Его высокомерие изумляло.
– Ах ты, несчастный сумасшедший...
– Прекрасно, – огрызнулся он, поворачивая к бунгало. – В таком случае ты можешь сама разыскивать пляж. А потом можешь отправляться спать в джунглях.
– Мы идем, черт побери!
Сверкая голубыми глазами, его золотоволосая спутница отправилась вслед за ним, досадуя на солнечный луч, красиво оттенявший его гладкую бронзовую кожу. Она была так сердита, что не могла ни на чем сосредоточиться.
Пэйджен насмешливо обернулся к ней, не замедляя шага.
– А если тебе трудно идти так быстро, Angrezi, тебе стоит лишь сказать мне.
– Скорее ад замерзнет, чем я признаю, что не могу угнаться за вами, мистер Пэйджен.
Едва она произнесла эти слова, как толстый зеленый канат свалился с деревьев и сбил ее с ног, прижав к земле. Это был не канат, а питон. Длиной в двенадцать футов и почти два фута в обхвате, эта огромная змея могла бы задушить дикого кабана за двадцать секунд. И взрослого мужчину за десять.
Она смертельно побледнела, пошевелила губами, но не произнесла ни звука.
– Не двигайся! – прозвучала спокойная команда, которая не оставляла никаких сомнений, и женщина беззвучно повиновалась.
Винтовка скользнула в руки Пэйджена. Он хладнокровно прицелился и послал две пули точно в голову змеи. Сердце англичанки все еще неистово колотилось в груди, когда он подошел и ударил носком ботинка по безжизненному, но все еще страшному клубку мышц.
– На обратном пути я заберу его для Миты. Мясо питона ценится как деликатес в этих местах. Конечно, его необходимо должным образом приготовить и тщательно очистить от кожи. Я разрешу тебе попробовать некоторые блюда.
Она свирепо посмотрела на него, пытаясь успокоить сердцебиение.
– Это прекрасная идея, мистер Пэйджен. Я уверена, что мне очень понравится мясо змеи, – язвительно заметила она. – А теперь, надеюсь, ты закончил эту небольшую демонстрацию охотничьей доблести? – Она многозначительно посмотрела на тропу. – Солнце скоро сядет, ты не забыл?
– О, я помню, Циннамон. Я все помню. Даже то, что ты хотела бы предать забвению.
И с этой неясной угрозой, все еще улыбаясь, он шагнул вперед в зеленые сумерки. Больше он ни разу не оглянулся.
Глава 20
Она была охвачена яростью и свирепо смотрела на широкую спину Пэйджена темно-голубыми глазами, метавшими молнии гнева. Сначала он спровоцировал ее, обманом возбуждая незнакомые ей противоречивые ощущения. А потом имел наглость посмеяться над ее реакцией, которая была прямым результатом его собственного подлого эксперимента! Этот мужчина – шакал. Свинья. Безжалостный дегенерат...
Внезапно у нее перехватило дыхание. Тесный угнетающий коридор деревьев расступился перед ней, уступив место свету, безграничному пространству и бодрящему ветру. Подобно расплавленному сапфиру, спокойная гладь моря простиралась, насколько хватало глаз, окрашиваясь кроваво-красным цветом далеко на западе, где солнце погружалось за горизонт.
Прохладный ветер обвевал лицо. Бесконечные волны ударялись о белый песок берега. Сердце учащенно забилось. Она потемневшими глазами следила за Пэйдженом, размашисто идущим по пляжу. Так он на все имеет ответ? Хорошо, пусть он ответит и на это! Моментально нагнувшись, она захватила горсть теплого песка, сколько смогла удержать, и тихонько подкралась к своей жертве. Песок ударился о его шею и плечи с тихим шипением и большая его часть исчезла под его воротником. Прекрасно! Это ему в наказание за...
«За что? За то, что он целовал тебя, пока твоя голова не закружилась от счастья? За то, что заставил твое сердце безумно стучать в груди? За то, что потребовал честного ответа?»
Он медленно обернулся и сверкнул глазом.
– Ты пожалеешь об этом, Angrezi.
Она сгребла еще одну горсть песка и бросила в его грудь.
– Первый раз – за твое высокомерие, – резко сказала она. – А следующий за...
«Продолжай, скажи ему, что это за то, что Он показал тебе постыдное лицо твоей собственной страсти».
Ее щеки вспыхнули темно-красным пламенем.
– Ну, Angrezi? – Он подошел достаточно близко, чтобы схватить ее, но почему-то не сделал этого. Власть его пристального взгляда была так же ощутима, как и прикосновение. – Продолжай, не останавливайся. Это становится интересным.
