Когда Эдвард прислонил ее к стене и поднял руки, чтобы прижать их к нагретому солнцем камню, это ощущение захватило ее так сильно, что, казалось, остановилось время.
Удерживая девушку за кисти рук, граф не переставал целовать ее, и она отдавалась ему, словно была его пленницей. Ему хотелось взять ее прямо здесь, прямо в этой позе, словно она принадлежит ему целиком, и Эдвард даже не слышал своего хриплого дыхания.
– Что ты делаешь? – спросила Флоренс.
Не отпуская ее, он глухо ответил:
– Я же обещал показать тебе, – и не узнал собственного голоса.
– П-показать мне?
– Да, показать, каким сильным бывает желание.
– Но, – Флоренс закусила нижнюю губу, вспоминая бессонные ночи, – я уже знаю, что такое желание.
Эдвард едва не застонал. Ему пришлось чуть отодвинуться прочь, прежде чем его напряженная плоть не разрядилась прямо ему в штаны, словно он был зеленым юнцом, впервые держащим в объятиях женщину. Девушка не шелохнулась: она с тревогой вглядывалась ему в лицо, лихорадочно дрожа, то ли от страха, то ли от волнения.
– Сначала желание, – сипло шепнул Эдвард. – Потом уже наслаждение. Одно не существует без другого. – Он отпустил одно запястье девушки и накрыл ладонью выпуклость груди, чуть сжав сосок через ткань. – Ты чувствуешь? Этот бешеный пульс в каждой клеточке твоего тела? Чувствуешь, как он отдается у тебя между ног?
Флоренс кивнула, зажмурившись, и он поцеловал ее, и его собственный пульс стучал в висках и эхом пульсировал в напряженной плоти. Граф коснулся губами полной груди девушки, обведя контур сосков языком прямо сквозь синюю ткань.
– Эдвард, – всхлипнула Флоренс жалобно, желая оттолкнуть его и при этом прижимаясь только сильнее. – Я... я чувствую то, что ты говоришь...
Он поднял голову и встретил ее испуганный взгляд.
– Я хочу коснуться тебя там, где тянет сильнее всего. Ты же знаешь, где это?
– Сильнее всего? Ты имеешь в виду...
– Можешь называть это, как хочешь. Твоя киска, секрет купидона, даже нефритовые врата, если пожелаешь. Я покажу тебе, для чего природа одарила женщину этим сокровищем, если ты позволишь мне продолжить.
Несколько мгновений Флоренс колебалась, чувствуя, как жар нарастает, не позволяя отступить, затем кивнула.
Эдвард, с тревогой следивший за сменой эмоций на ее лице, улыбнулся. Господи, до чего смелое невинное создание! Флоренс... если бы только она могла принадлежать ему! Если бы только эти ласки не были украдены тайком, как запретный плод из райского сада!
Почувствовав болезненный укол в сердце, Эдвард впился в губы девушки яростным поцелуем, одной рукой подбирая ее юбки и задирая их выше, пока ладонь не скользнула по обнаженным ногам.
– Помочь тебе? – спросила Флоренс, дыша все чаще. – Подержать юбки?
– Да, мне могут понадобиться обе руки.
– Тогда отпусти мое запястье.
Эдвард усмехнулся: даже в этой ситуации Флоренс действовала практично. Он поднес плененную ладонь к губам и зубами стянул с нее перчатку, а затем осторожно коснулся губами каждого пальчика. Девушка застонала и потерлась о его бедра своими. Глаза ее были затуманены слезами желания.
Сделав шаг назад, Эдвард посмотрел на нее, словно желая убедиться, что ее обнаженное тело не пригрезилось ему в одном из горячечных ночных снов. Стройные длинные ноги в кружевных панталонах – какими он видел их тогда, в Лондоне, подглядывая за Флоренс у портнихи! – тонкие щиколотки в крохотных туфельках – всего этого он мог касаться сейчас наяву. Сам того не желая, Эдвард опустился на колени перед девушкой и спрятал лицо в белых кружевах, вдыхая тонкий запах возбуждения, исходивший от них.
– Боже всемогущий! – выдохнула Флоренс.
Эдвард провел ладонями вверх по обнаженным икрам.
– Еще немного, и ты поймешь, о чем я говорил. – И он повторил путь ладоней языком.
Его пальцы нашли застежку панталон и расстегнули ее. Флоренс напряженно застыла, но не отодвинулась. Эдвард раздвинул ее бедра шире, проникнув ладонью в самое заповедное место. Мягкие завитки волос скрывали то, что он мог только мечтать увидеть. Он чувствовал ее запах все сильнее – сладковатый, терпкий и очень нежный, – запах первого греха.
