Она вся дрожала и часто-часто всхлипывала, не пытаясь прийти в себя. Эдвард жалел ее всем сердцем и в то же время ощущал себя таким неправдоподобно счастливым, обнимая Флоренс, что даже решился погладить ее шею.
– Все образуется. Вот увидишь, ты просто неверно поняла моего брата.
– Я все поняла так, как следовало, – всхлипнула девушка, зарываясь носом графу в плечо. – Я знаю это. Кроме того, он даже не хочет меня. Когда я поцеловала его... впрочем, к чему подробности. Я догадалась, что он не горит желанием зазвать меня в свою постель.
Хмуро засопев носом, Флоренс высвободилась из объятий и заглянула в лицо Эдварду.
– Что со мной не так? Я слишком толстая? Слишком худая? Или у меня дурной характер? Почему я так мало интересую мужчин вашего рода? Даже ты предпочел мне Мэри Вэнс, потому что она куда более опытна и откровенна, да? Бог мой, ты даже отдал ей мою лошадь!
Эдвард не сдержал улыбки. Значит, тот случай задел ее? Флоренс заметила улыбку и нахмурилась так грозно, как только умела, – граф нашел ее вид весьма уморительным. Сообразив, что пора успокоить ее задетую гордость, он торопливо ответил:
– Я не отдавал ей твою лошадь – мне бы это и в голову не пришло. Я просто одолжил ее. Во-первых, Мэри Вэнс была нашей гостьей, а во-вторых, очень об этом просила. Я не мог знать, что тебя это настолько обидит. Я купил Стрекозу специально для тебя.
– Это правда? Для меня? – недоверчиво улыбнулась Флоренс, и Эдвард понял, что нашел нужные слова.
– Да, только для тебя.
– А та картина, которую ты распорядился повесить в моей комнате? Та, что так мне понравилась, помнишь? Это тоже ради меня?
– А как ты думаешь?
– Знаешь, – после некоторого размышления произнесла девушка, – ты вовсе не монстр, поверь мне. Я буду скучать по тебе.
И она снова заплакала. Эдвард не выдержал и прижал ее к себе. Он сознавал, что это было неразумно, но потребность утешить девушку была так сильна, что он плюнул на доводы рассудка.
– Тише. – Он нежно поцеловал ее волосы. – Тебе не придется ни по кому скучать, поверь мне. Завтра все выяснится, ты выйдешь за Фреда и останешься здесь.
– Нет, – покачала головой Флоренс. – Я не стану заставлять его. Только если он сам пожелает.
– Он будет счастлив взять тебя в жены. – Губы Эдварда нашли нежную мочку уха, и он поцеловал ее. Девушка обняла его так естественно, словно это было единственно возможным продолжением разговора.
– Не будет. Даже ты целуешь меня с большим удовольствием, чем он.
– Ты ошибаешься. – Эдвард уже и сам не понимал, о чем они спорят. Больше всего сейчас он боролся с желанием укусить Флоренс за шею.
– Да нет же, не ошибаюсь. Конечно, Фред очень воспитан и не обидит меня. Но наш поцелуй... ты же не станешь утверждать, это с твоим братом, а не со мной что-то не в порядке.
Слова Флоренс вернули графа к действительности. Встревожившись не на шутку, он чуть отстранился.
– Разумеется, с Фредом все в порядке. Абсолютно в порядке.
– Вот видишь. Значит, дело во мне. Я недостаточно женственна, чтобы разбудить в нем желание.
– О Господи! – простонал Эдвард. – Ты более чем женственна, Флоренс.
– Но ты же не захотел меня. Вернее, недостаточно захотел.
– Я хочу тебя с того самого момента, как впервые увидел.
– Тогда почему ты остановился тогда, в развалинах?
– И чуть не скончался от мучений, – усмехнулся граф. Притянув к себе бедра Флоренс, он заглянул ей в глаза: – Чувствуешь? Чувствуешь мое возбуждение? Ты делаешь это со мной, сама того не зная. Даже когда ты просто стоишь рядом, даже когда я думаю о тебе, я схожу с ума. Поэтому не говори, что ты недостаточно желанная женщина.
Флоренс замолчала, глядя на него. Ее нос покраснел, ресницы слиплись от слез, но для Эдварда она была еще прекраснее и нежнее, чем когда-либо. Его дыхание участилось, когда ее бедра начали чуть заметно тереться о его, кровь бросилась в голову, а его мужское достоинство заныло в поисках выхода. Его руки сжались на ягодицах девушки, прижимая ближе. Их глаза встретились.
