Правда, я все еще могу при случае сказать ему резкие слова, когда пытаюсь сопротивляться, чтобы не потерять остатков гордости. Но я не могу понять, насколько задевает его то, что я говорю, – какими бы злыми ни были мои слова. Иногда мне удается прогнать его, наговорив грубостей, но потом именно я часами ворочаюсь без сна, думая о том, к какой из женщин он ушел от меня. Пакита – это первая любовь Блейза, оказавшаяся настолько преданной ему, что вышла замуж за его лучшего друга! Однако мужчины, когда им это нужно, умеют для всего изобрести оправдания. К тому же какое мне до этого дело? Теперь, когда ее муж умер, Блейз может спокойно наслаждаться в объятиях своей душеньки, которая по обычаям апачей считается его женой – причем старшей женой!
Лучше бы я дала ему умереть от заражения крови или от гангрены, чем терпеть такое унижение! Я, хирург и доктор медицины, ради того чтобы выжить, вынуждена играть роль его скво! Обманом и угрозами Блейз Давенант вынудил меня стать его законной женой, но сейчас, когда я очутилась в этой отдаленной горной крепости, среди апачей, оказалось, что я к тому же вторая его жена! И мне приходится сидеть и ждать, когда он соблаговолит воспользоваться моим телом для удовлетворения своих оставшихся нужд! Причем беспринципный негодяй бодро заявил мне, что, если я не буду с достаточной готовностью ему отдаваться, он всегда может продать или уступить меня своему другу Бегущему Волку. Тот уже предложил сделать меня своей старшей женой и готов закрыть глаза на то, что я не девственница!
В последнее время я очень много волнуюсь. Я даже не знаю в точности, где мы находимся, да еще Блейз отсутствовал по меньшей мере две недели, оставив меня на попечение Пакиты. Так что я была не в состоянии аккуратно вести дневник и записывать в него в должной последовательности происходящие события – особенно те, которые привели меня сюда. Но когда я наконец собираюсь это сделать, то не знаю, с чего начать. Может быть, со злосчастной идеи тети Чэрити о том, чтобы я реализовала на практике свое медицинское образование? Все кончилось тем, что меня прикомандировали к Калифорнийской колонне генерала Карлтона, который, как и генерал Шеридан, «не любит юбок». А так как я уже знала, что юбки, очень громоздкие и неудобные даже в спокойной обстновке, в критические моменты становятся просто опасными, то снова надела бриджи – к своему большому облегчению.
Думаю, что я так легко поддалась на уговоры тети Чэрити отчасти из-за моего чувства вины: я ведь действительно позволила себе покатиться по наклонной плоскости. Кроме того, я не хотела дожидаться возвращения Фернандо, не хотела, чтобы он снова обрел надо мной власть и превратил меня в запуганную марионетку. Наконец, я чувствовала себя неловко из-за того, что в последнее время Чарли Донелсон проявлял все большую заботу обо мне и о моем благосостоянии. Мне очень не хотелось принимать от него подарки и «небольшие сюрпризы», которые я стала получать почти постоянно.
Так что в конце концов я решила: для всех будет лучше, если я уеду – да еще под таким замечательным предлогом! Думаю, что и моя мать, несмотря на все ее внешнее безразличие, почувствовала некоторое облегчение. Интересно, что бы она подумала, если бы узнала, в каком положении я нахожусь сейчас – и по какой причине? Вероятно, Лоретта (я никогда не смогу называть ее мамой) закурила бы очередную тонкую сигару, засмеялась бы своим хрипловатым смехом и сказала бы, что мне следует максимально использовать представившийся благоприятный случай и наслаждаться новизной ситуации.
«А почему бы и нет? – Я так и вижу, как она пожимает плечами. – Ты ведь женщина, не так ли? Пока можешь, наслаждайся тем, что имеешь, и извлекай из этого пользу – если ты достаточно умна и чему-то научилась от жизни и тех мужчин, которых знала!»
