Нам завтра предстоит долгий путь.Амброзин потянул легионера за плащ.— Ты пойдешь со мной, и немедленно!Аврелий неохотно отошел от башни.— Хорошо, пусть так. Но потом ты оставишь меня в покое.Амброзин спустился со стены и вышел из крепости, быстрым шагом направившись к огромному круглому камню, возле которого стояли четыре монолита, на фоне лунного света похожие на молчаливых великанов. Дойдя до камня, Амброзин жестом приказал Аврелию сесть на него; легионер повиновался, словно его подталкивала какая-то невидимая сила. Старый друид налил в чашку какой-то жидкости и протянул Аврелию.— Выпей, — коротко сказал он.— Что это такое? — удивленно спросил Аврелий. — Дорога в ад… если ты к этому готов.Аврелий посмотрел в глаза старика, в его расширенные зрачки, — и ему показалось, будто его затягивает в темный водоворот. Он механическим жестом протянул руку, взял чашку и одним глотком выпил все ее содержимое.Амброзин положил руку на голову Аврелия. Его пальцы показались легионеру острыми когтями, пронзившими кожу и череп. Он закричал от острой, невыносимой боли, — но это было похоже на крик во сне: он открывал рот, но наружу не вырывалось ни единого звука, а боль оставалась внутри, словно лев в клетке, рвущийся на свободу… Потом пальцы погрузились в его мозг, и голос друида прогремел:— Впусти меня! Впусти меня!Голос громыхал, шипел, визжал…И этот голос отыскал некий путь, и ум Аврелия взорвался в вопле агонии… а потом легионер, задыхаясь, упал на камень и застыл, как мертвый.
Очнулся он в незнакомом месте, окруженный непроницаемой тьмой, и неуверенно огляделся по сторонам, пытаясь найти что-нибудь такое, что вернуло бы его к реальности. Он видел темные очертания осажденного города… вдоль стен — огни походных лагерей. Пылающие метеоры прорезали небо со свистящим шорохом, но эти звуки и приглушенные, далекие голоса колебались, вибрировали, как в ночном кошмаре.— Где я? — спросил Аврелий.Голос друида ответил откуда-то сзади:— В своем прошлом… в Аквелии?— Это невозможно, — возразил легионер. — Это невозможно…Теперь он различил вдалеке черный силуэт какого-то полуразрушенного акведука; между колоннами и арками то возникал, то гас свет. Голос Мирдина Амброзина зазвучал снова:— Смотри. Там кто-то есть.Стоило Аврелию услышать эти слова, как его зрение прояснилось и обострилось, он стал видеть, как ночная птица, ищущая жертву: да, какая-то фигура двигалась под акведуком… Человек, державший в руке фонарь, миновал второй пролет арок. Он внезапно обернулся, и луч фонаря упал на его лицо.— Это ты! — произнес голос за спиной Аврелия.Аврелий, показалось, что его вдруг подхватил вихрь, закружив, как сухой лист. Да, это был он сам, на том развалившемся акведуке, это он держал фонарь… и он услышал донесшийся из темноты голос, хорошо знакомый ему, поразивший его:— Ты принес золото?И из ночи выскочило лицо: Вульфила!— Все, что у меня нашлось, — ответил Аврелий и протянул варвару кошелек.Варвар взвесил его на ладони.— Это не то, о чем мы договаривались. Но все равно я его возьму.— Мои родители! Где они? Мы же договорились…Вульфила бросил на легионера бесстрастный взгляд, на его каменном лице не было написано никаких чувств.— Ты найдешь их у входа в западный некрополь. Они слишком ослабели. Им было просто не добраться сюда.Вульфила повернулся к Аврелию спиной и растаял в ночи.— Подожди! — крикнул Аврелий, но никто ему не ответил. Он остался один, терзаемый сомнениями. Фонарь в его руке дрожал.Голос друида-проводника снова прозвучал над Аврелием:— У тебя не оставалось выбора…Теперь он очутился в другом месте, рядом с городской стеной, перед боковыми воротами, выходившими в поле. Он открыл их с огромным трудом, потому что они заржавели и заросли вьющейся травой, скрывавшей их от посторонних взглядов… об их существовании давным-давно забыли. Потом Аврелий вышел наружу, держа в руке фонарь. Перед ним был некрополь — с древними, обветшавшими могилами, заросший ежевикой и лебедой. Аврелий осторожно осмотрел все вокруг себя, прошел в одну сторону, в другую: местность тут была голой и открытой, и явно совершенно заброшенной, необитаемой. Он негромко позвал:— Отец! Мама!