда запомнили его.
* * *
Кроме эскадрильи «Бофайтеров», мы делили аэродром в Тангмере со 145-й эскадрильей, которая также летала на «Спитфайрах». 610-я эскадрилья базировалась на соседнем аэродроме в Вестхэмпнетте. Именно эти 3 эскадрильи составляли авиакрыло Тангмера. Сразу после нашего прибытия начались совместные операции, мы даже начали первые робкие вылазки через Ла-Манш в Нормандию, к полуострову Шербур и Па-де-Кале. Эти вылазки возглавлял то один, то другой командир эскадрильи, и они позволяли постепенно отрабатывать современную тактику боя. Однако следует заметить, что тактика менялась в зависимости от того, кто именно возглавлял авиакрыло во время вылета. Это было крайне неудобно.
Ближе к середине марта наш командир пришел к нам в домик на стоянке и сообщил последние новости:
«Слушайте, парни. Истребительное Командование назначает постоянных командиров авиакрыльев. Выбраны первые двое. Сэйлор Малан направляется в Биггин, а к нам едет Дуглас Бадер. Он будет летать с нами. Мы скоро окажемся в самой гуще событий. Он прибывает сюда завтра».
На следующий день в Тангмере появился Бадер, и сразу после приезда он поднялся в воздух на своем «Спитфайре». Несмотря на ужасную катастрофу в 1931 году, он оставался великолепным мастером воздушного пилотажа и полагал, что человек может считаться хозяином своего самолета, лишь когда будет свободно владеть им на всех высотах. Он подчеркивал, что идеальное пилотирование само по себе не принесет пользы в бою. Оно необходимо, чтобы пилот был совершенно уверен в своем «Спитфайре». Частые, практически ежедневные представления, которые устраивал Бадер, приводили в восторг наземный персонал. Мы все высыпали на летное поле, чтобы посмотреть на пилотаж командира крыла.
Его любимый маневр заключался в том, чтобы быстро подняться на высоту 3000 футов над самым центром аэродрома. Потом он переворачивался через крыло и бросал «Спитфайр» в крутое пике, из которого выходил у нас над головами, заставляя истребитель совершить несколько бочек на восходящей, и завершал это иммельманом. Сначала он ограничивался двумя переворотами и выполнял их безукоризненно. Однако потом он попытался вставить третий, и здесь у него заклинило. Очень часто «Спитфайр» срывался в штопор и неуклюже сыпался вниз. Однако пилотаж Бадера показывал его отношение к жизни. Он никогда не сдавался и пробовал этот маневр снова и снова, хотя без видимого успеха.
Немного позже в нашу эскадрилью прибыл один педантичный пожилой капитан, который не имел боевого опыта, однако был исключительным мастером высшего пилотажа.
Как-то жарким летним днем Бадер устроил обычное представление для нас и сидел в тенечке, расстегнув рубашку, чтобы остыть после душной кабины. Он разговаривал с Билли Бартоном и Кеном Холденом.
«Я знаю, Билли, что „Спитфайр“ просто не может сделать больше двух переворотов на восходящей перед иммельманом наверху. Ему просто не хватает скорости. Я пытаюсь что-то делать, однако он еле движется наверху. Неприятно».
Командир крыла машинально пососал трубку и продолжил:
«Мы должны начать упражнения в групповом пилотаже. Наземному персоналу это нравится. Кен будет ведущим. Я полечу справа, а Билли слева. И если фрицы не помешают нам, мы еще устроим шоу над Сент-Омером!»
Но тут разговор был прерван ревом мотора «Спитфайра», который, убрав колеса, пролетел у них прямо над головой. Его пилотировал новый капитан. Бадер раздраженно посмотрел вслед и рявкнул:
«Билли, что это?! Кто этот парень? Такие вещи делать нельзя. Никудышная летная дисциплина»
Мы отвернулись, чтобы скрыть улыбки. Все уставились на новичка. Он набрал высоту и бросился в пике прямо на нашу маленькую группу. У самой земли новичок рванул «Спитфайр» вверх и начал исполнять безукоризненные перевороты на восходящей. Это выглядело так, словно он бросил перчатку командиру крыла. Мы с восхищением следили за ним, вслух считая перевороты».