Сейчас мне хочется, чтобы я действительно побывала со столькими мужчинами, со сколькими я якобы переспала! Мне бы хотелось также научиться тому искусству, которым моя мать владеет, должно быть, с рождения, – искусству превращать в раба любого мужчину, улыбаясь и ровным счетом ничего не испытывая. Искусству использовать мужчину, дарить ему свое тело и при этом оставаться хладнокровной, как заводная кукла. Побывав в руках Фернандо, я думала, что научилась этому. Тогда почему же так произошло в тот жаркий день? Я только что сменилась с дежурства после двенадцати часов занятий так называемой «хирургией» – после того как я отпиливала руки и ноги, вставляла на место вывалившиеся кишки, зашивала липкими от крови пальцами зияющие раны, стараясь не обращать внимания на запахи и стоны… Почему он оказался там в тот момент, когда я была совершенно беззащитна? Он взял меня за руки, развернул и прижал к себе, разбудив во мне тайное и темное, поднявшееся из каких-то неведомых глубин… Есть много «почему», на которые у меня нет ответа, и есть несколько сомнительных «причин», с которыми нельзя согласиться.
Черт побери! Не для того я оканчивала одно из лучших учебных заведений Европы, чтобы оказаться в роли индейской скво по другую сторону границы! Когда я перебираю цепочку событий, которые привели меня сюда – фактически на положение заключенной, – даже мне эта история кажется неправдоподобной.
Конечно, не следовало обращать внимания на его лживые речи, произносимые им вначале, не говоря уже о тех галантных словах и обещаниях, которые он давал позже. И прежде всего не стоило забывать, что я его ненавижу. И нечего было проявлять дурацкую гуманность и возвращать этого мерзавца к жизни, вместо того чтобы оставить его истекать кровью или умирать от заражения крови, как он того заслуживает.
Он воспользовался тогда моей усталостью, моей тщательно скрываемой слабостью. Даже тем потрясением, которое я испытала, когда меня схватили и резко развернули чьи-то руки, а потом я увидела его – человека, с которым я меньше всего ожидала встречи. Да, это было сильное потрясение. Должно быть, поэтому я и стояла в таком оцепенении, а он все целовал и целовал меня. Кожа горела от прикосновения его заросших щетиной щек, грубые пальцы сорвали с моей голову шапочку и распустили по плечам тяжелую, непослушную копну волос, которую я так старалась спрятать. «Да как он смеет!» – кричало мое сознание, а тело предательски прижималось к нему все крепче и крепче, с наслаждением ощущая, как его руки словно обволакивают меня. Его плоть напряглась, прижимаясь между моими бедрами, и безумие страсти на миг затмило рассудок, заставив забыть обо всем.
От дикого всплеска чувств закружилась голова.
– Какого черта вы пытаетесь прятать свою ведьминскую гриву? – прошептал мне на ухо Блейз. – Слава Богу, что на этот раз вы ее вообще не отстригли! Цирцея… Медуза! Вы заставили меня стать твердым, как камень, и беспечным, как кабан во время течки. Мне сейчас ужасно хочется овладеть вами прямо здесь – и пусть весь мир на это смотрит! Хотя мы не подходим друг другу ни в каких отношениях – кроме одного! Господи! – вполголоса проворчал он (или мне это показалось). – Если бы только я мог вас забыть!
Но я вполне могла и ошибиться, тем более что в тот момент я была совершенно не способна здраво рассуждать, подавленная его настойчивостью и решимостью без промедления взять меня, хочу я этого или нет. И он вполне был способен так и поступить – естественно, не волнуясь о тех последствиях, с которыми мне, возможно, придется справляться самой.
Именно эта мысль преследовала меня, когда я тащилась вслед за ним под любопытными взглядами солдат, которые, по-моему, до сих пор не были до конца убеждены, что «док» действительно женщина. Как обычно, со злостью думала я, Блейз появился в самое неудачное время, чтобы все разрушить, включая мое душевное спокойствие.
– Что вы собираетесь делать? И как вообще сюда попали? – задыхаясь, спросила я, едва поспевая за ним. Крепко схватив мою руку, Блейз буквально тащил меня за собой. «Несмотря на все его претензии на джентльменство, он не лучше животного!» – спотыкаясь, гневно твердила я про себя.
– Я ведь корреспондент газеты – разве вы не помните? Я рисую и делаю фотографии сражений. Стараюсь запечатлеть умирающих, искалеченных, все эти застывшие лица с широко раскрытыми глазами, в которых отражаются ужасы войны, так называемых уцелевших, вроде нас с вами. Я ответил на один из ваших вопросов? А что касается другого… Ну, я думаю, что тут все очень просто! Вы моя жена – и к тому же женщина, не так ли? Мне как раз срочно понадобилась женщина, а вы оказались здесь! Должен признать, что и жены иногда приносят пользу. Даже если они ночуют в одном помещении с четырьмя вполне половозрелыми молодыми людьми! – с угрозой добавил он.
