Со дня форсирования Рейна, которое произошло 6 недель назад, мы каждый день встречались с Люфтваффе. Хотя положение немцев было безнадежным, им не хватало топлива и запасных частей, а их аэродромы подвергались постоянным бомбардировкам, к их чести следует заметить, что они сражались до конца.
В эти последние недели, когда мы патрулировали над немецкими аэродромами и охотились с рассвета и до заката, мы сбили более 100 самолетов, в том числе новейшие реактивные самолеты, хорошо нам знакомые истребители «Мессершмитт» и «Фокке-Вульф», беспилотные разведчики, неуклюжие транспортные машины, бомбардировщики и легкие связные самолеты. Люфтваффе не просили пощады, и мы продолжали охоту до самого дня победы.
Мы взлетали на «Спитфайрах» со слабо освещенных полос ночью и летели навстречу розовым лучам восхода на восток. На малой высоте мы пролетали над Берлином, старательно держась подальше от огромных стай русских истребителей. Мы видели сплошной поток солдат и танков, который рвался через открытые ворота Восточной Европы.
Теперь все было кончено, и немцы начали сдаваться. Они прилетали даже из Норвегии и Дании. Один смелый молодой пилот прилетел на новейшем бомбардировщике в Целль, выпрыгнул из кабины и торжественно откозырял мне. Он был очень рад сообщить, что больше Люфтваффе не сражаются с Королевскими ВВС. Однако общий враг еще находился рядом. Поэтому он был бы рад, если бы мы смогли дать ему несколько бомб и пару «Спитфайров» в качестве сопровождения… Он был крайне обижен, когда мы отправили его в ближайший лагерь военнопленных.
Следующие несколько месяцев были для нас очень трудным периодом перехода от войны к миру. Моей главной задачей было не обеспечение полетов, а демобилизация тысяч бывших военных. Причем нужно было сделать так, чтобы у них остались хорошие воспоминания о КВВС. В свободное время мы занимались ловлей форели в ближайших речках. Осенью можно было ждать неплохой охоты. В сосновых лесах можно было встретить оленей и косуль, а в полях водились дикие кабаны. Здесь было все, чего душа желает. И впервые за 6 лет можно было спокойно и всерьез заняться отдыхом.
На следующий день после того, как все это кончилось, я медленно ехал по периметру аэродрома, стараясь привыкнуть к странной картине — более 50 «Спитфайров» без дела стояли на зеленой траве. В голубом безоблачном небе ярко сияло солнце. Внезапно над головой появился маленький самолетик — трофейный Физелер «Шторх», который уже нес наши опознавательные знаки. Он скользнул над самыми вершинами деревьев и аккуратно приземлился. Это мог быть только мой командир авиагруппы, вице-маршал авиации Гарри Бродхерст. Поэтому я помчался к самолету и прибыл на место еще до того, как он выключил мотор.
«Ну, Джонни, как тебе нравится безделье мирных дней?» — спросил он.
«Не знаю, сэр. Кажется странным сидеть на земле в такую погоду. Но я полагаю, нам следовало бы это использовать».
«Вам больше не придется использовать такую погоду. Но у меня есть работенка для ваших парней. Не догадываетесь, что это?» — спросил вице-маршал.
«Ни малейшего представления, сэр», — ответвил я.
«Я думаю, вам это понравится. Нас попросили символически отправить британские войска в Копенгаген. Это будет просто отдых. Так как ваши парни очень хорошо показали себя, я решил в качестве награды отправить вас туда. Развлекайтесь, как можете. Примерно через месяц я заменю вас другим авиакрылом. Вам лучше прибыть в Копенгаген уже сегодня и присмотреть себе помещения. Собери парней как можно быстрее. Я прилечу через несколько дней, чтобы проследить, как вы там устроились».
Я поблагодарил командира группы. После того как он отбыл, я собрал оказавшихся под рукой командиров, мы прыгнули в старенький «Ансон» и направились на аэродром Каструп, который находится на южной окраине Копенгагена. Мы были свидетелями освобождения Парижа и испытали нечто подобное в Брюсселе. Несколько недель в Копенгагене станут достойным завершением путешествия через всю Европу.
