— А что, если… если меня посадят в тюрьму? — хныкала она. — Что, если меня отошлют куда-нибудь далеко и я тебя никогда не увижу?
— Мы этого не допустим, Сэм. — Он нежно вытирал слезы с ее лица. — Послушай меня, любимая. На твоей стороне будут выступать Чес, Элси и Олдричи. Перестань так волноваться, а то еще заболеешь. А это может повредить ребенку, дорогая. Поверь, судья Эндрюс посмотрит на все нашими глазами и решит дело в нашу пользу, Сэм. Я его знаю. Это неглупый человек.
Наконец она уснула на его руках, но эта ночь не принесла покоя ни одному из них. В воскресное утро они сидели на своем обычном месте в церкви, уставившись в затылок судьи Эндрюса, сидевшего перед ними. Увидев его, Сэм чуть не впала в нервный припадок. Когда она попыталась петь, из ее горла вылетал сдавленный хрип, непохожий даже на ее обычное пение. Пастор Олдрич бросил на нее с кафедры страдальческий, но все понимающий взгляд. Альма сочувственно улыбнулась и покачала своей кудрявой седой головой. Сэм зажала рот рукой, сильно толкнула Трэвиса в бок и бросилась по проходу на воздух. При этом она умудрилась задеть псалтырем голову судьи Эндрюса.
Выбежавший следом за ней Трэвис поддерживал Сэм, пока ее тошнило. Потом он нежно вытер ее лицо своим платком и усадил под ближайшее дерево. Хотя она несколько успокоилась, ее лицо оставалось таким бледным, что Трэвис мог сосчитать каждую веснушку на ее носике. Они выделялись, как крошки корицы в сахарнице. С болью в сердце он ласково поцеловал каждую из них.
— Все будет хорошо, Сэм. Я тебе обещаю. Даже если произойдет худшее, я сам лично вызволю тебя из тюрьмы, а Чес и Лу мне помогут. Клянусь, я увезу тебя на какой-нибудь далекий остров, и мы с тобой вдвоем будем там жить, питаться одной любовью и кокосовыми орехами до самой смерти.
Это ее немного развеселило. Со слабой улыбкой она провела дрожащим пальцем по его усам:
— Ты вправду сделаешь это ради меня? Он кивнул:
— И глазом не моргну. Но если честно, то я не думаю, что дело дойдет до этого. А вообще, тебе дорогуша, не следовало стучать псалтырем по голове Эндрюса.
Она громко застонала и закрыла глаза. Потом ее вдруг разобрал смех:
— Я так люблю тебя, Трэвис Кинкейд, мне никто, кроме тебя, не нужен, но в эту минуту мне больше всего хотелось бы выкурить сигарету и выпить большой стакан чистого виски. Вот бы так напиться, чтобы очнуться только после завтрашнего суда. Я была бы тебе безмерно благодарна.
— У меня есть идея получше этой, — торжественно сказал он. Он помог ей подняться на ноги и повел домой. Дома он отнес ее на руках в спальню. С большой осторожностью и деликатностью он раздел ее. Он принес ей немного самого лучшего бренди и дал выпить, чтобы она немного расслабилась, дал ей затянуться несколько раз его сигаретой и потом сделал ей такой массаж, от которого Сэм показалось, что у нее размякли все кости. После массажа она стала податливой, как тряпичная кукла, из которой удалили набивку, и постепенно провалилась в забытье без сновидений.
Позже в этот же день, когда она проснулась, Трэвис накормил ее с ложки горячим супом. А потом занимался с ней любовью, заставляя ее забыть о своих бедах, ни минуты не давая ей предаваться печальным мыслям. Он успокаивал ее поцелуями и ласками, пока она наконец не уснула снова, свернувшись в изгибах его большого тела. Когда же ночью она вновь просыпалась, вся дрожа от страха, он был рядом, чтобы успокоить ее словами, и не только.
Вместе они встретили новый день. Нежные краски восходящего солнца омывали восточную часть неба, давая надежду.
Дело Сэм должно было рассматриваться первым, и она не знала, радоваться этому или нет. От одного взгляда на судью ее начинало трясти. Он и вправду в это утро был не в духе. Судья недовольно нахмурился, когда увидел Сэм.
— Не вы ли это та самая молодая женщина, которая стукнула, меня вчера по голове своим псалтырем? — проворчал он.
К изумлению Сэм, Трэвис рассмеялся.
— Ваша честь, — сказал он, протягивая руку судье. — Позвольте мне представить вам мою жену Саманту Даунинг-Кинкейд. Мы оба просим у вас прощения за то, что Сэм явилась причиной вашей головной боли, но она не всегда хорошо переносит беременность, особенно по утрам.