Я благодарна судьбе, что Блейз тогда не заметил почти ослепивших меня слез. Я все-таки сумела их сдержать, не дав им скатиться по щекам и опозорить меня окончательно. Наверное, я сознательно привела себя в состояние апатии, как будто вдохнула пары эфира или сделала себе инъекцию морфия. После ядовитых слов Блейза мне уже было все равно, где он возьмет меня, что вообще со мной сделает и что обо мне подумает.
Или по крайней мере мне так казалось до поры до времени… О Боже, даже сейчас мое лицо горит от стыда и гнева, когда я вспоминаю, как именно он использовал меня – другого слова я не подберу! Совершенно не заботясь о моих чувствах и совершенно не принимая во внимание мое положение.
– Если я не ошибаюсь, здесь среди кустов где-то есть маленькая полянка, – сказал Блейз и резко потянул меня за руку. Зацепившись за камень, я чуть не упала и протестующе вскрикнула от боли. – А, так вы тоже спешите? – не веря своим ушам, услышала я. – Ну что ж, к чему тогда дальше откладывать наше страстное воссоединение? Сначала снимите ваш китель – на нем вы будете лежать. А мне сейчас хотелось бы увидеть вас с обнаженной грудью и набухшими сосками. Надеюсь, они по-прежнему хороши?
«Как это жестоко, как безжалостно! Почему он все время старается причинить мне боль, когда мне и без того больно?» – подумала я. Помню, что я издала какой-то невнятный звук, развернулась и попыталась бежать. Блейз тут же схватил меня, бросил на спину в колючие кусты и, удерживая одной рукой, другой принялся мучительно медленно расстегивать все до одной пуговицы. При этом он гнусно улыбался, видя мое замешательство, – отвратительное животное!
– Ради Бога, Блейз! Здесь всюду расставлены часовые! – выдохнула я, когда он наклонил голову к моей обнаженной груди. Его губы, язык и даже зубы по очереди играли с каждой грудью до тех пор, пока я уже была не в силах переносить эту утонченную пытку. – Пожалуйста, Блейз, не надо! Вы должны остановиться… часовые… – Забыв о гордости, я буквально молила негодяя о пощаде. Ответом был лишь короткий саркастический смешок.
Блейз приподнял голову, чтобы заглянуть мне в глаза:
– Часовые? Ну пусть бедные ребята посмотрят, если хотят! Может быть, они чему-нибудь научатся или по крайней мере их фантазии станут более приятными!
Он расстегнул последнюю пуговицу. Несмотря на все мои мольбы, я вновь почувствовала…
Все было очень похоже на тот самый первый раз, когда я по своей глупости и невежеству разбудила спящего дракона и принесла себя в жертву его огненному дыханию.
– Нет, Блейз, пожалуйста, не надо! – слышала я свой хнычущий голос, а мое тело уже выгибалось дугой – несмотря на его грубость, несмотря на то что за нами могли наблюдать… Проклятие!
– Ты законченная лицемерка, Триста! Лживая ведьма с волосами, черными как ночь! Ты похожа на черную кошку – так же приносишь несчастье всем, кто встретится на твоем пути. Сначала трешься об ноги, а в следующее мгновение фыркаешь и вонзаешь когти! Вот сейчас ты говоришь «нет!», а я чувствую, что ты уже ко всему готова! К этому, и к этому, и вот к этому, моя милая послушная жена – моя нетерпеливая шлюха!
Я не могла удержаться от стонов, вылетавших из моей груди при каждом его движении.
Почему он так со мной обращается? И почему я ему это позволяю? Но одно дело думать, а другое – действовать. Даже тогда, когда я продолжала ненавидеть Блейза, мое тело было покорно ему во всем. Я была не в силах сопротивляться тем ощущениям, которые все нарастали и нарастали во мне. Я корчилась и кричала, и тут все внезапно закончилось мощной вспышкой, принесшей мгновенное облегчение…
* * *
Почему я так хорошо помню все то, о чем предпочла бы забыть? Этот дневник должен служить мне утешением, а не напоминанием обо всех неприятных событиях, которые я хотела бы вычеркнуть из своей памяти.
