Только слепой не видел, что Нола просто зеленела от ревности. В этот дом она приходила только из-за Трэвиса.
И в самом деле, Трэвис давно обратил внимание на то, как вызывающе торчали груди Сэм, особенно после того, как Нола научила ее ходить, откинув назад плечи и высоко подняв голову. Смотреть на ее юные, спелые формы было одним удовольствием, и в то же время это доставляло ему несказанные муки.
— Я позабочусь об этом, Нола, — пообещал он.
— Так, погодите минуточку! — завопила Сэм. — В никакой… э… ни в какой корсет… вы меня не засунете! — Несмотря на сопротивление Сэм, уроки Нэн Такер все-таки застревали в голове Сэм и все больше отражались на ее речи.
Трэвис сверкнул на нее глазами, не сказав ни слова. Нола, самодовольно ухмыльнулась, но так, чтобы он этого не заметил.
— А еще надо что-то сделать с этой неуправляемой гривой волос, — предложила Нола, развивая свой успех. — С этими волосами, падающими прямо на лицо, она похожа на дикое лесное создание. Если она не научится заплетать их в косы или связывать в узел на затылке, придется обрезать их до разумной длины.
— Нет! — вырвалось у Трэвиса, прежде чем он даже подумал об этом. — Нет, — повторил он спокойно, но с той же твердостью. — Если хотите, попробуйте разные прически, что ей лучше пойдет, но ни один волос не должен быть срезан. — Его проницательные глаза остановились на Ноле. — Ни на дюйм, — подчеркнул он. — Надеюсь, я ясно выразился, потому что если я обнаружу, что вы поступили по-своему, вы обе сильно об этом пожалеете и надолго запомните этот день.
Сэм казалось, что она и так надолго запомнит если не все дни, то многие из них. Она училась, как надо сидеть, вставать, ходить, как леди, мелко семеня ногами. Ее учили, как правильно есть, как пить, как прожевывать пищу, как откусывать небольшие кусочки и пить маленькими глотками. А еще — как надо пользоваться столовыми приборами, как класть на колени салфетку, как аккуратно складывать ее после еды. Затем неизбежно последовали уроки на тему, как надо одеваться, как укладывать волосы, хотя ее непокорные локоны все время норовили выбиться из самой строгой прически. Прелестные мелки колечки обязательно вырывались на свободу, обрамляя ее лицо, и вились на шее, смягчая лицо Сэм, несмотря на все старания Нолы добиться противоположного эффекта.
Когда дело дошло до шитья, то Элси и Нола, против всяких ожиданий, объединили свои усилия. Элси учила Сэм основам портновского искусства: как нужно вымерять ткань, как делать выкройки и определять размер, а Нола попыталась научить ее вязанию крючком и тонкой вышивке.
В этом Сэм оказалась безнадежной! Можно было подумать, что у нее в два раза больше пальцев на руке, чем у нормальных людей. Пряжа начинала жить своей собственной жизнью и запутывалась так, что распутать ее было абсолютно невозможно; на канве вместо вышивки получались беспорядочные узлы всех цветов радуги. Даже Элси в конце концов пришлось признать, что Сэм лучше не давать в руки вязальные спицы.
— Мне очень жаль, душечка, но ты лучше пользуйся вязальным крючком, а то еще нанесешь смертельную рану себе или окружающим.
Первое платье у Сэм вышло с неровным подолом и одним рукавом на три дюйма длиннее другого. Воротник оказался пришит наизнанку, а петли для пуговиц располагались как Бог на душу положит и выглядели так, будто их прогрызли мыши. И все же это была первая вещь, сшитая ее руками, и она невероятно гордилась своим произведением, когда оно было готово, хотя сам процесс шитья наводил на нее отвращение. Элси, жалея ее, помогла Сэм исправить ошибки, и теперь Сэм могла носить его на публике, не боясь, что привлечет к себе недоуменные взгляды.
Поверив в свои силы, Сэм решила связать крючком для Трэвиса пару носков, но результат получился такой же плачевный. На этот раз, однако, Трэвису пришлось надеть изделие, хотя один косок был слишком длинный, а второй такой короткий, что едва доходил до щиколотки. Но все-таки он их носил — к вовсе не из гордости за успехи Сэм, а из-за того, что Элси пригрозила ему, в случае если он откажется, научить Сэм сшить ему новые брюки. При мысли о том, что может угрожать его мужскому достоинству, он немедленно согласился на меньшее зло.
