В такие мгновения он напоминал ей Чедуэлла, не скрывавшего своей страсти. Пенелопа не знала, в каком настроении застанет мужа, когда выйдет к нему.
Завязывая пояс шелкового халата, она подумала о том, что сама не ведает, чего хочет. Пенелопа захватила с собой не ту сорочку, которую сшила для нее Августа из тонкого муслина, а несколько льняных, непрозрачных, и теперь не знала, радоваться этому или, наоборот, упрекать себя.
Глубоко вздохнув, она вышла из-за ширмы. Ее сердце бешено колотилось. Грэм успел снять жилет и рубашку и теперь был в брюках и халате. Взглянув на Пенелопу, он почувствовал, как его бросило в жар. С распущенными длинными золотисто-каштановыми волосами, одетая в льняную рубашку с закрытым воротом и шелковый халат, перехваченный поясом под грудью, Пенелопа походила на хрупкую трогательную девчушку-подростка, и Грэм понял, что не сможет оскорбить такое невинное создание.
– Нам надо чаще встречаться в спальне, – сказал он, стараясь разрядить напряженную атмосферу шуткой. Уголки бледных губ Пенелопы дрогнули. – Ложитесь, а я пока погашу лампы.
Пенелопа скользнула под одеяло. Аделаида распорядилась, чтобы брату и его жене постелили лучшее белье, какое было в доме. Пока Грэм, обходя комнату, гасил свет, Пенелопа потихоньку сняла под одеялом халат. Наблюдая за мужем, она невольно любовалась им. Он двигался с грацией пантеры и, казалось, совершенно забыл о своей хромоте и том, что ему необходима трость или, может быть, виконт превозмогал боль, не желая выглядеть в глазах жены жалким калекой? Впрочем, это было не важно. Пенелопу бросило в жар, когда Грэм наклонился над ней, чтобы потушить лампу, стоявшую у кровати. Она старалась не смотреть ему в глаза.
От сознания того, что он находится рядом, у Пенелопы перехватывало дыхание. Когда комната погрузилась в темноту, все чувства Пенелопы необычайно обострились. Она ощутила исходящее от Грэма тепло, а затем – когда он стал снимать халат – почувствовала движение воздуха. Легкая паника охватила ее, когда Грэм улегся рядом, продавив своим мощным телом мягкий матрас.
Пенелопа поспешно отодвинулась на самый край постели и укрылась одеялом, натянув его до подбородка. Она лежала неподвижно, боясь дотронуться до него. А вдруг Грэм снял с себя всю одежду? Эта мысль пугала ее.
Грэм заметил, что его жена не шевелится, словно пребывает в оцепенении. Лежа на спине и уставившись невидящим взглядом в потолок, он размышлял о том, что ему теперь делать. Ему хотелось обнять Пенелопу, прижать ее к груди, но он не знал, как она отнесется к его ласкам. Дотронувшись до испещренного шрамами лица, Грэм с горечью подумал, захочет ли Пенелопа, чтобы ее поцеловал такой урод, как он. Нет, о поцелуях не могло быть и речи!
Конечно, Грэм обладал такой силой убеждения и был настолько искушен в подобного рода делах, что мог принудить Пенелопу отдаться ему. Виконтесса не могла отрицать, что ее муж имеет право заниматься с ней любовью, даже если ей самой близость с ним внушала отвращение. Но не этого он хотел. Он мечтал, чтобы она сама по собственной воле и желанию отдалась ему. И это могло бы произойти в ту ночь, когда Пенелопа пришла к нему в спальню, но увидела, что его постель пуста.
Проклиная себя за то, что сам осложнил свою жизнь, Грэм лежал не шевелясь на самом краю.
– Вам не пристало бояться меня, Пенелопа, – промолвил он. – И вы, несомненно, знаете это, не так ли?
Его низкий голос подействовал на нее успокоительно, и она расслабилась.
– Да, знаю, – выдавила Пенелопа.
– Хорошо святым, которые не ведают страха, – пробормотал Грэм, закатив глаза.
Пенелопа засмеялась, представив, с каким выражением лица он произнес эту фразу.
– Да хранят ангелы ваш сон, милорд, – сказала она.
– Думаю, им нелегко будет сделать это, – проворчал он и повернулся к жене спиной.
Довольная тем, что спит в одной постели с мужем и при этом не испытывает никаких неудобств, Пенелопа устроилась поудобнее и вскоре уснула.