Да, кое о чем остается только сожалеть! После того что случилось между нами в тот жаркий и душный день, который незаметно для нас перешел в вечер, мне следовало оставаться одной. Если бы у меня сохранились хотя бы остатки разума, я никогда не согласилась бы пересечь вместе с Блейзом границу, чтобы навестить его близкого друга, страдающего и чахнущего от какой-то неизвестной болезни.
Однако к тому времени все уже знали, что я не просто женщина, переодетая мужчиной, но еще и замужняя женщина. Думаю, мне простили мой маскарад только потому, что все считали, будто я сделала это от невыносимой тоски по своему мужу. Да что там – я сама слышала, как негодяя, лукаво ему подмигивая, поздравляли с тем, что у него такая любящая и преданная жена. Если бы они только знали всю правду о наших отношениях и о том, какие я в действительности испытываю чувства по отношению к учтивому, обходительному мистеру Давенанту…
Я вспоминаю о тете Чэрити, которую так люблю и которой столь многим обязана. Почему именно Блейз Давенант стал ее курьером? Он встречался с ней, разговаривал… Даже сейчас я не могу не думать о том, что еще происходило между ними. У него же нет ни совести, ни чести! По-моему, у него вообще нет других мотивов поведения, кроме собственной выгоды!
Наверное, нет смысла задавать себе эти вопросы или подробно останавливаться на всех моих глупостях и ошибках. Но когда Блейз с дьявольской улыбкой пригрозил, что объявит меня – меня! – шпионкой, женой офицера-южанина, которая в свое время являлась близкой помощницей одного из лидеров знаменитого общества «Рыцарей Золотого круга»… О да, он, конечно, знал, какие неприятности может мне причинить, учитывая все эти слухи о женщинах-шпионках вроде «Мятежной Розы» и Белль Бойд, которые смогли одурачить не только солдат-северян, но даже их командиров.
Пусть лучше распространяются другие слухи – особенно после того как появились очевидцы произошедшего между нами. Между мужем и женой? Ну конечно, это можно понять и извинить, ведь у мужа есть свои права, а у жены свои обязанности! Как мне отвратительна и ненавистна сама мысль об этом!
Если бы Блейз не стал мне мягко угрожать в своей отвратительной улыбчивой манере, я, вероятно, не оказалась бы здесь и не попала бы в ловушку. Мысли об этом меня смущают и пугают, потому что… Потому что, к моему крайнему стыду, я положительно не знаю, чего, собственно, хочу! То ли улететь прочь от того пламени, к которому меня тянет, то ли, как мотылек, беззаботно броситься в огонь?
Мне ненавистно то, что я свободна и несвободна, ненавистно то, что я не знаю и не понимаю собственных чувств – не понимаю себя. Чего я должна бояться и что мне нужно? Моя голова раскалывается, я уже столько написала, а решение так и не найдено…
Глава 33
Даже не заглядывая в свои записи, Триста еще долго вспоминала это время с гневом и отчаянием. Одно дело – фиксировать в дневнике свои чувства, чтобы облегчить тем самым душу. И совсем другое – воспоминания, когда в сознании оживают образы вместе со всеми звуками, запахами, ощущениями… Это гораздо реальнее, чем легшие на бумагу слова, хотя Триста по-прежнему бережно хранила свои драгоценные тетради в маленьком саквояже вместе с медицинскими инструментами и флаконами с веществом, приносящим забвение и избавление от боли или даже смерть.
Триста вспомнила о своем приемном отце, и ей внезапно захотелось плакать. Но плакать некогда – слишком много накопилось женской работы. Когда Триста была мужчиной, она наслаждалась чувством свободы, хотя постоянно рисковала. Но все же ей казалось, что быть мужчиной легче. Мужчину могут убить на дуэли или в бою, но именно на долю женщины приходится самое худшее! Голодать, видеть, как убивают твоих детей, или того хуже – быть изнасилованной убийцами. «И в то же время мы сильные существа», – со странной непоследовательностью подумала Триста, отправляясь вместе с Пакитой собирать дрова и растения.
Оказалось, что страстно ненавидеть Блейза очень легко, но вот к Паките Триста не смогла относиться с ненавистью, хотя вначале и пыталась.