В ответ на его зов из темноты послышались болезненные стоны: это были голоса его родителей! Он бросился на звук, его сердце бешено колотилось, и тут подпрыгнувший в руке фонарь выхватил из ночи страшную картину: его родители висели на кольях, охваченные агонией смерти… На их телах отчетливо виднелись следы ужасающих пыток. Отец Аврелия поднял голову, его лицо было залито кровью.— Вернись назад, сын! — выдохнул он из последний сил… но в то же самое мгновение из-за надгробия выскочил Вульфила и пронзил его мечом. Аврелий задохнулся от ужаса, когда увидел, как словно из пустоты появилось целое море варваров, окруживших его. И тут же сталь вонзилась в его шею, а потом удар по затылку свалил его на землю. Последним, что он видел, был меч Вульфилы, рассекший тело его матери… но он продолжал слышать: он слышал голос огромного варвара, кричавшего своим людям: «Ворота открыты! Город наш!» И еще до Аврелия донесся топот ног бесчисленных врагов, бежавших в открывшийся для них вход. А потом он услышал пронзительные крики горожан, вопли страха и стоны умирающих… и звон оружия, и рев пламени, пожиравшего Аквелию…Он закричал изо всех тех сил, что еще оставались у него, он кричал от ужаса, от ненависти, от отчаяния… А потом он снова услышал голос, проведший его через весь этот ад, и обнаружил, что лежит на огромном круглом камне, мокрый от пота, и его голова готова вот-вот лопнуть… Но перед ним стоял Амброзин и требовал:— Продолжай! Продолжай, иначе ворота твоего прошлого захлопнутся! Вспоминай, Аврелий Амброзии Вентид, вспоминай!..
Аврелий глубоко вздохнул и сел, прижав ладони к пульсирующим болью вискам.Он заговорил, хотя каждое слово стоило ему неимоверных усилий:— Не знаю, сколько я там провел времени. Должно быть, они решили, что я мертв…Дыхание Аврелия стало немного ровнее. Он коснулся шрама на своей груди.— Похоже, меч только скользнул по мне, по ключице, не достав до сонной артерии… но боль в голове была невыносимой. Я ничего не помню. Я просто брел куда-то безо всякого смысла, пока не увидел толпу беженцев, они пытались спастись, уплыть в лагуну на лодках… Я машинально пошел туда, чтобы помочь им. Люди бежали к берегу со всех сторон, обезумев от страха, лодки были переполнены так, что грозили перевернуться. Я сделал, что мог… там было множество стариков, женщин, детей, они вязли в грязи, вокруг царил полный хаос, все кричали, рыдали… они оплакивали то, что потеряли… А варвары, не удовлетворенные тем, что сотворили с Аквелией, уже неслись к побережью, размахивая факелами, жаждая перебить беглецов… Последняя лодка, ужасно переполненная, как раз отходила от берега, и лодочник держал на ней место для меня. Он протянул мне руку и кричал: «Скорее! Забирайся сюда!», но тут мы услышали женский голос «Подождите! — кричала женщина. — Подождите! Ради милосердного Господа!» Она вошла в воду почти по пояс, и за собой тащила девочку, онемевшую от ужаса. Я помог им сесть в лодку, я держал ребенка на руках, пока женщина карабкалась на борт с помощью лодочника. Потом, когда она села, я протянул ей девочку. Девочка боялась темной воды, шума, огней… она уже одной рукой держалась за мать, но другой продолжала обнимать меня за шею. Она… она сорвала медальон, который я всегда носил… медальон с орлом… символ моего отряда и моего города, потерянных навсегда, И эта девочка была Ливией!Амброзин помог легионеру подняться на ноги и сделать первые шаги, как больному, только что вставшему с постели. И они вместе медленно пошли назад к лагерю.— А потом я очутился в плену, — продолжил Аврелий, — и меня продали в рабство… но однажды я вновь стал свободен, после того, как на варваров напал легион Nova Invicta. И с того самого дня легион стал моим домом, моей семьей, моей жизнью.Амброзин взволнованно сжал плечо Аврелия.