На подгибающихся ногах, с бешено бьющимся сердцем, Элинор бежала за ним, трепеща при мысли, что их ждет в случае неудачи. Побег из гарема карался смертной казнью.
Как две тени, они бесшумно скользили по цветущему саду. Деревья роняли на их головы белые и розовые лепестки. Они уже свернули за угол бассейна, орошаемого разноцветными струями, когда из-за увитых розами шпалер выступила темная фигура.
— Любовь моя!
Элинор оцепенела. Прятаться было слишком поздно, ибо Родриго в мгновение ока покрыл расстояние между ними. О, почему он так рано вернулся из дворца?
— Кто это с тобой?
— Единственный человек на свете, которого ты боялся встретить, Диас, — отозвался Джордан.
Отодвинув Элинор в сторону, он шагнул вперед. Родриго выругался и выхватил саблю, переместившись на свободное пространство рядом с клумбой гвоздик.
— Так это ты, де Вер? Решил восстать из мертвых? Я всегда знал, что этим кончится. Каким же глупцом я был, сохранив тебе жизнь! Давно известно, что благородные поступки — кратчайший путь к гибели.
— Ты обманул меня, Диас. Воспользовался моим доверием, чтобы выкрасть Элинор из Бургоса.
— Нет. Я заплатил за нее выкуп и привез сюда. Я бы женился на ней, если бы она пожелала. Но она все еще верна твоей драгоценной памяти, будь ты проклят!
Родриго сделал выпад, серебристый клинок описал дугу и рассек бурнус Джордана. Орудуя саблей как мечом, англичанин отразил удар. Яростно зарычав, Родриго бросился в атаку. На сей раз они сражались не ради приза на турнире. Это была смертельная схватка. Они сходились и расходились, отступая и наступая. Сверкающие клинки отсекали головки цветов, каблуки втаптывали в землю лепестки. С торжествующим криком Родриго оттеснил Джордана к бассейну, но тот быстро восстановил утраченное преимущество. Отскочив в сторону и круто развернувшись, он заставил Родриго сражаться спиной к воде.
Заламывая руки, Элинор прижималась к розовым шпалерам, с ужасом ожидая, что вот-вот появятся стражники и решат исход схватки. В отдалении слышалось воркование голубей и биение крыльев, но рядом отчетливо раздавался лязг металла. Казалось невероятным, что никто не пришел на помощь Родриго и даже не поинтересовался, что происходит. Должно быть, он оставил свою охрану веселиться в Альгамбре.
Клинок Джордана пронзил плечо Родриго, заставив испанца выронить саблю. Джордан ринулся вперед, закрепляя успех. Приседая и уклоняясь от ударов, испанец вытащил из складок халата кинжал, но Джордан выбил оружие из его рук. Родриго упал на колени и, нащупав среди цветов клинок, сжал его в руке, приготовившись поразить англичанина в живот, когда тот сделает смертельный выпад.
Когда блестящая сабля сверкнула над его головой, Родриго занес кинжал и бросился на де Вера.
Слишком поздно Джордан заметил блеск металла. Он вскрикнул, поскользнувшись на цветочных лепестках в отчаянной попытке увернуться от клинка. Теряя равновесие, он упал, выставив перед собой саблю, и Родриго издал сдавленный крик, когда острие вошло ему в грудь. Джордан различил в темноте блеск глаз Эль Моро и услышал хриплый голос:
— Ты победил… де Вер.
Пот заливал лицо Джордана, слепя глаза. Испанец медленно выскользнул из его рук, опустившись на благоухающий цветочный ковер своего райского сада.
— Слава Богу, ты не ранен, Джордан! — воскликнула Элинор. — Пойдем, пока не появились стражники.
Она помогла ему подняться на ноги и ощупала его грудь и руки, желая убедиться, что он не пострадал. Затем перевела взгляд на Родриго и ощутила ком в горле. Пока мужчины сражались, Элинор молилась о победе Джордана, но теперь, глядя на неподвижное тело Родриго, лежащее среди вытоптанных цветов, она ощутила безмерное горе и чувство утраты. Он солгал ей о смерти Джордана и был настолько одержим любовью, что превратил ее в пленницу. Гнев, который Элинор испытывала вначале, исчез, растворившись в печали, когда она поняла, что пагубная страсть, во власти которой он находился все это время, в конечном итоге привела его к гибели.
