Кэтрин до сих пор видела в нем сына Стивена, унизившего и бросившего ее, а Имоджин пыталась отомстить за первое поражение на любовном фронте. И какой бы искренней ни была забота Кэтрин Эксетер, по сути эта женщина ничем не отличалась от своей племянницы: они обе смотрели на мир сквозь мрачные черные очки, для них в этом мире не было места любви и пониманию.
«Что будет со мной, – подумала Флоренс, – если я приму предложение Кэтрин защитить меня? Стану ли я такой же озлобленной серой мышью или во мне проявится цинизм красавицы Имоджин? И зачем мне отказываться верить в любовь, когда она стучится во все двери?»
– Милая, – позвал граф, – все, что я прошу, – это шанс. Один-единственный шанс.
Шанс. Шанс на любовь и возможный проигрыш. Флоренс закрыла глаза. Она знала, что посоветовал бы ей отец: он никогда не отказался бы от счастья, даже если бы расплатой за него стала боль. Несмотря на страдания, которые он перенес после смерти своей жены, он все-таки продолжал любить жизнь, свою работу, свою дочь и отдавал всего себя без остатка тому, что ценил.
А Кэтрин и ее племянница жили пустой, холодной жизнью. Любовь никогда не посещала их дом. Источником радости для них были чужие неудачи. Людей, которые жили без страха обжечься и потерпеть поражение, они называли глупцами и избегали их. Неужели она, Флоренс, дочь человека, который не боялся трудностей, будет скрываться здесь, в этом приюте скорби?
Она взглянула на Эдварда – взглянула как-то иначе, – и ее сердце снова застучало чаще и тревожнее, как раньше, когда она не боялась любить его вопреки здравому смыслу. И этот бешеный стук в груди обрадовал девушку, заставив наконец улыбнуться.
– Я согласна, – кивнула Флоренс и бросилась графу на шею. – Забери меня домой!
На мгновение Эдвард замер, не в силах поверить своему счастью, а потом сжал ее так сильно, что девушка едва не лишилась чувств.
– Вот здорово! – раздалось с лестницы. Это Лиззи за руку с Бертой скакали на ступенях, забыв правила, принятые в доме Кэтрин. – Я соберу вещи! – объявила Лиз.
– Я помогу, – тотчас откликнулась Берта, и Флоренс вдруг заметила, какая обаятельная у нее улыбка. Глаза служанки сияли от счастья, словно это она победила сегодня в трудной борьбе. Флоренс тотчас подумала, что угловатой Берте срочно придется искать новую работу, и понадеялась, что Эдвард предоставит ей место в особняке.
– Ты еще пожалеешь об этом, – зло предупредила Кэтрин, буравя взглядом спину графа. – А тебя, Флоренс, я больше не приму обратно, когда этот мерзавец бросит тебя, обесчещенную и жалкую!
Имоджин спокойно смотрела из-за своей двери на обнявшуюся пару. Только молнии, сверкавшие в глазах, выдавали ее гнев.
– Передай мои сожаления Фредди, дорогой Эдвард, – недобро сказала она.
Флоренс почувствовала, как от невозмутимого тона Имоджин по ее телу пробежал озноб.
Эдвард вспомнил о письмах отца, только когда наткнулся на них взглядом. Они так и лежали на столе в гостиной первого этажа, куда он вломился так бесцеремонно – через окно. Первым порывом было забрать их с собой, коль скоро Кэтрин Эксетер не горела желанием их прочесть. Но все-таки письма были адресованы ей, а значит, именно она могла сохранить или сжечь их.
Эдвард вышел через парадную дверь, ведя под руку Флоренс. За ними по пятам следовали две служанки. Вид у всех четверых был довольно озадаченный. Граф праздновал первую победу и прижимал к себе Флоренс со всей возможной нежностью, сама Флоренс жмурилась от яркого света, словно арестант, выпущенный из лондонского Тауэра, и явно не вполне осознавала происходящее. Лиз и Берта тоже держались вместе, не расцепляя рук, и молчали, ожидая вердикта графа. Похоже, девушки успели хорошо сдружиться за это время.
– Да, Берта может работать в Грейстоу, – кивнул Эдвард, не оборачиваясь. – Ведь именно этот вопрос вас так беспокоит?
Шепот за спиной перешел в хихиканье. Эдвард улыбнулся.
– Спасибо, ваша милость, – одновременно ответили два голоса.
Граф взял молчавшую Флоренс за руку. Та вздрогнула, но не стала противиться. Она находилась перед домом Кэтрин. Лицо ее было бледным и совсем не таким счастливым, как лица служанок и самого Эдварда.