Судья что-то буркнул и криво усмехнулся:
— Наверное, я должен быть благодарен судьбе за то, что она попала в меня только книжкой.
— Совершенно верно, сэр, — согласился Трэвис, улыбаясь в ответ.
С этого момента все пошло как по маслу, хотя на выслушивание нескольких свидетелей ушло довольно много времени. Даже Трэвис давал показания, поклявшись при этом на Библии. Когда судья Эндрюс приступил к допросу Сэм, задавая ей вопросы о ее детстве и ее участии в грабежах в банде Даунинга, она отвечала правдиво тихим дрожащим голосом.
Но когда вопросы судьи стали касаться ее отца и братьев, Сэм категорически отказалась отвечать на них. Она бесстрашно заявила ему, что никогда не станет помогать тем, кто хочет изловить их. Со смешанным чувством гордости и тревоги Трэвис слушал ее дерзкие слова:
— Речь идет о моей семье, судья, и независимо от того, что они натворили, я все равно люблю их и остаюсь им верна. И можете не угрожать мне, я все равно не предам их. Я не сделаю этого — иначе я не смогу жить в ладу с самой собой. Я дала слово, что никогда не буду участвовать в их противозаконных действиях, но я не стану помогать вам повести их на виселицу.
— А вы не слишком помогаете следствию, знаете ли, — сказал Эндрюс.
Сэм молча кивнула и вздернула подбородок.
Сэм и судья долго и напряженно смотрели друг на друга, и никто из них не хотел уступать, в то время как Трэвис и все их друзья наблюдали за ними, затаив дыхание. В конце концов судья Эндрюс кивнул головой:
— Хорошо, молодая женщина. Мне жаль, что вы не желаете рассказать нам больше, но мне понятны чувства, которые вами двигают. Более того, я уважаю вашу верность своей семье.
Но сейчас вы поклялись в верности своему супругу. Он и ваши друзья убеждали меня в том, что вы перевоспитались, хотя и не совсем раскаялись в своих прошлых деяниях. Поэтому, а также принимая во внимание ваш юный возраст, когда вы вступили на путь преступлений, я намерен передать вас на попечение вашего супруга. Вы свободны, можете идти.
При этих словах весь зал, где проходило судебное заседание, взорвался радостными криками. Слезы счастья заструились по лицу Сэм, когда она бросилась в объятия Трэвиса. Пришлось затратить некоторое время, чтобы восстановить порядок и продолжать рассмотрение других дел.
Через два дня Сэм принимала судью Эндрюса у себя дома. Это был его последний вечер в городе, и они с Трэвисом, повинуясь одному и тому же движению души, пригласили его к себе на обед, чтобы как-то выразить ему свою благодарность за его гуманное решение. Вместе с Элси Сэм расставляла на столе дымящиеся блюда, и только они собрались сесть за стол, как в дверь кто-то постучал.
Нахмурившись, Сэм спросила недовольно:
— Кто бы это мог быть? Трэвис, неужели ты пригласил еще кого-то на обед и забыл сказать мне об этом?
— Да нет, — поднялся он из-за стола, — но я пойду посмотрю.
Но она удержала его:
— Посиди здесь и поговори с судьей Эндрюсом. Я открою дверь.
Войдя в холл, Сэм на минуту задержалась у зеркала, поправляя выбившуюся прядь волос. Потом она спокойно открыла дверь и оказалась лицом к лицу со своим младшим братом.
— Хэнк!
ГЛАВА 23
— Хэнк! Как ты здесь очутился? Что ты здесь делаешь? — громко воскликнула Сэм. Она так удивилась, что даже не понизила голос. И спохватилась только тогда, когда услышала шаги Трэвиса, направляющегося в холл.
— Сэм, что происходит?
Вот он уже рядом с ней, поддерживает ее за талию своей большой рукой, словно догадывается, что она вот-вот упадет от изумления. Он так и впился пронзительными глазами в молодого человека, стоящего на крыльце. Парень кого-то смутно напоминал ему, хотя Трэвис и не мог сказать, что в нем было знакомо ему, может быть, выражение глаз или гордо выдвинутый вперед подбородок. Вдруг Трэвиса осенило. Подняв бровь, он протянул:
— По-моему, это еще один из твоих братьев, Сэм? Под его пронизывающим насквозь взглядом Хэнк нервно переминался с ноги на ногу.
— Начальник Кинкейд, — сказал он, прочистив горло. — Я брат Сэмми, Хэнк. Я пришел сдаваться вам, но сначала мне нужно сказать одно слово сестре, если вы не против.
Трэвис ожидал чего угодно, но отнюдь не такого поворота событий. Целую минуту он изучал глазами Хэнка. Потом, мотнув головой, он сделал знак ему войти:
— Не стой в дверях, Хэнк.