Притянув к себе девушку за бедра, Эдвард проник пальцем между нежными лепестками ее плоти. Там было мокро и жарко. Флоренс задрожала так часто, что у нее чуть не подкосились колени. Казалось, еще целое озеро влаги выплеснулось между ног.
– Вот то место, о котором я говорил. Я покажу тебе, какое наслаждение оно может подарить.
Боже, какая она была шелковистая там! Эдвард с трудом подавил желание проникнуть пальцем глубже, туда, куда манил его инстинкт. Когда он нашел самое чувствительное место и чуть надавил на него, Флоренс выгнулась, издав удивленный стон и заставив Эдварда улыбнуться.
– Эдвард, – жалобно всхлипнула девушка, – ты уверен, что это правильно? Это так... странно.
– Не бойся, милая, – тихо шепнул он и снова коснулся того же места, затем еще и еще.
– Эдвард, это... О! – Она не договорила, потому что Эдвард вдруг приник губами туда, где только что ласкал пальцами. У Флоренс пресеклось дыхание, словно между ног, подобно снежному кому, нарастал комок нервов, сжимавшийся конвульсивно и сладко. Сам Эдвард еще мгновение назад не знал, что сделает именно это, но что-то подтолкнуло его помимо собственной воли. Губы поглаживали, язык касался часто-часто, ощущая нежный вкус, похожий на морскую воду.
– Эдвард, это сладко почти до боли! – простонала девушка, вцепившись ему в волосы.
Граф чувствовал, как волны возбуждения окатывают ее, слышал каждый стон и крик и принимал их, как великую награду. Он делал все то, чему его научили многочисленные любовницы, ласкал так, чтобы доставить великое наслаждение, забыв о самом себе, живя только конвульсивной дрожью, сотрясавшей тело Флоренс. Именно в этот момент он понял, как легко дарить наслаждение любимой женщине, ничего не требуя взамен, и это открытие принимал как великое откровение.
Она принадлежала ему, его Флоренс, он первым показал ей, какой бывает страсть, и это наполняло его гордостью. Лишь та тонкая, невидимая граница, которая не позволяла его пальцам проникнуть внутрь ее тела, напоминала ему о том, что Флоренс не будет принадлежать ему вечно. От этого сердце сжималось до боли.
Когда девушка достигла пика в пятый раз, ноги перестали ее слушаться. Она почти мешком повалилась на Эдварда, отчего они оба оказались на полу, поросшем травой. Когда она оказалась сверху, тело графа напомнило ему о собственных нуждах, ткнувшись возбужденной плотью девушке между ног.
В отличие от нее он знал, каким может быть наслаждение от проникновения в женское тело – это сладкое безумное скольжение туда и обратно, сводящее с ума. Единственное, чего Эдвард не мог знать, – это каково сливаться с женщиной, когда в сердце поселилась любовь. Должно быть, от этого наслаждение еще прекраснее.
Он лежал тихо, не смея шелохнуться, давая Флоренс возможность прийти в себя. Но девушка прильнула к нему ближе, заглядывая в глаза.
– Скажи, что я должна сделать. Скажи, как доставить тебе удовольствие.
Он покачал головой.
– Покажи, что я должна сделать, – повторила Флоренс настойчиво.
Эдвард сам не сумел бы объяснить, как ее запястья вновь оказались в тисках его рук, а его ноги обвили ее икры. Пытаясь справиться с собой, он закрыл глаза.
– Не проси меня об этом, – буркнул граф.
– Но ведь это будет честно, Эдвард, – возразила Флоренс и поцеловала упрямо сжатые губы.
Звук собственного имени обезоружил его. Эдвард перевернул девушку на спину, подмяв под себя. Теперь она была целиком в его власти. Ей не удастся сбежать. Он сжал ладонями ее голову и поцеловал так, словно хотел проглотить ее целиком. Его напряженный член тыкался ей между ног, ища дорогу. Достаточно было приподнять ее бедра и разорвать тонкую преграду, чтобы сделать ее своей.
Флоренс просунула руку между сплетенными телами и сквозь брюки сжала выпуклость между его ног. От острого ощущения Эдвард чуть не вскрикнул, дрожь, прокатившаяся по телу, была почти болезненной.
– Каково это? – спросила девушка, изучая пальцами выпуклость. – Что ты чувствуешь, когда он увеличивается?
– Вытащи его! – хрипло сказал Эдвард. – Иисус-Мария, вытащи его наружу!