— Ты открыл ворота только потому, что хотел спасти своих родителей от ужасающей смерти, — сказал он. — Так что все равно ты — один из героев Аквелии, тот, кто защищал город в течение многих месяцев. А Вульфила — палач твоего города и твоих родных.— Он заплатит за это, — поклялся Аврелий. — Он отдаст всю свою кровь до последней капли.Они уже дошли до ворот лагеря, и Амброзин постучал в них своим посохом. Ворота распахнулись, мужчины увидели Ливию; рядом с ней стоял Ромул, едва заметный в темноте.— Ты нашел то, что искал? — спросила девушка, глядя в глаза Аврелию.— Да, — просто ответил тот. — Ты говорила правду.— Любовь никогда не лжет. Ты разве не знал этого? — Ливия обняла его и поцеловала в губы, в лоб, в глаза, все еще переполненные ужасом увиденного.Амброзин повернулся к Ромулу.— Идем, мой мальчик, — сказал он. — Попробуй немного отдохнуть.Лагерь был погружен в тишину. Но никто в нем не спал, и каждый лежал с открытыми глазами, глядя в темноту безмятежной весенней ночи, ожидая, когда взойдет солнце и откроет им новый поворот судьбы. Или последний.— Не оставляй меня одну этой ночью, — попросила Ливия. — Умоляю тебя!Аврелий привлек ее к себе, и они вместе вошли в его комнату в казарме.И вот уже они стоят там, наедине, и лунный луч, просочившись сквозь дыру в кровле, освещает чудесное лицо Ливии, лаская его бледным светом, создавая таинственный нимб вокруг ее головы — серебряный, неземной… Аврелий осторожно расшнуровал ее платье и долго созерцал прекрасное обнаженное тело, нежно лаская его — глазами и руками, — наслаждаясь царственной красотой Ливии. А потом она раздела его — медленно, наслаждаясь каждым движением, дрожа от предвкушения, как невеста в первую брачную ночь. Она осторожно касалась бронзовой кожи, исследуя каждый из многочисленных шрамов, покрывавших тело легионера, прошедшего через такое множество тяжких испытаний… А потом Ливия легла на простой соломенный матрас, накрытый грубым солдатским одеялом, и привлекла к себе Аврелия, и они слились в извечном экстазе, и любили друг друга крепко и долго, дрожа от неистощимого желания, горя единым огнем страсти, превратившись в одно, нераздельное целое… А потом Аврелий лег рядом с девушкой и зарылся лицом в ее душистые волосы.— Я полюбила тебя в ту самую ночь, — прошептала Ливия. — Когда я увидела тебя, одного, безоружного, на берегу лагуны, бесстрашно ожидающим встречи с судьбой. Мне тогда было всего девять лет… ГЛАВА 12 Аврелий проснулся, когда еще не начало светать. Он оделся и вышел в большой пустой двор крепости. Его товарищи один за другим выскользнули из темноты и встали перед ним, ожидая его окончательного решения. И Амброзин тоже пришел. Никто не спал этой ночью.Аврелий заговорил первым.— Я остаюсь здесь, — сказал он.— Что? — удивился Ватрен. — Ты что, парень, потерял рассудок?— Если ты остаешься, то и я тоже, — заявил Батиат, похлопывая по мечу и топору, которые принес с собой.— Да, понимаю, — кивнул Деметр. — Мы останемся здесь и прикроем бегство Амброзина и Ромула. Это правильно.— Да, это правильно, — согласился Оросий. — Значит, и Ливия тоже сможет спастись.Ливия шагнула вперед — в боевом одеянии амазонки, с луком на плече и колчаном стрел в руках.— Я люблю Аврелия, — сказала девушка. — И я буду с ним до тех пор, пока того пожелает Господь, но жить без него я не в силах. Это мое последнее слово.И тут в центре круга друзей как-то незаметно возник Ромул.— Не думайте, что я намерен бежать, если вы останетесь здесь, — сказал мальчик. Его твердый, решительный голос стал ниже, глубже, как будто это был голос зрелого мужчины. — Мы уже прошли вместе через все мыслимые и немыслимые трудности, и с этого момента я не намерен больше с вами расставаться. Вы — это все, что осталось у меня в мире, вы — мои любимые друзья. Я не желаю покидать вас ни по какой причине, и если даже вы силой вынудите меня уйти, я вернусь. Далее если меня привяжут к лодке, я сумею спрыгнуть в море и доплыть до берега.Амброзин поднял руку, прося внимания.