Время в Гемпшире летело незаметно. Пенелопа прежде всего позаботилась о том, чтобы отвезти Голди к приемным родителям. И муж, и жена, взявшие девочку на воспитание, произвели на Пенелопу прекрасное впечатление, и она уезжала со слезами радости на глазах. Обменявшись словами благодарности и добрыми напутствиями, супруги Тревельян успокоились за судьбу Голди. Грэм тайком сунул жене свой большой носовой платок, с интересом наблюдая за ней.
– Вам было жаль отдавать ребенка? – спросил он ее, когда они, сев в экипаж, отправились в путь.
Смахнув слезы, Пенелопа слабо улыбнулась:
– Да, мне тяжело было расставаться с девочкой, но я знаю, что отдала ее в хорошие руки. Однако я плачу вовсе не потому, что лишилась ребенка. Это слезы радости. Я осчастливила супругов, которые давно хотели иметь детей, но не могли завести их. Боюсь, что я потеряю голову, если буду с такой легкостью вершить человечен кие судьбы!
Хмыкнув, Грэм отвернулся к окну, так ничего и не сказав. Он хорошо знал, что, когда человек получает власть распоряжаться судьбами других это не просто кружит ему голову, а прежде всего в корне меняет его собственную жизнь. Но сейчас виконт не хотел говорить с женой на эту тему. Для объяснений еще не настало время.
Августа зарыдала от радости, приветствуя гостей, и на глазах Пенелопы снова появились слезы. Женщины крепко обнялись и тут же оживленно заговорили, обмениваясь новостями. Когда экономка пригласила гостей к столу, Грэм покорно поднялся из кресла, стоявшего у камина, и проследовал на кухню. Там они уселись за шаткий столик. Вытянув перед собой не гнущуюся в колене ногу, Грэм молча пил чай, наблюдая за подругами, которые мирно беседовали, вспоминая свое прежнее житье-бытье. Судя по всему, Пенелопа чувствовала себя как дома и в маленькой скромной кухоньке, и в великолепной усадебной столовой.
Грэму очень нравились длинные тонкие пальцы жены. Глядя на Пенелопу, он замечал, как она во время разговора то всплескивала руками; то приглаживала непослушные пряди, которые постоянно выбивались из прически и падали ей на лоб, то задумчиво наматывала локон на палец. Как бы ему хотелось иметь право поймать ее РУКУ и сжать ее в своей, припасть губами к локонам на ее затылке и поцеловать пушистые завитки! Да, он хотел слишком многого. Во всяком случае, большего, чем заслуживал. Грэм понимал, что его желания могут стать навязчивой идеей, и боялся этого.
Он знал, что такое навязчивые идеи. Грэм всегда очень трезво смотрел на жизнь. Он понимал, например, что Пенелопа, у которой были приятные черты лица и неплохая фигура, вовсе не красавица в обычном смысле этого слова, но любовался тем, как ее, казалось бы, ничем не примечательные глаза вдруг становятся двумя глубокими озерами, внезапно темнея, как небо перед грозой, или сияют, как летнее солнце. Он видел, как дрожат ее нежные губы от страсти или от испуга, как на них появляется улыбка радости. И ему казалось, что более прекрасных губ он в жизни своей не видел. Грэму хотелось коснуться их, почувствовать их тепло. А это уже было то, на что он не имел права.
Вернувшись в поместье, они снова окунулись в роскошную праздную жизнь. Пенелопа легко нашла общий язык с обитателями усадьбы. Ее не подавляли окружающие великолепие и роскошь, хотя она выросла в другой обстановке. Пенелопа всегда оставалась собой. Она ругала Брайана за то, что он не заставлял беременную жену гулять каждый день по саду, смеялась над благоговейным отношением Аделаиды к родовым гербам, носилась наперегонки с Александрой по всему дому, играя в прятки, и по-дружески относилась к чопорным слугам, как будто все они были похожи на Августу. Пенелопа вела себя совершенно нетипично для светской дамы, но ее поведение очаровывало всех.
Переступив порог общей спальни, Грэм остановился и оперся сильной рукой о косяк. Пенелопа стояла у камина, помешивая кочергой раскаленные угли. Она не успела надеть халат, и вспыхнувшее пламя высветило очертания ее фигуры, проступавшие сквозь ткань ночной сорочки. Оставаться наедине с женой становилось для Грэма с каждым днем все большим испытанием.
Восхищаясь характером, душевным складом и остроумием этой женщины, он не переставал мечтать о близости с ней. Грэм представлял себе, как овладеет ею и исторгнет крик наслаждения из ее груди, потому что догадывался, что за приветливой улыбкой и наивностью Пенелопы кроется чувственная натура к огневой темперамент. Он хотел стать тем мужчиной, который разбудит в ней дремавшую страсть и утолит ее.