В конце концов, Пакита ни в чем не виновата, к тому же она спасла ей жизнь, а возможно, и жизнь Блейза. Нет, данная ею «клятва Гиппократа» и настойчивость Блейза привели Тристу сюда, в тайную обитель апачей, где ей приходится выполнять обязанности скво, а не хирурга и доктора медицины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Лучше бы я дала ему умереть от заражения крови или от гангрены, чем терпеть такое унижение! Я, хирург и доктор медицины, ради того чтобы выжить, вынуждена играть роль его скво! Обманом и угрозами Блейз Давенант вынудил меня стать его законной женой, но сейчас, когда я очутилась в этой отдаленной горной крепости, среди апачей, оказалось, что я к тому же вторая его жена! И мне приходится сидеть и ждать, когда он соблаговолит воспользоваться моим телом для удовлетворения своих оставшихся нужд! Причем беспринципный негодяй бодро заявил мне, что, если я не буду с достаточной готовностью ему отдаваться, он всегда может продать или уступить меня своему другу Бегущему Волку. Тот уже предложил сделать меня своей старшей женой и готов закрыть глаза на то, что я не девственница!
В последнее время я очень много волнуюсь. Я даже не знаю в точности, где мы находимся, да еще Блейз отсутствовал по меньшей мере две недели, оставив меня на попечение Пакиты. Так что я была не в состоянии аккуратно вести дневник и записывать в него в должной последовательности происходящие события – особенно те, которые привели меня сюда. Но когда я наконец собираюсь это сделать, то не знаю, с чего начать. Может быть, со злосчастной идеи тети Чэрити о том, чтобы я реализовала на практике свое медицинское образование? Все кончилось тем, что меня прикомандировали к Калифорнийской колонне генерала Карлтона, который, как и генерал Шеридан, «не любит юбок». А так как я уже знала, что юбки, очень громоздкие и неудобные даже в спокойной обстновке, в критические моменты становятся просто опасными, то снова надела бриджи – к своему большому облегчению.
Думаю, что я так легко поддалась на уговоры тети Чэрити отчасти из-за моего чувства вины: я ведь действительно позволила себе покатиться по наклонной плоскости. Кроме того, я не хотела дожидаться возвращения Фернандо, не хотела, чтобы он снова обрел надо мной власть и превратил меня в запуганную марионетку. Наконец, я чувствовала себя неловко из-за того, что в последнее время Чарли Донелсон проявлял все большую заботу обо мне и о моем благосостоянии. Мне очень не хотелось принимать от него подарки и «небольшие сюрпризы», которые я стала получать почти постоянно.
Так что в конце концов я решила: для всех будет лучше, если я уеду – да еще под таким замечательным предлогом! Думаю, что и моя мать, несмотря на все ее внешнее безразличие, почувствовала некоторое облегчение. Интересно, что бы она подумала, если бы узнала, в каком положении я нахожусь сейчас – и по какой причине? Вероятно, Лоретта (я никогда не смогу называть ее мамой) закурила бы очередную тонкую сигару, засмеялась бы своим хрипловатым смехом и сказала бы, что мне следует максимально использовать представившийся благоприятный случай и наслаждаться новизной ситуации.
«А почему бы и нет? – Я так и вижу, как она пожимает плечами. – Ты ведь женщина, не так ли? Пока можешь, наслаждайся тем, что имеешь, и извлекай из этого пользу – если ты достаточно умна и чему-то научилась от жизни и тех мужчин, которых знала!»
Сейчас мне хочется, чтобы я действительно побывала со столькими мужчинами, со сколькими я якобы переспала! Мне бы хотелось также научиться тому искусству, которым моя мать владеет, должно быть, с рождения, – искусству превращать в раба любого мужчину, улыбаясь и ровным счетом ничего не испытывая. Искусству использовать мужчину, дарить ему свое тело и при этом оставаться хладнокровной, как заводная кукла. Побывав в руках Фернандо, я думала, что научилась этому. Тогда почему же так произошло в тот жаркий день? Я только что сменилась с дежурства после двенадцати часов занятий так называемой «хирургией» – после того как я отпиливала руки и ноги, вставляла на место вывалившиеся кишки, зашивала липкими от крови пальцами зияющие раны, стараясь не обращать внимания на запахи и стоны… Почему он оказался там в тот момент, когда я была совершенно беззащитна? Он взял меня за руки, развернул и прижал к себе, разбудив во мне тайное и темное, поднявшееся из каких-то неведомых глубин… Есть много «почему», на которые у меня нет ответа, и есть несколько сомнительных «причин», с которыми нельзя согласиться.