— Я люблю этого мальчика, как родного сына, и я готов в любую минуту отдать за него всю кровь… но он уже стал взрослым. Боль, страх, страдание и невзгоды закалили его. И он теперь имеет право сам принимать решения, а нам следует их уважать… и, прежде всего мне. Наша судьба сейчас подходит к поворотному моменту, и очень скоро мы узнаем, что нам предстоит. И в этот момент я хочу быть рядом с вами. То, что удерживает нас вместе, то, что не позволяет нам разбежаться в разные стороны при первых признаках какой-либо угрозы, — настолько сильно, что превышает даже страх смерти. И это нечто будет держать нас вместе до самого конца. Не могу объяснить вам, что я почувствовал, услышав сейчас ваши слова. Таких слов просто не существует. И мне нечего предложить вам, кроме моей глубокой привязанности и совета, подсказанного мне всемилостивым Господом. Мне жаль моего друга Кустенина, ведь он будет тщетно ждать нас на старом причале, но есть более сильные связи, есть более важные потребности.Наступило молчание — молчание, наполненное горячими чувствами. И чувство покоя и уверенности вселилось в каждого, покоя, который испытывает каждый, кто готов пожертвовать собой ради любви, и дружбы, и веры, и преданности…Первым заговорил Ватрен, в обычной своей грубоватой манере.— Ну, тогда пора браться за это, а? — сказал он. — Я лично не собираюсь позволить им прирезать меня, как какую-нибудь овцу. Я намерен прихватить с собой в ад десяток-другой этих вонючих варваров.— Это уж точно! — воскликнул Батиат. — Меня всегда просто тошнило от этих веснушчатых уродцев!Амброзин не сумел скрыть улыбку.— Я уже слышал от тебя что-то в этом роде, Батиат, — сказал он. — И знаешь, у меня, пожалуй, кое-что для тебя найдется… я нашел это прошлой ночью, когда не мог заснуть. Идемте-ка со мной.Старый друид направился к преторию. Остальные потянулись за ним, и все вошли в старый командный пункт. Стол и походный табурет командира все еще стояли здесь, вместе с несколькими свитками пергамента; это были какие-то документы легиона. И еще на стене висел написанный на тонкой доске поблекший портрет удивительно красивой женщины. Амброзин уверенно прошел через помещение и поднял одну из соломенных циновок. Под ней оказалась крышка люка. Старый друид поднял ее, жестом предлагая товарищам спуститься в подземелье.Аврелий нырнул под пол первым — и не поверил собственным глазам: он увидел вооружение легиона Дракона! В безупречном порядке здесь были разложены по меньшей мере двадцать боевых комплектов, еще поблескивавших смазкой…Изготовленные на древний манер чешуйчатые панцири, шлемы и щиты, целые связки метательных дротиков, такие, какие использовались в славные дни Траяна и Адриана. Были тут и баллисты и катапульты с запасом массивных железных ядер, — разобранные, но явно в безупречном состоянии; нашлось и то, что солдаты почему-то окрестили «лилиями», — смертельно опасные трезубцы, которые, будучи закопаны в землю, создавали защиту против вражеской конницы и тяжелой кавалерии.— При всем уважении к твоим философским рассуждениям, я все же скажу, что это — наилучший вклад, какой только ты мог внести в наше дело, — воскликнул Ватрен, хлопая Амброзина по спине. — Вперед, мальчики, да посмешим! Деметр, помоги-ка мне вынести баллисты и катапульты.— Основную их часть разверните на восток, — приказал Аврелий. — Это самая уязвимая из наших сторон, и они почти наверняка попытаются атаковать нас оттуда.— Оросий, Батиат! — продолжил Ватрен. — Берите лопаты и кирки, установите эти лилии там, где велит Аврелий, — он тут у нас главный стратег. Ливия, неси снаряды на стены, там же клади стрелы и дротики… и камни, все камни, какие только удастся найти. Каждый должен подобрать себе полный комплект снаряжения: шлем, нагрудную броню, вообще все, что придется впору. Кроме Батиата, пожалуй; тут вроде ничего нет его размера. Батиат смущенно огляделся по сторонам.— Нет, погоди-ка, а как насчет вон той конской брони? Несколько ударов молотом — и она будет тебе впору.Оба они расхохотались во все горло, уставившись на огромную кирасу, предназначенную для боевого коня, и побежали наверх, чтобы взяться за дело.