И прежде чем Флоренс сделала это, он сам расстегнул брюки. Член выскочил, ткнувшись в нежную ладошку. Он был горячим и твердым, словно сделанным из железа, облаченного в шелковую оболочку. Девушка без страха провела по нему пальцами, затем чуть сжала.
– Флоренс! – простонал Эдвард, чувствуя себя одним оголенным нервом. Нежные прикосновения сводили с ума, отбирая всякую способность мыслить здраво.
Словно поняв, что нужно делать, девушка сжала пальцы сильнее, скользя кольцом вверх-вниз. Эдвард, как в бреду, двигался в такт этим движениям, не сознавая, как инстинкт берет свое, превращая его из цивилизованного мужчины в дикое животное. Почти рыча, он просунул руку под юбки Флоренс и проник в панталоны. Она была мокрая там. Мокрая и горячая. Она ждала его. Казалось, даже земля под ними дрожала в ожидании продолжения. Эдвард так хотел проникнуть в шелковые глубины, что почти забыл, как дышать.
– Эдвард, – позвала Флоренс над самым ухом. В ее голосе отчетливо звучали изумление и испуг.
Это отрезвило его. Господи, ведь он мог воспользоваться ее податливостью, мог совершить непоправимую ошибку! И она приняла бы его, потому что желала юп того же.
С отчаянным стоном Эдвард почти отпрянул в сторону. Он не смел делать того, что едва не произошло только что. Он не мог испортить невесту своего брата, даже во имя любви к ней!
Граф сел чуть поодаль, подтянув ноги к подбородку. Только невероятным усилием воли он сдерживал себя, чтобы не броситься назад и не взять лежавшую Флоренс силой. Он молчал до тех пор, пока не понял, что это пугает девушку.
Подняв голову, он увидел ее возле себя. Поймав его отчаянный взгляд, Флоренс положила руку ему на затылок.
– Уходи, – бросил Эдвард, чувствуя, как снова напряглось тело от этого прикосновения. – Уходи, пока я не причинил тебе боль.
Или он уже это сделал? Его жестокие слова, должно быть, ранили девушку, потому что она сразу поднялась. С замирающим сердцем Эдвард услышал шелест оправляемых юбок. Несколько мгновений Флоренс не двигалась, глядя на него сверху вниз. Затем она нежно погладила его волосы и пошла прочь. Эдвард зажмурился, ощущая звук удаляющихся шагов как величайшую в жизни потерю.
Она коснулась его перед уходом. Разве он заслужил подобную нежность?
«Боже, Боже, Боже», – повторяла про себя Флоренс скороговоркой. Нужно было отвести на конюшню Нитвит, прежде чем отправляться к себе. Она кое-как заколола волосы, выбрав из них травинки. Губы все еще горели от поцелуев Эдварда, грудь ныла от его прикосновений. Казалось, все ее тело до сих пор сотрясается от того наслаждения, которое он ей открыл.
А когда она попробовала ласкать его...
Как увеличивалась его плоть от вожделения, как пульсировала в ее ладони! Как искала вход к тайникам, о которых Флоренс могла только догадываться! Она коснулась рукой там, где Эдвард ласкал ее языком и губами. Там все еще было влажно и горячо. Казалось, что и годы спустя при воспоминании о том, что произошло, там будет становиться мокро.
Господи, что же она натворила? Ни одна достойная уважения девушка – тем более обрученная – не позволит себе ничего подобного!
Эта мысль напугала ее. Не совершает ли она ошибку, принимая предложение Фреда, как ее так сильно влечет не к жениху, а к его брату? Хотя сам Фредди, похоже, не слишком ждет от нее подобных эмоций, воспринимая ее всего лишь как друга. Но быть может, Эдвард не прав, говоря, что для женщин естественно испытывать сильные желания? Возможно, прав Фредди, хранящий ее нетронутой? Как разобраться?
Но ее тело так же, как и сердце, чувствовало себя замечательно в объятиях Эдварда. Словно она, Флоренс, была рождена, чтобы однажды быть прижатой к его груди! Но должна ли она слушать зов тела, если общественная мораль осуждает подобное поведение? Разве она не стремится быть настоящей леди? И разве предложил ей Эдвард что-то еще, помимо наслаждения? Он подарил ей только неудовлетворенное желание и сердечную боль. Да если бы даже он и согласился взять ее в законные жены, каким был бы их брак? Смог бы Эдвард полюбить ее так, как ее отец-викарий любил мать Флоренс? Она хорошо помнила, как однажды застала отца плачущим над старыми перчатками давно умершей жены.
Да-да, Фред куда больше подходил на роль мужа – добрый друг, нежный и заботливый. Он не разобьет ее сердца, как это ненароком сделал Эдвард. А она станет ему верной и любящей супругой, да-да, именно так!