Черт побери! Не для того я оканчивала одно из лучших учебных заведений Европы, чтобы оказаться в роли индейской скво по другую сторону границы! Когда я перебираю цепочку событий, которые привели меня сюда – фактически на положение заключенной, – даже мне эта история кажется неправдоподобной.
Конечно, не следовало обращать внимания на его лживые речи, произносимые им вначале, не говоря уже о тех галантных словах и обещаниях, которые он давал позже. И прежде всего не стоило забывать, что я его ненавижу. И нечего было проявлять дурацкую гуманность и возвращать этого мерзавца к жизни, вместо того чтобы оставить его истекать кровью или умирать от заражения крови, как он того заслуживает.
Он воспользовался тогда моей усталостью, моей тщательно скрываемой слабостью. Даже тем потрясением, которое я испытала, когда меня схватили и резко развернули чьи-то руки, а потом я увидела его – человека, с которым я меньше всего ожидала встречи. Да, это было сильное потрясение. Должно быть, поэтому я и стояла в таком оцепенении, а он все целовал и целовал меня. Кожа горела от прикосновения его заросших щетиной щек, грубые пальцы сорвали с моей голову шапочку и распустили по плечам тяжелую, непослушную копну волос, которую я так старалась спрятать. «Да как он смеет!» – кричало мое сознание, а тело предательски прижималось к нему все крепче и крепче, с наслаждением ощущая, как его руки словно обволакивают меня. Его плоть напряглась, прижимаясь между моими бедрами, и безумие страсти на миг затмило рассудок, заставив забыть обо всем.
От дикого всплеска чувств закружилась голова.
– Какого черта вы пытаетесь прятать свою ведьминскую гриву? – прошептал мне на ухо Блейз. – Слава Богу, что на этот раз вы ее вообще не отстригли! Цирцея… Медуза! Вы заставили меня стать твердым, как камень, и беспечным, как кабан во время течки. Мне сейчас ужасно хочется овладеть вами прямо здесь – и пусть весь мир на это смотрит! Хотя мы не подходим друг другу ни в каких отношениях – кроме одного! Господи! – вполголоса проворчал он (или мне это показалось). – Если бы только я мог вас забыть!
Но я вполне могла и ошибиться, тем более что в тот момент я была совершенно не способна здраво рассуждать, подавленная его настойчивостью и решимостью без промедления взять меня, хочу я этого или нет. И он вполне был способен так и поступить – естественно, не волнуясь о тех последствиях, с которыми мне, возможно, придется справляться самой.
Именно эта мысль преследовала меня, когда я тащилась вслед за ним под любопытными взглядами солдат, которые, по-моему, до сих пор не были до конца убеждены, что «док» действительно женщина. Как обычно, со злостью думала я, Блейз появился в самое неудачное время, чтобы все разрушить, включая мое душевное спокойствие.
– Что вы собираетесь делать? И как вообще сюда попали? – задыхаясь, спросила я, едва поспевая за ним. Крепко схватив мою руку, Блейз буквально тащил меня за собой. «Несмотря на все его претензии на джентльменство, он не лучше животного!» – спотыкаясь, гневно твердила я про себя.
– Я ведь корреспондент газеты – разве вы не помните? Я рисую и делаю фотографии сражений. Стараюсь запечатлеть умирающих, искалеченных, все эти застывшие лица с широко раскрытыми глазами, в которых отражаются ужасы войны, так называемых уцелевших, вроде нас с вами. Я ответил на один из ваших вопросов? А что касается другого… Ну, я думаю, что тут все очень просто! Вы моя жена – и к тому же женщина, не так ли? Мне как раз срочно понадобилась женщина, а вы оказались здесь! Должен признать, что и жены иногда приносят пользу. Даже если они ночуют в одном помещении с четырьмя вполне половозрелыми молодыми людьми! – с угрозой добавил он.