— А как насчет меня? — спросил Ромул. — Что мне делать?— Ничего, — ответил Ватрен. — Ты — император.— Тогда я помогу Ливии, — решил мальчик, схватил связку дротиков и понес их наверх.Аврелий задержался в комнате командира. Он подошел к командирскому столу, на котором лежали свитки пергамента. Один в особенности привлек внимание легионера — безупречной, изысканной каллиграфией. На свитке оказались начертаны стихи: « Exaudi те regina mundi, inter sidereos Koma recepta polos…» «Внемли моим словам, столица Рим, царица мира, ты, кого приветствуют небесные созвездия…»Это было начало De rediti suo Рутилия Намациана, последнего гимна величию Рима, написанного семьдесят лет назад, накануне нападения Аларика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Очнулся он в незнакомом месте, окруженный непроницаемой тьмой, и неуверенно огляделся по сторонам, пытаясь найти что-нибудь такое, что вернуло бы его к реальности. Он видел темные очертания осажденного города… вдоль стен — огни походных лагерей. Пылающие метеоры прорезали небо со свистящим шорохом, но эти звуки и приглушенные, далекие голоса колебались, вибрировали, как в ночном кошмаре.— Где я? — спросил Аврелий.Голос друида ответил откуда-то сзади:— В своем прошлом… в Аквелии?— Это невозможно, — возразил легионер. — Это невозможно…Теперь он различил вдалеке черный силуэт какого-то полуразрушенного акведука; между колоннами и арками то возникал, то гас свет. Голос Мирдина Амброзина зазвучал снова:— Смотри. Там кто-то есть.Стоило Аврелию услышать эти слова, как его зрение прояснилось и обострилось, он стал видеть, как ночная птица, ищущая жертву: да, какая-то фигура двигалась под акведуком… Человек, державший в руке фонарь, миновал второй пролет арок. Он внезапно обернулся, и луч фонаря упал на его лицо.— Это ты! — произнес голос за спиной Аврелия.Аврелий, показалось, что его вдруг подхватил вихрь, закружив, как сухой лист. Да, это был он сам, на том развалившемся акведуке, это он держал фонарь… и он услышал донесшийся из темноты голос, хорошо знакомый ему, поразивший его:— Ты принес золото?И из ночи выскочило лицо: Вульфила!— Все, что у меня нашлось, — ответил Аврелий и протянул варвару кошелек.Варвар взвесил его на ладони.— Это не то, о чем мы договаривались. Но все равно я его возьму.— Мои родители! Где они? Мы же договорились…Вульфила бросил на легионера бесстрастный взгляд, на его каменном лице не было написано никаких чувств.— Ты найдешь их у входа в западный некрополь. Они слишком ослабели. Им было просто не добраться сюда.Вульфила повернулся к Аврелию спиной и растаял в ночи.— Подожди! — крикнул Аврелий, но никто ему не ответил. Он остался один, терзаемый сомнениями. Фонарь в его руке дрожал.Голос друида-проводника снова прозвучал над Аврелием:— У тебя не оставалось выбора…Теперь он очутился в другом месте, рядом с городской стеной, перед боковыми воротами, выходившими в поле. Он открыл их с огромным трудом, потому что они заржавели и заросли вьющейся травой, скрывавшей их от посторонних взглядов… об их существовании давным-давно забыли. Потом Аврелий вышел наружу, держа в руке фонарь. Перед ним был некрополь — с древними, обветшавшими могилами, заросший ежевикой и лебедой. Аврелий осторожно осмотрел все вокруг себя, прошел в одну сторону, в другую: местность тут была голой и открытой, и явно совершенно заброшенной, необитаемой. Он негромко позвал:— Отец! Мама!В ответ на его зов из темноты послышались болезненные стоны: это были голоса его родителей! Он бросился на звук, его сердце бешено колотилось, и тут подпрыгнувший в руке фонарь выхватил из ночи страшную картину: его родители висели на кольях, охваченные агонией смерти… На их телах отчетливо виднелись следы ужасающих пыток. Отец Аврелия поднял голову, его лицо было залито кровью.