Чтобы избежать его испытующего взгляда, она отвела глаза. Но это не принесло ей облегчения. Каждый волосок, который оттенял линию его шеи, дразнил ее, как и каждый дюйм позолоченной солнцем кожи. Она видела крошечную бусинку пота, блестевшую на шее, видела каждую белую песчинку, прилипшую к твердой груди. Совершенно утратив способность размышлять, она почувствовала, как ее рука поднимается, чтобы дотронуться до разгоряченной плоти и стряхнуть запутавшиеся в упругих завитках песчинки.
Господи, это случилось снова! Что с ней творится?
Пытаясь овладеть собой, она облизнула внезапно пересохшие губы. Пэйджен медленно нагнулся. Она уже бежала по песку. Первая горсть песка попала ей в поясницу и ниже. Она услышала его сдержанный смех и бросилась бежать еще быстрее. Но уже через секунду он схватил ее раздувающиеся юбки и заставил остановиться. Не спеша он наматывал ярды полотна на руку, вынуждая повернуться лицом к нему.
Не сводя глаз с его мозолистых рук, она дернулась в сторону, пытаясь освободиться. Энергичное усилие привело к падению. Он придавил ее к рыхлому песку, потому что, падая, она увлекла его за собой.
– Отпусти меня, – прошипела она. – Я только лишь отплатила тебе по заслугам!
Рука с зажатой горстью песка поднялась и застыла в дюйме над ее головой.
– Нет, пока я не узнаю, чем заслужил второй бросок, Циннамон.
Проклиная себя за длинный язык, она начала извиваться, пытаясь вывернуться. Но каждое движение заставляло ее тереться о гранитно-твердые бедра, о нагретую солнцем грудь, о его... Она ошеломленно вскинула глаза к его лицу.
– Что было во-вторых, Angrezi? Рассказывай.
Как будто в подтверждение серьезности, Пэйджен пустил тоненькую струйку песка на ее голову. Она задыхалась, чувствуя его жар. Господи, какой он большой. Даже если она и ненавидит его, хорошо было бы чувствовать защиту такой мощи. Англичанка широко раскрыла глаза. Она ненавидит его. Да, да, да! Только теперь ее собственная кожа начала гореть. Дрожащие колени стали мягкими, как тающее масло, а соски затвердели, едва коснувшись его груди.
– За твое тщеславие! – выкрикнула она. – За то, что ты был уверен в моих чувствах!
Она отчаянно старалась избежать его взгляда, изо всех сил пытаясь скрыть реакцию своего вероломного тела. Еще одна порция песка просыпалась на ее голову. Женщина даже обрадовалась, надеясь, что это отвлечет ее от позорного жара в груди, бесстыдного желания, которое возникало внизу живота. Но напрасно. Господи, она ничего не могла с собой поделать.
– Лжешь.
Его голос прошелестел как шелк. Он изменил позу, но не освободил ее. Глаза блеснули триумфом, когда он прижал бедро между ее ног. Каждое его медленное движение доставляло ей райское блаженство. И адские мучения. Сердце стремилось выскочить из груди. Но она ни за что не могла позволить ему догадаться об этом.
– Ты хочешь знать правду? Я ненавижу тебя!
Его губы растянулись в волчьей усмешке, как только он многозначительно посмотрел на ее щеки, полыхавшие румянцем.
– Ненавидишь меня? Ах, Циннамон, мне нравится, как ты меня ненавидишь.
Его бедро поднялось выше, и ее тело отозвалось конвульсивной дрожью. Раздался торжествующий смех. Лицо Пэйджена потемнело от страсти – и собственной уязвимости. Она ясно видела эти чувства.
– Поцелуй меня, Angrezi. Только один раз, поцелуй меня как умеешь.
Его пальцы разжались, и ненужный уже песок незаметно просыпался на ее юбки. А потом он поцеловал ее. И она – о Боже, она отвечала на его поцелуй! Как раз так, как он просил ее. При первом движении губ она почувствовала, что он весь напрягся. Его губы нетерпеливо скользили и прижимались к горячим и влажным губам, упиваясь их жаром. Его язык скользил по ее сомкнутым губам. Она беспрестанно извивалась под ним, добиваясь... она даже не знала чего.
Стон сорвался с ее губ. И она сразу же почувствовала, что он улыбается. Внезапно она осознала, что ее бедра изгибались навстречу его тяжести. Пламя стыда опалило лицо. Она неистовым усилием перекатилась по песку и поднялась на ноги.
– Господи, я... – Она сцепила пальцы и подняла руки к груди. – Во что я превратилась?