Флоренс упрямо вздернула подбородок, приняв решение. Как если бы это разом вытеснило из души все сомнения и всю ее любовь к графу Грейстоу.
Глава 11
– Прекрати обращаться с ней как с монахиней! – отчеканил Эдвард, нависая над братом.
Фредди, утопавший в подушках, сел, упершись в пол бильярдным кием. На прикроватном столике лежали два открытых романа и недописанное письмо, стопка игральных карт была разложена в пасьянсе, с краю стоял бокал с вином. Венчала этот беспорядок хрустальная ваза с фруктами. Эдвард без труда узнал эти спутники скуки и понял, что брат мается от безделья. Но даже это не смягчило раздражения. С заключением помолвки у Фреда появились обязанности, которыми он манкировал.
Однако сам Фредди не выказал признаков беспокойства, выслушав обвинение графа.
– Это Флоренс сказала тебе, что я обращаюсь с ней как с монахиней?
– Нет, но это понятно и круглому дураку. Ты должен это изменить.
– Должен?
– Да, черт тебя побери!
– Знаешь, Эдвард, – задумчиво глядя на брата, заметил Фредди, – когда ты злишься, у тебя на шее вздувается синяя вена.
Эдвард снова выругался, на сей раз сквозь зубы, и спрятал руки в карманы. Происходящее сильно напоминало ему разговор двух глухих. Он и сам ощущал неровный пульс где-то на горле, и это его раздражало.
– Слушай, ты должен отнестись серьезно к тому, что я говорю. Флоренс – взрослая женщина. Она темпераментная и чуткая. Твоя отстраненность ранит ее. Тебе необходимо уделять ей больше внимания.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Что значит «больше внимания»?
– Ты не понимаешь, – повторил Эдвард мрачно. Фред поправил одеяло и повозил под ним здоровой ногой.
– Я не хотел бы принуждать ее к физической близости во всех ее проявлениях. Мне нужно, чтобы у нее всегда оставалась возможность передумать и разорвать помолвку.
Эдвард почувствовал, что на сей раз у него задергалась бровь. Он зажал ее пальцами. Эдвард сомневался, что сможет дожить до конца лета без ненужных последствий, если Фредди ничего не предпримет в отношении Флоренс. Даже случайные встречи с ней причиняли боль. Он узнал, что Фред обделяет ее вниманием, и подсознание нашептывало восполнить этот пробел самому. Если же эти двое все-таки поженятся, его присутствие в поместье станет лишним, и он сможет со спокойной совестью перебраться в Лондон. Но до тех пор он обязан находиться поблизости.
– Я не могу заставлять ее. – Фред коснулся рукава брата. – Это будет нечестно.
– Никто не говорит о насилии. Ты нравишься Флоренс, а она тебе, ведь так? Но ты холоден к ней и почти не проводишь с ней времени. Она слоняется по дому как тень. Надеюсь, мысль о физическом контакте с ней не кажется тебе отвратительной?
– Разумеется, нет! – быстро ответил Фред, но почему-то отвел глаза.
– Ты же не думаешь, что она обидит тебя, если в брачную ночь ты чего-то не сумеешь?
– Нет, что ты! Она очень добрая девушка.
– Значит, тебе надо привыкать к мысли о физической близости с ней. Однажды ты все равно столкнешься с этим. Ведь ты же хочешь иметь детей, правда?
На этот раз Фредди молчал долго, словно взвешивая все «за» и «против».
– Хорошо, – наконец кивнул он. – Ты прав. Это неизбежно. Я постараюсь... уделять ей больше внимания. Но я не стану заходить слишком далеко, мне не хотелось бы э-э... скомпрометировать ее.
– Вот и отлично, – кивнул Эдвард, чувствуя, как липкий ком в желудке растворяется. – Не веди себя так, словно она твоя сестра.
– Да-да, теперь я буду Казановой. – Лицо Фреда исказилось, он повернулся спиной. – Можешь идти. Ты добился своего, хотя я сомневаюсь, что ты хотел именно этого.
Последние слова он пробормотал чуть слышно, но Эдвард остановился у двери.
– Именно этого я и хотел. Я желаю тебе только счастья.
– А ей?
– И ей. Конечно, ей тоже, – криво улыбнулся Эдвард, радуясь, что Фред не видит его лица.