— Вернись назад, сын! — выдохнул он из последний сил… но в то же самое мгновение из-за надгробия выскочил Вульфила и пронзил его мечом. Аврелий задохнулся от ужаса, когда увидел, как словно из пустоты появилось целое море варваров, окруживших его. И тут же сталь вонзилась в его шею, а потом удар по затылку свалил его на землю. Последним, что он видел, был меч Вульфилы, рассекший тело его матери… но он продолжал слышать: он слышал голос огромного варвара, кричавшего своим людям: «Ворота открыты! Город наш!» И еще до Аврелия донесся топот ног бесчисленных врагов, бежавших в открывшийся для них вход. А потом он услышал пронзительные крики горожан, вопли страха и стоны умирающих… и звон оружия, и рев пламени, пожиравшего Аквелию…Он закричал изо всех тех сил, что еще оставались у него, он кричал от ужаса, от ненависти, от отчаяния… А потом он снова услышал голос, проведший его через весь этот ад, и обнаружил, что лежит на огромном круглом камне, мокрый от пота, и его голова готова вот-вот лопнуть… Но перед ним стоял Амброзин и требовал:— Продолжай! Продолжай, иначе ворота твоего прошлого захлопнутся! Вспоминай, Аврелий Амброзии Вентид, вспоминай!..
Аврелий глубоко вздохнул и сел, прижав ладони к пульсирующим болью вискам.Он заговорил, хотя каждое слово стоило ему неимоверных усилий:— Не знаю, сколько я там провел времени. Должно быть, они решили, что я мертв…Дыхание Аврелия стало немного ровнее. Он коснулся шрама на своей груди.— Похоже, меч только скользнул по мне, по ключице, не достав до сонной артерии… но боль в голове была невыносимой. Я ничего не помню. Я просто брел куда-то безо всякого смысла, пока не увидел толпу беженцев, они пытались спастись, уплыть в лагуну на лодках… Я машинально пошел туда, чтобы помочь им. Люди бежали к берегу со всех сторон, обезумев от страха, лодки были переполнены так, что грозили перевернуться. Я сделал, что мог… там было множество стариков, женщин, детей, они вязли в грязи, вокруг царил полный хаос, все кричали, рыдали… они оплакивали то, что потеряли… А варвары, не удовлетворенные тем, что сотворили с Аквелией, уже неслись к побережью, размахивая факелами, жаждая перебить беглецов… Последняя лодка, ужасно переполненная, как раз отходила от берега, и лодочник держал на ней место для меня. Он протянул мне руку и кричал: «Скорее! Забирайся сюда!», но тут мы услышали женский голос «Подождите! — кричала женщина. — Подождите! Ради милосердного Господа!» Она вошла в воду почти по пояс, и за собой тащила девочку, онемевшую от ужаса. Я помог им сесть в лодку, я держал ребенка на руках, пока женщина карабкалась на борт с помощью лодочника. Потом, когда она села, я протянул ей девочку. Девочка боялась темной воды, шума, огней… она уже одной рукой держалась за мать, но другой продолжала обнимать меня за шею. Она… она сорвала медальон, который я всегда носил… медальон с орлом… символ моего отряда и моего города, потерянных навсегда, И эта девочка была Ливией!Амброзин помог легионеру подняться на ноги и сделать первые шаги, как больному, только что вставшему с постели. И они вместе медленно пошли назад к лагерю.— А потом я очутился в плену, — продолжил Аврелий, — и меня продали в рабство… но однажды я вновь стал свободен, после того, как на варваров напал легион Nova Invicta. И с того самого дня легион стал моим домом, моей семьей, моей жизнью.Амброзин взволнованно сжал плечо Аврелия.— Ты открыл ворота только потому, что хотел спасти своих родителей от ужасающей смерти, — сказал он. — Так что все равно ты — один из героев Аквелии, тот, кто защищал город в течение многих месяцев. А Вульфила — палач твоего города и твоих родных.— Он заплатит за это, — поклялся Аврелий. — Он отдаст всю свою кровь до последней капли.Они уже дошли до ворот лагеря, и Амброзин постучал в них своим посохом. Ворота распахнулись, мужчины увидели Ливию; рядом с ней стоял Ромул, едва заметный в темноте.— Ты нашел то, что искал? — спросила девушка, глядя в глаза Аврелию.— Да, — просто ответил тот. — Ты говорила правду.— Любовь никогда не лжет. Ты разве не знал этого? — Ливия обняла его и поцеловала в губы, в лоб, в глаза, все еще переполненные ужасом увиденного.Амброзин повернулся к Ромулу.— Идем, мой мальчик, — сказал он. — Попробуй немного отдохнуть.