Но если Сэм потерпела провал в шитье, то в кулинарном деле она достигла заметных успехов. Уроки, которые вела Элси, проявляя завидное терпение, Сэм полюбила по-настоящему. Это ей все пригодится, когда она вновь соединится со своей семьей, и Сэм училась с большим энтузиазмом. О, поначалу она делала массу ошибок, но Трэвис мужественно поглощал ее подгоревшую стряпню, комковатое пюре и недоваренную морковь. Она, и не подозревала, что каждое утро он начинал с молитвы, чтобы Господь уберег его от смерти от несварения или отравления.
Однако пришел день, когда Сэм самостоятельно приготовила весь ужин. Она настолько поверила в свои силы, что выгнала Элси из кухни и даже держала в тайне от нее, что она собирается приготовить.
— Это сюрприз! — повторяла она, и больше из нее ничего нельзя было вытянуть.
Когда Трэвис вернулся домой в тот вечер, из кухни неслись восхитительные ароматы. С удовольствием втянув носом воздух, Трэвис определил по запаху яблочный пирог с корицей и свежий хлеб, но догадаться, что приготовила Сэм в качестве главного блюда, он не мог. Во всяком случае, в этом блюде, судя по запаху, было много острого перца и лука.
— Что там готовит Сэм? — спросил он у Элси.
— Это сюрприз для нас обоих, — сообщила Элси. — Сэм не позволила мне даже заглянуть на кухню.
— А ты уверена, что она не воспользуется ситуацией и не удерет?
— Только одна Сэм способна творить такой шум на кухне, — успокоила его Элси. — Она уже с полудня гремит там кастрюлями и сковородками.
У Трэвиса давно уже урчало в животе от голода, и он еле дождался, когда Сэм позовет их к столу. Но и усевшись за стол, он не вполне был уверен, что догадался, что приготовила Сэм, но не хотел спрашивать ее, чтобы не обидеть. То, что они ели, было похоже на свинину под острым соусом и с картошкой на гарнир. Блюдо и выглядело и благоухало восхитительно, и он так ей и сказал.
— Тогда наваливайтесь, — довольно улыбнулась Сэм. — Надеюсь, что вам понравится.
Еда оказалась вкусной и аппетитной, и хотя с виду действительно напоминала свинину, но вкус на свинину не был похож. Из-за острого соуса было трудно догадаться, что это такое, но в середине ужина Трэвиса посетила ужасная мысль. Осторожно отложив в сторону вилку, Трэвис спокойно спросил:
— Сэм, из чего ты это приготовила?
— Наконец я дождалась, когда ты об этом спросишь, — усмехнулась Сэм. — Я научилась готовить это, когда мы останавливались передохнуть на границе, и это единственное блюдо, которое я знала, что не испорчу. Это броненосец.
Трэвис подавился, а лицо Элси жутко позеленело.
— А что такого? — недоумевала Сэм. — Многие едят броненосцев, и вы оба тоже ели с удовольствием, пока я вам не сказала.
— Могу ли я спросить, как тебе в руки попалось это несчастное животное? — прохрипел Трэвис.
— А я выследила его еще неделю назад и ждала только удобного случая, — гордо объяснила Сэм. — Каждое утро, когда я возвращалась из уборной, я видела, как он копошится под задним крыльцом. А вот сегодня утром я его поймала.
Трэвис обратил жалобный взгляд на Элси, ища у нее сочувствия и утешения.
— Арми! — трагически простонал он. — Она изжарила Арми!
— Мы его съели, — с отвращением произнесла Элси.
Неожиданно Трэвис рванулся из-за стола и стрелой вылетел на задний двор, за ним по пятам бежала Элси. В полном недоумении Сэм последовала за ними, но остановилась, услышав, что и того и другого выворачивало наизнанку.
— Ничего себе! — вздохнула она, качая головой. — Зря я сказала им, что это броненосец. Пока они этого не знали, им все очень даже нравилось. Какие же бывают привередливые люди!
Вскоре обе жертвы кулинарии, еле держась на ногах, бледные и потрясенные, вернулись на кухню. В изнеможении опустившись на стул, Трэвис негодующим жестом указал на Сэм.
— Ты! — загремел он, бросая убийственные взгляды на Сэм. — Ты сделала это нарочно, из вредности! Я знаю точно.
— Откуда мне было знать, что у вас такие слабые желудки? — проворчала Сэм, все еще ничего не понимая. Разочарование и обида были написаны на ее лице. — Я так старалась приготовить для вас вкусный ужин! Я думала, вы похвалите меня за то, что у меня наконец ничего не подгорело!
— Знаешь, что ты наделала? — заорал он как сумасшедший. — Ты убила чемпиона среди броненосцев! Арни бегал быстрее всех броненосцев в трех графствах, а ты убила его! И зажарила!