И тогда она побежала по берегу, не видя ничего вокруг, подальше от темного пристального взгляда Пэйджена, подальше от предательского огня в ее груди и бедрах. Подальше от своих бесстыдных желаний.
– Стой, Angrezi! – Она слышала, что он бормотал проклятия. – Ты не можешь...
Она не обращала никакого внимания. Как могла она так подчиниться его власти? Глаза ничего не видели от слез, она споткнулась о большой валун у края воды и села на песок около него. Ее пальцы стремительно расстегнули пуговицы платья. Добравшись до легкой сорочки, она стащила и нижние юбки тоже и бросила их на песок.
Она, конечно, не решилась снять сорочку. А что делать с панталонами? Она проворно закатала отделанные кружевом штанины выше колен. И стрелой помчалась к воде – чудесный ветерок освежал лицо и разгоряченную кожу. Она уже почувствовала ласковое прикосновение прохладных волн. Если бы вода помогла ей забыть позорное предательство тела!
Волны наступали, поднимаясь к коленям. Настоящий рай, подумала она, медленно продвигаясь все глубже, чувствуя за спиной тающий жар нагретых джунглей. При отступлении волн она ощущала прохладные струйки песка между пальцами ног. От безмерного наслаждения она прикрыла глаза. Ощутить прохладу после такой бесконечной жары. Она сделала еще шаг, и прохладные струи поднялись к ее бедрам. Она, наверное, уже умерла и очутилась в раю. Она шагнула еще дальше.
– Остановись, Angrezi! Не ходи дальше!
Это был хриплый крик, звук которого не имел абсолютно ничего общего с ее ощущениями в этом благословенном мире. Она решила не обращать внимания. Он просто разозлился, что она не разделась донага, как он надеялся.
– Подожди, Циннамон!
С ехидной улыбкой она шагнула глубже и погрузилась в воду до подбородка.
Мгновением позже она резко выпрямилась и завизжала от резкой боли, пронзившей ее спину. Господи, как она могла забыть, что вода соленая! С каждой секундой боль увеличивалась, словно ее раны жгло кислотой. Женщина покачнулась на волне, ее голова закружилась от боли. Она неясно слышала грубые проклятия Пэйджена, сопровождаемые приглушенным топотом обутых ног по песку.
– Я же велел тебе остановиться, черт побери! Неужели ты так безнадежно упряма?
Она вздрогнула и едва не заплакала.
– Перестань!
– Ее придется снять, – мрачно сказал Пэйджен. – Она пропиталась солью.
Она вздрогнула от невыносимо жгучей боли в спине.
– О Боже, – простонала она. – Сделай что-нибудь, Пэйджен.
Англичанин с помрачневшим лицом стащил с нее батистовую сорочку и занялся промокшими повязками. По крайней мере соль должна очистить раны, говорил он себе. Но он знал, что женщина испытывала при этом неописуемые страдания.
– Стой спокойно, Циннамон. Я постараюсь побыстрее снять повязки. – Пэйджен уже проклинал себя за то, что не предупредил ее заранее. – Подними руки, – приказал он, собирая на плече ее распущенные золотые локоны.
Она сделала, как он приказал, прикрыла грудь ладонями и постаралась отвлечься от опаляющего жжения в спине. Несмотря на все усилия, еще один стон сорвался с ее плотно сжатых губ.
– Поплачь, Angrezi, – хрипло сказал Пэйджен. – Ты не должна мне ничего доказывать. Эти раны, должно быть, причиняют тебе адскую боль.
От этих грубоватых слов сочувствия, такого сердитого и неожиданного, слезы навернулись ей на глаза. Она прикусила губу, стараясь подавить рыдания.
– Все еще упрямишься? Тогда держись. Это будет недолго.
Стараясь не обращать внимания на изящный изгиб ее груди и путаницу рыжевато-коричневых волос, просвечивающих через намокшие панталоны, Пэйджен снял свою рубашку и промокнул капли соленой воды, стекающие по ее спине. Он хотел вытереть получше, но побоялся, что ткань загрязнит поврежденную кожу.
Почему он не позаботился взять с собой повязки? Потом он вспомнил о чистой рубашке в его кожаной сумке. Проклиная свою рассеянность, он сбегал наверх, отыскал рубашку и вернулся на берег. С нежной заботливостью он накрыл тканью ужасные рубцы на ее обнаженной покрасневшей коже, смахивая последние капли влаги. Он чувствовал судорожное напряжение ее плеч. Он сделал все, что мог, хотя догадывался, что этого было недостаточно.
– Тебе легче, Циннамон?