Джордан не мог не догадаться о причине ее слез. Ошеломленный, он старался подавить приступ боли, в ужасе спрашивая себя: неужели она и в самом деле любила Диаса?
Элинор поспешно вытерла глаза и отвернулась от Родриго.
— Нужно бежать, пока не поздно.
Джордан подсадил ее на стену, а затем, подтянувшись на руках, забрался сам. Приземлившись с другой стороны, он поймал ее в объятия, когда она спрыгнула вниз. Элинор подняла на него встревоженный взгляд.
— Как мы выберемся из этого проклятого города? — шепотом спросила она.
Коротко изложив свой план, Джордан быстро повел Элинор по темным улицам, оглядываясь при каждом звуке в ожидании погони.
К тому времени, когда они добрались до ворот, Джордан объяснил Элинор, что она должна говорить и делать. Она набросила на голову накидку и закрыла лицо, придерживая ткань рукой, унизанной перстнями и браслетами. Сверкавшие на ней драгоценные камни должны были убедить стражников, что перед ними знатная марокканка. Оставалось только надеяться, что они не знают марокканского языка. На смеси арабского и испанского Элинор поведала стражнику сочиненную Джорданом историю, в то время как он молча стоял сзади, смиренно склонив голову. Стражник взял пропуска и поднес их к свету, подозрительно косясь на чужаков. Опасаясь, что, если они не поторопятся, охрана Родриго поднимет тревогу, Элинор сняла кольцо и вложила в руку стражника. Ценное подношение убедило его в их благонадежности.
Все еще не веря в удачу, они покинули город, и ворота с лязгом затворились за ними. Впереди виднелись огни марокканского лагеря.
Прошагав сотню ярдов по дороге, Джордан обернулся, чтобы бросить последний взгляд на город. Он ощутил угрызения совести, вспомнив о Тарифе, которую бросил одну на улице. Но ведь она может вернуться во дворец, и никто ни о чем не догадается. Там она среди своих, там ее дом. Она смирится, когда осознает, что он ушел, и не будет долго горевать. Утешившись этой мыслью, он сделал Элинор знак держаться особняком, создавая видимость отношений госпожи и раба на тот случай, если стражники наблюдают за ними. Наконец они оказались в лагере.
Взяв один из браслетов Элинор, Джордан подошел к ближайшему шатру в надежде купить лошадей. Языка он не знал, и пришлось объясняться знаками. Торговец не сбавлял цену, тогда Джордан добавил еще пару браслетов и приобрел двух крепких животных.
Теплая влажная ночь окружала их. Ночной ветерок разносил дым костров, аромат жареного мяса и резкие запахи животных. Под блеяние овец и взрывы мужского смеха они выбрались из лагеря марокканцев и, объехав его стороной, направились к пыльному тракту. Тарифа объяснила Джордану, как добраться до Авилы. Крепость стояла на берегу реки Гвадалквивир.
Уже светало, когда веселая компания, сопровождаемая дворцовой стражей, прибыла к городским воротам. Марокканский вождь, его жены, слуги и наложницы предпочли привычную обстановку собственных палаток, разбитых за городскими стенами, великолепию дворца правителя Гранады. Недовольно ворча, стражники открыли ворота, и шумная компания вывалилась из города.
Издав боевой клич, бородатый вождь пустил коня в галоп и понесся к видневшимся впереди кострам, предоставив слугам и закутанным в покрывала женщинам самостоятельно добираться до лагеря. Никто не заметил, как темная фигурка скользнула за терновый куст и затаилась там, ожидая, пока остальные исчезнут из виду.
Облегченно вздохнув, Тарифа произнесла благодарственную молитву и выбралась на дорогу. Путь ее лежал на восток. Она даже не оглянулась на город, где родилась.
Глава 15
Только во второй половине следующего дня они достигли могучего Гвадалквивира, пересекавшего плодородную равнину, засаженную виноградниками и оливковыми рощами. Долина реки орошалась сложной системой ирригационных сооружений, доставшихся испанцам в наследство от мавров. Наступил сентябрь, и жара спала. В садах, прилегавших к дороге, по которой следовали Джордан и Элинор, уже собрали урожай. Они часто останавливались, спрашивая, как проехать к крепости Авила, но никто о такой не слышал. Многие отсылали их в город Авила, лежавший далеко на севере. Наконец, когда они почти потеряли надежду, бородатый старик, подгонявший ослика, запряженного в повозку с оливками, указал на видневшуюся вдалеке возвышенность.
— Авила там, — коротко сообщил он.