— Хватит, Трэвис, ты несправедлив к Сэм, — слабым голосом вставила Элси, встревоженная багровым цветом его лица и тем, как он сжимал кулаки, пристально глядя на Сэм. — Откуда девушке было знать, что это ваш воспитанник!
— Я тренировал его для большого турнира в честь Четвертого июля, и он обязательно победил бы и в этом году, — горевал Трэвис, уронив голову на скрещенные руки. — Элси, он два года подряд выигрывал.
— Я знаю, дорогой, Я знаю.
Потрясенная Сэм почувствовала себя страшно виноватой.
— Трэвис, поверь, мне так жаль! Я, честное слово, не знала.
Она потянулась, чтобы дотронуться до его руки, но он отбросил ее.
— Ну нет, ты все прекрасно знала! — продолжал он обвинять ее. — Ты так хотела отомстить мне! Боже, такой жестокой женщины свет не видывал!
— Тысяча чертей! — взорвалась она. — Откуда мне было знать, что ты дрессируешь эту глупую тварь? Ты никогда не говорил мне об этом, а ведь это не кошка и не собака. Откуда мне было догадаться?
Трэвис так расстроился, что не мог оставаться в доме и ушел, а Элси и Сэм очищали стол от останков бедняги Арни. Когда он вернулся, Элси домывала на кухне посуду. Сэм сидела на заднем крыльце на верхней ступеньке и строгала какой-то кусочек дерева. Усаживаясь рядом, Трэвис спокойно сказал:
— Прости, что я накричал на тебя. Ты действительно сделала это нечаянно. Я понимаю. Просто для меня это такой удар. Я прошу у тебя прощения, Сэм. Прости меня.
Она показала рукой на небольшой цветущий куст во дворе.
— Вон там я похоронила его. — И показала ему кусочек дерева. Он был выструган в виде креста с выцарапанной надписью: АРМИ. — Вот, возьми. Отдай ему последние почести.
Этот жест так тронул его, что даже слезы выступили на его глазах.
— Сэм, — пробормотал он, проводя пальцами по деревянному крестику. Но когда он поднял глаза, на крыльце никого больше не было и только скрип двери говорил о ее недавнем присутствии.
Ветер хлестал по простыне с такой силой, что чуть не сорвал ее с бельевой веревки. Одним мокрым концом простыня ударила Сэм по бедрам.
— Ух ты, проклятая! — ругнулась она, отскакивая и потирая ушибленное место. Сэм вместе с Элси занималась стиркой, это входило в обучение ее домашним делам. И. вот теперь Сэм самостоятельно развешивала белье на заднем дворе, а Элси в это время занималась приготовлением обеда.
С того ужасного вечера, когда Сэм подала на блюде несчастного Арми, она отказывалась заниматься приготовлением пищи. Три дня подряд Элси пыталась переубедить ее, но Сэм осталась непреклонной. У нее и так хватало неприятностей с Трэвисом, и ей не хотелось, чтобы их было больше.
Продолжая сражаться с мокрым бельем, Сэм думала совсем о другом. Если дни, заполненные бесконечными уроками, не доставляли ей особой радости, то ночи превратились в настоящий ад. Сэм по-прежнему спала в комнате Трэвиса, и это стало изощренной пыткой для них обоих.
Каждую ночь, лежа в тихой темной комнате почти рядом с Трэвисом, она не могла уснуть. Закрывая глаза, она представляла себе чистые линии его обнаженного тела, такого близкого и в то же время такого далекого, и от этого ее кожа начинала гореть как в лихорадке. Сердце начинало сильно стучать, дыхание прерывалось. Всем своим существом она рвалась к нему, а могла только беспокойно ворочаться на кровати. Ее пожирал такой огонь страсти, что казалось, он может воспламенить простыни, на которых она лежала, и ей казалось странным, что он еще не заметил ее волнения и не отпустил по этому поводу язвительных замечаний.
В начале лета ночи стали очень жаркими, в одну секунду простыни становились влажными, а ночная рубашка прилипала к телу, как мокрая тряпка. В другое время она бы просто содрала с себя проклятое одеяние и сбросила его на пол, но сейчас, когда на полу так близко от нее лежал Трэвис, укрытый всего лишь тонкой простыней, это означало бы подливать масла в огонь. В эти дни он был особенно нетерпимым, особенно раздраженным. Невозможно было угадать, что он способен выкинуть. Сэм, которая мало чего боялась в жизни, вдруг поняла, что ей бы не хотелось испытывать его гнев.