Когда Хэнк переступил порог, Сэм сбросила свое оцепенение:
— Хэнк! Что случилось? — Вдруг из ее груди вырвался стон и она вся поникла. — О Господи, Хэнк! Надо же так случиться, что ты появился у нас в самое неподходящее время. Сейчас за нашим столом сидит сам судья. И чего тебя дернуло стучаться в парадную дверь? — Она жадно всматривалась в его лицо, отмечая усталость, обострившую его черты, бледность, проступающую под загаром.
— Мне ничего не оставалось делать, Сэмми, — сказал он, как бы оправдываясь. Его взгляд уклонился от нее и устремился на Трэвиса. Легкая гримаса исказила его лицо, когда он отстегнул свой пояс с кобурой и передал его Трэвису. — Вот, возьмите.
Принимая оружие, Трэвис кивнул в сторону гостиной и смежной с ней столовой:
— Все равно рано или поздно тебе придется познакомиться с судьей Эндрюсом. Так что это можно сделать и сейчас.
— Мне… э… нужно сперва поговорить с Сэмми, начальник, — запинаясь, сказал Хэнк, медленно входя в гостиную. Еще раз его усталый взгляд остановился на Сэм. — И лучше это не откладывать.
Ледяной холодок пробежал по спине Сэм, и впервые она сообразила, что Хэнк не просто сильно устал. Глубокая печаль отражалась в его темных глазах. Она машинально нащупала руку Трэвиса, догадавшись, что Хэнк принес плохие вести.
— Что случилось, Хэнк? — пробормотала Сэм, подавляя желание заткнуть себе уши, чтобы не слышать ответа.
Хэнк перевел взгляд с нее на Трэвиса, как бы предупреждая их обоих, потом задержался на своей сестре.
— Папаша умер, Сэмми. Мы схоронили его четыре дня тому назад.
На минуту она замерла, будто ее охватило холодом, и затаила дыхание. Но когда боль пронзила ее, из глубины души вырвался резкий вопль. Трэвис едва успел подхватить ее, — ноги Сэм подкосились.
— Не-е-ет! Не-ет! — Слезы хлынули из ее глаз ручьем и потекли по ее искаженному страданием лицу, а руки сжались в кулаки и забарабанили в грудь Трэвиса в неистовом протесте. — Нет! Он не мог умереть! Трэвис, Хэнк соврал мне? Отец не умер!
Она не помнила, как на ее крики в холл ворвалась Элси, как Трэвис подвел ее к дивану и осторожно усадил, как рядом топтался Хэнк, тоже с глазами полными слез. Не видела она и того, как судья Эндрюс встал в дверях и с любопытством наблюдал всю эту сцену. Она слышала только громкие удары своего сердца, а в ушах стояли жуткие слова Хэнка и повторялись страшным эхом.
— Отец! — стонала она, как раненое животное. — Отец!
Сэм не знала, минуты или часы прошли, прежде чем ее рыдания сменились легкими всхлипами, каждый из которых причинял ей невыносимую боль. Первое, что она почувствовала, когда немного успокоилась, это руки Трэвиса, поглаживающие ее вдоль спины. Она вслушивалась в его низкий голос, который бормотал утешительные слова любви. Он прижимал ее к своему сердцу, и ей страстно захотелось навсегда остаться в его объятиях, укрыться в них от невыразимой тоски. Но в ее голове уже роились вопросы, и она понимала, что не может далее уклоняться от ответов на них. Медленно, осторожно она высвободилась из объятий Трэвиса и повернула голову, отыскивая своего брата.
Хэнк стоял возле нее на коленях. Элси нерешительно переминалась с ноги на ногу, держа в руках стакан с бренди. Ее лицо выражало сострадание.
— Вот, милочка, — сказала она, протягивая ей спиртное. Это тебе немного поможет.
Когда Сэм потянулась дрожащей рукой к стакану, бренди расплескалось на пол. С помощью Трэвиса ей удалось сделать большой глоток, отчего она чуть не задохнулась.
— Как это произошло, Хэнк? — прошептала она, умоляюще глядя на брата. — Расскажи.
— Все из-за той старой раны в плече. Она никак не заживала, наоборот, становилась все хуже и хуже. Доктор сказал, что в ней остался кусочек свинца еще с тех пор. Он вытащил его, но уже было слишком поздно. Отец уже был весь отравлен, Сэм. Доктор уже ничем не мог помочь ему.
Услышав это, Сэм еще больше побледнела:
— Господи, Хэнк! Это я убила его! Я убила! Это я виновата!
— Нет, Сэмми! Нет! Не смей так думать! — Хэнк сжал ее руки.
— Но это так и есть! — рыдала она. — Это я не увидела кусочек от пули, когда вытаскивала ее из его плеча. Это я во всем виновата. Я просмотрела ее!