– Я хочу знать, – зашептала Флоренс торопливо. – Наверное, это неприлично с моей стороны предлагать такое. Но после отказа Фредди я могу чувствовать себя свободной от обязательств. Если я недостойна хорошего мужа, то мне хотелось бы узнать, каково это – быть желанной.
Несколько мгновений она боялась, что Эдвард оттолкнет ее: лицо его побледнело, он был потрясен. Он даже прикрыл глаза, словно борясь с собой. Когда он открыл их, его взгляд был пугающим. Флоренс ожидала вежливых извинений и отказа (как поступил Фредди), но Эдвард вдруг набросился на нее, словно коршун на добычу, придавив к стене весом своего тела.
От неожиданности и невероятного, безумного восторга у Флоренс подкосились ноги.
– О, Флоренс, – прорычал Эдвард между жадными поцелуями, – не вынуждай меня делать это!
Она ничего не ответила. Ей было нечего терять: все надежды рухнули в одно мгновение, оставив ее наедине с собственной беспомощностью. Так почему она должна отказываться от того, чего желает сейчас больше всего на свете? И разве можно остановить мужчину, чьи руки помимо его собственного желания сжимают ее и трогают везде, где пожелают?
Эдвард приподнял ее рывком, словно куклу, прижав к стене, заставив ногами обвить его бедра. Выступающая часть его тела давила ей на низ живота, вызывая сильные жаркие спазмы.
– Погоди, – сказала девушка, как только ее губы оказались свободны.
– Извини, – пробормотал Эдвард, уткнув голову ей в шею и замерев. – Я не должен был действовать с таким натиском. Должно быть, я был груб.
Флоренс, не слушая извинений, стала расстегивать мелкие пуговицы его рубашки.
– Что ты делаешь? – Эдвард изумленно смотрел на нее.
– Мне нужно касаться тебя, везде, где раньше было нельзя. Мне нужно самой убедиться в том, что ты меня хочешь.
– Тебе нужны доказательства?
Флоренс застенчиво кивнула, опасаясь, что он может остановить ее. Но этого не произошло. Эдвард чуть отступил, отпуская ее.
– Я сам расстегну, – глухо сказал он, снимая с себя атласный жилет.
Флоренс с волнением наблюдала за тем, как он расстегнул одну за другой пуговицы сорочки, затем снял и ее. Движения его были осторожными и нерешительными, словно он боялся испугать Флоренс. Тело его казалось еще более загорелым в полутьме комнаты, мягкие колечки волос покрывали широкую грудь с маленькими сосками, когда-то так потрясшими девушку. Эдвард, с его крепкими плечами и руками с выпуклыми мышцами, казался Флоренс настоящим атлетом, словно перед девушкой высилась статуя Давида. Только в отличие от мраморной скульптуры'он дышал, и дышал так часто и неровно, что дыхание Флоренс тоже сбилось, и ей стало казаться, что она умрет, если не коснется Эдварда.
– Какие доказательства тебе нужны? – напряженно улыбаясь, спросил граф. Большие пальцы его рук свободно лежали на верхней кромке брюк. Чуть ниже ладоней отчетливо выступала выпуклость, начинавшаяся в развилке ног и поднимавшаяся к ремню. Флоренс жаждала касаться тела Эдварда, и больше всего там, между широко расставленными ногами, где рвалось наружу живое существо.
– Прошу тебя, – слабым голосом сказала девушка. – Прошу тебя, позволь мне его потрогать. Я мечтала об этом с того вечера, на балу у Вэнсов.
Эдвард облегченно рассмеялся, словно опасался до этого, что она никогда не попросит об этом.
– А я думал, что напугал тебя тогда.
– С тобой мне ни разу не было страшно.
Граф опустил руки, словно отказываясь от дальнейшего сопротивления. Флоренс приблизилась, рассматривая его. Как странно сознавать, что они оба думали об одном и том же, желали друг друга и пытались скрыть это всеми правдами и неправдами! Девушка провела ладонью по плоскому животу, который напрягся при ее прикосновении. Затем она стала торопливо расстегивать ремень и пуговицы, отчего живот напрягся еще больше. Пуговицы поддавались легко, потому что зверь, спрятанный за ними, по-прежнему рвался наружу. Едва она освободила его, он почти выпрыгнул девушке в руку, теплый и шелковистый.
– Флоренс, – выдохнул Эдвард, когда девушка опустилась на колени и уткнулась лицом ему между ног, вдыхая острый мужской запах.
Она посмотрела на его орган, устремленный вверх, подрагивающий, словно живший своей жизнью. Темные широкие вены оплетали его под тонкой кожей. Мягкий мешочек, помещенный под ним, подтянулся чуть выше. Флоренс гадала, что это должно означать, а Эдвард смотрел на нее с беспокойством, словно не зная, какой реакции ожидать.