«Один».
«Два!» — дружно завопили мы.
«Он не сделает третий», — сказал Бадер.
«Три», — хором подхватили мы. «Спитфайр», стоя почти вертикально, завис прямо над нами.
«Он не выправится. Скорости нет. Я ведь ему говорил», — прокомментировал Бадер.
Очень медленно, но исключительно аккуратно «Спитфайр» выполнил полупереворот и перешел в горизонтальный полет. Весь маневр был исполнен с неподражаемым мастерством. Чтобы показать, что это не было случайностью, пилот повторил маневр, после чего элегантно посадил «Спитфайр» на три точки. Из этого полета он вернулся королем пилотажа Тангмера.
Вскоре после прибытия Бадера мы отправились в рейд силами двух эскадрилий. Мы должны были пересечь Ла-Манш с набором высоты, показаться над Булонью, снизиться к устью Соммы и вернуться. Хотя Люфтваффе перевели часть истребительных эскадрилий из северной Франции в Румынию для поддержки кампании на Балканах, перед нами еще оставалось достаточно много истребителей и бомбардировщиков. Ранней весной обе стороны считали Ла-Манш ничейной территорией, над которой «Спитфайры» и «Мессершмитты» вели жаркие бои.
У Бадера не было времени учить нас собственным теориям совместных действий и тактике. В этот раз мы должны были лететь старым строем — длинной сомкнутой колонной. Он сам возглавлял нашу эскадрилью.
Постепенно набирая высоту и держась в сомкнутом строю, мы пересекли Ла-Манш. Я летел номером третьим в звене Бадера. Впереди меня были Кокки и командир крыла. Позади меня на злосчастной позиции замыкающего держался мучимый дурными предчувствиями Нип. Внезапно я заметил тройку «мессеров» в паре сотен футов выше нашего строя. Они летели в том же направлении. Похоже, они нас не видели. Немцы были идеальной целью для 145-й эскадрильи, которая находилась выше них. Я должен был спокойно сообщить количество, тип и позицию вражеских самолетов командиру, но я был слишком возбужден и завопил:
«Смотри, Салага!».
Однако остальные пилоты нашего крыла не собирались ждать от меня новых сообщений. Для них вопль «Смотри! » означал немедленную опасность — выходящую в атаку крупную группу «мессеров». Поэтому наш строй немедленно рассыпался. Кто-то заложил вираж, кто-то бросился в пике. «Спитфайры» брызнули в разные стороны, как мальки разлетаются от брошенного в воду камня. Буквально в доли секунды строй крыла рассыпался начисто. Собрать звенья для продолжения запланированного полета уже не удалось. Я постарался приземлиться самым последним, так как полностью осознал свою ошибку и представлял, что меня ждет. Все пилоты уже собрались в домике на стоянке.
«Закрой дверь, Билли, — приказал Бадер. И продолжил: — А теперь выясним, какой болван заорал „Смотри!“
Я признался, что именно я стал виновником переполоха.
«Отлично. Теперь сообщи нам, по какому случаю ты закричал „Смотри!“ — раздраженно потребовал командир крыла.
«Видите ли, сэр, там была тройка „мессеров“. На сотню футов выше нас…»
«Три „мессера“! — взревел Бадер. — Мы прихлопнули бы их в момент. Но твой бабский визг заставил нас подумать, что на нас сзади заходит полсотни ублюдков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
В Тангмере все еще были заметны следы осенних бомбежек. Обгорелые развалины ясно показывали, где раньше стояли ангары и административные здания. В целом за год в Тангмере выпадало больше солнечных дней, чем на большинстве наших аэродромов. Однако этот аэродром находился в столь заметном месте, что его можно было легко обнаружить и при плохой видимости. Такое расположение имело один недостаток. Люфтваффе не упускали ни одного удобного случая, чтобы ночью нанести очередной удар по Тангмеру. Хотя аэродром ни разу не прекращал действовать, вражеские бомбардировщики уничтожили еще несколько строений, в том числе одно крыло офицерского клуба. Поэтому я ничуть не удивился, когда наш командир эскадрильи сказал, что нам придется забыть о нем и расположиться в соседней деревушке Овинг. «Рашменс» был старым, низеньким домом, и мы перебрались туда довольно охотно. Для истребительной эскадрильи очень важно постоянно находиться вместе, ее боевой дух во многом зависит от этого.