Прежде чем выйти, граф увидел, как брат неловко слез с постели, помогая себе кием, и поковылял к окну. Там он застыл, освещенный солнечными лучами, высокий и статный, с прямой спиной. Только голова его была удрученно опущена, как если бы тяжкая ответственность, возложенная на него, давила ему на плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Удерживая девушку за кисти рук, граф не переставал целовать ее, и она отдавалась ему, словно была его пленницей. Ему хотелось взять ее прямо здесь, прямо в этой позе, словно она принадлежит ему целиком, и Эдвард даже не слышал своего хриплого дыхания.
– Что ты делаешь? – спросила Флоренс.
Не отпуская ее, он глухо ответил:
– Я же обещал показать тебе, – и не узнал собственного голоса.
– П-показать мне?
– Да, показать, каким сильным бывает желание.
– Но, – Флоренс закусила нижнюю губу, вспоминая бессонные ночи, – я уже знаю, что такое желание.
Эдвард едва не застонал. Ему пришлось чуть отодвинуться прочь, прежде чем его напряженная плоть не разрядилась прямо ему в штаны, словно он был зеленым юнцом, впервые держащим в объятиях женщину. Девушка не шелохнулась: она с тревогой вглядывалась ему в лицо, лихорадочно дрожа, то ли от страха, то ли от волнения.
– Сначала желание, – сипло шепнул Эдвард. – Потом уже наслаждение. Одно не существует без другого. – Он отпустил одно запястье девушки и накрыл ладонью выпуклость груди, чуть сжав сосок через ткань. – Ты чувствуешь? Этот бешеный пульс в каждой клеточке твоего тела? Чувствуешь, как он отдается у тебя между ног?
Флоренс кивнула, зажмурившись, и он поцеловал ее, и его собственный пульс стучал в висках и эхом пульсировал в напряженной плоти. Граф коснулся губами полной груди девушки, обведя контур сосков языком прямо сквозь синюю ткань.
– Эдвард, – всхлипнула Флоренс жалобно, желая оттолкнуть его и при этом прижимаясь только сильнее. – Я... я чувствую то, что ты говоришь...
Он поднял голову и встретил ее испуганный взгляд.
– Я хочу коснуться тебя там, где тянет сильнее всего. Ты же знаешь, где это?
– Сильнее всего? Ты имеешь в виду...
– Можешь называть это, как хочешь. Твоя киска, секрет купидона, даже нефритовые врата, если пожелаешь. Я покажу тебе, для чего природа одарила женщину этим сокровищем, если ты позволишь мне продолжить.
Несколько мгновений Флоренс колебалась, чувствуя, как жар нарастает, не позволяя отступить, затем кивнула.
Эдвард, с тревогой следивший за сменой эмоций на ее лице, улыбнулся. Господи, до чего смелое невинное создание! Флоренс... если бы только она могла принадлежать ему! Если бы только эти ласки не были украдены тайком, как запретный плод из райского сада!
Почувствовав болезненный укол в сердце, Эдвард впился в губы девушки яростным поцелуем, одной рукой подбирая ее юбки и задирая их выше, пока ладонь не скользнула по обнаженным ногам.
– Помочь тебе? – спросила Флоренс, дыша все чаще. – Подержать юбки?
– Да, мне могут понадобиться обе руки.
– Тогда отпусти мое запястье.
Эдвард усмехнулся: даже в этой ситуации Флоренс действовала практично. Он поднес плененную ладонь к губам и зубами стянул с нее перчатку, а затем осторожно коснулся губами каждого пальчика. Девушка застонала и потерлась о его бедра своими. Глаза ее были затуманены слезами желания.
Сделав шаг назад, Эдвард посмотрел на нее, словно желая убедиться, что ее обнаженное тело не пригрезилось ему в одном из горячечных ночных снов. Стройные длинные ноги в кружевных панталонах – какими он видел их тогда, в Лондоне, подглядывая за Флоренс у портнихи! – тонкие щиколотки в крохотных туфельках – всего этого он мог касаться сейчас наяву. Сам того не желая, Эдвард опустился на колени перед девушкой и спрятал лицо в белых кружевах, вдыхая тонкий запах возбуждения, исходивший от них.
– Боже всемогущий! – выдохнула Флоренс.
Эдвард провел ладонями вверх по обнаженным икрам.
– Еще немного, и ты поймешь, о чем я говорил. – И он повторил путь ладоней языком.
Его пальцы нашли застежку панталон и расстегнули ее. Флоренс напряженно застыла, но не отодвинулась. Эдвард раздвинул ее бедра шире, проникнув ладонью в самое заповедное место. Мягкие завитки волос скрывали то, что он мог только мечтать увидеть. Он чувствовал ее запах все сильнее – сладковатый, терпкий и очень нежный, – запах первого греха.