– Как я должна называть его?
– Его? Это мое оружие. – Граф сжал свой клинок рукой, чуть оголив вершинку. Кожа, словно чехол, отступила вниз, открывая округлую головку.
– Член, – повторила девушка, словно пробуя слово на вкус. Оно было коротким и каким-то шелковистым, как и то, что именовало собой. Быстрым движением она коснулась кожистого мешочка. – А это?
Эдвард усмехнулся.
– Невероятное любопытство! Это яички. – Он сложил руки на груди, как победитель.
Флоренс еще несколько секунд разглядывала странную штуку, устремленную к ее подбородку, а затем спросила:
– Можно я поцелую его? Можно я буду ласкать тебя так, как ты ласкал меня?
Граф судорожно втянул воздух. Он ответил не сразу, и Флоренс испугалась, что за этим последует отказ, но Эдвард нежно заправил ее упавший локон за ухо.
– Конечно, можно, девочка моя.
Она не сразу поцеловала его. Сначала она только прижалась щекой к теплому пульсирующему стержню и потерлась об него вверх-вниз, словно кошка. Эдвард тихо вздохнул, отдаваясь ее ласке, но когда язык Флоренс коснулся члена, его тело напряглось, словно натянутая тетива.
– Да, Флоренс, сделай это, – пробормотал он. – Попробуй его на вкус.
– Он почти сладкий, ты знал об этом? И очень большой.
От этих слов граф выпрямился гордо, словно это была самая лестная похвала.
– Не столь уж и большой, поверь мне.
Флоренс сдержала улыбку. Он хочет быть большим там, догадалась она инстинктивно. Как всякий мужчина, он хочет быть большим. Чем больше меч, тем сильнее мужчина, который им владеет, и в тем большей безопасности те, кого он любит.
– Мне кажется, он огромный, – мурлыкнула Флоренс лукаво. – Мне даже немного страшно.
Эдвард сумел только усмехнуться, но ничего не сказал, потому что девушка сжала пальцами его клинок и осторожно коснулась губами головки. В тот же момент она стала влажной и солоноватой. Эдвард застонал, и Флоренс поняла, что ему нравится эта ласка. Осмелев, она взяла в рот всю головку и чуть пососала. Лицо Эдварда исказила странная смесь наслаждения и боли. Он схватил ее за волосы и чуть потянул в сторону.
– Перестань. Ты сама не знаешь, что ты делаешь.
– Так научи меня, – просто ответила она.
Но вместо этого он поцеловал ее так нежно и ласково, как только умел, и Флоренс закрыла глаза от удовольствия. Ноги едва держали ее, и Эдвард подхватил девушку на руки, чтобы перенести на заваленную подушками софу, до сих пор источавшую аромат восточных благовоний. Всего за несколько секунд сильные руки графа лишили ее всяческой одежды: платье, панталоны, корсет – все полетело на пол и улеглось там неровной кучей. Флоренс смутилась, оставшись обнаженной, словно Эдвард лишил ее последнего бастиона защиты. Она попыталась прикрыть грудь и поджать ноги к животу.
– Не надо. Я чувствую себя... голой.
– Ты и есть голая, Флоренс, – усмехнулся он и начал свои странные изумительные ласки. Он целовал ее везде, руки касались самых секретных мест ее тела, и от этого Флоренс забыла смущение и начала постанывать в ответ. Ее обнаженное тело нравилось Эдварду, поэтому она отбросила нелепый стыд.
– Ты боишься увидеть мои ступни без туфель? – спросила она, приподнимая голову. – Ты так и не снял их.
– Мне и правда страшновато это сделать, – признался Эдвард. – Опасаюсь, что не смогу держать себя в руках.
Он лег на Флоренс сверху, прижимаясь своим обнаженным членом ей между ног. Девушка ахнула, забыв обо всем.
– Господи Боже! – воскликнула она.
Граф хрипло рассмеялся:
– Ты создана для любви, милая.
Ей понравилось, как он это сказал. Создана для любви! Она чуть приподняла бедра, ища более тесного контакта, и в этот момент ей совсем не было страшно, хотя она делала то, о чем запрещала себе даже думать. Эдвард скользнул ладонью по ее груди и животу, а затем к самым потаенным местам, раздвигая шелковые лепестки. Девушка почувствовала уже знакомую дрожь предвкушения и застонала, закусив губу. Она приподнималась и тянулась бедрами к его пальцам, отдаваясь ласкам. Сладкие, тягучие волны набегали и снова рассыпались на сотни брызг, пока наконец не накрыли ее с головой, оставив щемящее чувство пустоты и удовлетворения. Лишь когда это произошло, Эдвард отодвинулся в сторону, и что-то теплое и мокрое выплеснулось Флоренс на бедро одновременно с его хриплым стоном.