Все время, пока они ехали по пыльным дорогам под полуденным солнцем, Элинор боролась со слезами. Джордан, скакавший рядом, казался суровым незнакомцем. И хотя путешествие утомило обоих, она подозревала, что существуют более веские причины его сдержанности.
Джордан направил коня на обрывистый берег и, заслонив глаза от солнца, превращавшего речную рябь в сверкающее серебро, огляделся в поисках дара короля Педро. На противоположном берегу высилась небольшая крепость, ее полуразрушенные укрепления спускались к самой воде. Это и была Авила.
Они проехали еще немного, прежде чем нашли место, где можно было переправиться через Гвадалквивир. Желтая пустыня, простиравшаяся до самого горизонта, словно перенеслась сюда из Кастилии, настолько чуждо выглядела она после многих миль плодородной почвы. На каменистой земле громоздились скалистые обломки, казалось, разбросанные здесь рукой великана. Некоторые камни упали в реку, образуя буруны и водовороты.
Внутри каменных стен, окружавших небольшую крепость, теснилась горстка крестьянских хижин. В тени обветшалых укреплений паслись овцы и козы.
— Не густо, — заметил Джордан, щурясь на солнце, — но это все, чем я владею.
Элинор порывисто сжала его руку, желая утешить:
— У тебя хотя бы есть дом. А у меня ничего.
— У тебя были золото и драгоценности, ты жила как принцесса. Когда-нибудь ты пожалеешь, что бросила все это ради меня, — с горечью произнес Джордан, тронув коня.
Слезы обожгли глаза Элинор. Впервые после побега она рассердилась на Джордана, поняв, что его гложет ревность. Он не мог простить ей пролитых над Эль Моро слез, а также ее нежелание обсуждать с ним свои чувства к Родриго. Спускаясь вслед за Джорданом по крутому склону, Элинор пришла к выводу, что от разговора на эту тему не уйти.
Навстречу им вышла группа крестьян, изъяснявшихся на странном диалекте, которого Элинор не понимала.
Вперед выступил деревенский староста, грубоватый мужчина с загорелым до черноты лицом и лохматой седой бородой. Он протянул им деревянную чашу с вином. Надеясь, что оно не отравлено, Джордан принял чашу и сделал глоток. Вино оказалось сладким и настолько крепким, что обожгло внутренности. К его облегчению, старик выпил из той же чаши. Элинор не было оказано никаких знаков внимания. В этой глуши женщины значили так же мало, как и в мусульманской Гранаде.
Староста провел их через покосившиеся дубовые ворота. Короткий проход упирался во вторые ворота, выходившие во двор.
За полуразрушенными стенами кудахтали растревоженные куры, бродили овцы. Элинор удивилась, обнаружив в самом сердце крепости несколько комнат с белеными стенами и простой, но удобной мебелью. Здесь даже была небольшая часовня, украшенная цветным витражом.
Староста был неграмотным и послал за племянником, чтобы тот прочитал вслух акт на владение, врученный ему Джорданом. Слушая, старик одобрительно кивал, расплывшись в улыбке при упоминании об исключительной храбрости, проявленной Джорданом в бою. Похоже, он ничуть не сомневался в подлинности документа.
— Отец Игнасио говорил, что у нас скоро появится новый хозяин, — сообщил он.
— Я хотел бы встретиться с вашим священником. Старик заколебался. Затем, слегка улыбнувшись, сделал знак следовать за ним. Спустившись по истертым ступенькам, они оказались в небольшом склепе под часовней, где и обнаружили останки отца Игнасио, покоившиеся в гробу.
Элинор испуганно вскрикнула при виде ухмыляющегося черепа облаченного в черный капюшон священника. Истлевшие кисти рук были сложены на груди, кости ног покоились на Библии. Недовольный ее непочтительным поведением, староста неодобрительно покачал головой.
Джордан дернул Элинор за руку, и они опустились на колени, склонив головы в молитве перед местом последнего упокоения отца Игнасио. Явно ублаготворенный, старик улыбнулся и жестом пригласил их следовать за ним наверх.
В Авиле не было ни слуг, ни припасов. Жители деревни рады были услужить новому хозяину, но не понимали ни слова из того, что он говорил. К счастью, племянник старосты, Пако, немного знал французский и латынь. Черноглазый парнишка был лучшим учеником отца Игнасио и теперь раздувался от гордости, удостоившись столь важной миссии.