– Я чувствую себя так глупо, – призналась девушка. – Я не верила тебе. А ведь ты предупреждал меня насчет Кэтрин.
– Положим, у тебя было мало причин, чтобы верить мне, – мягко возразил граф.
– Но я должна была обо всем догадаться!
– Вовсе не обязательно. Если озлобленность на весь мир скрывается под маской добропорядочности, разгадать обман непросто. Даже Ипатия по-прежнему на стороне Кэтрин, хотя ты знаешь, что нашу тетку не так просто обвести вокруг пальца.
Они прошли по проселочной дороге и остановились у раскидистого дуба. Здесь Эдвард увлек Флоренс на каменную скамейку с простым настилом из досок. Зеленые пастбища с упитанными овечками тут и там расстилались перед ними. За высоким камышом прятался мелкий пруд, покрытый светлой ряской. Девушка задумчиво смотрела вдаль, не замечая перешептываний служанок. Эдвард бросил на подружек хмурый взгляд, и те тотчас ретировались, поняв приказание без слов.
– Это правда? – спросила Флоренс. – Правда? Насчет писем?
– Да. – Эдвард поправил рассыпавшиеся волосы девушки. Он думал о том, что скоро будет видеть эти волосы распущенными каждую ночь, и улыбался.
– Грустная история. – Флоренс зажала ладони между коленей.
– Возможно. В жизни полно грустных историй.
– Как ты думаешь, она когда-нибудь прочтет их?
Эдвард удивился ходу ее мыслей, но ответил:
– Мне трудно судить. Возможно, она боится встретиться с правдой лицом к лицу. Должно быть, ненависть к моему отцу – единственное, что наполняет ее жизнь смыслом.
– Это ведь она привила Имоджин ненависть к мужчинам. Она внушала племяннице, что ни один из них не достоин ее.
Эдвард улыбнулся.
– Похоже, из всех жизненных уроков Имоджин предпочла выучить только этот. Как глупо! – Он повернулся к Флоренс. – Ты уверена, что мы должны обсуждать именно это? Может, есть тема получше? Я так и не услышал ответа на мое предложение. Ты выйдешь за меня?
– Я очень хочу этого... – Она отвела взгляд.
– Но? Тебе что-то мешает? Ты же не будешь говорить, что не любишь меня? Я прочитал ответ в твоих глазах!
– Это так. Я люблю тебя.
Сердце Эдварда подпрыгнуло в груди, как будто он вовсе и не ожидал этих слов.
– И все-таки что-то тебя останавливает, да? Что именно?
– Это так... неожиданно. Долгие годы в моей жизни не происходило почти ничего. И вдруг за несколько месяцев я покинула родной дом, стала «племянницей» герцогини, была помолвлена, обманута, бежала прочь... и вот у меня снова есть надежда на счастливый финал. Но теперь мне не кажется, что это само собой разумеется. Я боюсь. Боюсь, что мое счастье не продлится долго.
– Понимаю, – сказал Эдвард и замолчал. Он и правда понимал, что потребуется гораздо больше терпения и времени, нечто большее, чем просто слова и обещания, чтобы залатать те раны, что он оставил на сердце Флоренс. Он был готов к борьбе, а сегодняшняя победа только укрепила его дух.
Флоренс иначе истолковала его молчание. Решив, что обидела и задела его чувства, она сжала пальцы в кулачки. Ей было жаль причинить Эдварду боль, но она хотела быть искренней. Еще одна ложь между ними – и ущерб может быть слишком велик. Возможно, Имоджин исказила правду, но в ее словах был смысл. Эдвард умел дарить наслаждение, равно как и умел его получать. Что, если ему станет мало одной Флоренс? Она боялась этого и предпочитала поставить графа в известность.
Они молчали всю дорогу назад. Птичник, который подсадил их в свой вагончик, полный ящиков с курами, не узнал своего графа в простой одежде, и все четверо добрались до особняка неузнанными. Даже получив неплохую плату за провоз, птичник так и не сообразил, кого подвозил.
– Флоренс, – сказал граф, когда скрип повозки вдали затих, – я знаю, что вел себя неправильно – и как кузен, и как любящий мужчина. Я лгал там, где стоило быть честным, я брал натиском то, что должен был заработать нежностью и пониманием. Сейчас я стремлюсь стать прежде всего твоим другом, потому что хочу завоевать твое доверие, а твоя любовь будет для меня движущей силой.