Так они и лежали молча каждую ночь, но напряжение между ними росло, и Сэм ощущала его физически. То, что Трэвис тоже почти не спал, мало утешало ее.
Сэм даже не пыталась шутить с ним, не пыталась вывести его из плохого настроения по утрам. Молча она ждала, когда он оденется и спустится вниз, и только потом начинала одеваться сама. Однажды она встала одновременно с ним, и он устроил такой скандал, что чуть дом не развалился. Трэвис орал, что она ведет себя непристойно и что хуже ее никого нет.
С тех пор она оставалась лежать в кровати, подоткнув под себя ночную рубашку, и, не смущаясь, открыто наблюдала, как он одевается. Она нисколько не пыталась скрыть свой интерес к его прекрасному мускулистому телу. Она не подсматривала за ним сквозь опущенные ресницы, не глядела на него, широко раскрыв глаза от ужаса, и не заливалась краской девической стыдливости. Она просто смотрела на него и искренне восхищалась им.
Трэвис чувствовал себя под такими откровенными взглядами неловко, хотя ему это очень льстило.
— Нравится подглядывать, Сэм? — спросил он однажды утром.
— Чего-чего?
— Подсматривать, говорю, за голыми мужчинами, — объяснил он, поворачиваясь к ней спиной, чтобы застегнуть штаны.
От ее хриплого смеха приятный холодок пробежал по его спине. Когда он повернулся к ней лицом, глаза Сэм горели смешливыми огоньками.
— Было бы нелегко не заметить то, что у тебя прямо перед носом, Кинкейд!
— Настоящая леди отвернулась бы и закрыла глаза, — упрекнул он ее и нахмурился.
— Настоящий джентльмен не будет расхаживать перед дамой в чем мать родила, если на то пошло, — дерзко возразила Сэм.
Ответом на это замечание было молчание. Наконец он произнес:
— Это я расхаживаю?
— А кто же еще, начальник? — хихикнула она. — Ты расхаживаешь, как фазан, распустивший хвост во всей красе, чтобы покрасоваться перед самкой.
Его яркие бирюзовые глаза пронзили ее насквозь, и он спросил низким голосом, от которого она сладострастно содрогнулась:
— А тебе нравится, как я красуюсь, Сэм? — Его проницательный взгляд скользнул на то место, где под ее ночной рубашкой явно проступали затвердевшие соски.
Когда он наконец посмотрел Сэм в лицо, она не смутилась.
— Я не святая, Трэвис, и не ангел. Несмотря на все твои старания, ты еще не сделал из меня настоящую леди. Но я женщина и я знаю, что мне нравится. Да, — сказала она, и ее голос обволакивал его, как теплый мед. — Я точно знаю, что мне нравится.
И вот сейчас, развешивая на душном дворе белье, Сэм пыталась бороться с нахлынувшими на нее противоречивыми чувствами. Этим утром она открыла глаза и увидела, что Трэвис стоит у кровати и внимательно рассматривает ее. Сэм не поняла, что означало это странное выражение лица, этот серьезный взгляд. Внезапно Трэвис наклонился к ней, сильными руками приподнял с кровати и прижал к себе.
Не говоря ни слова, он наклонил голову и поцеловал ее. Его горячие губы вонзились в нее, ласково и властно, они не давали ей дышать! Она растаяла под его поцелуем, инстинктивно, не размышляя, отозвалась на его ласки. Уступая его настойчивому языку, ее губы сами по себе раскрылись. Словно молнии пронзили Сэм, когда его язык, проникнув в ее рот, встретился с ее языком.
Как-то нечаянно вышло, что ее руки поднялись и обвились вокруг его шеи, и она прижалась к нему еще крепче. Руки Сэм утонули в его светлых волосах, а его пальцы запутались в ее локонах. Сквозь тонкую ткань ночной рубашки было видно, как напряглись ее груди. Ее так и тянуло коснуться сосками его груди, заросшей жесткой густой растительностью. Со стоном, вся во власти желания, она изогнулась дугой и прильнула к нему.
Трэвис отпрянул назад. Сэм прерывисто вздохнула, у нее кружилась голова. И тогда он стал нежно покусывать ее за нижнюю губу, а руками поглаживать ее тело, все ближе и ближе приближаясь к груди.
— Сэм, — бормотал он охрипшим голосом. — Сэм!