Он снял свое напряжение сам, пролив семя, догадалась девушка. Он воспользовался своей рукой, чтобы удовлетворить себя.
– Зачем ты так поступил? – Она коснулась его влажной ладони. – Почему ты не дал мне сделать это для тебя?
– Прости, Флоренс, – все еще тяжело дыша, ответил Эдвард. – Ты не так опытна, а я не мог больше терпеть. Даже просто смотреть на тебя для меня пытка.
– Значит, ты должен как можно быстрее научить меня этому!
Он поднялся на локте и с интересом посмотрел на Флоренс. Он улыбался, и от глаз разбегались веселые морщинки, как бы говоря, что уверенный тон не скрыл ее смущения от этой просьбы.
– Ты меня окончательно испортишь, маленькая колдунья!
И он показал ей, что нужно делать: как сжимать пальцы на твердом стержне, как скользить вверх-вниз губами, осторожно, чтобы не причинить боль. Когда у Флоренс стало получаться, наградой ей было его учащенное дыхание, переходящее в хриплый рык. Теплая струйка, плеснувшаяся ей в лицо, была терпкой и соленой. Почему-то это привело ее в такое возбуждение, что теперь уже Эдвард начал целовать ее и ласкать.
– Ты самая потрясающая женщина на свете, – пробормотал он ей в ухо, замечая, что Флоренс вот-вот уснет. Он прижался к ней сзади, и его теплое дыхание, гревшее ее шею, убаюкало девушку.
Несмотря на то, как грустно и неудачно начался этот вечер, она уснула крепко и спокойно, как дитя.
Эдвард оставался неподвижным еще долгое время после того, как она уснула. Сердце стучало размеренно, тело, наконец, расслабилось. Он старался не думать о том, как скоро действительность вторгнется в их жизнь, чтобы разрушить идиллию. Одна ночь, всего одна ночь – словно величайший дар, словно украдкой сорванный запретный плод. А потом он сделает то, что велит ему долг: он вернет Флоренс своему брату. Пусть это неправильно, пусть жестоко, но так суждено, и нет смысла спорить с судьбой. Разве у него есть выбор? Разве он может сам жениться на Флоренс и тем самым отдать Фреда на съедение волкам? Даже если бы это сделало Флоренс счастливой (о себе Эдвард даже не думал), то какая участь ждет его брата? Может ли он поступить таким образом, чтобы отнять у Фреда последний шанс на спасение? Он никогда не простит себе подобного эгоизма, потому что привык опекать и беречь брата. А Флоренс, разве она не желала крепкого брака? Разве не решит это и ее проблему?
Пока еще есть шанс все исправить, он должен переговорить с Фредом. Ни один из них не получит того, о чем мечтал, но ни один из них и не сможет пожаловаться на злую участь!
А что касается его самого... что ж, у него есть эта ночь, и эта прекрасная девушка, нежащаяся в его объятиях. Воспоминания об этом будут принадлежать ему одному, а это тоже сокровище.
Но что значит одна ночь, когда зерно сомнений уже упало на благодатную почву? Прогнав из головы предательскую мысль, Эдвард осторожно поднялся с постели.
Тихо отодвинув две пыльные занавески, он неслышно скользнул в смежную комнату. Мраморный пол неприятно холодил обнаженные ступни, навевая воспоминания. Роскошная комната в сером предрассветном сумраке была великолепна. Мелкие паучки завозились в своих углах, потревоженные непрошеным гостем. Фарфоровая ванна, задернутая гардиной, была инкрустирована золотом. К счастью, водопровод все еще функционировал, и Эдвард быстро помылся под тонкой холодной струей. Он даже не вытерся, рассчитывая быстро обсохнуть, и прошел в кабинет.
Эта комната была задумана как место для медитаций, хотя едва ли хоть раз использовалась по назначению. Деревянный пол был накрыт индийским ковриком, у стены сидел золоченый Будда. Его лицо было благостным и всепрощающим, длинные мочки ушей тускло поблескивали. С другой стороны стояли маленькие статуэтки, изображавшие различные позы любви. Кое-что из этого Эдвард с Флоренс проделывали этой ночью.