И он протянул ей руку, ладонью вверх, словно в подтверждение своих слов. Взгляд был напряженным, ожидающим. Флоренс поняла, как нелегко далось графу это предложение. Если она откажет сейчас, не подав руки, это ранит графа, и едва ли он попытается сказать снова что-то подобное.
Она не собиралась отказывать Эдварду, зная, что теперь пойдет навстречу даже в ущерб себе. Пугаясь самой себя, Флоренс положила свою узкую ладошку в широкую мужскую ладонь, которая тотчас сжалась, словно опасаясь, что девушка передумает.
– Такая маленькая, – тихо произнес Эдвард, рассматривая ее пальцы. – И при этом ухитряется так крепко держать мое сердце.
Слова потрясли Флоренс, заставив ее задержать дыхание. Она взглянула в лицо Эдварду, но тот, быстро улыбнувшись, отвернулся. Похоже, он и сам не привык еще к своей новой роли.
– Пойдем, – потянул он ее за собой. – Добро пожаловать в Грейстоу снова.
Флоренс покорно пошла за ним, радуясь, что у нее есть эта путеводная нить. Без него она никогда не нашла бы дорогу домой.
Глава 16
Старинные часы отмеряли секунду за секундой, а над столом продолжала висеть тишина. Эдвард с беспокойством следил за тем, как Флоренс гоняет по тарелке горошинки. К ягнятине она даже не прикоснулась. Несмотря на крайнее увлечение содержимым тарелки, она не съела ни кусочка. Впрочем, граф тоже не был голоден. Он заставлял себя есть только затем, чтобы подать пример Флоренс.
Сегодня она была еще бледнее, чем обычно. Эдвард даже собирался принести обед ей в постель, но девушка заупрямилась.
– Я вовсе не тяжелобольная! – возмущенно сказала она. – Я способна сама одеться и спуститься в столовую.
Эдвард не стал спорить, но состояние Флоренс беспокоило его все больше. Словно она воздвигла между ними невидимую стену, несмотря на то, что они любят друг друга и все давно решено.
Совет Ипатии показался ему дельным, но не слишком успокоил. Тетка велела не дергать девушку.
– Она боится. Не думай, что дело в тебе. Флоренс боится самой себя. Если хочешь увидеть прежнюю Флоренс, дай ей время. И не стоит показывать ей свою тревогу и чрезмерную заботу – этим ты только сильнее смущаешь ее. Не будь эгоистом!
Эгоистом? Эдвард сознавал, что ни черта не понимает в женщинах. Разве можно назвать эгоистичной заботу влюбленного мужчины, который желает сделать женщину своей женой?
– Дай ей время, – снова и снова повторяла Ипатия, доводя его до отчаяния.
И вот после одного из таких разговоров герцогиня распорядилась подать роскошный ужин для Флоренс и Эдварда, а сама, сославшись на головную боль, удалилась в свои покои. Стол, за которым расположились граф и его невеста, был узким и длинным, поэтому им пришлось занять противоположные его концы. Эдвард решил, что это будет наилучшим вариантом, при котором Флоренс будет чувствовать себя свободнее. Однако сам граф свободы не чувствовал: вопреки тому, как далеко от него находилась девушка, он постоянно наблюдал за движением ее рук, трепетом ресниц, и все это казалось ему невероятно эротичным. Синее шелковое платье, расшитое узорами цвета слоновой кости, подчеркивало глубину ее взгляда, в то же время оттеняя бледность щек.
Почему она так быстро и неровно дышит, отчего ее грудь то чуть приподнимается, то опадает? Что тому причиной? Волнение? Страх? Она думает о пред-т стоящей ночи?
То, что Эдвард открыто заявил о своей любви к ней и выразил желание жениться, должно было сблизить их, а не загнать каждого в свою раковину. В чем же дело?
Граф встал, взяв свою тарелку и бокал, и направился к девушке.
– Я сяду ближе, – пояснил он, заметив удивленный взгляд Флоренс.
Она едва заметно кивнула и снова опустила глаза. Зеленые горошинки снова начали кататься по фарфоровому блюду.
– Послушай, кухарка будет расстроена, если ты даже не прикоснешься к ужину, – терпеливо сказал Эдвард, рассматривая Флоренс. В неровном свете свечей тени под глазами казались темнее, а сама девушка выглядела худенькой и хрупкой.
Флоренс отрезала кусочек ягнятины и со вздохом отправила в рот. После этого игра с горошинами возобновилась.
– Тебе надо восстанавливать свои силы, милая, – настойчиво продолжил граф. – Ты неважно выглядишь.