И вдруг она захихикала. Она ничего не могла с собой поделать! Она и не представляла себе, какие чувствительные у нее губы, особенно когда их щекочут усы. Теперь она об этом узнала, и этого ощущения, вместе с другими восхитительными открытиями, она не могла выдержать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
И в самом деле, Трэвис давно обратил внимание на то, как вызывающе торчали груди Сэм, особенно после того, как Нола научила ее ходить, откинув назад плечи и высоко подняв голову. Смотреть на ее юные, спелые формы было одним удовольствием, и в то же время это доставляло ему несказанные муки.
— Я позабочусь об этом, Нола, — пообещал он.
— Так, погодите минуточку! — завопила Сэм. — В никакой… э… ни в какой корсет… вы меня не засунете! — Несмотря на сопротивление Сэм, уроки Нэн Такер все-таки застревали в голове Сэм и все больше отражались на ее речи.
Трэвис сверкнул на нее глазами, не сказав ни слова. Нола, самодовольно ухмыльнулась, но так, чтобы он этого не заметил.
— А еще надо что-то сделать с этой неуправляемой гривой волос, — предложила Нола, развивая свой успех. — С этими волосами, падающими прямо на лицо, она похожа на дикое лесное создание. Если она не научится заплетать их в косы или связывать в узел на затылке, придется обрезать их до разумной длины.
— Нет! — вырвалось у Трэвиса, прежде чем он даже подумал об этом. — Нет, — повторил он спокойно, но с той же твердостью. — Если хотите, попробуйте разные прически, что ей лучше пойдет, но ни один волос не должен быть срезан. — Его проницательные глаза остановились на Ноле. — Ни на дюйм, — подчеркнул он. — Надеюсь, я ясно выразился, потому что если я обнаружу, что вы поступили по-своему, вы обе сильно об этом пожалеете и надолго запомните этот день.
Сэм казалось, что она и так надолго запомнит если не все дни, то многие из них. Она училась, как надо сидеть, вставать, ходить, как леди, мелко семеня ногами. Ее учили, как правильно есть, как пить, как прожевывать пищу, как откусывать небольшие кусочки и пить маленькими глотками. А еще — как надо пользоваться столовыми приборами, как класть на колени салфетку, как аккуратно складывать ее после еды. Затем неизбежно последовали уроки на тему, как надо одеваться, как укладывать волосы, хотя ее непокорные локоны все время норовили выбиться из самой строгой прически. Прелестные мелки колечки обязательно вырывались на свободу, обрамляя ее лицо, и вились на шее, смягчая лицо Сэм, несмотря на все старания Нолы добиться противоположного эффекта.
Когда дело дошло до шитья, то Элси и Нола, против всяких ожиданий, объединили свои усилия. Элси учила Сэм основам портновского искусства: как нужно вымерять ткань, как делать выкройки и определять размер, а Нола попыталась научить ее вязанию крючком и тонкой вышивке.
В этом Сэм оказалась безнадежной! Можно было подумать, что у нее в два раза больше пальцев на руке, чем у нормальных людей. Пряжа начинала жить своей собственной жизнью и запутывалась так, что распутать ее было абсолютно невозможно; на канве вместо вышивки получались беспорядочные узлы всех цветов радуги. Даже Элси в конце концов пришлось признать, что Сэм лучше не давать в руки вязальные спицы.
— Мне очень жаль, душечка, но ты лучше пользуйся вязальным крючком, а то еще нанесешь смертельную рану себе или окружающим.
Первое платье у Сэм вышло с неровным подолом и одним рукавом на три дюйма длиннее другого. Воротник оказался пришит наизнанку, а петли для пуговиц располагались как Бог на душу положит и выглядели так, будто их прогрызли мыши. И все же это была первая вещь, сшитая ее руками, и она невероятно гордилась своим произведением, когда оно было готово, хотя сам процесс шитья наводил на нее отвращение. Элси, жалея ее, помогла Сэм исправить ошибки, и теперь Сэм могла носить его на публике, не боясь, что привлечет к себе недоуменные взгляды.
Поверив в свои силы, Сэм решила связать крючком для Трэвиса пару носков, но результат получился такой же плачевный. На этот раз, однако, Трэвису пришлось надеть изделие, хотя один косок был слишком длинный, а второй такой короткий, что едва доходил до щиколотки. Но все-таки он их носил — к вовсе не из гордости за успехи Сэм, а из-за того, что Элси пригрозила ему, в случае если он откажется, научить Сэм сшить ему новые брюки. При мысли о том, что может угрожать его мужскому достоинству, он немедленно согласился на меньшее зло.