Он бросил взгляд через плечо в направлении комнаты, где спала девушка. Воспоминания – вот что будет преследовать его в будущем. Если ему случится еще раз побывать здесь, он будет вновь и вновь возвращаться к тому моменту, когда Флоренс отдавалась ему, пусть даже не до конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Все образуется. Вот увидишь, ты просто неверно поняла моего брата.
– Я все поняла так, как следовало, – всхлипнула девушка, зарываясь носом графу в плечо. – Я знаю это. Кроме того, он даже не хочет меня. Когда я поцеловала его... впрочем, к чему подробности. Я догадалась, что он не горит желанием зазвать меня в свою постель.
Хмуро засопев носом, Флоренс высвободилась из объятий и заглянула в лицо Эдварду.
– Что со мной не так? Я слишком толстая? Слишком худая? Или у меня дурной характер? Почему я так мало интересую мужчин вашего рода? Даже ты предпочел мне Мэри Вэнс, потому что она куда более опытна и откровенна, да? Бог мой, ты даже отдал ей мою лошадь!
Эдвард не сдержал улыбки. Значит, тот случай задел ее? Флоренс заметила улыбку и нахмурилась так грозно, как только умела, – граф нашел ее вид весьма уморительным. Сообразив, что пора успокоить ее задетую гордость, он торопливо ответил:
– Я не отдавал ей твою лошадь – мне бы это и в голову не пришло. Я просто одолжил ее. Во-первых, Мэри Вэнс была нашей гостьей, а во-вторых, очень об этом просила. Я не мог знать, что тебя это настолько обидит. Я купил Стрекозу специально для тебя.
– Это правда? Для меня? – недоверчиво улыбнулась Флоренс, и Эдвард понял, что нашел нужные слова.
– Да, только для тебя.
– А та картина, которую ты распорядился повесить в моей комнате? Та, что так мне понравилась, помнишь? Это тоже ради меня?
– А как ты думаешь?
– Знаешь, – после некоторого размышления произнесла девушка, – ты вовсе не монстр, поверь мне. Я буду скучать по тебе.
И она снова заплакала. Эдвард не выдержал и прижал ее к себе. Он сознавал, что это было неразумно, но потребность утешить девушку была так сильна, что он плюнул на доводы рассудка.
– Тише. – Он нежно поцеловал ее волосы. – Тебе не придется ни по кому скучать, поверь мне. Завтра все выяснится, ты выйдешь за Фреда и останешься здесь.
– Нет, – покачала головой Флоренс. – Я не стану заставлять его. Только если он сам пожелает.
– Он будет счастлив взять тебя в жены. – Губы Эдварда нашли нежную мочку уха, и он поцеловал ее. Девушка обняла его так естественно, словно это было единственно возможным продолжением разговора.
– Не будет. Даже ты целуешь меня с большим удовольствием, чем он.
– Ты ошибаешься. – Эдвард уже и сам не понимал, о чем они спорят. Больше всего сейчас он боролся с желанием укусить Флоренс за шею.
– Да нет же, не ошибаюсь. Конечно, Фред очень воспитан и не обидит меня. Но наш поцелуй... ты же не станешь утверждать, это с твоим братом, а не со мной что-то не в порядке.
Слова Флоренс вернули графа к действительности. Встревожившись не на шутку, он чуть отстранился.
– Разумеется, с Фредом все в порядке. Абсолютно в порядке.
– Вот видишь. Значит, дело во мне. Я недостаточно женственна, чтобы разбудить в нем желание.
– О Господи! – простонал Эдвард. – Ты более чем женственна, Флоренс.
– Но ты же не захотел меня. Вернее, недостаточно захотел.
– Я хочу тебя с того самого момента, как впервые увидел.
– Тогда почему ты остановился тогда, в развалинах?
– И чуть не скончался от мучений, – усмехнулся граф. Притянув к себе бедра Флоренс, он заглянул ей в глаза: – Чувствуешь? Чувствуешь мое возбуждение? Ты делаешь это со мной, сама того не зная. Даже когда ты просто стоишь рядом, даже когда я думаю о тебе, я схожу с ума. Поэтому не говори, что ты недостаточно желанная женщина.
Флоренс замолчала, глядя на него. Ее нос покраснел, ресницы слиплись от слез, но для Эдварда она была еще прекраснее и нежнее, чем когда-либо. Его дыхание участилось, когда ее бедра начали чуть заметно тереться о его, кровь бросилась в голову, а его мужское достоинство заныло в поисках выхода. Его руки сжались на ягодицах девушки, прижимая ближе. Их глаза встретились.
– Я хочу знать, – зашептала Флоренс торопливо. – Наверное, это неприлично с моей стороны предлагать такое. Но после отказа Фредди я могу чувствовать себя свободной от обязательств. Если я недостойна хорошего мужа, то мне хотелось бы узнать, каково это – быть желанной.