Флоренс неожиданно улыбнулась и, протянув руку, погладила его по волосам. Эдвард не ожидал прикосновения и вздрогнул. Он мог по пальцам пересчитать случаи, когда Флоренс касалась его так нежно, и сердце защемило. Еле держа себя в руках, граф стиснул зубы – обычно это помогало. Невероятным усилием воли он удержался от того, чтобы прямо здесь и сейчас наброситься на Флоренс, зацеловать с головы до пят, задрать все ее пышные юбки и ласкать до тех пор, пока она не начнет содрогаться от наслаждения.
Ничего этого он не сделал, опасаясь напугать Флоренс своим неистовством, а только улыбнулся в ответ на ее прикосновение.
– Эдвард, ты всегда такой дипломатичный, просто удивительно, как это тебе удается.
Тонкие пальцы еще раз взъерошили его волосы, затем скользнули по щеке и плечу. Эдвард перехватил руку, прежде чем Флоренс ее убрала. Желание было таким нестерпимым, что пересохло во рту, и другой рукой граф резко поднял бокал и отпил вина. Она назвала его дипломатичным! Он готов разорвать на ней одежду в клочья, а она считает его джентльменом!
– Я хочу тебя, – сипло сказал Эдвард.
Девушка подняла глаза – зрачки потемнели и расширились. Желание? Страх? Ресницы опустились, словно бабочки. Эдвард перевел взгляд на пухлую губку, которую она кусала. Его пронзил такой спазм желания, что он проклял все на свете.
– Послушай, Флоренс, – начал граф, с трудом подыскивая слова. – Я не хочу пугать тебя, но в крови у меня бушует пожар, и только тебе под силу погасить его. И больше того – я не уверен, что смогу держать себя в руках достаточно долго, чтобы дождаться брачной ночи.
Губы Флоренс сжались в одну линию.
– Тебе не обязательно дожидаться брачной ночи. И ты вовсе не обязан жениться на мне, чтобы залучить меня в свою постель.
Это был последний ответ, какого мог ожидать Эдвард. Ошеломленный, он откинулся на спинку стула, не выпуская руки Флоренс. Она опасается, что его желание жениться вызвано только жаждой плотских утех? Значит ли это, что она убежала тогда не только потому, что была оскорблена, но и потому, что боялась самой себя? Боялась, что не сумеет отказать графу Грейстоу?
– Флоренс, – сказал Эдвард как можно мягче. – Все не так, как ты подумала. Я хочу жениться на тебе и хочу, чтобы наша свадьба произошла как можно раньше, но вовсе не потому, что ты мне нужна для постели. То есть я понимаю, почему ты так решила. Та ночь в домике на острове, дело в этом, да? Возможно, мы делали то, что не имели права делать, но теперь все по-другому.
Она покачала головой:
– Ты меня не понял.
– Так объясни мне. – Эдвард нежно поцеловал сжавшийся кулачок.
Флоренс уставилась себе в тарелку, не решаясь посмотреть ему в глаза.
– Той ночью, когда ты пошел за мной на остров, когда нам было так хорошо вдвоем... я убеждала себя, что всего лишь хотела понять, каково быть желанной. Но позже, наутро... – Ее плечи поникли. – Наутро я решила, что эта ночь сблизила нас, решила, что что-то значу для тебя и, что ты попросишь моей руки.
– Ты правильно думала. Это я был глуп. Я должен был сделать именно это.
– Нет. – Флоренс протянула другую руку и погладила ладонь графа как бы в задумчивости. – Я не это хотела сказать. Просто тогда я придавала большее значение законам общества, потому что не так давно стала его частью. Поэтому мне было так важно соблюдение определенных приличий. А теперь я вижу, что эти законы делают с человеком, во что его превращают! Вспомни Фредди, своего отца. Я больше не желаю жить только по правилам, потому что боюсь потерять самое дорогое, что у меня есть.
Эдвард погладил ее руку, приподнял подбородок и задумчиво заглянул в глаза.
– И все-таки эти законы по-своему важны. Только через них мы понимаем, что дорожим друг другом.
– Это глупо! – Флоренс отвернулась, выдернув подбородок из его пальцев. – Ты сказал, что стыдишься меня. И при этом хочешь взять меня в законные жены. Разве это не глупо?
Эдвард уставился на нее с неподдельным удивлением.
– Я не говорил подобного. Я просто не мог сказать такое!