Но если Сэм потерпела провал в шитье, то в кулинарном деле она достигла заметных успехов. Уроки, которые вела Элси, проявляя завидное терпение, Сэм полюбила по-настоящему. Это ей все пригодится, когда она вновь соединится со своей семьей, и Сэм училась с большим энтузиазмом. О, поначалу она делала массу ошибок, но Трэвис мужественно поглощал ее подгоревшую стряпню, комковатое пюре и недоваренную морковь. Она, и не подозревала, что каждое утро он начинал с молитвы, чтобы Господь уберег его от смерти от несварения или отравления.
Однако пришел день, когда Сэм самостоятельно приготовила весь ужин. Она настолько поверила в свои силы, что выгнала Элси из кухни и даже держала в тайне от нее, что она собирается приготовить.
— Это сюрприз! — повторяла она, и больше из нее ничего нельзя было вытянуть.
Когда Трэвис вернулся домой в тот вечер, из кухни неслись восхитительные ароматы. С удовольствием втянув носом воздух, Трэвис определил по запаху яблочный пирог с корицей и свежий хлеб, но догадаться, что приготовила Сэм в качестве главного блюда, он не мог. Во всяком случае, в этом блюде, судя по запаху, было много острого перца и лука.
— Что там готовит Сэм? — спросил он у Элси.
— Это сюрприз для нас обоих, — сообщила Элси. — Сэм не позволила мне даже заглянуть на кухню.
— А ты уверена, что она не воспользуется ситуацией и не удерет?
— Только одна Сэм способна творить такой шум на кухне, — успокоила его Элси. — Она уже с полудня гремит там кастрюлями и сковородками.
У Трэвиса давно уже урчало в животе от голода, и он еле дождался, когда Сэм позовет их к столу. Но и усевшись за стол, он не вполне был уверен, что догадался, что приготовила Сэм, но не хотел спрашивать ее, чтобы не обидеть. То, что они ели, было похоже на свинину под острым соусом и с картошкой на гарнир. Блюдо и выглядело и благоухало восхитительно, и он так ей и сказал.
— Тогда наваливайтесь, — довольно улыбнулась Сэм. — Надеюсь, что вам понравится.
Еда оказалась вкусной и аппетитной, и хотя с виду действительно напоминала свинину, но вкус на свинину не был похож. Из-за острого соуса было трудно догадаться, что это такое, но в середине ужина Трэвиса посетила ужасная мысль. Осторожно отложив в сторону вилку, Трэвис спокойно спросил:
— Сэм, из чего ты это приготовила?
— Наконец я дождалась, когда ты об этом спросишь, — усмехнулась Сэм. — Я научилась готовить это, когда мы останавливались передохнуть на границе, и это единственное блюдо, которое я знала, что не испорчу. Это броненосец.
Трэвис подавился, а лицо Элси жутко позеленело.
— А что такого? — недоумевала Сэм. — Многие едят броненосцев, и вы оба тоже ели с удовольствием, пока я вам не сказала.
— Могу ли я спросить, как тебе в руки попалось это несчастное животное? — прохрипел Трэвис.
— А я выследила его еще неделю назад и ждала только удобного случая, — гордо объяснила Сэм. — Каждое утро, когда я возвращалась из уборной, я видела, как он копошится под задним крыльцом. А вот сегодня утром я его поймала.
Трэвис обратил жалобный взгляд на Элси, ища у нее сочувствия и утешения.
— Арми! — трагически простонал он. — Она изжарила Арми!
— Мы его съели, — с отвращением произнесла Элси.
Неожиданно Трэвис рванулся из-за стола и стрелой вылетел на задний двор, за ним по пятам бежала Элси. В полном недоумении Сэм последовала за ними, но остановилась, услышав, что и того и другого выворачивало наизнанку.
— Ничего себе! — вздохнула она, качая головой. — Зря я сказала им, что это броненосец. Пока они этого не знали, им все очень даже нравилось. Какие же бывают привередливые люди!
Вскоре обе жертвы кулинарии, еле держась на ногах, бледные и потрясенные, вернулись на кухню. В изнеможении опустившись на стул, Трэвис негодующим жестом указал на Сэм.
— Ты! — загремел он, бросая убийственные взгляды на Сэм. — Ты сделала это нарочно, из вредности! Я знаю точно.
— Откуда мне было знать, что у вас такие слабые желудки? — проворчала Сэм, все еще ничего не понимая. Разочарование и обида были написаны на ее лице. — Я так старалась приготовить для вас вкусный ужин! Я думала, вы похвалите меня за то, что у меня наконец ничего не подгорело!
— Знаешь, что ты наделала? — заорал он как сумасшедший. — Ты убила чемпиона среди броненосцев! Арни бегал быстрее всех броненосцев в трех графствах, а ты убила его! И зажарила!