Несколько мгновений она боялась, что Эдвард оттолкнет ее: лицо его побледнело, он был потрясен. Он даже прикрыл глаза, словно борясь с собой. Когда он открыл их, его взгляд был пугающим. Флоренс ожидала вежливых извинений и отказа (как поступил Фредди), но Эдвард вдруг набросился на нее, словно коршун на добычу, придавив к стене весом своего тела.
От неожиданности и невероятного, безумного восторга у Флоренс подкосились ноги.
– О, Флоренс, – прорычал Эдвард между жадными поцелуями, – не вынуждай меня делать это!
Она ничего не ответила. Ей было нечего терять: все надежды рухнули в одно мгновение, оставив ее наедине с собственной беспомощностью. Так почему она должна отказываться от того, чего желает сейчас больше всего на свете? И разве можно остановить мужчину, чьи руки помимо его собственного желания сжимают ее и трогают везде, где пожелают?
Эдвард приподнял ее рывком, словно куклу, прижав к стене, заставив ногами обвить его бедра. Выступающая часть его тела давила ей на низ живота, вызывая сильные жаркие спазмы.
– Погоди, – сказала девушка, как только ее губы оказались свободны.
– Извини, – пробормотал Эдвард, уткнув голову ей в шею и замерев. – Я не должен был действовать с таким натиском. Должно быть, я был груб.
Флоренс, не слушая извинений, стала расстегивать мелкие пуговицы его рубашки.
– Что ты делаешь? – Эдвард изумленно смотрел на нее.
– Мне нужно касаться тебя, везде, где раньше было нельзя. Мне нужно самой убедиться в том, что ты меня хочешь.
– Тебе нужны доказательства?
Флоренс застенчиво кивнула, опасаясь, что он может остановить ее. Но этого не произошло. Эдвард чуть отступил, отпуская ее.
– Я сам расстегну, – глухо сказал он, снимая с себя атласный жилет.
Флоренс с волнением наблюдала за тем, как он расстегнул одну за другой пуговицы сорочки, затем снял и ее. Движения его были осторожными и нерешительными, словно он боялся испугать Флоренс. Тело его казалось еще более загорелым в полутьме комнаты, мягкие колечки волос покрывали широкую грудь с маленькими сосками, когда-то так потрясшими девушку. Эдвард, с его крепкими плечами и руками с выпуклыми мышцами, казался Флоренс настоящим атлетом, словно перед девушкой высилась статуя Давида. Только в отличие от мраморной скульптуры'он дышал, и дышал так часто и неровно, что дыхание Флоренс тоже сбилось, и ей стало казаться, что она умрет, если не коснется Эдварда.
– Какие доказательства тебе нужны? – напряженно улыбаясь, спросил граф. Большие пальцы его рук свободно лежали на верхней кромке брюк. Чуть ниже ладоней отчетливо выступала выпуклость, начинавшаяся в развилке ног и поднимавшаяся к ремню. Флоренс жаждала касаться тела Эдварда, и больше всего там, между широко расставленными ногами, где рвалось наружу живое существо.
– Прошу тебя, – слабым голосом сказала девушка. – Прошу тебя, позволь мне его потрогать. Я мечтала об этом с того вечера, на балу у Вэнсов.
Эдвард облегченно рассмеялся, словно опасался до этого, что она никогда не попросит об этом.
– А я думал, что напугал тебя тогда.
– С тобой мне ни разу не было страшно.
Граф опустил руки, словно отказываясь от дальнейшего сопротивления. Флоренс приблизилась, рассматривая его. Как странно сознавать, что они оба думали об одном и том же, желали друг друга и пытались скрыть это всеми правдами и неправдами! Девушка провела ладонью по плоскому животу, который напрягся при ее прикосновении. Затем она стала торопливо расстегивать ремень и пуговицы, отчего живот напрягся еще больше. Пуговицы поддавались легко, потому что зверь, спрятанный за ними, по-прежнему рвался наружу. Едва она освободила его, он почти выпрыгнул девушке в руку, теплый и шелковистый.
– Флоренс, – выдохнул Эдвард, когда девушка опустилась на колени и уткнулась лицом ему между ног, вдыхая острый мужской запах.
Она посмотрела на его орган, устремленный вверх, подрагивающий, словно живший своей жизнью. Темные широкие вены оплетали его под тонкой кожей. Мягкий мешочек, помещенный под ним, подтянулся чуть выше. Флоренс гадала, что это должно означать, а Эдвард смотрел на нее с беспокойством, словно не зная, какой реакции ожидать.