Я благодарна судьбе, что Блейз тогда не заметил почти ослепивших меня слез. Я все-таки сумела их сдержать, не дав им скатиться по щекам и опозорить меня окончательно. Наверное, я сознательно привела себя в состояние апатии, как будто вдохнула пары эфира или сделала себе инъекцию морфия. После ядовитых слов Блейза мне уже было все равно, где он возьмет меня, что вообще со мной сделает и что обо мне подумает.
Или по крайней мере мне так казалось до поры до времени… О Боже, даже сейчас мое лицо горит от стыда и гнева, когда я вспоминаю, как именно он использовал меня – другого слова я не подберу! Совершенно не заботясь о моих чувствах и совершенно не принимая во внимание мое положение.
– Если я не ошибаюсь, здесь среди кустов где-то есть маленькая полянка, – сказал Блейз и резко потянул меня за руку. Зацепившись за камень, я чуть не упала и протестующе вскрикнула от боли. – А, так вы тоже спешите? – не веря своим ушам, услышала я. – Ну что ж, к чему тогда дальше откладывать наше страстное воссоединение? Сначала снимите ваш китель – на нем вы будете лежать. А мне сейчас хотелось бы увидеть вас с обнаженной грудью и набухшими сосками. Надеюсь, они по-прежнему хороши?
«Как это жестоко, как безжалостно! Почему он все время старается причинить мне боль, когда мне и без того больно?» – подумала я. Помню, что я издала какой-то невнятный звук, развернулась и попыталась бежать. Блейз тут же схватил меня, бросил на спину в колючие кусты и, удерживая одной рукой, другой принялся мучительно медленно расстегивать все до одной пуговицы. При этом он гнусно улыбался, видя мое замешательство, – отвратительное животное!
– Ради Бога, Блейз! Здесь всюду расставлены часовые! – выдохнула я, когда он наклонил голову к моей обнаженной груди. Его губы, язык и даже зубы по очереди играли с каждой грудью до тех пор, пока я уже была не в силах переносить эту утонченную пытку. – Пожалуйста, Блейз, не надо! Вы должны остановиться… часовые… – Забыв о гордости, я буквально молила негодяя о пощаде. Ответом был лишь короткий саркастический смешок.
Блейз приподнял голову, чтобы заглянуть мне в глаза:
– Часовые? Ну пусть бедные ребята посмотрят, если хотят! Может быть, они чему-нибудь научатся или по крайней мере их фантазии станут более приятными!
Он расстегнул последнюю пуговицу. Несмотря на все мои мольбы, я вновь почувствовала…
Все было очень похоже на тот самый первый раз, когда я по своей глупости и невежеству разбудила спящего дракона и принесла себя в жертву его огненному дыханию.
– Нет, Блейз, пожалуйста, не надо! – слышала я свой хнычущий голос, а мое тело уже выгибалось дугой – несмотря на его грубость, несмотря на то что за нами могли наблюдать… Проклятие!
– Ты законченная лицемерка, Триста! Лживая ведьма с волосами, черными как ночь! Ты похожа на черную кошку – так же приносишь несчастье всем, кто встретится на твоем пути. Сначала трешься об ноги, а в следующее мгновение фыркаешь и вонзаешь когти! Вот сейчас ты говоришь «нет!», а я чувствую, что ты уже ко всему готова! К этому, и к этому, и вот к этому, моя милая послушная жена – моя нетерпеливая шлюха!
Я не могла удержаться от стонов, вылетавших из моей груди при каждом его движении.
Почему он так со мной обращается? И почему я ему это позволяю? Но одно дело думать, а другое – действовать. Даже тогда, когда я продолжала ненавидеть Блейза, мое тело было покорно ему во всем. Я была не в силах сопротивляться тем ощущениям, которые все нарастали и нарастали во мне. Я корчилась и кричала, и тут все внезапно закончилось мощной вспышкой, принесшей мгновенное облегчение…
* * *
Почему я так хорошо помню все то, о чем предпочла бы забыть? Этот дневник должен служить мне утешением, а не напоминанием обо всех неприятных событиях, которые я хотела бы вычеркнуть из своей памяти.
Да, кое о чем остается только сожалеть! После того что случилось между нами в тот жаркий и душный день, который незаметно для нас перешел в вечер, мне следовало оставаться одной. Если бы у меня сохранились хотя бы остатки разума, я никогда не согласилась бы пересечь вместе с Блейзом границу, чтобы навестить его близкого друга, страдающего и чахнущего от какой-то неизвестной болезни.