После полутора часов полета я посадил потрескивающий «Ансон» на асфальтовую полосу Каструпа. Вокруг нее собралась целая толпа: полиция, солдаты, деятели Сопротивления, газетные репортеры, фотографы и симпатичные блондинки. Едва мы вышли из самолета, нас тут же обступили со всех сторон и засыпали вопросами.
«Прилетят ли „Спитфайры“?»
«Где теперь русские?»
«Здесь еще остались немцы. Они нам не сдаются, так, может быть, вы…»
«Где Монти?»
«Русские на Борнхольме. Наш остров! Они придут сюда?»
«Пожалуйста, цветы».
И так далее.
Наконец восстановилось какое-то подобие порядка. Я объяснил цель нашего визита. Скоро прилетят «Спитфайры», вероятно, завтра. Подразделения знаменитой 6-й парашютно-десантной дивизии уже движутся сюда. Они займутся немецкими войсками, которые в самое ближайшее время покинут Данию. Через пару дней в порт войдут корабли Королевского Флота. Будет создана специальная военная миссия для разрешения возникающих проблем. И все будет хорошо!
Не будет ли кто-нибудь любезен одолжить нам автомобиль? Нам нужно осмотреть аэродром и постройки, чтобы ускорить прибытие наших «Спитфайров». Вскоре появился довоенный «Бьюик», и мы решили, что аэродром вполне способен удовлетворить наши скромные запросы. Питание не было проблемой. Даже если нам понадобится пара дней, чтобы наладить работу тыла, сытые физиономии датчан ясно показывали, что здесь не голодают. Поэтому наша разведывательная вылазка была недолгой, и мы приготовились лететь обратно. Чем быстрее мы вернемся в Целль, тем быстрее мы обоснуемся в приятном Копенгагене.
Следующий день стал серьезным испытанием для нас. Путь предстоял длинный, а «Спитфайры» имели не такую уж большую дальность полета. Поэтому было решено лететь в Каструп эскадрильями. Я возглавил первую, и мы полетели над Нижней Саксонией и Шлезвиг-Гольштейном, почти не соблюдая строя. Но когда на горизонте показался Копенгаген, я собрал своих парней в сомкнутый строй, и мы торжественно промчались над датской столицей. Я думаю, датчане оценили по достоинству этот спектакль.
Когда мы рулили по большой бетонной площадке перед административными зданиями Каструпа, нас снова встречала толпа, которая была даже больше, чем накануне. Нескольких пилотов возбужденные датчане просто вытащили из кабин. Наверное, хорошо, что бои уже закончились!
Лично я нуждался в отдыхе. Прошлое вспоминалось не по годам, а по событиям. Добровольческий резерв, Битва за Англию, наши вылазки через Ла-Манш, полеты над Францией, Дьепп, мое первое канадское авиакрыло, Нормандия, Париж, Брюссель, Арнем, форсирование Рейна и Германия.
* * *
После упорной, тяжелой работы и некоторой доли везения на экзаменах, в 1938 году я, 22-летний дипломированный инженер-строитель, получаю направление на работу в Лоутон. Там я вступил в регбийный клуб Чингфорд и сыграл несколько великолепных игр в компании отважных молодых людей, большинство из которых уже служило в той или иной организации Территориальных войск. Во время одной из игр меня с силой швырнули на промерзшее поле, в результате чего я сломал ключицу. Хотя я в то время не подозревал об этом, перелом сросся неправильно, и кости защемили нерв предплечья. Позднее, в 1940 году, этот инцидент едва не поставил крест на моей карьере летчика.
Я попытался стать пилотом одной из эскадрилий Вспомогательной авиации. Меня принял офицер, который, как я узнал позднее, был прекрасным охотником на лис. Он задал мне обычные вопросы о школе, профессии, спортивных увлечениях, поинтересовался, есть ли у меня какой-нибудь летный опыт. Естественно, я с жаром ответил, что уже начал учиться летать, платя за это из собственного кармана. Однако это не произвело впечатления. У меня появилось отчетливое чувство, что наша беседа вскоре завершится обычным «Мы сразу известим вас, как только у нас появятся вакансии». Однако мои надежды снова начали крепнуть, когда я ему, что родился в Лейстершире и мой дом находится в Мелтон Мобрей. Офицер обрадовался:
«Это очень здорово. Я прекрасно знаю эти места, так как не раз там охотился. Скажите, а какую свору вы держите?»