На ужин им подали еду, состоявшую из тушенных с чесноком овощей, черного крестьянского хлеба, целой горы спелого винограда и глиняного кувшина с крепким сладким вином.
Сидя за столом, застеленным вышитой тканью, которая подозрительно смахивала на алтарный покров, Джордан мрачно взглянул на Элинор:
— Добро пожаловать в Авилу, леди Элинор. Она улыбнулась, едва сдерживая слезы:
— Не совсем то, что ты ожидал, да?
— Совсем не то. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Кстати, у них здесь целый арсенал в подвалах. Старый священник, видимо, научил своих подопечных обороняться. Эти края постоянно подвергаются набегам мавров.
— Кажется, здесь небезопасно.
— Ты предпочла бы остаться в Гранаде? — ядовито поинтересовался Джордан и, отшвырнув стул, поднялся из-за стола.
Опять эта ревность!
— Если бы я хотела остаться в Гранаде, то, увидев тебя, позвала бы стражу, — напомнила она ему, отпив из чаши вина.
— И что тебе помешало?
— Не хотела, чтобы тебя убили.
Стоя у окна, Джордан размышлял над ее словами, пытаясь вникнуть в их смысл. Перед ним расстилался безжизненный пейзаж. Трудно было поверить, что в двух шагах протекает река. Казалось, само провидение приговорило эту каменистую почву к бесплодию.
Свою одежду они отдали в стирку и облачились в тряпье, либо позаимствованное у крестьян, либо найденное в сундуке, стоявшем в спальне, единственном помещении, где не протекала крыша. В штанах, простой коричневой рубахе и выцветшей черной тунике Джордан мало походил на хозяина поместья.
Застыв, словно каменное изваяние, Элинор машинально жевала, не ощущая вкуса. Одетая в крестьянское платье, с черной шалью на плечах, она заплела косы и уложила их в тяжелый узел на затылке. Золотистый цвет ее волос так поразил местных женщин, что они благоговели перед ней, словно перед святой.
— Элинор, я больше не могу… Я должен знать. Ты любила Диаса?
Она смотрела на свои руки, не зная, что ответить. Солгать, чтобы не причинить ему боль, или сказать правду? Да и в чем она состоит, эта правда? В том, что она никогда не питала к Родриго тех чувств, которые испытывает к нему? Что вначале ей требовалось дурманящее вино, чтобы наслаждаться любовью Эль Моро? Нет, она не скажет этого Джордану…
— Ну? Неужели это такой сложный вопрос?
Элинор медленно поднялась и подошла к нему. За время путешествия Джордан сильно загорел и осунулся. В крестьянской одежде он казался еще более чужим, чем Эль Моро в его халате и тюрбане.
— Что бы я ни ответила, ты будешь недоволен.
— А ты попробуй.
— Я никогда не любила ни одного мужчину так, как тебя.
— Проклятие, Элинор, я хочу знать, любила ли ты Диаса!
— Нет, — прошептала Элинор, прикусив губу. Она не станет мучить Джордана только для того, чтобы отдать должное памяти любовника.
— Почему же ты плакала?
Он схватил ее за подбородок, не давая отвернуться. Заходящее солнце золотило темные волосы Джордана, глаза казались особенно светлыми на загорелом лице. С мучительным стоном Элинор отшатнулась от него и отошла в дальний конец комнаты. Джордан не стал ее удерживать.
— Как ни трудно тебе это сказать — а мне выслушать, — я должен знать, что ты испытывала к нему, — продолжал настаивать он.
После долгого молчания Элинор подняла голову:
— Он сказал, что ты умер. Я не любила его так, как тебя, но не хочу лгать, утверждая, что не испытывала к нему привязанности. Все, что он совершил, было сделано из любви ко мне.
— Иисусе! — Джордан прислонился лбом к прохладной стене. — Ты жила с ним эти два года?
— Да, хотя и не сразу смирилась с этим. — Страдальческий стон Джордана заставил ее похолодеть. — Мне что, нужно было уйти в монастырь? — крикнула она, поддавшись гневу. — Это успокоило бы твое уязвленное самолюбие? Я думала, что ты умер, Джордан! Как ты не понимаешь?
— Я был жив, когда ты вышла замуж за Гастингса! Элинор негодующе вскрикнула, стукнув кулаком по столу:
— Пресвятая Дева, неужели мы должны снова возвращаться к этому? Я же объяснила тебе, как все произошло. К тому же Гастингс тоже мертв. Он скончался от ран под Толедо.