Притянув к себе девушку за бедра, Эдвард проник пальцем между нежными лепестками ее плоти. Там было мокро и жарко. Флоренс задрожала так часто, что у нее чуть не подкосились колени. Казалось, еще целое озеро влаги выплеснулось между ног.
– Вот то место, о котором я говорил. Я покажу тебе, какое наслаждение оно может подарить.
Боже, какая она была шелковистая там! Эдвард с трудом подавил желание проникнуть пальцем глубже, туда, куда манил его инстинкт. Когда он нашел самое чувствительное место и чуть надавил на него, Флоренс выгнулась, издав удивленный стон и заставив Эдварда улыбнуться.
– Эдвард, – жалобно всхлипнула девушка, – ты уверен, что это правильно? Это так... странно.
– Не бойся, милая, – тихо шепнул он и снова коснулся того же места, затем еще и еще.
– Эдвард, это... О! – Она не договорила, потому что Эдвард вдруг приник губами туда, где только что ласкал пальцами. У Флоренс пресеклось дыхание, словно между ног, подобно снежному кому, нарастал комок нервов, сжимавшийся конвульсивно и сладко. Сам Эдвард еще мгновение назад не знал, что сделает именно это, но что-то подтолкнуло его помимо собственной воли. Губы поглаживали, язык касался часто-часто, ощущая нежный вкус, похожий на морскую воду.
– Эдвард, это сладко почти до боли! – простонала девушка, вцепившись ему в волосы.
Граф чувствовал, как волны возбуждения окатывают ее, слышал каждый стон и крик и принимал их, как великую награду. Он делал все то, чему его научили многочисленные любовницы, ласкал так, чтобы доставить великое наслаждение, забыв о самом себе, живя только конвульсивной дрожью, сотрясавшей тело Флоренс. Именно в этот момент он понял, как легко дарить наслаждение любимой женщине, ничего не требуя взамен, и это открытие принимал как великое откровение.
Она принадлежала ему, его Флоренс, он первым показал ей, какой бывает страсть, и это наполняло его гордостью. Лишь та тонкая, невидимая граница, которая не позволяла его пальцам проникнуть внутрь ее тела, напоминала ему о том, что Флоренс не будет принадлежать ему вечно. От этого сердце сжималось до боли.
Когда девушка достигла пика в пятый раз, ноги перестали ее слушаться. Она почти мешком повалилась на Эдварда, отчего они оба оказались на полу, поросшем травой. Когда она оказалась сверху, тело графа напомнило ему о собственных нуждах, ткнувшись возбужденной плотью девушке между ног.
В отличие от нее он знал, каким может быть наслаждение от проникновения в женское тело – это сладкое безумное скольжение туда и обратно, сводящее с ума. Единственное, чего Эдвард не мог знать, – это каково сливаться с женщиной, когда в сердце поселилась любовь. Должно быть, от этого наслаждение еще прекраснее.
Он лежал тихо, не смея шелохнуться, давая Флоренс возможность прийти в себя. Но девушка прильнула к нему ближе, заглядывая в глаза.
– Скажи, что я должна сделать. Скажи, как доставить тебе удовольствие.
Он покачал головой.
– Покажи, что я должна сделать, – повторила Флоренс настойчиво.
Эдвард сам не сумел бы объяснить, как ее запястья вновь оказались в тисках его рук, а его ноги обвили ее икры. Пытаясь справиться с собой, он закрыл глаза.
– Не проси меня об этом, – буркнул граф.
– Но ведь это будет честно, Эдвард, – возразила Флоренс и поцеловала упрямо сжатые губы.
Звук собственного имени обезоружил его. Эдвард перевернул девушку на спину, подмяв под себя. Теперь она была целиком в его власти. Ей не удастся сбежать. Он сжал ладонями ее голову и поцеловал так, словно хотел проглотить ее целиком. Его напряженный член тыкался ей между ног, ища дорогу. Достаточно было приподнять ее бедра и разорвать тонкую преграду, чтобы сделать ее своей.
Флоренс просунула руку между сплетенными телами и сквозь брюки сжала выпуклость между его ног. От острого ощущения Эдвард чуть не вскрикнул, дрожь, прокатившаяся по телу, была почти болезненной.
– Каково это? – спросила девушка, изучая пальцами выпуклость. – Что ты чувствуешь, когда он увеличивается?
– Вытащи его! – хрипло сказал Эдвард. – Иисус-Мария, вытащи его наружу!
И прежде чем Флоренс сделала это, он сам расстегнул брюки. Член выскочил, ткнувшись в нежную ладошку. Он был горячим и твердым, словно сделанным из железа, облаченного в шелковую оболочку. Девушка без страха провела по нему пальцами, затем чуть сжала.