Я постарался как можно тактичнее объяснить, что все свободные деньги трачу на обучение полетам, а не на содержание собак. Поэтому беседа вскоре закончилась, и мои услуги понадобились Вспомогательной авиации, лишь когда в воздухе запахло порохом.
После Мюнхенского кризиса началось стремительное перевооружение нашей армии и расширение территориальных и вспомогательных частей. Еще раз я попытался вступить во Вспомогательную авиацию. Меня кратко проинформировали, что уже имеется более чем достаточно пилотов, зато существуют вакансии в эскадрильях аэростатов, Не заинтересуют ли меня эти войска, крайне важные для обороны страны? Я столь же кратко ответил, что я совсем не желаю летать на воздушных шарах!
Пара моих приятелей по регби уже вступили в Добровольческий резерв Королевских ВВС. Они учились летать и готовились получить заветные крылышки, которые имели право носить только дипломированные пилоты. Добровольческий резерв был сформирован в 1936 году. Его задачей была подготовка пилотов. Все вступившие в него числились рядовыми, хотя кое-кто получал офицерское звание одновременно с крылышками. Добровольческий резерв отнюдь не считался элитной организацией, к которым относилась Вспомогательная авиация. Мне оставалось лишь надеяться, что окажет действие моя просьба, отправленная прямо в министерство авиации. В положенный срок пришел вежливый ответ. В нем выражалось сожаление, что желающих гораздо больше, чем вакансий в Добровольческом резерве. Однако, если система подготовки будет и далее расширяться, они сразу со мной свяжутся.
В результате все мои надежды тем или иным способом пробраться в одну из организаций, связанных с Королевскими ВВС, рассеялись. Я решил рассмотреть вариант с какими-нибудь другими частями Территориальных войск. По своей гражданской специальности я мог получить бронь в случае войны, однако перспектива строительства бомбоубежищ не вызывала энтузиазма. Несмотря на полное отсутствие интереса к охоте, я в детстве все-таки научился ездить верхом. Поэтому во время следующей поездки к родне в Мелтон Мобрей я решил вступить в Лейстерскую добровольческую кавалерию (йоманри). Мне пришлось побеседовать с местным командиром, и я был рад обнаружить, что его в равной степени не интересует, умею ли я летать, и умею ли я ездить верхом.
Служба в добровольческой кавалерии была скорее развлечением, чем обузой. Мы провели много достаточно веселых дней в поле на различного рода маневрах. Когда я вернулся в Лоутон, потощав на несколько фунтов, меня ждал официального вида конверт из министерства авиации. Было решено значительно расширить систему Добровольческого резерва, и они вспомнили о моих просьбах.
Если я все еще желаю поступить в авиацию, меня просят в течение 2 дней явиться в Лондон на Стор-стрит, где размещается штаб Добровольческого резерва, для прохождения медицинской комиссии. Я уже стоял под дверями, когда они распахнулись. Вместе с несколькими десятками других парней я прошел через длинную череду кабинетов, населенных врачами самых различных специальностей. После ленча те из нас, кто получил благоприятное заключение медиков, были собраны в кабинете какого-то полковника авиации. Он без лишних формальностей сообщил, что все мы стали сержантами Королевских ВВС и должны приступить к подготовке. Мне было приказано явиться в летную школу в Стэплфорд Тауни, графство Эссекс, для полетов по выходным. Однако они будут рады, если я смогу уделить этому занятию и свободные вечера. Кроме того, нам сообщили, что по вторникам и четвергам мы должны прибывать на Стор-стрит, где нам будут читать лекции по штурманскому делу, вооружению, связи и так далее. Нас недвусмысленно предупредили, что лекции имеют такое же значение, как и летная практика, а потому прогульщики будут отчисляться немедленно.