Один из оружейников нашей эскадрильи, Фред Варли из Ноттингема, был ранен, когда в его казарму попала бомба. Варли осознал, что именно произошло, только в лазарете, куда его доставили с лопнувшими барабанными перепонками. Вскоре он оправился, однако медики запретили ему впредь работать оружейником. Так как он был отличным парнем с развитым чувством юмора и довольно инициативным, мы перевели его в Рашменс в качестве вестового. И в этой роли Варли оказался просто незаменим. Так вышло, что потом мы прослужили вместе еще несколько лет.
Исключая отдельные полеты высотных разведчиков, одномоторные самолеты Люфтваффе почти не показывались над Англией в начале 1941 года. Однако их двухмоторные бомбардировщики развивали исключительную активность по ночам. Они провели довольно мощные атаки Бирмингема, Саутгемптона, Ливерпуля, Бристоля и Плимута. Полную несостоятельность нашей ночной ПВО в этот период показывает тот факт, что из 1000 бомбардировщиков, которые пересекли английское побережье, лишь 6 были сбиты зенитками или ночными истребителями. Например, 14 ноября 1940 года, когда более 300 бомбардировщиков атаковали Ковентри, лишь один «Бленхейм» смог открыть по ним огонь. Позднее в том же месяце, когда налетам подверглись Бирмингем и Ливерпуль, вообще ни один немецкий бомбардировщик не был перехвачен.
Чтобы усилить нашу хлипкую ночную ПВО, эскадрильи дневных истребителей получили приказ начать готовить пилотов на роль «ночных» истребителей. В теории предполагалось, что «Спитфайры» и «Харрикейны» будут патрулировать в районе цели на средних высотах. Отдельные «Спитфайры» будут эшелонированы по высоте от основной группы. Тяжелые зенитные орудия получили свободу действий на высотах, не доходящих до нижнего эшелона истребителей. Мы были уверены, что офицеры наведения истребителей проследят, чтобы наши неповоротливые двухмоторные ночные истребители держались подальше от линии патрулирования «Спитфайров». Опять же в теории предполагалось, что мы будем летать в качестве ночных истребителей только в тех случаях, когда луна даст нам хороший шанс заметить вражеские бомбардировщики. Однако на практике летать пришлось даже в плохую погоду, что иногда создавало опасные ситуации.
Нормальные ночные истребители имели собственную радиолокационную установку, с которой работал квалифицированный оператор. Ему помогал с земли офицер наведения, который направлял истребитель к цели. Грубо говоря, офицер наведения передавал экипажу «Бофайтера» общую картину и выдавал пилоту несколько пеленгов, пока цель не появлялась на экране самолетного радара. После этого оператор радара задавал пилоту направление полета, пока тот не обнаруживал цель визуально. После опознания пилот уничтожал цель огнем своих 4 пушек. Эта методика напоминала четко отработанный научный эксперимент и сильно отличалась от наших слепых хаотичных попыток.
Если нам удавалось обнаружить, что во второй половине дня луч вражеского радиомаяка направлен на Портсмут или Саутгемптон, это предвещало ночной налет. Эскадрилья сразу получала приказ выделить 6 или 8 пилотов для ночного патрулирования. Обычно нас посылали против первых самолетов, которые несли зажигательные бомбы. Они должны были осветить цели для основной группы бомбардировщиков. Очень часто мы видели внизу бушующее пламя и разрывы зениток. Часто ночной мрак рассекала огненная дуга, показывающая, что «Бофайтер» добился очередного успеха. Однако летчики нашей эскадрильи не могли похвастаться победами. Больше того, далеко не всем удалось хотя бы пострелять по противнику.