– Как я должна называть его?
– Его? Это мое оружие. – Граф сжал свой клинок рукой, чуть оголив вершинку. Кожа, словно чехол, отступила вниз, открывая округлую головку.
– Член, – повторила девушка, словно пробуя слово на вкус. Оно было коротким и каким-то шелковистым, как и то, что именовало собой. Быстрым движением она коснулась кожистого мешочка. – А это?
Эдвард усмехнулся.
– Невероятное любопытство! Это яички. – Он сложил руки на груди, как победитель.
Флоренс еще несколько секунд разглядывала странную штуку, устремленную к ее подбородку, а затем спросила:
– Можно я поцелую его? Можно я буду ласкать тебя так, как ты ласкал меня?
Граф судорожно втянул воздух. Он ответил не сразу, и Флоренс испугалась, что за этим последует отказ, но Эдвард нежно заправил ее упавший локон за ухо.
– Конечно, можно, девочка моя.
Она не сразу поцеловала его. Сначала она только прижалась щекой к теплому пульсирующему стержню и потерлась об него вверх-вниз, словно кошка. Эдвард тихо вздохнул, отдаваясь ее ласке, но когда язык Флоренс коснулся члена, его тело напряглось, словно натянутая тетива.
– Да, Флоренс, сделай это, – пробормотал он. – Попробуй его на вкус.
– Он почти сладкий, ты знал об этом? И очень большой.
От этих слов граф выпрямился гордо, словно это была самая лестная похвала.
– Не столь уж и большой, поверь мне.
Флоренс сдержала улыбку. Он хочет быть большим там, догадалась она инстинктивно. Как всякий мужчина, он хочет быть большим. Чем больше меч, тем сильнее мужчина, который им владеет, и в тем большей безопасности те, кого он любит.
– Мне кажется, он огромный, – мурлыкнула Флоренс лукаво. – Мне даже немного страшно.
Эдвард сумел только усмехнуться, но ничего не сказал, потому что девушка сжала пальцами его клинок и осторожно коснулась губами головки. В тот же момент она стала влажной и солоноватой. Эдвард застонал, и Флоренс поняла, что ему нравится эта ласка. Осмелев, она взяла в рот всю головку и чуть пососала. Лицо Эдварда исказила странная смесь наслаждения и боли. Он схватил ее за волосы и чуть потянул в сторону.
– Перестань. Ты сама не знаешь, что ты делаешь.
– Так научи меня, – просто ответила она.
Но вместо этого он поцеловал ее так нежно и ласково, как только умел, и Флоренс закрыла глаза от удовольствия. Ноги едва держали ее, и Эдвард подхватил девушку на руки, чтобы перенести на заваленную подушками софу, до сих пор источавшую аромат восточных благовоний. Всего за несколько секунд сильные руки графа лишили ее всяческой одежды: платье, панталоны, корсет – все полетело на пол и улеглось там неровной кучей. Флоренс смутилась, оставшись обнаженной, словно Эдвард лишил ее последнего бастиона защиты. Она попыталась прикрыть грудь и поджать ноги к животу.
– Не надо. Я чувствую себя... голой.
– Ты и есть голая, Флоренс, – усмехнулся он и начал свои странные изумительные ласки. Он целовал ее везде, руки касались самых секретных мест ее тела, и от этого Флоренс забыла смущение и начала постанывать в ответ. Ее обнаженное тело нравилось Эдварду, поэтому она отбросила нелепый стыд.
– Ты боишься увидеть мои ступни без туфель? – спросила она, приподнимая голову. – Ты так и не снял их.
– Мне и правда страшновато это сделать, – признался Эдвард. – Опасаюсь, что не смогу держать себя в руках.
Он лег на Флоренс сверху, прижимаясь своим обнаженным членом ей между ног. Девушка ахнула, забыв обо всем.
– Господи Боже! – воскликнула она.
Граф хрипло рассмеялся:
– Ты создана для любви, милая.
Ей понравилось, как он это сказал. Создана для любви! Она чуть приподняла бедра, ища более тесного контакта, и в этот момент ей совсем не было страшно, хотя она делала то, о чем запрещала себе даже думать. Эдвард скользнул ладонью по ее груди и животу, а затем к самым потаенным местам, раздвигая шелковые лепестки. Девушка почувствовала уже знакомую дрожь предвкушения и застонала, закусив губу. Она приподнималась и тянулась бедрами к его пальцам, отдаваясь ласкам. Сладкие, тягучие волны набегали и снова рассыпались на сотни брызг, пока наконец не накрыли ее с головой, оставив щемящее чувство пустоты и удовлетворения. Лишь когда это произошло, Эдвард отодвинулся в сторону, и что-то теплое и мокрое выплеснулось Флоренс на бедро одновременно с его хриплым стоном.