Два вечера лекций на Стор-стрит, летная практика по выходным и в свободные вечера означали, что свободного времени у меня не останется совершенно. Нашими инструкторами были отставные офицеры Королевских ВВС. Они подписывали краткосрочные контракты, а после увольнения наслаждались жизнью, предлагая свои услуги различным фирмам, которые по договорам с министерством авиации занимались подготовкой летчиков для Добровольческого резерва. Среди нас были представители всех слоев общества, в том числе фермеры, инженеры, брокеры, студенты, клерки и молодые люди без определенных занятий. Отбор был очень жестким. Достаточно регулярно во время полетов нас проверяли компетентные инструкторы ВВС. В результате этих проверок довольно много учеников были отчислены. Точно так же поступали с теми, кто пропускал лекции или не мог сдать теоретические экзамены. Несмотря на расширение, у Добровольческого резерва все еще было гораздо больше добровольцев, чем вакансий. Поэтому на место каждого отчисленного претендовали десятки желающих.
В Стэплфорд Тауни новички отправлялись учиться на «Тайгер Мотах». Они с завистью следили за ветеранами, которые, не спеша, шествовали по траве к ожидавшим их Хаукер «Хартам». Иногда безмятежную тишину неба над нашим клочком Эссекса разрывал рев моторов «Харрикейнов», которые взлетали с находящегося неподалеку аэродрома Норт-Уилд.
Наши инструкторы постоянно напоминали:
«Внимательно следите за этими уродами. Они носятся, сломя голову. И если они на вас налетят, то разнесут в клочки».
В конце августа мы получили мобилизационные предписания. Когда мы явились на Стор-стрит, нам просто приказали возвращаться по домам, куда будут присланы детальные инструкции. Несколько дней мы отдыхали и убивали время, кто как может. Все сомнения, что как-нибудь обойдется, и это только очередная паника, рассеялись 1 сентября. Германские Вермахт и Люфтваффе решили продемонстрировать всему миру новый метод ведения войны — блицкриг. Королевские ВВС были немедленно приведены в состояние полной боевой готовности. Наши истребительные и бомбардировочные эскадрильи были направлены во Францию. Мы в очередной раз явились на Стор-стрит, но на сей раз, как и было приказано, с вещами. Прослушав по радио выступление премьер-министра и впервые услышав вой сирен воздушной тревоги, мы все, несколько сотен человек, отправились поездом в Кембридж.
Приехав, мы столпились на платформе, совершенно не понимая, что следует делать дальше. Внезапно на платформе появился щеголеватый, полный уоррент-офицер. Как мы узнали позднее, его звали мистер Долби. Пока он проталкивался между нами, кое-кто услышал, как он бормочет себе под нос:
«Ни разу в жизни не видел столько сержантов. Сержанты! Сержанты! Все они сержанты. И ни одного капрала».
Из этого монолога мы поняли одно — мистер Долби остался недоволен первой встречей с Добровольческим резервом. Он схватил меня за руку.
«Сержант, — произнес он, сделав ударение на моем звании. Не сомневаюсь, что ему этот скромный чин дался ценой многих лет тяжелой службы, — назначаю вас командиром этой толпы. — Он пренебрежительно махнул рукой в сторону двух сотен моих товарищей. — Не сможете ли вы, сержант, построить их по четыре и повести вслед за первой группой, которую возглавлю я сам?»
Постаравшись сохранить приличествующую случаю серьезность, я заверил его, что смогу. При этом я постоянно называл его «сэр», что доставляло уоррент-офицеру неслыханное удовольствие. Итак, длинной колонной мы двинулись в Кембридж, в колледж Иисуса, которому предстояло быть нашим домом следующие несколько недель. Мы должны были оставаться в Кембридже, пока нас не распределят по различным летным школам.
В начале декабря около 30 человек были вызваны в штаб и получили приказ на следующий день отправляться на аэродром Маршалла на окраине Кембриджа. Там мы должны были возобновить тренировочные полеты на «Тайгер Мотах». До войны Маршалл был гражданской летной школой и по контракту с министерством авиации занимался подготовкой летчиков из местных резервистов. Большинство инструкторов мирного времени теперь стали офицерами или сержантами. На несколько недель наша судьба оказалась у них в руках.