– Флоренс! – простонал Эдвард, чувствуя себя одним оголенным нервом. Нежные прикосновения сводили с ума, отбирая всякую способность мыслить здраво.
Словно поняв, что нужно делать, девушка сжала пальцы сильнее, скользя кольцом вверх-вниз. Эдвард, как в бреду, двигался в такт этим движениям, не сознавая, как инстинкт берет свое, превращая его из цивилизованного мужчины в дикое животное. Почти рыча, он просунул руку под юбки Флоренс и проник в панталоны. Она была мокрая там. Мокрая и горячая. Она ждала его. Казалось, даже земля под ними дрожала в ожидании продолжения. Эдвард так хотел проникнуть в шелковые глубины, что почти забыл, как дышать.
– Эдвард, – позвала Флоренс над самым ухом. В ее голосе отчетливо звучали изумление и испуг.
Это отрезвило его. Господи, ведь он мог воспользоваться ее податливостью, мог совершить непоправимую ошибку! И она приняла бы его, потому что желала юп того же.
С отчаянным стоном Эдвард почти отпрянул в сторону. Он не смел делать того, что едва не произошло только что. Он не мог испортить невесту своего брата, даже во имя любви к ней!
Граф сел чуть поодаль, подтянув ноги к подбородку. Только невероятным усилием воли он сдерживал себя, чтобы не броситься назад и не взять лежавшую Флоренс силой. Он молчал до тех пор, пока не понял, что это пугает девушку.
Подняв голову, он увидел ее возле себя. Поймав его отчаянный взгляд, Флоренс положила руку ему на затылок.
– Уходи, – бросил Эдвард, чувствуя, как снова напряглось тело от этого прикосновения. – Уходи, пока я не причинил тебе боль.
Или он уже это сделал? Его жестокие слова, должно быть, ранили девушку, потому что она сразу поднялась. С замирающим сердцем Эдвард услышал шелест оправляемых юбок. Несколько мгновений Флоренс не двигалась, глядя на него сверху вниз. Затем она нежно погладила его волосы и пошла прочь. Эдвард зажмурился, ощущая звук удаляющихся шагов как величайшую в жизни потерю.
Она коснулась его перед уходом. Разве он заслужил подобную нежность?
«Боже, Боже, Боже», – повторяла про себя Флоренс скороговоркой. Нужно было отвести на конюшню Нитвит, прежде чем отправляться к себе. Она кое-как заколола волосы, выбрав из них травинки. Губы все еще горели от поцелуев Эдварда, грудь ныла от его прикосновений. Казалось, все ее тело до сих пор сотрясается от того наслаждения, которое он ей открыл.
А когда она попробовала ласкать его...
Как увеличивалась его плоть от вожделения, как пульсировала в ее ладони! Как искала вход к тайникам, о которых Флоренс могла только догадываться! Она коснулась рукой там, где Эдвард ласкал ее языком и губами. Там все еще было влажно и горячо. Казалось, что и годы спустя при воспоминании о том, что произошло, там будет становиться мокро.
Господи, что же она натворила? Ни одна достойная уважения девушка – тем более обрученная – не позволит себе ничего подобного!
Эта мысль напугала ее. Не совершает ли она ошибку, принимая предложение Фреда, как ее так сильно влечет не к жениху, а к его брату? Хотя сам Фредди, похоже, не слишком ждет от нее подобных эмоций, воспринимая ее всего лишь как друга. Но быть может, Эдвард не прав, говоря, что для женщин естественно испытывать сильные желания? Возможно, прав Фредди, хранящий ее нетронутой? Как разобраться?
Но ее тело так же, как и сердце, чувствовало себя замечательно в объятиях Эдварда. Словно она, Флоренс, была рождена, чтобы однажды быть прижатой к его груди! Но должна ли она слушать зов тела, если общественная мораль осуждает подобное поведение? Разве она не стремится быть настоящей леди? И разве предложил ей Эдвард что-то еще, помимо наслаждения? Он подарил ей только неудовлетворенное желание и сердечную боль. Да если бы даже он и согласился взять ее в законные жены, каким был бы их брак? Смог бы Эдвард полюбить ее так, как ее отец-викарий любил мать Флоренс? Она хорошо помнила, как однажды застала отца плачущим над старыми перчатками давно умершей жены.
Да-да, Фред куда больше подходил на роль мужа – добрый друг, нежный и заботливый. Он не разобьет ее сердца, как это ненароком сделал Эдвард. А она станет ему верной и любящей супругой, да-да, именно так!