Пораженный этим известием, Джордан на секунду замер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Как две тени, они бесшумно скользили по цветущему саду. Деревья роняли на их головы белые и розовые лепестки. Они уже свернули за угол бассейна, орошаемого разноцветными струями, когда из-за увитых розами шпалер выступила темная фигура.
— Любовь моя!
Элинор оцепенела. Прятаться было слишком поздно, ибо Родриго в мгновение ока покрыл расстояние между ними. О, почему он так рано вернулся из дворца?
— Кто это с тобой?
— Единственный человек на свете, которого ты боялся встретить, Диас, — отозвался Джордан.
Отодвинув Элинор в сторону, он шагнул вперед. Родриго выругался и выхватил саблю, переместившись на свободное пространство рядом с клумбой гвоздик.
— Так это ты, де Вер? Решил восстать из мертвых? Я всегда знал, что этим кончится. Каким же глупцом я был, сохранив тебе жизнь! Давно известно, что благородные поступки — кратчайший путь к гибели.
— Ты обманул меня, Диас. Воспользовался моим доверием, чтобы выкрасть Элинор из Бургоса.
— Нет. Я заплатил за нее выкуп и привез сюда. Я бы женился на ней, если бы она пожелала. Но она все еще верна твоей драгоценной памяти, будь ты проклят!
Родриго сделал выпад, серебристый клинок описал дугу и рассек бурнус Джордана. Орудуя саблей как мечом, англичанин отразил удар. Яростно зарычав, Родриго бросился в атаку. На сей раз они сражались не ради приза на турнире. Это была смертельная схватка. Они сходились и расходились, отступая и наступая. Сверкающие клинки отсекали головки цветов, каблуки втаптывали в землю лепестки. С торжествующим криком Родриго оттеснил Джордана к бассейну, но тот быстро восстановил утраченное преимущество. Отскочив в сторону и круто развернувшись, он заставил Родриго сражаться спиной к воде.
Заламывая руки, Элинор прижималась к розовым шпалерам, с ужасом ожидая, что вот-вот появятся стражники и решат исход схватки. В отдалении слышалось воркование голубей и биение крыльев, но рядом отчетливо раздавался лязг металла. Казалось невероятным, что никто не пришел на помощь Родриго и даже не поинтересовался, что происходит. Должно быть, он оставил свою охрану веселиться в Альгамбре.
Клинок Джордана пронзил плечо Родриго, заставив испанца выронить саблю. Джордан ринулся вперед, закрепляя успех. Приседая и уклоняясь от ударов, испанец вытащил из складок халата кинжал, но Джордан выбил оружие из его рук. Родриго упал на колени и, нащупав среди цветов клинок, сжал его в руке, приготовившись поразить англичанина в живот, когда тот сделает смертельный выпад.
Когда блестящая сабля сверкнула над его головой, Родриго занес кинжал и бросился на де Вера.
Слишком поздно Джордан заметил блеск металла. Он вскрикнул, поскользнувшись на цветочных лепестках в отчаянной попытке увернуться от клинка. Теряя равновесие, он упал, выставив перед собой саблю, и Родриго издал сдавленный крик, когда острие вошло ему в грудь. Джордан различил в темноте блеск глаз Эль Моро и услышал хриплый голос:
— Ты победил… де Вер.
Пот заливал лицо Джордана, слепя глаза. Испанец медленно выскользнул из его рук, опустившись на благоухающий цветочный ковер своего райского сада.
— Слава Богу, ты не ранен, Джордан! — воскликнула Элинор. — Пойдем, пока не появились стражники.
Она помогла ему подняться на ноги и ощупала его грудь и руки, желая убедиться, что он не пострадал. Затем перевела взгляд на Родриго и ощутила ком в горле. Пока мужчины сражались, Элинор молилась о победе Джордана, но теперь, глядя на неподвижное тело Родриго, лежащее среди вытоптанных цветов, она ощутила безмерное горе и чувство утраты. Он солгал ей о смерти Джордана и был настолько одержим любовью, что превратил ее в пленницу. Гнев, который Элинор испытывала вначале, исчез, растворившись в печали, когда она поняла, что пагубная страсть, во власти которой он находился все это время, в конечном итоге привела его к гибели.
Джордан не мог не догадаться о причине ее слез. Ошеломленный, он старался подавить приступ боли, в ужасе спрашивая себя: неужели она и в самом деле любила Диаса?