– Но ты сказал. Когда ты ворвался к Кэтрин, ты заявил, что так сильно меня любишь, что боишься этого. Ты стыдишься своей любви ко мне! – Глаза Флоренс наполнились слезами. – Я по-прежнему дочь викария. Небогатая. Некрасивая. Все, что у меня есть, – это моя честь и гордость. Не так уж и много, согласись. Если ты женишься на мне, это едва ли смоет пятно с имени Бербруков. Едва ли общество одобрит подобный шаг с твоей стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
«Что будет со мной, – подумала Флоренс, – если я приму предложение Кэтрин защитить меня? Стану ли я такой же озлобленной серой мышью или во мне проявится цинизм красавицы Имоджин? И зачем мне отказываться верить в любовь, когда она стучится во все двери?»
– Милая, – позвал граф, – все, что я прошу, – это шанс. Один-единственный шанс.
Шанс. Шанс на любовь и возможный проигрыш. Флоренс закрыла глаза. Она знала, что посоветовал бы ей отец: он никогда не отказался бы от счастья, даже если бы расплатой за него стала боль. Несмотря на страдания, которые он перенес после смерти своей жены, он все-таки продолжал любить жизнь, свою работу, свою дочь и отдавал всего себя без остатка тому, что ценил.
А Кэтрин и ее племянница жили пустой, холодной жизнью. Любовь никогда не посещала их дом. Источником радости для них были чужие неудачи. Людей, которые жили без страха обжечься и потерпеть поражение, они называли глупцами и избегали их. Неужели она, Флоренс, дочь человека, который не боялся трудностей, будет скрываться здесь, в этом приюте скорби?
Она взглянула на Эдварда – взглянула как-то иначе, – и ее сердце снова застучало чаще и тревожнее, как раньше, когда она не боялась любить его вопреки здравому смыслу. И этот бешеный стук в груди обрадовал девушку, заставив наконец улыбнуться.
– Я согласна, – кивнула Флоренс и бросилась графу на шею. – Забери меня домой!
На мгновение Эдвард замер, не в силах поверить своему счастью, а потом сжал ее так сильно, что девушка едва не лишилась чувств.
– Вот здорово! – раздалось с лестницы. Это Лиззи за руку с Бертой скакали на ступенях, забыв правила, принятые в доме Кэтрин. – Я соберу вещи! – объявила Лиз.
– Я помогу, – тотчас откликнулась Берта, и Флоренс вдруг заметила, какая обаятельная у нее улыбка. Глаза служанки сияли от счастья, словно это она победила сегодня в трудной борьбе. Флоренс тотчас подумала, что угловатой Берте срочно придется искать новую работу, и понадеялась, что Эдвард предоставит ей место в особняке.
– Ты еще пожалеешь об этом, – зло предупредила Кэтрин, буравя взглядом спину графа. – А тебя, Флоренс, я больше не приму обратно, когда этот мерзавец бросит тебя, обесчещенную и жалкую!
Имоджин спокойно смотрела из-за своей двери на обнявшуюся пару. Только молнии, сверкавшие в глазах, выдавали ее гнев.
– Передай мои сожаления Фредди, дорогой Эдвард, – недобро сказала она.
Флоренс почувствовала, как от невозмутимого тона Имоджин по ее телу пробежал озноб.
Эдвард вспомнил о письмах отца, только когда наткнулся на них взглядом. Они так и лежали на столе в гостиной первого этажа, куда он вломился так бесцеремонно – через окно. Первым порывом было забрать их с собой, коль скоро Кэтрин Эксетер не горела желанием их прочесть. Но все-таки письма были адресованы ей, а значит, именно она могла сохранить или сжечь их.
Эдвард вышел через парадную дверь, ведя под руку Флоренс. За ними по пятам следовали две служанки. Вид у всех четверых был довольно озадаченный. Граф праздновал первую победу и прижимал к себе Флоренс со всей возможной нежностью, сама Флоренс жмурилась от яркого света, словно арестант, выпущенный из лондонского Тауэра, и явно не вполне осознавала происходящее. Лиз и Берта тоже держались вместе, не расцепляя рук, и молчали, ожидая вердикта графа. Похоже, девушки успели хорошо сдружиться за это время.
– Да, Берта может работать в Грейстоу, – кивнул Эдвард, не оборачиваясь. – Ведь именно этот вопрос вас так беспокоит?
Шепот за спиной перешел в хихиканье. Эдвард улыбнулся.
– Спасибо, ваша милость, – одновременно ответили два голоса.
Граф взял молчавшую Флоренс за руку. Та вздрогнула, но не стала противиться. Она находилась перед домом Кэтрин. Лицо ее было бледным и совсем не таким счастливым, как лица служанок и самого Эдварда.
– Я чувствую себя так глупо, – призналась девушка. – Я не верила тебе. А ведь ты предупреждал меня насчет Кэтрин.