Однако к тому времени все уже знали, что я не просто женщина, переодетая мужчиной, но еще и замужняя женщина. Думаю, мне простили мой маскарад только потому, что все считали, будто я сделала это от невыносимой тоски по своему мужу. Да что там – я сама слышала, как негодяя, лукаво ему подмигивая, поздравляли с тем, что у него такая любящая и преданная жена. Если бы они только знали всю правду о наших отношениях и о том, какие я в действительности испытываю чувства по отношению к учтивому, обходительному мистеру Давенанту…
Я вспоминаю о тете Чэрити, которую так люблю и которой столь многим обязана. Почему именно Блейз Давенант стал ее курьером? Он встречался с ней, разговаривал… Даже сейчас я не могу не думать о том, что еще происходило между ними. У него же нет ни совести, ни чести! По-моему, у него вообще нет других мотивов поведения, кроме собственной выгоды!
Наверное, нет смысла задавать себе эти вопросы или подробно останавливаться на всех моих глупостях и ошибках. Но когда Блейз с дьявольской улыбкой пригрозил, что объявит меня – меня! – шпионкой, женой офицера-южанина, которая в свое время являлась близкой помощницей одного из лидеров знаменитого общества «Рыцарей Золотого круга»… О да, он, конечно, знал, какие неприятности может мне причинить, учитывая все эти слухи о женщинах-шпионках вроде «Мятежной Розы» и Белль Бойд, которые смогли одурачить не только солдат-северян, но даже их командиров.
Пусть лучше распространяются другие слухи – особенно после того как появились очевидцы произошедшего между нами. Между мужем и женой? Ну конечно, это можно понять и извинить, ведь у мужа есть свои права, а у жены свои обязанности! Как мне отвратительна и ненавистна сама мысль об этом!
Если бы Блейз не стал мне мягко угрожать в своей отвратительной улыбчивой манере, я, вероятно, не оказалась бы здесь и не попала бы в ловушку. Мысли об этом меня смущают и пугают, потому что… Потому что, к моему крайнему стыду, я положительно не знаю, чего, собственно, хочу! То ли улететь прочь от того пламени, к которому меня тянет, то ли, как мотылек, беззаботно броситься в огонь?
Мне ненавистно то, что я свободна и несвободна, ненавистно то, что я не знаю и не понимаю собственных чувств – не понимаю себя. Чего я должна бояться и что мне нужно? Моя голова раскалывается, я уже столько написала, а решение так и не найдено…
Глава 33
Даже не заглядывая в свои записи, Триста еще долго вспоминала это время с гневом и отчаянием. Одно дело – фиксировать в дневнике свои чувства, чтобы облегчить тем самым душу. И совсем другое – воспоминания, когда в сознании оживают образы вместе со всеми звуками, запахами, ощущениями… Это гораздо реальнее, чем легшие на бумагу слова, хотя Триста по-прежнему бережно хранила свои драгоценные тетради в маленьком саквояже вместе с медицинскими инструментами и флаконами с веществом, приносящим забвение и избавление от боли или даже смерть.
Триста вспомнила о своем приемном отце, и ей внезапно захотелось плакать. Но плакать некогда – слишком много накопилось женской работы. Когда Триста была мужчиной, она наслаждалась чувством свободы, хотя постоянно рисковала. Но все же ей казалось, что быть мужчиной легче. Мужчину могут убить на дуэли или в бою, но именно на долю женщины приходится самое худшее! Голодать, видеть, как убивают твоих детей, или того хуже – быть изнасилованной убийцами. «И в то же время мы сильные существа», – со странной непоследовательностью подумала Триста, отправляясь вместе с Пакитой собирать дрова и растения.
Оказалось, что страстно ненавидеть Блейза очень легко, но вот к Паките Триста не смогла относиться с ненавистью, хотя вначале и пыталась.
В конце концов, Пакита ни в чем не виновата, к тому же она спасла ей жизнь, а возможно, и жизнь Блейза. Нет, данная ею «клятва Гиппократа» и настойчивость Блейза привели Тристу сюда, в тайную обитель апачей, где ей приходится выполнять обязанности скво, а не хирурга и доктора медицины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34