Лагерь был погружен в тишину. Но никто в нем не спал, и каждый лежал с открытыми глазами, глядя в темноту безмятежной весенней ночи, ожидая, когда взойдет солнце и откроет им новый поворот судьбы. Или последний.— Не оставляй меня одну этой ночью, — попросила Ливия. — Умоляю тебя!Аврелий привлек ее к себе, и они вместе вошли в его комнату в казарме.И вот уже они стоят там, наедине, и лунный луч, просочившись сквозь дыру в кровле, освещает чудесное лицо Ливии, лаская его бледным светом, создавая таинственный нимб вокруг ее головы — серебряный, неземной… Аврелий осторожно расшнуровал ее платье и долго созерцал прекрасное обнаженное тело, нежно лаская его — глазами и руками, — наслаждаясь царственной красотой Ливии. А потом она раздела его — медленно, наслаждаясь каждым движением, дрожа от предвкушения, как невеста в первую брачную ночь. Она осторожно касалась бронзовой кожи, исследуя каждый из многочисленных шрамов, покрывавших тело легионера, прошедшего через такое множество тяжких испытаний… А потом Ливия легла на простой соломенный матрас, накрытый грубым солдатским одеялом, и привлекла к себе Аврелия, и они слились в извечном экстазе, и любили друг друга крепко и долго, дрожа от неистощимого желания, горя единым огнем страсти, превратившись в одно, нераздельное целое… А потом Аврелий лег рядом с девушкой и зарылся лицом в ее душистые волосы.— Я полюбила тебя в ту самую ночь, — прошептала Ливия. — Когда я увидела тебя, одного, безоружного, на берегу лагуны, бесстрашно ожидающим встречи с судьбой. Мне тогда было всего девять лет… ГЛАВА 12 Аврелий проснулся, когда еще не начало светать. Он оделся и вышел в большой пустой двор крепости. Его товарищи один за другим выскользнули из темноты и встали перед ним, ожидая его окончательного решения. И Амброзин тоже пришел. Никто не спал этой ночью.Аврелий заговорил первым.— Я остаюсь здесь, — сказал он.— Что? — удивился Ватрен. — Ты что, парень, потерял рассудок?— Если ты остаешься, то и я тоже, — заявил Батиат, похлопывая по мечу и топору, которые принес с собой.— Да, понимаю, — кивнул Деметр. — Мы останемся здесь и прикроем бегство Амброзина и Ромула. Это правильно.— Да, это правильно, — согласился Оросий. — Значит, и Ливия тоже сможет спастись.Ливия шагнула вперед — в боевом одеянии амазонки, с луком на плече и колчаном стрел в руках.— Я люблю Аврелия, — сказала девушка. — И я буду с ним до тех пор, пока того пожелает Господь, но жить без него я не в силах. Это мое последнее слово.И тут в центре круга друзей как-то незаметно возник Ромул.— Не думайте, что я намерен бежать, если вы останетесь здесь, — сказал мальчик. Его твердый, решительный голос стал ниже, глубже, как будто это был голос зрелого мужчины. — Мы уже прошли вместе через все мыслимые и немыслимые трудности, и с этого момента я не намерен больше с вами расставаться. Вы — это все, что осталось у меня в мире, вы — мои любимые друзья. Я не желаю покидать вас ни по какой причине, и если даже вы силой вынудите меня уйти, я вернусь. Далее если меня привяжут к лодке, я сумею спрыгнуть в море и доплыть до берега.Амброзин поднял руку, прося внимания.— Я люблю этого мальчика, как родного сына, и я готов в любую минуту отдать за него всю кровь… но он уже стал взрослым. Боль, страх, страдание и невзгоды закалили его. И он теперь имеет право сам принимать решения, а нам следует их уважать… и, прежде всего мне. Наша судьба сейчас подходит к поворотному моменту, и очень скоро мы узнаем, что нам предстоит. И в этот момент я хочу быть рядом с вами. То, что удерживает нас вместе, то, что не позволяет нам разбежаться в разные стороны при первых признаках какой-либо угрозы, — настолько сильно, что превышает даже страх смерти. И это нечто будет держать нас вместе до самого конца. Не могу объяснить вам, что я почувствовал, услышав сейчас ваши слова. Таких слов просто не существует. И мне нечего предложить вам, кроме моей глубокой привязанности и совета, подсказанного мне всемилостивым Господом. Мне жаль моего друга Кустенина, ведь он будет тщетно ждать нас на старом причале, но есть более сильные связи, есть более важные потребности.