— Хватит, Трэвис, ты несправедлив к Сэм, — слабым голосом вставила Элси, встревоженная багровым цветом его лица и тем, как он сжимал кулаки, пристально глядя на Сэм. — Откуда девушке было знать, что это ваш воспитанник!
— Я тренировал его для большого турнира в честь Четвертого июля, и он обязательно победил бы и в этом году, — горевал Трэвис, уронив голову на скрещенные руки. — Элси, он два года подряд выигрывал.
— Я знаю, дорогой, Я знаю.
Потрясенная Сэм почувствовала себя страшно виноватой.
— Трэвис, поверь, мне так жаль! Я, честное слово, не знала.
Она потянулась, чтобы дотронуться до его руки, но он отбросил ее.
— Ну нет, ты все прекрасно знала! — продолжал он обвинять ее. — Ты так хотела отомстить мне! Боже, такой жестокой женщины свет не видывал!
— Тысяча чертей! — взорвалась она. — Откуда мне было знать, что ты дрессируешь эту глупую тварь? Ты никогда не говорил мне об этом, а ведь это не кошка и не собака. Откуда мне было догадаться?
Трэвис так расстроился, что не мог оставаться в доме и ушел, а Элси и Сэм очищали стол от останков бедняги Арни. Когда он вернулся, Элси домывала на кухне посуду. Сэм сидела на заднем крыльце на верхней ступеньке и строгала какой-то кусочек дерева. Усаживаясь рядом, Трэвис спокойно сказал:
— Прости, что я накричал на тебя. Ты действительно сделала это нечаянно. Я понимаю. Просто для меня это такой удар. Я прошу у тебя прощения, Сэм. Прости меня.
Она показала рукой на небольшой цветущий куст во дворе.
— Вон там я похоронила его. — И показала ему кусочек дерева. Он был выструган в виде креста с выцарапанной надписью: АРМИ. — Вот, возьми. Отдай ему последние почести.
Этот жест так тронул его, что даже слезы выступили на его глазах.
— Сэм, — пробормотал он, проводя пальцами по деревянному крестику. Но когда он поднял глаза, на крыльце никого больше не было и только скрип двери говорил о ее недавнем присутствии.
Ветер хлестал по простыне с такой силой, что чуть не сорвал ее с бельевой веревки. Одним мокрым концом простыня ударила Сэм по бедрам.
— Ух ты, проклятая! — ругнулась она, отскакивая и потирая ушибленное место. Сэм вместе с Элси занималась стиркой, это входило в обучение ее домашним делам. И. вот теперь Сэм самостоятельно развешивала белье на заднем дворе, а Элси в это время занималась приготовлением обеда.
С того ужасного вечера, когда Сэм подала на блюде несчастного Арми, она отказывалась заниматься приготовлением пищи. Три дня подряд Элси пыталась переубедить ее, но Сэм осталась непреклонной. У нее и так хватало неприятностей с Трэвисом, и ей не хотелось, чтобы их было больше.
Продолжая сражаться с мокрым бельем, Сэм думала совсем о другом. Если дни, заполненные бесконечными уроками, не доставляли ей особой радости, то ночи превратились в настоящий ад. Сэм по-прежнему спала в комнате Трэвиса, и это стало изощренной пыткой для них обоих.
Каждую ночь, лежа в тихой темной комнате почти рядом с Трэвисом, она не могла уснуть. Закрывая глаза, она представляла себе чистые линии его обнаженного тела, такого близкого и в то же время такого далекого, и от этого ее кожа начинала гореть как в лихорадке. Сердце начинало сильно стучать, дыхание прерывалось. Всем своим существом она рвалась к нему, а могла только беспокойно ворочаться на кровати. Ее пожирал такой огонь страсти, что казалось, он может воспламенить простыни, на которых она лежала, и ей казалось странным, что он еще не заметил ее волнения и не отпустил по этому поводу язвительных замечаний.
В начале лета ночи стали очень жаркими, в одну секунду простыни становились влажными, а ночная рубашка прилипала к телу, как мокрая тряпка. В другое время она бы просто содрала с себя проклятое одеяние и сбросила его на пол, но сейчас, когда на полу так близко от нее лежал Трэвис, укрытый всего лишь тонкой простыней, это означало бы подливать масла в огонь. В эти дни он был особенно нетерпимым, особенно раздраженным. Невозможно было угадать, что он способен выкинуть. Сэм, которая мало чего боялась в жизни, вдруг поняла, что ей бы не хотелось испытывать его гнев.