Элинор поспешно вытерла глаза и отвернулась от Родриго.
— Нужно бежать, пока не поздно.
Джордан подсадил ее на стену, а затем, подтянувшись на руках, забрался сам. Приземлившись с другой стороны, он поймал ее в объятия, когда она спрыгнула вниз. Элинор подняла на него встревоженный взгляд.
— Как мы выберемся из этого проклятого города? — шепотом спросила она.
Коротко изложив свой план, Джордан быстро повел Элинор по темным улицам, оглядываясь при каждом звуке в ожидании погони.
К тому времени, когда они добрались до ворот, Джордан объяснил Элинор, что она должна говорить и делать. Она набросила на голову накидку и закрыла лицо, придерживая ткань рукой, унизанной перстнями и браслетами. Сверкавшие на ней драгоценные камни должны были убедить стражников, что перед ними знатная марокканка. Оставалось только надеяться, что они не знают марокканского языка. На смеси арабского и испанского Элинор поведала стражнику сочиненную Джорданом историю, в то время как он молча стоял сзади, смиренно склонив голову. Стражник взял пропуска и поднес их к свету, подозрительно косясь на чужаков. Опасаясь, что, если они не поторопятся, охрана Родриго поднимет тревогу, Элинор сняла кольцо и вложила в руку стражника. Ценное подношение убедило его в их благонадежности.
Все еще не веря в удачу, они покинули город, и ворота с лязгом затворились за ними. Впереди виднелись огни марокканского лагеря.
Прошагав сотню ярдов по дороге, Джордан обернулся, чтобы бросить последний взгляд на город. Он ощутил угрызения совести, вспомнив о Тарифе, которую бросил одну на улице. Но ведь она может вернуться во дворец, и никто ни о чем не догадается. Там она среди своих, там ее дом. Она смирится, когда осознает, что он ушел, и не будет долго горевать. Утешившись этой мыслью, он сделал Элинор знак держаться особняком, создавая видимость отношений госпожи и раба на тот случай, если стражники наблюдают за ними. Наконец они оказались в лагере.
Взяв один из браслетов Элинор, Джордан подошел к ближайшему шатру в надежде купить лошадей. Языка он не знал, и пришлось объясняться знаками. Торговец не сбавлял цену, тогда Джордан добавил еще пару браслетов и приобрел двух крепких животных.
Теплая влажная ночь окружала их. Ночной ветерок разносил дым костров, аромат жареного мяса и резкие запахи животных. Под блеяние овец и взрывы мужского смеха они выбрались из лагеря марокканцев и, объехав его стороной, направились к пыльному тракту. Тарифа объяснила Джордану, как добраться до Авилы. Крепость стояла на берегу реки Гвадалквивир.
Уже светало, когда веселая компания, сопровождаемая дворцовой стражей, прибыла к городским воротам. Марокканский вождь, его жены, слуги и наложницы предпочли привычную обстановку собственных палаток, разбитых за городскими стенами, великолепию дворца правителя Гранады. Недовольно ворча, стражники открыли ворота, и шумная компания вывалилась из города.
Издав боевой клич, бородатый вождь пустил коня в галоп и понесся к видневшимся впереди кострам, предоставив слугам и закутанным в покрывала женщинам самостоятельно добираться до лагеря. Никто не заметил, как темная фигурка скользнула за терновый куст и затаилась там, ожидая, пока остальные исчезнут из виду.
Облегченно вздохнув, Тарифа произнесла благодарственную молитву и выбралась на дорогу. Путь ее лежал на восток. Она даже не оглянулась на город, где родилась.
Глава 15
Только во второй половине следующего дня они достигли могучего Гвадалквивира, пересекавшего плодородную равнину, засаженную виноградниками и оливковыми рощами. Долина реки орошалась сложной системой ирригационных сооружений, доставшихся испанцам в наследство от мавров. Наступил сентябрь, и жара спала. В садах, прилегавших к дороге, по которой следовали Джордан и Элинор, уже собрали урожай. Они часто останавливались, спрашивая, как проехать к крепости Авила, но никто о такой не слышал. Многие отсылали их в город Авила, лежавший далеко на севере. Наконец, когда они почти потеряли надежду, бородатый старик, подгонявший ослика, запряженного в повозку с оливками, указал на видневшуюся вдалеке возвышенность.
— Авила там, — коротко сообщил он.