Обучать — это целая наука, сложная и тяжелая. Далеко не всегда хороший пилот становится хорошим инструктором. Многим из нас пришлось летать с теми, кто рвался воевать и постоянно бурчал, что их таланты расходуются на подготовку бездарных учеников. Такое отношение неизбежно отражалось на качестве их работы и, как следствие — на качестве «продукта». Несвоевременная и грубая критика, когда требуется поддержка и одобрение, часто подрывали веру ученика в себя. Не приходится сомневаться, что кое-кто из отчисленных пилотов мог успешно закончить курс подготовки, если бы попал в руки настоящего инструктора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
В эти последние недели, когда мы патрулировали над немецкими аэродромами и охотились с рассвета и до заката, мы сбили более 100 самолетов, в том числе новейшие реактивные самолеты, хорошо нам знакомые истребители «Мессершмитт» и «Фокке-Вульф», беспилотные разведчики, неуклюжие транспортные машины, бомбардировщики и легкие связные самолеты. Люфтваффе не просили пощады, и мы продолжали охоту до самого дня победы.
Мы взлетали на «Спитфайрах» со слабо освещенных полос ночью и летели навстречу розовым лучам восхода на восток. На малой высоте мы пролетали над Берлином, старательно держась подальше от огромных стай русских истребителей. Мы видели сплошной поток солдат и танков, который рвался через открытые ворота Восточной Европы.
Теперь все было кончено, и немцы начали сдаваться. Они прилетали даже из Норвегии и Дании. Один смелый молодой пилот прилетел на новейшем бомбардировщике в Целль, выпрыгнул из кабины и торжественно откозырял мне. Он был очень рад сообщить, что больше Люфтваффе не сражаются с Королевскими ВВС. Однако общий враг еще находился рядом. Поэтому он был бы рад, если бы мы смогли дать ему несколько бомб и пару «Спитфайров» в качестве сопровождения… Он был крайне обижен, когда мы отправили его в ближайший лагерь военнопленных.
Следующие несколько месяцев были для нас очень трудным периодом перехода от войны к миру. Моей главной задачей было не обеспечение полетов, а демобилизация тысяч бывших военных. Причем нужно было сделать так, чтобы у них остались хорошие воспоминания о КВВС. В свободное время мы занимались ловлей форели в ближайших речках. Осенью можно было ждать неплохой охоты. В сосновых лесах можно было встретить оленей и косуль, а в полях водились дикие кабаны. Здесь было все, чего душа желает. И впервые за 6 лет можно было спокойно и всерьез заняться отдыхом.
На следующий день после того, как все это кончилось, я медленно ехал по периметру аэродрома, стараясь привыкнуть к странной картине — более 50 «Спитфайров» без дела стояли на зеленой траве. В голубом безоблачном небе ярко сияло солнце. Внезапно над головой появился маленький самолетик — трофейный Физелер «Шторх», который уже нес наши опознавательные знаки. Он скользнул над самыми вершинами деревьев и аккуратно приземлился. Это мог быть только мой командир авиагруппы, вице-маршал авиации Гарри Бродхерст. Поэтому я помчался к самолету и прибыл на место еще до того, как он выключил мотор.
«Ну, Джонни, как тебе нравится безделье мирных дней?» — спросил он.
«Не знаю, сэр. Кажется странным сидеть на земле в такую погоду. Но я полагаю, нам следовало бы это использовать».
«Вам больше не придется использовать такую погоду. Но у меня есть работенка для ваших парней. Не догадываетесь, что это?» — спросил вице-маршал.
«Ни малейшего представления, сэр», — ответвил я.
«Я думаю, вам это понравится. Нас попросили символически отправить британские войска в Копенгаген. Это будет просто отдых. Так как ваши парни очень хорошо показали себя, я решил в качестве награды отправить вас туда. Развлекайтесь, как можете. Примерно через месяц я заменю вас другим авиакрылом. Вам лучше прибыть в Копенгаген уже сегодня и присмотреть себе помещения. Собери парней как можно быстрее. Я прилечу через несколько дней, чтобы проследить, как вы там устроились».
Я поблагодарил командира группы. После того как он отбыл, я собрал оказавшихся под рукой командиров, мы прыгнули в старенький «Ансон» и направились на аэродром Каструп, который находится на южной окраине Копенгагена. Мы были свидетелями освобождения Парижа и испытали нечто подобное в Брюсселе. Несколько недель в Копенгагене станут достойным завершением путешествия через всю Европу.
После полутора часов полета я посадил потрескивающий «Ансон» на асфальтовую полосу Каструпа. Вокруг нее собралась целая толпа: полиция, солдаты, деятели Сопротивления, газетные репортеры, фотографы и симпатичные блондинки. Едва мы вышли из самолета, нас тут же обступили со всех сторон и засыпали вопросами.