Наступило молчание — молчание, наполненное горячими чувствами. И чувство покоя и уверенности вселилось в каждого, покоя, который испытывает каждый, кто готов пожертвовать собой ради любви, и дружбы, и веры, и преданности…Первым заговорил Ватрен, в обычной своей грубоватой манере.— Ну, тогда пора браться за это, а? — сказал он. — Я лично не собираюсь позволить им прирезать меня, как какую-нибудь овцу. Я намерен прихватить с собой в ад десяток-другой этих вонючих варваров.— Это уж точно! — воскликнул Батиат. — Меня всегда просто тошнило от этих веснушчатых уродцев!Амброзин не сумел скрыть улыбку.— Я уже слышал от тебя что-то в этом роде, Батиат, — сказал он. — И знаешь, у меня, пожалуй, кое-что для тебя найдется… я нашел это прошлой ночью, когда не мог заснуть. Идемте-ка со мной.Старый друид направился к преторию. Остальные потянулись за ним, и все вошли в старый командный пункт. Стол и походный табурет командира все еще стояли здесь, вместе с несколькими свитками пергамента; это были какие-то документы легиона. И еще на стене висел написанный на тонкой доске поблекший портрет удивительно красивой женщины. Амброзин уверенно прошел через помещение и поднял одну из соломенных циновок. Под ней оказалась крышка люка. Старый друид поднял ее, жестом предлагая товарищам спуститься в подземелье.Аврелий нырнул под пол первым — и не поверил собственным глазам: он увидел вооружение легиона Дракона! В безупречном порядке здесь были разложены по меньшей мере двадцать боевых комплектов, еще поблескивавших смазкой…Изготовленные на древний манер чешуйчатые панцири, шлемы и щиты, целые связки метательных дротиков, такие, какие использовались в славные дни Траяна и Адриана. Были тут и баллисты и катапульты с запасом массивных железных ядер, — разобранные, но явно в безупречном состоянии; нашлось и то, что солдаты почему-то окрестили «лилиями», — смертельно опасные трезубцы, которые, будучи закопаны в землю, создавали защиту против вражеской конницы и тяжелой кавалерии.— При всем уважении к твоим философским рассуждениям, я все же скажу, что это — наилучший вклад, какой только ты мог внести в наше дело, — воскликнул Ватрен, хлопая Амброзина по спине. — Вперед, мальчики, да посмешим! Деметр, помоги-ка мне вынести баллисты и катапульты.— Основную их часть разверните на восток, — приказал Аврелий. — Это самая уязвимая из наших сторон, и они почти наверняка попытаются атаковать нас оттуда.— Оросий, Батиат! — продолжил Ватрен. — Берите лопаты и кирки, установите эти лилии там, где велит Аврелий, — он тут у нас главный стратег. Ливия, неси снаряды на стены, там же клади стрелы и дротики… и камни, все камни, какие только удастся найти. Каждый должен подобрать себе полный комплект снаряжения: шлем, нагрудную броню, вообще все, что придется впору. Кроме Батиата, пожалуй; тут вроде ничего нет его размера. Батиат смущенно огляделся по сторонам.— Нет, погоди-ка, а как насчет вон той конской брони? Несколько ударов молотом — и она будет тебе впору.Оба они расхохотались во все горло, уставившись на огромную кирасу, предназначенную для боевого коня, и побежали наверх, чтобы взяться за дело.— А как насчет меня? — спросил Ромул. — Что мне делать?— Ничего, — ответил Ватрен. — Ты — император.— Тогда я помогу Ливии, — решил мальчик, схватил связку дротиков и понес их наверх.Аврелий задержался в комнате командира. Он подошел к командирскому столу, на котором лежали свитки пергамента. Один в особенности привлек внимание легионера — безупречной, изысканной каллиграфией. На свитке оказались начертаны стихи: « Exaudi те regina mundi, inter sidereos Koma recepta polos…» «Внемли моим словам, столица Рим, царица мира, ты, кого приветствуют небесные созвездия…»Это было начало De rediti suo Рутилия Намациана, последнего гимна величию Рима, написанного семьдесят лет назад, накануне нападения Аларика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51