Все время, пока они ехали по пыльным дорогам под полуденным солнцем, Элинор боролась со слезами. Джордан, скакавший рядом, казался суровым незнакомцем. И хотя путешествие утомило обоих, она подозревала, что существуют более веские причины его сдержанности.
Джордан направил коня на обрывистый берег и, заслонив глаза от солнца, превращавшего речную рябь в сверкающее серебро, огляделся в поисках дара короля Педро. На противоположном берегу высилась небольшая крепость, ее полуразрушенные укрепления спускались к самой воде. Это и была Авила.
Они проехали еще немного, прежде чем нашли место, где можно было переправиться через Гвадалквивир. Желтая пустыня, простиравшаяся до самого горизонта, словно перенеслась сюда из Кастилии, настолько чуждо выглядела она после многих миль плодородной почвы. На каменистой земле громоздились скалистые обломки, казалось, разбросанные здесь рукой великана. Некоторые камни упали в реку, образуя буруны и водовороты.
Внутри каменных стен, окружавших небольшую крепость, теснилась горстка крестьянских хижин. В тени обветшалых укреплений паслись овцы и козы.
— Не густо, — заметил Джордан, щурясь на солнце, — но это все, чем я владею.
Элинор порывисто сжала его руку, желая утешить:
— У тебя хотя бы есть дом. А у меня ничего.
— У тебя были золото и драгоценности, ты жила как принцесса. Когда-нибудь ты пожалеешь, что бросила все это ради меня, — с горечью произнес Джордан, тронув коня.
Слезы обожгли глаза Элинор. Впервые после побега она рассердилась на Джордана, поняв, что его гложет ревность. Он не мог простить ей пролитых над Эль Моро слез, а также ее нежелание обсуждать с ним свои чувства к Родриго. Спускаясь вслед за Джорданом по крутому склону, Элинор пришла к выводу, что от разговора на эту тему не уйти.
Навстречу им вышла группа крестьян, изъяснявшихся на странном диалекте, которого Элинор не понимала.
Вперед выступил деревенский староста, грубоватый мужчина с загорелым до черноты лицом и лохматой седой бородой. Он протянул им деревянную чашу с вином. Надеясь, что оно не отравлено, Джордан принял чашу и сделал глоток. Вино оказалось сладким и настолько крепким, что обожгло внутренности. К его облегчению, старик выпил из той же чаши. Элинор не было оказано никаких знаков внимания. В этой глуши женщины значили так же мало, как и в мусульманской Гранаде.
Староста провел их через покосившиеся дубовые ворота. Короткий проход упирался во вторые ворота, выходившие во двор.
За полуразрушенными стенами кудахтали растревоженные куры, бродили овцы. Элинор удивилась, обнаружив в самом сердце крепости несколько комнат с белеными стенами и простой, но удобной мебелью. Здесь даже была небольшая часовня, украшенная цветным витражом.
Староста был неграмотным и послал за племянником, чтобы тот прочитал вслух акт на владение, врученный ему Джорданом. Слушая, старик одобрительно кивал, расплывшись в улыбке при упоминании об исключительной храбрости, проявленной Джорданом в бою. Похоже, он ничуть не сомневался в подлинности документа.
— Отец Игнасио говорил, что у нас скоро появится новый хозяин, — сообщил он.
— Я хотел бы встретиться с вашим священником. Старик заколебался. Затем, слегка улыбнувшись, сделал знак следовать за ним. Спустившись по истертым ступенькам, они оказались в небольшом склепе под часовней, где и обнаружили останки отца Игнасио, покоившиеся в гробу.
Элинор испуганно вскрикнула при виде ухмыляющегося черепа облаченного в черный капюшон священника. Истлевшие кисти рук были сложены на груди, кости ног покоились на Библии. Недовольный ее непочтительным поведением, староста неодобрительно покачал головой.
Джордан дернул Элинор за руку, и они опустились на колени, склонив головы в молитве перед местом последнего упокоения отца Игнасио. Явно ублаготворенный, старик улыбнулся и жестом пригласил их следовать за ним наверх.
В Авиле не было ни слуг, ни припасов. Жители деревни рады были услужить новому хозяину, но не понимали ни слова из того, что он говорил. К счастью, племянник старосты, Пако, немного знал французский и латынь. Черноглазый парнишка был лучшим учеником отца Игнасио и теперь раздувался от гордости, удостоившись столь важной миссии.
На ужин им подали еду, состоявшую из тушенных с чесноком овощей, черного крестьянского хлеба, целой горы спелого винограда и глиняного кувшина с крепким сладким вином.