Приключения Нипа хорошо показывают, какие сложности испытывает пилот дневного истребителя, когда пытается сражаться ночью. Очертания окрестных холмов уже расплылись во мраке, когда мы начали взлет. Нип стартовал на запад, и ползущие высоко в небе облака еще были окрашены в красное и золотое. Через полчаса он оказался над настоящей «горной грядой» с глубокими ущельями, которые образовали перистые облака. Диковинные арки, окрашенные пылающим багрянцем, постепенно начали тускнеть, и вскоре только узкая красная полоска заката виднелась на горизонте. Когда небо потеряло свои краски и появились первые звезды, вместе с ними появились и первые вражеские бомбардировщики. Они летели над Ла-Маншем, предвещая мощный удар по нашим аэродромам.
Все случилось буквально в один момент. У Нипа подошел к концу бензин, и он вызвал Тангмер, чтобы ему дали пеленг на посадку. Офицер управления заявил, что слишком занят «Бофайтерами», не будет ли пилот «Спитфайра» столь любезен, что вызовет его еще раз через 5 минут? Нипу пришлось ждать. Полоса промышленных дымов, которую несло к Тангмеру из Саутгемптона, снизила видимость всего до 1 мили, хотя высоко в небе стояла полная луна. Большую часть времени Нипу пришлось лететь только по приборам. На земле под ним мелькали вспышки разрывов бомб, в небо поднимались разноцветные фонтаны очередей зениток. Сначала они двигались медленно, даже слишком медленно, чтобы выглядеть настоящими. Внезапно они стали реальными и опасными, так как замелькали в неприятной близости вокруг «Спитфайра».
А в 5000 футов выше Нипа молодой пилот «Бофайтера» Джонни Топхэм гнался за вражеским бомбардировщиком. Топхэм сблизился на дистанцию стрельбы и нажал гашетки 4 пушек. Он поразил один мотор «Хейнкеля», который загорелся. Однако вражеский пилот бросил самолет в пике и скрылся в темноте. Топхэм последовал за ним, намереваясь все-таки прикончить «Хейнкель». Впереди себя он увидел слабое мерцание, которое принял за пламя горящего мотора. «Бофайтер» несся с сумасшедшей скоростью, и Топхэм открыл огонь по хвостовому огню Нипа! Когда «Бофайтер» пролетел мимо «Спитфайра», Топхэм осознал свою ошибку и с ужасом подумал: «А вот сейчас я у него на прицеле. Он решит, что я фриц, и откроет огонь!»
Оба пилота сели благополучно. Топхэм сообщил обо всем в штаб, и ему приказали разыскать пилота «Спитфайра». Он прыгнул в автомобиль и помчался в расположение нашей эскадрильи. Нип в это время укладывал свой парашют и летный комбинезон. Топхэм схватил его за руку и сказал:
«Мне очень жаль, Нип. Я думал, что ты — мой „Хейнкель“. А когда я оказался перед тобой, то решил, что мои минуты сочтены!»
Нип ответил:
«Но я и не думал стрелять по тебе. У меня голова пошла кругом от зениток и бомб, так как мне нужно было садиться. — Он немного помолчал и добавил: — Теперь даже сам черт не заставит меня взлететь ночью!»
Мы так и не стали специалистами в ночных полетах, в основном потому, что для этого следовало забыть абсолютно все, чему нас учили раньше. Днем мы сражались и жили одной командой, это было основой действий эскадрильи и авиакрыла. Когда мы взлетали в «Спитфайрах» во мрак, на нас обрушивалось не только жуткое одиночество, но и тяжелое сознание того, что поставлена практически невыполнимая задача.
И все-таки был один летчик-истребитель, который ночью летал на «Харрикейне» и добился выдающихся успехов. Это был бесстрашный Р.П. Стивенс из 151-й эскадрильи. Я специально рассказываю о нем, потому что он, как и мы, летал на одноместном истребителе и не располагал никакими хитрыми техническими новинками, установленными на «Бофайтерах».
Перед войной Стив был гражданским пилотом и доставлял газеты в Париж. Он попал в эскадрилью в начале 1941 года. Те, кто летал с ним, полагали, что для него жизнь значила очень мало. Он постоянно рисковал, и это могло иметь лишь один исход. Стива никогда не заботило техническое состояние «Харрикейна», который нес его в черном ночном небе. Он вел свою личную войну. Мы слышали, что его жена и дети погибли в Манчестере во время немецкого воздушного налета. Кто-то слышал, что он начинал рычать, как сумасшедший, при виде вражеских бомбардировщиков.