– Положим, у тебя было мало причин, чтобы верить мне, – мягко возразил граф.
– Но я должна была обо всем догадаться!
– Вовсе не обязательно. Если озлобленность на весь мир скрывается под маской добропорядочности, разгадать обман непросто. Даже Ипатия по-прежнему на стороне Кэтрин, хотя ты знаешь, что нашу тетку не так просто обвести вокруг пальца.
Они прошли по проселочной дороге и остановились у раскидистого дуба. Здесь Эдвард увлек Флоренс на каменную скамейку с простым настилом из досок. Зеленые пастбища с упитанными овечками тут и там расстилались перед ними. За высоким камышом прятался мелкий пруд, покрытый светлой ряской. Девушка задумчиво смотрела вдаль, не замечая перешептываний служанок. Эдвард бросил на подружек хмурый взгляд, и те тотчас ретировались, поняв приказание без слов.
– Это правда? – спросила Флоренс. – Правда? Насчет писем?
– Да. – Эдвард поправил рассыпавшиеся волосы девушки. Он думал о том, что скоро будет видеть эти волосы распущенными каждую ночь, и улыбался.
– Грустная история. – Флоренс зажала ладони между коленей.
– Возможно. В жизни полно грустных историй.
– Как ты думаешь, она когда-нибудь прочтет их?
Эдвард удивился ходу ее мыслей, но ответил:
– Мне трудно судить. Возможно, она боится встретиться с правдой лицом к лицу. Должно быть, ненависть к моему отцу – единственное, что наполняет ее жизнь смыслом.
– Это ведь она привила Имоджин ненависть к мужчинам. Она внушала племяннице, что ни один из них не достоин ее.
Эдвард улыбнулся.
– Похоже, из всех жизненных уроков Имоджин предпочла выучить только этот. Как глупо! – Он повернулся к Флоренс. – Ты уверена, что мы должны обсуждать именно это? Может, есть тема получше? Я так и не услышал ответа на мое предложение. Ты выйдешь за меня?
– Я очень хочу этого... – Она отвела взгляд.
– Но? Тебе что-то мешает? Ты же не будешь говорить, что не любишь меня? Я прочитал ответ в твоих глазах!
– Это так. Я люблю тебя.
Сердце Эдварда подпрыгнуло в груди, как будто он вовсе и не ожидал этих слов.
– И все-таки что-то тебя останавливает, да? Что именно?
– Это так... неожиданно. Долгие годы в моей жизни не происходило почти ничего. И вдруг за несколько месяцев я покинула родной дом, стала «племянницей» герцогини, была помолвлена, обманута, бежала прочь... и вот у меня снова есть надежда на счастливый финал. Но теперь мне не кажется, что это само собой разумеется. Я боюсь. Боюсь, что мое счастье не продлится долго.
– Понимаю, – сказал Эдвард и замолчал. Он и правда понимал, что потребуется гораздо больше терпения и времени, нечто большее, чем просто слова и обещания, чтобы залатать те раны, что он оставил на сердце Флоренс. Он был готов к борьбе, а сегодняшняя победа только укрепила его дух.
Флоренс иначе истолковала его молчание. Решив, что обидела и задела его чувства, она сжала пальцы в кулачки. Ей было жаль причинить Эдварду боль, но она хотела быть искренней. Еще одна ложь между ними – и ущерб может быть слишком велик. Возможно, Имоджин исказила правду, но в ее словах был смысл. Эдвард умел дарить наслаждение, равно как и умел его получать. Что, если ему станет мало одной Флоренс? Она боялась этого и предпочитала поставить графа в известность.
Они молчали всю дорогу назад. Птичник, который подсадил их в свой вагончик, полный ящиков с курами, не узнал своего графа в простой одежде, и все четверо добрались до особняка неузнанными. Даже получив неплохую плату за провоз, птичник так и не сообразил, кого подвозил.
– Флоренс, – сказал граф, когда скрип повозки вдали затих, – я знаю, что вел себя неправильно – и как кузен, и как любящий мужчина. Я лгал там, где стоило быть честным, я брал натиском то, что должен был заработать нежностью и пониманием. Сейчас я стремлюсь стать прежде всего твоим другом, потому что хочу завоевать твое доверие, а твоя любовь будет для меня движущей силой.
И он протянул ей руку, ладонью вверх, словно в подтверждение своих слов. Взгляд был напряженным, ожидающим. Флоренс поняла, как нелегко далось графу это предложение. Если она откажет сейчас, не подав руки, это ранит графа, и едва ли он попытается сказать снова что-то подобное.