Он снял свое напряжение сам, пролив семя, догадалась девушка. Он воспользовался своей рукой, чтобы удовлетворить себя.
– Зачем ты так поступил? – Она коснулась его влажной ладони. – Почему ты не дал мне сделать это для тебя?
– Прости, Флоренс, – все еще тяжело дыша, ответил Эдвард. – Ты не так опытна, а я не мог больше терпеть. Даже просто смотреть на тебя для меня пытка.
– Значит, ты должен как можно быстрее научить меня этому!
Он поднялся на локте и с интересом посмотрел на Флоренс. Он улыбался, и от глаз разбегались веселые морщинки, как бы говоря, что уверенный тон не скрыл ее смущения от этой просьбы.
– Ты меня окончательно испортишь, маленькая колдунья!
И он показал ей, что нужно делать: как сжимать пальцы на твердом стержне, как скользить вверх-вниз губами, осторожно, чтобы не причинить боль. Когда у Флоренс стало получаться, наградой ей было его учащенное дыхание, переходящее в хриплый рык. Теплая струйка, плеснувшаяся ей в лицо, была терпкой и соленой. Почему-то это привело ее в такое возбуждение, что теперь уже Эдвард начал целовать ее и ласкать.
– Ты самая потрясающая женщина на свете, – пробормотал он ей в ухо, замечая, что Флоренс вот-вот уснет. Он прижался к ней сзади, и его теплое дыхание, гревшее ее шею, убаюкало девушку.
Несмотря на то, как грустно и неудачно начался этот вечер, она уснула крепко и спокойно, как дитя.
Эдвард оставался неподвижным еще долгое время после того, как она уснула. Сердце стучало размеренно, тело, наконец, расслабилось. Он старался не думать о том, как скоро действительность вторгнется в их жизнь, чтобы разрушить идиллию. Одна ночь, всего одна ночь – словно величайший дар, словно украдкой сорванный запретный плод. А потом он сделает то, что велит ему долг: он вернет Флоренс своему брату. Пусть это неправильно, пусть жестоко, но так суждено, и нет смысла спорить с судьбой. Разве у него есть выбор? Разве он может сам жениться на Флоренс и тем самым отдать Фреда на съедение волкам? Даже если бы это сделало Флоренс счастливой (о себе Эдвард даже не думал), то какая участь ждет его брата? Может ли он поступить таким образом, чтобы отнять у Фреда последний шанс на спасение? Он никогда не простит себе подобного эгоизма, потому что привык опекать и беречь брата. А Флоренс, разве она не желала крепкого брака? Разве не решит это и ее проблему?
Пока еще есть шанс все исправить, он должен переговорить с Фредом. Ни один из них не получит того, о чем мечтал, но ни один из них и не сможет пожаловаться на злую участь!
А что касается его самого... что ж, у него есть эта ночь, и эта прекрасная девушка, нежащаяся в его объятиях. Воспоминания об этом будут принадлежать ему одному, а это тоже сокровище.
Но что значит одна ночь, когда зерно сомнений уже упало на благодатную почву? Прогнав из головы предательскую мысль, Эдвард осторожно поднялся с постели.
Тихо отодвинув две пыльные занавески, он неслышно скользнул в смежную комнату. Мраморный пол неприятно холодил обнаженные ступни, навевая воспоминания. Роскошная комната в сером предрассветном сумраке была великолепна. Мелкие паучки завозились в своих углах, потревоженные непрошеным гостем. Фарфоровая ванна, задернутая гардиной, была инкрустирована золотом. К счастью, водопровод все еще функционировал, и Эдвард быстро помылся под тонкой холодной струей. Он даже не вытерся, рассчитывая быстро обсохнуть, и прошел в кабинет.
Эта комната была задумана как место для медитаций, хотя едва ли хоть раз использовалась по назначению. Деревянный пол был накрыт индийским ковриком, у стены сидел золоченый Будда. Его лицо было благостным и всепрощающим, длинные мочки ушей тускло поблескивали. С другой стороны стояли маленькие статуэтки, изображавшие различные позы любви. Кое-что из этого Эдвард с Флоренс проделывали этой ночью.
Он бросил взгляд через плечо в направлении комнаты, где спала девушка. Воспоминания – вот что будет преследовать его в будущем. Если ему случится еще раз побывать здесь, он будет вновь и вновь возвращаться к тому моменту, когда Флоренс отдавалась ему, пусть даже не до конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35