Он находил бомбардировщики с помощью простой уловки — летел туда, где видел разрывы наших зенитных снарядов. Стива всегда можно было найти там, где эти разрывы ложились наиболее густо, именно там он пытался обнаружить ненавистного врага. Однажды Стив взорвал бомбардировщик и вернулся на самолете, забрызганном кровью. Он запретил стирать эти пятна, оставив их в качестве символа своей личной войны. Стив абсолютно не испытывал страха и атаковал противника с такой малой дистанции, что несколько раз его собственный «Харрикейн» получал повреждения при взрыве немецкого бомбардировщика. Долго это тянуться не могло. Уничтожив в ходе ночных вылетов по крайней мере 14 немецких бомбардировщиков, Стив не вернулся из патрулирования над вражеской территорией. Мы навсегда запомнили его.
* * *
Кроме эскадрильи «Бофайтеров», мы делили аэродром в Тангмере со 145-й эскадрильей, которая также летала на «Спитфайрах». 610-я эскадрилья базировалась на соседнем аэродроме в Вестхэмпнетте. Именно эти 3 эскадрильи составляли авиакрыло Тангмера. Сразу после нашего прибытия начались совместные операции, мы даже начали первые робкие вылазки через Ла-Манш в Нормандию, к полуострову Шербур и Па-де-Кале. Эти вылазки возглавлял то один, то другой командир эскадрильи, и они позволяли постепенно отрабатывать современную тактику боя. Однако следует заметить, что тактика менялась в зависимости от того, кто именно возглавлял авиакрыло во время вылета. Это было крайне неудобно.
Ближе к середине марта наш командир пришел к нам в домик на стоянке и сообщил последние новости:
«Слушайте, парни. Истребительное Командование назначает постоянных командиров авиакрыльев. Выбраны первые двое. Сэйлор Малан направляется в Биггин, а к нам едет Дуглас Бадер. Он будет летать с нами. Мы скоро окажемся в самой гуще событий. Он прибывает сюда завтра».
На следующий день в Тангмере появился Бадер, и сразу после приезда он поднялся в воздух на своем «Спитфайре». Несмотря на ужасную катастрофу в 1931 году, он оставался великолепным мастером воздушного пилотажа и полагал, что человек может считаться хозяином своего самолета, лишь когда будет свободно владеть им на всех высотах. Он подчеркивал, что идеальное пилотирование само по себе не принесет пользы в бою. Оно необходимо, чтобы пилот был совершенно уверен в своем «Спитфайре». Частые, практически ежедневные представления, которые устраивал Бадер, приводили в восторг наземный персонал. Мы все высыпали на летное поле, чтобы посмотреть на пилотаж командира крыла.
Его любимый маневр заключался в том, чтобы быстро подняться на высоту 3000 футов над самым центром аэродрома. Потом он переворачивался через крыло и бросал «Спитфайр» в крутое пике, из которого выходил у нас над головами, заставляя истребитель совершить несколько бочек на восходящей, и завершал это иммельманом. Сначала он ограничивался двумя переворотами и выполнял их безукоризненно. Однако потом он попытался вставить третий, и здесь у него заклинило. Очень часто «Спитфайр» срывался в штопор и неуклюже сыпался вниз. Однако пилотаж Бадера показывал его отношение к жизни. Он никогда не сдавался и пробовал этот маневр снова и снова, хотя без видимого успеха.
Немного позже в нашу эскадрилью прибыл один педантичный пожилой капитан, который не имел боевого опыта, однако был исключительным мастером высшего пилотажа.
Как-то жарким летним днем Бадер устроил обычное представление для нас и сидел в тенечке, расстегнув рубашку, чтобы остыть после душной кабины. Он разговаривал с Билли Бартоном и Кеном Холденом.
«Я знаю, Билли, что „Спитфайр“ просто не может сделать больше двух переворотов на восходящей перед иммельманом наверху. Ему просто не хватает скорости. Я пытаюсь что-то делать, однако он еле движется наверху. Неприятно».
Командир крыла машинально пососал трубку и продолжил:
«Мы должны начать упражнения в групповом пилотаже. Наземному персоналу это нравится. Кен будет ведущим. Я полечу справа, а Билли слева. И если фрицы не помешают нам, мы еще устроим шоу над Сент-Омером!»