Она не собиралась отказывать Эдварду, зная, что теперь пойдет навстречу даже в ущерб себе. Пугаясь самой себя, Флоренс положила свою узкую ладошку в широкую мужскую ладонь, которая тотчас сжалась, словно опасаясь, что девушка передумает.
– Такая маленькая, – тихо произнес Эдвард, рассматривая ее пальцы. – И при этом ухитряется так крепко держать мое сердце.
Слова потрясли Флоренс, заставив ее задержать дыхание. Она взглянула в лицо Эдварду, но тот, быстро улыбнувшись, отвернулся. Похоже, он и сам не привык еще к своей новой роли.
– Пойдем, – потянул он ее за собой. – Добро пожаловать в Грейстоу снова.
Флоренс покорно пошла за ним, радуясь, что у нее есть эта путеводная нить. Без него она никогда не нашла бы дорогу домой.
Глава 16
Старинные часы отмеряли секунду за секундой, а над столом продолжала висеть тишина. Эдвард с беспокойством следил за тем, как Флоренс гоняет по тарелке горошинки. К ягнятине она даже не прикоснулась. Несмотря на крайнее увлечение содержимым тарелки, она не съела ни кусочка. Впрочем, граф тоже не был голоден. Он заставлял себя есть только затем, чтобы подать пример Флоренс.
Сегодня она была еще бледнее, чем обычно. Эдвард даже собирался принести обед ей в постель, но девушка заупрямилась.
– Я вовсе не тяжелобольная! – возмущенно сказала она. – Я способна сама одеться и спуститься в столовую.
Эдвард не стал спорить, но состояние Флоренс беспокоило его все больше. Словно она воздвигла между ними невидимую стену, несмотря на то, что они любят друг друга и все давно решено.
Совет Ипатии показался ему дельным, но не слишком успокоил. Тетка велела не дергать девушку.
– Она боится. Не думай, что дело в тебе. Флоренс боится самой себя. Если хочешь увидеть прежнюю Флоренс, дай ей время. И не стоит показывать ей свою тревогу и чрезмерную заботу – этим ты только сильнее смущаешь ее. Не будь эгоистом!
Эгоистом? Эдвард сознавал, что ни черта не понимает в женщинах. Разве можно назвать эгоистичной заботу влюбленного мужчины, который желает сделать женщину своей женой?
– Дай ей время, – снова и снова повторяла Ипатия, доводя его до отчаяния.
И вот после одного из таких разговоров герцогиня распорядилась подать роскошный ужин для Флоренс и Эдварда, а сама, сославшись на головную боль, удалилась в свои покои. Стол, за которым расположились граф и его невеста, был узким и длинным, поэтому им пришлось занять противоположные его концы. Эдвард решил, что это будет наилучшим вариантом, при котором Флоренс будет чувствовать себя свободнее. Однако сам граф свободы не чувствовал: вопреки тому, как далеко от него находилась девушка, он постоянно наблюдал за движением ее рук, трепетом ресниц, и все это казалось ему невероятно эротичным. Синее шелковое платье, расшитое узорами цвета слоновой кости, подчеркивало глубину ее взгляда, в то же время оттеняя бледность щек.
Почему она так быстро и неровно дышит, отчего ее грудь то чуть приподнимается, то опадает? Что тому причиной? Волнение? Страх? Она думает о пред-т стоящей ночи?
То, что Эдвард открыто заявил о своей любви к ней и выразил желание жениться, должно было сблизить их, а не загнать каждого в свою раковину. В чем же дело?
Граф встал, взяв свою тарелку и бокал, и направился к девушке.
– Я сяду ближе, – пояснил он, заметив удивленный взгляд Флоренс.
Она едва заметно кивнула и снова опустила глаза. Зеленые горошинки снова начали кататься по фарфоровому блюду.
– Послушай, кухарка будет расстроена, если ты даже не прикоснешься к ужину, – терпеливо сказал Эдвард, рассматривая Флоренс. В неровном свете свечей тени под глазами казались темнее, а сама девушка выглядела худенькой и хрупкой.
Флоренс отрезала кусочек ягнятины и со вздохом отправила в рот. После этого игра с горошинами возобновилась.
– Тебе надо восстанавливать свои силы, милая, – настойчиво продолжил граф. – Ты неважно выглядишь.
Флоренс неожиданно улыбнулась и, протянув руку, погладила его по волосам. Эдвард не ожидал прикосновения и вздрогнул. Он мог по пальцам пересчитать случаи, когда Флоренс касалась его так нежно, и сердце защемило. Еле держа себя в руках, граф стиснул зубы – обычно это помогало. Невероятным усилием воли он удержался от того, чтобы прямо здесь и сейчас наброситься на Флоренс, зацеловать с головы до пят, задрать все ее пышные юбки и ласкать до тех пор, пока она не начнет содрогаться от наслаждения.