— Сэмми, прекрати! — Голос Хэнка стал грубым от горя и боли. — Ты сделала, что могла. Ведь ты же не доктор, Сэмми. Ты сделала все, что было в твоих силах.
— Да, — Сэм невесело рассмеялась, — сделала, да не слишком удачно. А ведь отец доверял мне, Хэнк, а я его подвела. Из-за меня он и умер. — И слезы с новой силой хлынули по ее измученному лицу.
— Папаша совсем так не считал, Сэмми, — спокойно сказал Хэнк. — Он догадывался, что ты можешь такое подумать, и он хотел, чтобы мы передали тебе, чтобы ты не казнила себя. Он велел сказать тебе, что это он сам во всем виноват, и никто другой. Во-первых, он подставился по своей собственной неосторожности, так он и сказал. Его убила случайная пуля, Сэмми, а вовсе не ты. Папаша ни в чем не винил тебя. Он любил тебя, до самого конца.
Трэвис отошел в сторону, предоставив брату и сестре утешаться в объятиях друг друга, и приблизился к судье Эндрюсу, который все еще так и стоял в гостиной. Судя по выражению его обычно сурового лица, он чувствовал себя весьма неловко.
— Извините за этот вечер, судья Эндрюс, — попросил прощения Трэвис.
— Ничего, Трэвис. С этим ничего не поделаешь. Мне бы следовало выйти отсюда на цыпочках и предоставить вас самим себе. Это семейное дело, а я, выходит, лишний.
— Вы не правы, судья, — ответил Трэвис, качая головой. — Напротив, я бы хотел просить вас остаться еще немного, если вы не против. Видите ли, это брат Сэм по имени Хэнк, он тоже входит в банду Даунингов. Он пришел сюда, чтобы сообщить Сэм о смерти их отца, но он пришел также и для того, чтобы сдаться властям, по крайней мере, он так сказал. Похоже на то, что вместо сбежавшего арестанта на нас свалился другой, и мне бы хотелось рассчитывать на вашу помощь в этом деле.
Судья тяжело вздохнул.
— Видимо, завтрашний дилижанс уедет все-таки без меня, — пробурчал он себе под нос.
В другом конце комнаты Хэнк утешал Сэм:
— Он не слишком страдал, Сэмми. Я правду говорю. Могло быть куда хуже. Все это могло продолжаться гораздо дольше. Билли удалось повидаться с ним перед смертью, и это ему очень облегчило последние минуты.
При этих словах Трэвис навострил уши. Он внимательно прислушался к вопросу, который задала Сэм:
— Туда приехал Билли? У него все в порядке? Хэнк кивнул головой:
— Лучше не бывает. Мисс Нола тоже в порядке. Папаша очень обрадовался, когда увидел Билли и понял, что виселица больше не грозит ему. А когда Билли рассказал ему о тебе и что у тебя будет беби и вообще, лицо папаши прямо-таки сияло, как в Рождество! Он был счастлив, Сэмми, что ты наконец устроила свою жизнь, что у тебя все в порядке. Когда он узнал, что такой человек, как начальник полиции, теперь заботится о тебе, с его плеч свалился огромный груз.
— А Том? Как он?
Первый раз за все время Хэнк широко улыбнулся, улыбка осветила его темные глаза.
— Кажись, я забыл сказать, а тебе откуда же и узнать о хороших новостях. Том и Нэн окрутились! Их обвенчал мексиканский священник прямо в той комнате, где лежал папаша, так что он ничего не пропустил.
Сэм открыла рот, но если это известие лишило ее дара речи, то Трэвиса поистине поразило как громом.
— Они поженились? — громко повторил Трэвис.
— Том и Нэн Такер? — воскликнула Сэм, наконец обретя голос.
— Наша Нэн Такер? — эхом повторила Элси. И толстенькую экономку начало трясти от смеха. — Подумайте только, какова оказалась наша скромница, маленькая учительница! Представить себе невозможно! Нэн Такер вышла замуж за бандита!
Сверкнув в сторону Элси грозным взглядом, Сэм напомнила ей:
— Это то же самое, как когда я вышла замуж за Трэвиса, Элси.
Все еще смеясь, Элси махнула рукой:
— Ах, не обижайся на меня, Сэм. Мне просто смешинка попала. Это же надо, после стольких лет Нэн заполучила-таки себе мужа. А теперь, — сказала она, коварно глядя на Трэвиса, — вопрос в том, кого заполучил Трэвис?
Это замечание всех, как-то сразу отрезвило и напомнило о том, что если Билли и Том на свободе, то Хэнк эту свободу потерял. С того момента, как он появился в доме и сдался Трэвису, он официально становился арестованным. Хотя и неприятно было это Трэвису, но он обратился к своей жене:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38