Флоренс упрямо вздернула подбородок, приняв решение. Как если бы это разом вытеснило из души все сомнения и всю ее любовь к графу Грейстоу.
Глава 11
– Прекрати обращаться с ней как с монахиней! – отчеканил Эдвард, нависая над братом.
Фредди, утопавший в подушках, сел, упершись в пол бильярдным кием. На прикроватном столике лежали два открытых романа и недописанное письмо, стопка игральных карт была разложена в пасьянсе, с краю стоял бокал с вином. Венчала этот беспорядок хрустальная ваза с фруктами. Эдвард без труда узнал эти спутники скуки и понял, что брат мается от безделья. Но даже это не смягчило раздражения. С заключением помолвки у Фреда появились обязанности, которыми он манкировал.
Однако сам Фредди не выказал признаков беспокойства, выслушав обвинение графа.
– Это Флоренс сказала тебе, что я обращаюсь с ней как с монахиней?
– Нет, но это понятно и круглому дураку. Ты должен это изменить.
– Должен?
– Да, черт тебя побери!
– Знаешь, Эдвард, – задумчиво глядя на брата, заметил Фредди, – когда ты злишься, у тебя на шее вздувается синяя вена.
Эдвард снова выругался, на сей раз сквозь зубы, и спрятал руки в карманы. Происходящее сильно напоминало ему разговор двух глухих. Он и сам ощущал неровный пульс где-то на горле, и это его раздражало.
– Слушай, ты должен отнестись серьезно к тому, что я говорю. Флоренс – взрослая женщина. Она темпераментная и чуткая. Твоя отстраненность ранит ее. Тебе необходимо уделять ей больше внимания.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Что значит «больше внимания»?
– Ты не понимаешь, – повторил Эдвард мрачно. Фред поправил одеяло и повозил под ним здоровой ногой.
– Я не хотел бы принуждать ее к физической близости во всех ее проявлениях. Мне нужно, чтобы у нее всегда оставалась возможность передумать и разорвать помолвку.
Эдвард почувствовал, что на сей раз у него задергалась бровь. Он зажал ее пальцами. Эдвард сомневался, что сможет дожить до конца лета без ненужных последствий, если Фредди ничего не предпримет в отношении Флоренс. Даже случайные встречи с ней причиняли боль. Он узнал, что Фред обделяет ее вниманием, и подсознание нашептывало восполнить этот пробел самому. Если же эти двое все-таки поженятся, его присутствие в поместье станет лишним, и он сможет со спокойной совестью перебраться в Лондон. Но до тех пор он обязан находиться поблизости.
– Я не могу заставлять ее. – Фред коснулся рукава брата. – Это будет нечестно.
– Никто не говорит о насилии. Ты нравишься Флоренс, а она тебе, ведь так? Но ты холоден к ней и почти не проводишь с ней времени. Она слоняется по дому как тень. Надеюсь, мысль о физическом контакте с ней не кажется тебе отвратительной?
– Разумеется, нет! – быстро ответил Фред, но почему-то отвел глаза.
– Ты же не думаешь, что она обидит тебя, если в брачную ночь ты чего-то не сумеешь?
– Нет, что ты! Она очень добрая девушка.
– Значит, тебе надо привыкать к мысли о физической близости с ней. Однажды ты все равно столкнешься с этим. Ведь ты же хочешь иметь детей, правда?
На этот раз Фредди молчал долго, словно взвешивая все «за» и «против».
– Хорошо, – наконец кивнул он. – Ты прав. Это неизбежно. Я постараюсь... уделять ей больше внимания. Но я не стану заходить слишком далеко, мне не хотелось бы э-э... скомпрометировать ее.
– Вот и отлично, – кивнул Эдвард, чувствуя, как липкий ком в желудке растворяется. – Не веди себя так, словно она твоя сестра.
– Да-да, теперь я буду Казановой. – Лицо Фреда исказилось, он повернулся спиной. – Можешь идти. Ты добился своего, хотя я сомневаюсь, что ты хотел именно этого.
Последние слова он пробормотал чуть слышно, но Эдвард остановился у двери.
– Именно этого я и хотел. Я желаю тебе только счастья.
– А ей?
– И ей. Конечно, ей тоже, – криво улыбнулся Эдвард, радуясь, что Фред не видит его лица.
Прежде чем выйти, граф увидел, как брат неловко слез с постели, помогая себе кием, и поковылял к окну. Там он застыл, освещенный солнечными лучами, высокий и статный, с прямой спиной. Только голова его была удрученно опущена, как если бы тяжкая ответственность, возложенная на него, давила ему на плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35