Ничего этого он не сделал, опасаясь напугать Флоренс своим неистовством, а только улыбнулся в ответ на ее прикосновение.
– Эдвард, ты всегда такой дипломатичный, просто удивительно, как это тебе удается.
Тонкие пальцы еще раз взъерошили его волосы, затем скользнули по щеке и плечу. Эдвард перехватил руку, прежде чем Флоренс ее убрала. Желание было таким нестерпимым, что пересохло во рту, и другой рукой граф резко поднял бокал и отпил вина. Она назвала его дипломатичным! Он готов разорвать на ней одежду в клочья, а она считает его джентльменом!
– Я хочу тебя, – сипло сказал Эдвард.
Девушка подняла глаза – зрачки потемнели и расширились. Желание? Страх? Ресницы опустились, словно бабочки. Эдвард перевел взгляд на пухлую губку, которую она кусала. Его пронзил такой спазм желания, что он проклял все на свете.
– Послушай, Флоренс, – начал граф, с трудом подыскивая слова. – Я не хочу пугать тебя, но в крови у меня бушует пожар, и только тебе под силу погасить его. И больше того – я не уверен, что смогу держать себя в руках достаточно долго, чтобы дождаться брачной ночи.
Губы Флоренс сжались в одну линию.
– Тебе не обязательно дожидаться брачной ночи. И ты вовсе не обязан жениться на мне, чтобы залучить меня в свою постель.
Это был последний ответ, какого мог ожидать Эдвард. Ошеломленный, он откинулся на спинку стула, не выпуская руки Флоренс. Она опасается, что его желание жениться вызвано только жаждой плотских утех? Значит ли это, что она убежала тогда не только потому, что была оскорблена, но и потому, что боялась самой себя? Боялась, что не сумеет отказать графу Грейстоу?
– Флоренс, – сказал Эдвард как можно мягче. – Все не так, как ты подумала. Я хочу жениться на тебе и хочу, чтобы наша свадьба произошла как можно раньше, но вовсе не потому, что ты мне нужна для постели. То есть я понимаю, почему ты так решила. Та ночь в домике на острове, дело в этом, да? Возможно, мы делали то, что не имели права делать, но теперь все по-другому.
Она покачала головой:
– Ты меня не понял.
– Так объясни мне. – Эдвард нежно поцеловал сжавшийся кулачок.
Флоренс уставилась себе в тарелку, не решаясь посмотреть ему в глаза.
– Той ночью, когда ты пошел за мной на остров, когда нам было так хорошо вдвоем... я убеждала себя, что всего лишь хотела понять, каково быть желанной. Но позже, наутро... – Ее плечи поникли. – Наутро я решила, что эта ночь сблизила нас, решила, что что-то значу для тебя и, что ты попросишь моей руки.
– Ты правильно думала. Это я был глуп. Я должен был сделать именно это.
– Нет. – Флоренс протянула другую руку и погладила ладонь графа как бы в задумчивости. – Я не это хотела сказать. Просто тогда я придавала большее значение законам общества, потому что не так давно стала его частью. Поэтому мне было так важно соблюдение определенных приличий. А теперь я вижу, что эти законы делают с человеком, во что его превращают! Вспомни Фредди, своего отца. Я больше не желаю жить только по правилам, потому что боюсь потерять самое дорогое, что у меня есть.
Эдвард погладил ее руку, приподнял подбородок и задумчиво заглянул в глаза.
– И все-таки эти законы по-своему важны. Только через них мы понимаем, что дорожим друг другом.
– Это глупо! – Флоренс отвернулась, выдернув подбородок из его пальцев. – Ты сказал, что стыдишься меня. И при этом хочешь взять меня в законные жены. Разве это не глупо?
Эдвард уставился на нее с неподдельным удивлением.
– Я не говорил подобного. Я просто не мог сказать такое!
– Но ты сказал. Когда ты ворвался к Кэтрин, ты заявил, что так сильно меня любишь, что боишься этого. Ты стыдишься своей любви ко мне! – Глаза Флоренс наполнились слезами. – Я по-прежнему дочь викария. Небогатая. Некрасивая. Все, что у меня есть, – это моя честь и гордость. Не так уж и много, согласись. Если ты женишься на мне, это едва ли смоет пятно с имени Бербруков. Едва ли общество одобрит подобный шаг с твоей стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35