Так они и лежали молча каждую ночь, но напряжение между ними росло, и Сэм ощущала его физически. То, что Трэвис тоже почти не спал, мало утешало ее.
Сэм даже не пыталась шутить с ним, не пыталась вывести его из плохого настроения по утрам. Молча она ждала, когда он оденется и спустится вниз, и только потом начинала одеваться сама. Однажды она встала одновременно с ним, и он устроил такой скандал, что чуть дом не развалился. Трэвис орал, что она ведет себя непристойно и что хуже ее никого нет.
С тех пор она оставалась лежать в кровати, подоткнув под себя ночную рубашку, и, не смущаясь, открыто наблюдала, как он одевается. Она нисколько не пыталась скрыть свой интерес к его прекрасному мускулистому телу. Она не подсматривала за ним сквозь опущенные ресницы, не глядела на него, широко раскрыв глаза от ужаса, и не заливалась краской девической стыдливости. Она просто смотрела на него и искренне восхищалась им.
Трэвис чувствовал себя под такими откровенными взглядами неловко, хотя ему это очень льстило.
— Нравится подглядывать, Сэм? — спросил он однажды утром.
— Чего-чего?
— Подсматривать, говорю, за голыми мужчинами, — объяснил он, поворачиваясь к ней спиной, чтобы застегнуть штаны.
От ее хриплого смеха приятный холодок пробежал по его спине. Когда он повернулся к ней лицом, глаза Сэм горели смешливыми огоньками.
— Было бы нелегко не заметить то, что у тебя прямо перед носом, Кинкейд!
— Настоящая леди отвернулась бы и закрыла глаза, — упрекнул он ее и нахмурился.
— Настоящий джентльмен не будет расхаживать перед дамой в чем мать родила, если на то пошло, — дерзко возразила Сэм.
Ответом на это замечание было молчание. Наконец он произнес:
— Это я расхаживаю?
— А кто же еще, начальник? — хихикнула она. — Ты расхаживаешь, как фазан, распустивший хвост во всей красе, чтобы покрасоваться перед самкой.
Его яркие бирюзовые глаза пронзили ее насквозь, и он спросил низким голосом, от которого она сладострастно содрогнулась:
— А тебе нравится, как я красуюсь, Сэм? — Его проницательный взгляд скользнул на то место, где под ее ночной рубашкой явно проступали затвердевшие соски.
Когда он наконец посмотрел Сэм в лицо, она не смутилась.
— Я не святая, Трэвис, и не ангел. Несмотря на все твои старания, ты еще не сделал из меня настоящую леди. Но я женщина и я знаю, что мне нравится. Да, — сказала она, и ее голос обволакивал его, как теплый мед. — Я точно знаю, что мне нравится.
И вот сейчас, развешивая на душном дворе белье, Сэм пыталась бороться с нахлынувшими на нее противоречивыми чувствами. Этим утром она открыла глаза и увидела, что Трэвис стоит у кровати и внимательно рассматривает ее. Сэм не поняла, что означало это странное выражение лица, этот серьезный взгляд. Внезапно Трэвис наклонился к ней, сильными руками приподнял с кровати и прижал к себе.
Не говоря ни слова, он наклонил голову и поцеловал ее. Его горячие губы вонзились в нее, ласково и властно, они не давали ей дышать! Она растаяла под его поцелуем, инстинктивно, не размышляя, отозвалась на его ласки. Уступая его настойчивому языку, ее губы сами по себе раскрылись. Словно молнии пронзили Сэм, когда его язык, проникнув в ее рот, встретился с ее языком.
Как-то нечаянно вышло, что ее руки поднялись и обвились вокруг его шеи, и она прижалась к нему еще крепче. Руки Сэм утонули в его светлых волосах, а его пальцы запутались в ее локонах. Сквозь тонкую ткань ночной рубашки было видно, как напряглись ее груди. Ее так и тянуло коснуться сосками его груди, заросшей жесткой густой растительностью. Со стоном, вся во власти желания, она изогнулась дугой и прильнула к нему.
Трэвис отпрянул назад. Сэм прерывисто вздохнула, у нее кружилась голова. И тогда он стал нежно покусывать ее за нижнюю губу, а руками поглаживать ее тело, все ближе и ближе приближаясь к груди.
— Сэм, — бормотал он охрипшим голосом. — Сэм!
И вдруг она захихикала. Она ничего не могла с собой поделать! Она и не представляла себе, какие чувствительные у нее губы, особенно когда их щекочут усы. Теперь она об этом узнала, и этого ощущения, вместе с другими восхитительными открытиями, она не могла выдержать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38