«Прилетят ли „Спитфайры“?»
«Где теперь русские?»
«Здесь еще остались немцы. Они нам не сдаются, так, может быть, вы…»
«Где Монти?»
«Русские на Борнхольме. Наш остров! Они придут сюда?»
«Пожалуйста, цветы».
И так далее.
Наконец восстановилось какое-то подобие порядка. Я объяснил цель нашего визита. Скоро прилетят «Спитфайры», вероятно, завтра. Подразделения знаменитой 6-й парашютно-десантной дивизии уже движутся сюда. Они займутся немецкими войсками, которые в самое ближайшее время покинут Данию. Через пару дней в порт войдут корабли Королевского Флота. Будет создана специальная военная миссия для разрешения возникающих проблем. И все будет хорошо!
Не будет ли кто-нибудь любезен одолжить нам автомобиль? Нам нужно осмотреть аэродром и постройки, чтобы ускорить прибытие наших «Спитфайров». Вскоре появился довоенный «Бьюик», и мы решили, что аэродром вполне способен удовлетворить наши скромные запросы. Питание не было проблемой. Даже если нам понадобится пара дней, чтобы наладить работу тыла, сытые физиономии датчан ясно показывали, что здесь не голодают. Поэтому наша разведывательная вылазка была недолгой, и мы приготовились лететь обратно. Чем быстрее мы вернемся в Целль, тем быстрее мы обоснуемся в приятном Копенгагене.
Следующий день стал серьезным испытанием для нас. Путь предстоял длинный, а «Спитфайры» имели не такую уж большую дальность полета. Поэтому было решено лететь в Каструп эскадрильями. Я возглавил первую, и мы полетели над Нижней Саксонией и Шлезвиг-Гольштейном, почти не соблюдая строя. Но когда на горизонте показался Копенгаген, я собрал своих парней в сомкнутый строй, и мы торжественно промчались над датской столицей. Я думаю, датчане оценили по достоинству этот спектакль.
Когда мы рулили по большой бетонной площадке перед административными зданиями Каструпа, нас снова встречала толпа, которая была даже больше, чем накануне. Нескольких пилотов возбужденные датчане просто вытащили из кабин. Наверное, хорошо, что бои уже закончились!
Лично я нуждался в отдыхе. Прошлое вспоминалось не по годам, а по событиям. Добровольческий резерв, Битва за Англию, наши вылазки через Ла-Манш, полеты над Францией, Дьепп, мое первое канадское авиакрыло, Нормандия, Париж, Брюссель, Арнем, форсирование Рейна и Германия.
* * *
После упорной, тяжелой работы и некоторой доли везения на экзаменах, в 1938 году я, 22-летний дипломированный инженер-строитель, получаю направление на работу в Лоутон. Там я вступил в регбийный клуб Чингфорд и сыграл несколько великолепных игр в компании отважных молодых людей, большинство из которых уже служило в той или иной организации Территориальных войск. Во время одной из игр меня с силой швырнули на промерзшее поле, в результате чего я сломал ключицу. Хотя я в то время не подозревал об этом, перелом сросся неправильно, и кости защемили нерв предплечья. Позднее, в 1940 году, этот инцидент едва не поставил крест на моей карьере летчика.
Я попытался стать пилотом одной из эскадрилий Вспомогательной авиации. Меня принял офицер, который, как я узнал позднее, был прекрасным охотником на лис. Он задал мне обычные вопросы о школе, профессии, спортивных увлечениях, поинтересовался, есть ли у меня какой-нибудь летный опыт. Естественно, я с жаром ответил, что уже начал учиться летать, платя за это из собственного кармана. Однако это не произвело впечатления. У меня появилось отчетливое чувство, что наша беседа вскоре завершится обычным «Мы сразу известим вас, как только у нас появятся вакансии». Однако мои надежды снова начали крепнуть, когда я ему, что родился в Лейстершире и мой дом находится в Мелтон Мобрей. Офицер обрадовался:
«Это очень здорово. Я прекрасно знаю эти места, так как не раз там охотился. Скажите, а какую свору вы держите?»