Но тут разговор был прерван ревом мотора «Спитфайра», который, убрав колеса, пролетел у них прямо над головой. Его пилотировал новый капитан. Бадер раздраженно посмотрел вслед и рявкнул:
«Билли, что это?! Кто этот парень? Такие вещи делать нельзя. Никудышная летная дисциплина»
Мы отвернулись, чтобы скрыть улыбки. Все уставились на новичка. Он набрал высоту и бросился в пике прямо на нашу маленькую группу. У самой земли новичок рванул «Спитфайр» вверх и начал исполнять безукоризненные перевороты на восходящей. Это выглядело так, словно он бросил перчатку командиру крыла. Мы с восхищением следили за ним, вслух считая перевороты».
«Один».
«Два!» — дружно завопили мы.
«Он не сделает третий», — сказал Бадер.
«Три», — хором подхватили мы. «Спитфайр», стоя почти вертикально, завис прямо над нами.
«Он не выправится. Скорости нет. Я ведь ему говорил», — прокомментировал Бадер.
Очень медленно, но исключительно аккуратно «Спитфайр» выполнил полупереворот и перешел в горизонтальный полет. Весь маневр был исполнен с неподражаемым мастерством. Чтобы показать, что это не было случайностью, пилот повторил маневр, после чего элегантно посадил «Спитфайр» на три точки. Из этого полета он вернулся королем пилотажа Тангмера.
Вскоре после прибытия Бадера мы отправились в рейд силами двух эскадрилий. Мы должны были пересечь Ла-Манш с набором высоты, показаться над Булонью, снизиться к устью Соммы и вернуться. Хотя Люфтваффе перевели часть истребительных эскадрилий из северной Франции в Румынию для поддержки кампании на Балканах, перед нами еще оставалось достаточно много истребителей и бомбардировщиков. Ранней весной обе стороны считали Ла-Манш ничейной территорией, над которой «Спитфайры» и «Мессершмитты» вели жаркие бои.
У Бадера не было времени учить нас собственным теориям совместных действий и тактике. В этот раз мы должны были лететь старым строем — длинной сомкнутой колонной. Он сам возглавлял нашу эскадрилью.
Постепенно набирая высоту и держась в сомкнутом строю, мы пересекли Ла-Манш. Я летел номером третьим в звене Бадера. Впереди меня были Кокки и командир крыла. Позади меня на злосчастной позиции замыкающего держался мучимый дурными предчувствиями Нип. Внезапно я заметил тройку «мессеров» в паре сотен футов выше нашего строя. Они летели в том же направлении. Похоже, они нас не видели. Немцы были идеальной целью для 145-й эскадрильи, которая находилась выше них. Я должен был спокойно сообщить количество, тип и позицию вражеских самолетов командиру, но я был слишком возбужден и завопил:
«Смотри, Салага!».
Однако остальные пилоты нашего крыла не собирались ждать от меня новых сообщений. Для них вопль «Смотри! » означал немедленную опасность — выходящую в атаку крупную группу «мессеров». Поэтому наш строй немедленно рассыпался. Кто-то заложил вираж, кто-то бросился в пике. «Спитфайры» брызнули в разные стороны, как мальки разлетаются от брошенного в воду камня. Буквально в доли секунды строй крыла рассыпался начисто. Собрать звенья для продолжения запланированного полета уже не удалось. Я постарался приземлиться самым последним, так как полностью осознал свою ошибку и представлял, что меня ждет. Все пилоты уже собрались в домике на стоянке.
«Закрой дверь, Билли, — приказал Бадер. И продолжил: — А теперь выясним, какой болван заорал „Смотри!“
Я признался, что именно я стал виновником переполоха.
«Отлично. Теперь сообщи нам, по какому случаю ты закричал „Смотри!“ — раздраженно потребовал командир крыла.
«Видите ли, сэр, там была тройка „мессеров“. На сотню футов выше нас…»
«Три „мессера“! — взревел Бадер. — Мы прихлопнули бы их в момент. Но твой бабский визг заставил нас подумать, что на нас сзади заходит полсотни ублюдков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37