Она глубоко вздохнула.
– Намного. Спасибо. Но я... я думаю, что теперь лучше будет вернуться.
Страдание в этом прерывающемся голосе заставило Пэйджена молча выругаться. Он осторожно натянул рубашку на ее обнаженные плечи. Он старался доставить ей лишь небольшое удовольствие, а вместо этого причинил сильные страдания. Что-то подсказывало Пэйджену, что это было не в последний раз, когда он причинит ей боль.
В полном безмолвии он стянул рубашку на ее груди и принялся застегивать пуговицы. Он скорее почувствовал, чем услышал приглушенное сдавленное рыдание.
– Не надо, Циннамон. Не сдерживайся. Это только больше повредит тебе.
Пэйджен обнял ее плечи. Он говорил исходя из собственного опыта жестоких переживаний и не хотел, чтобы ее постигла та же участь.
Она покачнулась, и Пэйджен гладил ее волосы, бормоча слова утешения и поддержки. Но слезы продолжали капать, горячие и тихие, пока ему не показалось, что их причиной была не только боль в спине.
С каждым прикосновением ее напряженных сосков к его груди, с каждым мягким толчком ее бедер огненные когти желания пронизывали его тело. Он скрежетал зубами, подавляя дикий голод. «Итак, теперь ты возвращаешь мне долг, искусительница. Теперь ты заставляешь меня почувствовать вкус моей собственной страсти, пульсацию моего собственного мучения». Jo hoga, so hoga.
И все же Пэйджен смутно понимал, что, несмотря на его неутоленное желание, он не согласился бы ни с кем поменяться местами хотя бы на один миг, не в силах расстаться ни с ее гордыми грудями, трущимися о горящую кожу, ни с ее стройными бедрами, прижатыми к его ногам. Он не хотел ничего другого. И если суждено умереть, пусть будет так.
Она задрожала и прижалась мягкими теплыми губами к его шее. Пэйджен застонал, его желание увеличилось в десятки раз.
«Думай о чем-нибудь другом, дурень! Думай о чем угодно, только не о том, как совершенно ее тело и как бы тебе хотелось всегда держать ее в своих объятиях».
Он подавил резкий вздох. Каждый бархатный дюйм ее тела причинял ему мучение. При его резком движении она ослабила свою судорожную хватку и подняла голову.
– Пэйджен? Что-то не так? Я сделала что-то не то... я причинила тебе боль?
«Ах, Циннамон, если бы ты только знала! Как сильно я хочу, чтобы ты причинила мне еще более сильную боль: кожа к обнаженной коже, в то время как я проникаю в твое лоно, полный желания и страсти, пока ты не станешь жаждать любви и близости со мной. Пока мы оба не насладимся вдоволь, пока мы не превратимся в раскаленные огни и наши тела сгорят дотла в пылу страсти. Возможно, тогда я мог бы забыть...»
Беззвучно ругаясь, англичанин справился с опаляющими волнами желания и постарался стереть все признаки внутренней борьбы со своего лица.
– Причинила боль? Пустяки, я это переживу, Angrezi.
Он быстро застегнул оставшиеся пуговицы на рубашке и отодвинулся от нее, хотя для него это было самым трудным испытанием. Все еще не полностью контролируя себя, он повернулся и запустил длинные мозолистые пальцы в свои буйные волосы, оглядывая берег.
– Черт побери! Где я оставил свою винтовку?
Но он не видел ни винтовки, ни даже белого песка под ногами. Он видел только ее растерянный взгляд, слабый проблеск желания, которое заставило ее вздрогнуть. Кем бы она ни была до катастрофы, теперь она уже наверняка не была опытной соблазнительницей, мрачно решил Пэйджен.
Теперь она была только упрямой и прекрасной невинной женщиной, в которой пробуждались первые признаки страсти. Господи, как бы ему хотелось быть тем, кто научит ее всему остальному.
Но в этот момент внимание Пэйджена привлекло что-то еще: какой-то шум, едва слышный в ритмичном шорохе прибоя и шелесте ветра. Слишком поздно Пэйджен распознал этот звук. Это было осторожное шуршание ног по песку, и оно предупредило Пэйджена, что они были не одни на этом берегу.
Глава 21
Их было трое, все как один – большие, мускулистые и уверенные. Профессионалы, подумал Пэйджен, наблюдая, как они развернулись широким треугольником вдоль берега. И как последнего дурака, его застали совершенно беспомощным, без оружия. Его взгляд метнулся вправо и влево, отыскивая возможность для маневра. Но его шансы равнялись нулю. С ним была женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52