Я постарался как можно тактичнее объяснить, что все свободные деньги трачу на обучение полетам, а не на содержание собак. Поэтому беседа вскоре закончилась, и мои услуги понадобились Вспомогательной авиации, лишь когда в воздухе запахло порохом.
После Мюнхенского кризиса началось стремительное перевооружение нашей армии и расширение территориальных и вспомогательных частей. Еще раз я попытался вступить во Вспомогательную авиацию. Меня кратко проинформировали, что уже имеется более чем достаточно пилотов, зато существуют вакансии в эскадрильях аэростатов, Не заинтересуют ли меня эти войска, крайне важные для обороны страны? Я столь же кратко ответил, что я совсем не желаю летать на воздушных шарах!
Пара моих приятелей по регби уже вступили в Добровольческий резерв Королевских ВВС. Они учились летать и готовились получить заветные крылышки, которые имели право носить только дипломированные пилоты. Добровольческий резерв был сформирован в 1936 году. Его задачей была подготовка пилотов. Все вступившие в него числились рядовыми, хотя кое-кто получал офицерское звание одновременно с крылышками. Добровольческий резерв отнюдь не считался элитной организацией, к которым относилась Вспомогательная авиация. Мне оставалось лишь надеяться, что окажет действие моя просьба, отправленная прямо в министерство авиации. В положенный срок пришел вежливый ответ. В нем выражалось сожаление, что желающих гораздо больше, чем вакансий в Добровольческом резерве. Однако, если система подготовки будет и далее расширяться, они сразу со мной свяжутся.
В результате все мои надежды тем или иным способом пробраться в одну из организаций, связанных с Королевскими ВВС, рассеялись. Я решил рассмотреть вариант с какими-нибудь другими частями Территориальных войск. По своей гражданской специальности я мог получить бронь в случае войны, однако перспектива строительства бомбоубежищ не вызывала энтузиазма. Несмотря на полное отсутствие интереса к охоте, я в детстве все-таки научился ездить верхом. Поэтому во время следующей поездки к родне в Мелтон Мобрей я решил вступить в Лейстерскую добровольческую кавалерию (йоманри). Мне пришлось побеседовать с местным командиром, и я был рад обнаружить, что его в равной степени не интересует, умею ли я летать, и умею ли я ездить верхом.
Служба в добровольческой кавалерии была скорее развлечением, чем обузой. Мы провели много достаточно веселых дней в поле на различного рода маневрах. Когда я вернулся в Лоутон, потощав на несколько фунтов, меня ждал официального вида конверт из министерства авиации. Было решено значительно расширить систему Добровольческого резерва, и они вспомнили о моих просьбах.
Если я все еще желаю поступить в авиацию, меня просят в течение 2 дней явиться в Лондон на Стор-стрит, где размещается штаб Добровольческого резерва, для прохождения медицинской комиссии. Я уже стоял под дверями, когда они распахнулись. Вместе с несколькими десятками других парней я прошел через длинную череду кабинетов, населенных врачами самых различных специальностей. После ленча те из нас, кто получил благоприятное заключение медиков, были собраны в кабинете какого-то полковника авиации. Он без лишних формальностей сообщил, что все мы стали сержантами Королевских ВВС и должны приступить к подготовке. Мне было приказано явиться в летную школу в Стэплфорд Тауни, графство Эссекс, для полетов по выходным. Однако они будут рады, если я смогу уделить этому занятию и свободные вечера. Кроме того, нам сообщили, что по вторникам и четвергам мы должны прибывать на Стор-стрит, где нам будут читать лекции по штурманскому делу, вооружению, связи и так далее. Нас недвусмысленно предупредили, что лекции имеют такое же значение, как и летная практика, а потому прогульщики будут отчисляться немедленно.
Два вечера лекций на Стор-стрит, летная практика по выходным и в свободные вечера означали, что свободного времени у меня не останется совершенно. Нашими инструкторами были отставные офицеры Королевских ВВС. Они подписывали краткосрочные контракты, а после увольнения наслаждались жизнью, предлагая свои услуги различным фирмам, которые по договорам с министерством авиации занимались подготовкой летчиков для Добровольческого резерва. Среди нас были представители всех слоев общества, в том числе фермеры, инженеры, брокеры, студенты, клерки и молодые люди без определенных занятий. Отбор был очень жестким. Достаточно регулярно во время полетов нас проверяли компетентные инструкторы ВВС. В результате этих проверок довольно много учеников были отчислены. Точно так же поступали с теми, кто пропускал лекции или не мог сдать теоретические экзамены. Несмотря на расширение, у Добровольческого резерва все еще было гораздо больше добровольцев, чем вакансий. Поэтому на место каждого отчисленного претендовали десятки желающих.