Сидя за столом, застеленным вышитой тканью, которая подозрительно смахивала на алтарный покров, Джордан мрачно взглянул на Элинор:
— Добро пожаловать в Авилу, леди Элинор. Она улыбнулась, едва сдерживая слезы:
— Не совсем то, что ты ожидал, да?
— Совсем не то. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Кстати, у них здесь целый арсенал в подвалах. Старый священник, видимо, научил своих подопечных обороняться. Эти края постоянно подвергаются набегам мавров.
— Кажется, здесь небезопасно.
— Ты предпочла бы остаться в Гранаде? — ядовито поинтересовался Джордан и, отшвырнув стул, поднялся из-за стола.
Опять эта ревность!
— Если бы я хотела остаться в Гранаде, то, увидев тебя, позвала бы стражу, — напомнила она ему, отпив из чаши вина.
— И что тебе помешало?
— Не хотела, чтобы тебя убили.
Стоя у окна, Джордан размышлял над ее словами, пытаясь вникнуть в их смысл. Перед ним расстилался безжизненный пейзаж. Трудно было поверить, что в двух шагах протекает река. Казалось, само провидение приговорило эту каменистую почву к бесплодию.
Свою одежду они отдали в стирку и облачились в тряпье, либо позаимствованное у крестьян, либо найденное в сундуке, стоявшем в спальне, единственном помещении, где не протекала крыша. В штанах, простой коричневой рубахе и выцветшей черной тунике Джордан мало походил на хозяина поместья.
Застыв, словно каменное изваяние, Элинор машинально жевала, не ощущая вкуса. Одетая в крестьянское платье, с черной шалью на плечах, она заплела косы и уложила их в тяжелый узел на затылке. Золотистый цвет ее волос так поразил местных женщин, что они благоговели перед ней, словно перед святой.
— Элинор, я больше не могу… Я должен знать. Ты любила Диаса?
Она смотрела на свои руки, не зная, что ответить. Солгать, чтобы не причинить ему боль, или сказать правду? Да и в чем она состоит, эта правда? В том, что она никогда не питала к Родриго тех чувств, которые испытывает к нему? Что вначале ей требовалось дурманящее вино, чтобы наслаждаться любовью Эль Моро? Нет, она не скажет этого Джордану…
— Ну? Неужели это такой сложный вопрос?
Элинор медленно поднялась и подошла к нему. За время путешествия Джордан сильно загорел и осунулся. В крестьянской одежде он казался еще более чужим, чем Эль Моро в его халате и тюрбане.
— Что бы я ни ответила, ты будешь недоволен.
— А ты попробуй.
— Я никогда не любила ни одного мужчину так, как тебя.
— Проклятие, Элинор, я хочу знать, любила ли ты Диаса!
— Нет, — прошептала Элинор, прикусив губу. Она не станет мучить Джордана только для того, чтобы отдать должное памяти любовника.
— Почему же ты плакала?
Он схватил ее за подбородок, не давая отвернуться. Заходящее солнце золотило темные волосы Джордана, глаза казались особенно светлыми на загорелом лице. С мучительным стоном Элинор отшатнулась от него и отошла в дальний конец комнаты. Джордан не стал ее удерживать.
— Как ни трудно тебе это сказать — а мне выслушать, — я должен знать, что ты испытывала к нему, — продолжал настаивать он.
После долгого молчания Элинор подняла голову:
— Он сказал, что ты умер. Я не любила его так, как тебя, но не хочу лгать, утверждая, что не испытывала к нему привязанности. Все, что он совершил, было сделано из любви ко мне.
— Иисусе! — Джордан прислонился лбом к прохладной стене. — Ты жила с ним эти два года?
— Да, хотя и не сразу смирилась с этим. — Страдальческий стон Джордана заставил ее похолодеть. — Мне что, нужно было уйти в монастырь? — крикнула она, поддавшись гневу. — Это успокоило бы твое уязвленное самолюбие? Я думала, что ты умер, Джордан! Как ты не понимаешь?
— Я был жив, когда ты вышла замуж за Гастингса! Элинор негодующе вскрикнула, стукнув кулаком по столу:
— Пресвятая Дева, неужели мы должны снова возвращаться к этому? Я же объяснила тебе, как все произошло. К тому же Гастингс тоже мертв. Он скончался от ран под Толедо.
Пораженный этим известием, Джордан на секунду замер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35