В Стэплфорд Тауни новички отправлялись учиться на «Тайгер Мотах». Они с завистью следили за ветеранами, которые, не спеша, шествовали по траве к ожидавшим их Хаукер «Хартам». Иногда безмятежную тишину неба над нашим клочком Эссекса разрывал рев моторов «Харрикейнов», которые взлетали с находящегося неподалеку аэродрома Норт-Уилд.
Наши инструкторы постоянно напоминали:
«Внимательно следите за этими уродами. Они носятся, сломя голову. И если они на вас налетят, то разнесут в клочки».
В конце августа мы получили мобилизационные предписания. Когда мы явились на Стор-стрит, нам просто приказали возвращаться по домам, куда будут присланы детальные инструкции. Несколько дней мы отдыхали и убивали время, кто как может. Все сомнения, что как-нибудь обойдется, и это только очередная паника, рассеялись 1 сентября. Германские Вермахт и Люфтваффе решили продемонстрировать всему миру новый метод ведения войны — блицкриг. Королевские ВВС были немедленно приведены в состояние полной боевой готовности. Наши истребительные и бомбардировочные эскадрильи были направлены во Францию. Мы в очередной раз явились на Стор-стрит, но на сей раз, как и было приказано, с вещами. Прослушав по радио выступление премьер-министра и впервые услышав вой сирен воздушной тревоги, мы все, несколько сотен человек, отправились поездом в Кембридж.
Приехав, мы столпились на платформе, совершенно не понимая, что следует делать дальше. Внезапно на платформе появился щеголеватый, полный уоррент-офицер. Как мы узнали позднее, его звали мистер Долби. Пока он проталкивался между нами, кое-кто услышал, как он бормочет себе под нос:
«Ни разу в жизни не видел столько сержантов. Сержанты! Сержанты! Все они сержанты. И ни одного капрала».
Из этого монолога мы поняли одно — мистер Долби остался недоволен первой встречей с Добровольческим резервом. Он схватил меня за руку.
«Сержант, — произнес он, сделав ударение на моем звании. Не сомневаюсь, что ему этот скромный чин дался ценой многих лет тяжелой службы, — назначаю вас командиром этой толпы. — Он пренебрежительно махнул рукой в сторону двух сотен моих товарищей. — Не сможете ли вы, сержант, построить их по четыре и повести вслед за первой группой, которую возглавлю я сам?»
Постаравшись сохранить приличествующую случаю серьезность, я заверил его, что смогу. При этом я постоянно называл его «сэр», что доставляло уоррент-офицеру неслыханное удовольствие. Итак, длинной колонной мы двинулись в Кембридж, в колледж Иисуса, которому предстояло быть нашим домом следующие несколько недель. Мы должны были оставаться в Кембридже, пока нас не распределят по различным летным школам.
В начале декабря около 30 человек были вызваны в штаб и получили приказ на следующий день отправляться на аэродром Маршалла на окраине Кембриджа. Там мы должны были возобновить тренировочные полеты на «Тайгер Мотах». До войны Маршалл был гражданской летной школой и по контракту с министерством авиации занимался подготовкой летчиков из местных резервистов. Большинство инструкторов мирного времени теперь стали офицерами или сержантами. На несколько недель наша судьба оказалась у них в руках.
Обучать — это целая наука, сложная и тяжелая. Далеко не всегда хороший пилот становится хорошим инструктором. Многим из нас пришлось летать с теми, кто рвался воевать и постоянно бурчал, что их таланты расходуются на подготовку бездарных учеников. Такое отношение неизбежно отражалось на качестве их работы и, как следствие — на качестве «продукта». Несвоевременная и грубая критика, когда требуется поддержка и одобрение, часто подрывали веру ученика в себя. Не приходится сомневаться, что кое-кто из отчисленных пилотов мог успешно закончить курс подготовки, если бы попал в руки настоящего инструктора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37