Услышав за спиной шаги Грэма, Пенелопа испуганно вздрогнула и обернулась.
– Что случилось, милорд? – растерянно спросила она, заметив, что муж не в духе, и, схватив халат, торопливо надела его.
Грэм был страшен в гневе, но Пенелопа помнила, что он чаще всего обращал свою ярость против себя самого и в таких случаях ей ничего не грозило.
И все же ей стало не по себе. Она с опаской наблюдала, как окаменело лицо мужа и лишь на скулах ходили желваки. Сбросив сюртук и ослабив узел шейного платка, Грэм расправил плечи, и ткань его белой приталенной рубашки натянулась на широкой груди. Глядя на его мощную фигуру и сильные мускулистые ноги, обтянутые мягкими брюками, Пенелопа спрашивала себя: неужели перед ней стоит инвалид, хромой калека? Муж до сих пор был для нее загадкой.
– Мне необходимо срочно уехать. У меня неотложные дела, – хмуро промолвил он, нервно теребя воротник, который неожиданно стал ему тесен. – Вы готовы завтра утром уехать в Холл?
Они пробыли в Гемпшире всего три дня, и Пенелопе вовсе не хотелось покидать гостеприимных родственников, но она могла понять желание мужа поскорее вернуться. Имение без хозяйского глаза пришло в запустение, и его необходимо было срочно приводить в порядок.
– Я буду готова, как только вы решите отправиться в путь, – сказала Пенелопа. Подойдя к нему, она убрала его руки и сама расстегнула воротник. Пылкий взгляд Грэма, казалось, обжигал ее.
– Хорошо. Утром мы сообщим Аделаиде 0 нашем отъезде.
Повернувшись спиной к жене, Грэм стал раздеваться. Он слышал, как Пенелопа очень тихо, стараясь не шуметь, улеглась в общую постель. Еще одну ночь он, пожалуй, сумеет сдерживать непрошеную страсть, но дальше Грэм не смог бы за себя ручаться. Пришло время завершить то дело, которое он начал.
При прощании было пролито немало слез. Когда Аделаида попросила брата отойти в сторонку, чтобы поговорить с глазу на глаз, ему это не понравилось, но все же он неохотно пошел за ней. Отведя брата в сторону, Аделаида, которая была выше Пенелопы, в упор посмотрела на него. На нее не произвел впечатления насупленный вид Грэма.
– Виконтесса очень добра к тебе, брат. Ты, похоже, окончательно поправился и отлично выглядишь. Я даже несколько раз видела, как ты смеялся. Честно говоря, я думала, что у вас фиктивный брак, но теперь вижу, что ошибалась.
Грэм раздраженно нахмурился:
– Не пытайся играть роль Купидона, сестричка! Пенелопа – хорошая, умная девочка и идеальная мать для Александры. Она готова довольствоваться этим. И не жди от нашего брака большего.
Аделаида бросила на брата сердитый взгляд:
– Ты еще признайся в том, что поощряешь других мужчин ухаживать за ней, чтобы не обременять себя исполнением супружеских обязанностей. Как тебе не стыдно, Грэм! Она красивее и лучше Мэрили, которую ты постоянно ревновал и с которой не спускал глаз! Я слишком хорошо знаю тебя, хотя не понимаю, какую игру ты затеял. Скажу лишь одно. Не причиняй боль Пенелопе, она не заслужила этого. Береги ее, Грэм. Она много пережила в своей жизни, и нельзя заставлять ее страдать.
Аделаида была права. Целуя сестру на прощание, Грэм дал себе слово прислушаться к ее советам. Какое бы решение он отныне ни принимал, он будет делать это с учетом интересов Пенелопы. Она заслужила это.
Глава 20
Вернувшись в Холл, Грэм ушел в работу с головой, переделывая все в усадьбе на новый лад. Пенелопе порой казалось, что тем самым муж хочет изгнать из дома старых призраков. Не посоветовавшись с ней, Грэм приказал снять и почистить старые драпировки и гобелены, и лишь лучшие из них заняли затем свое прежнее место. Продавленная мебель была безжалостно выброшена, несмотря на ее ценность и возможность реставрации. Все ковры в доме сняли и выбили, полы отполировали. В поместье были приглашены плотники и маляры, чтобы вставить новые рамы и ставни на окнах, покрыть стены свежей штукатуркой, сменить обветшавшие деревянные панели и выкрасить комнаты в яркие цвета.
Как только усадьбу наводнили рабочие, которые с утра до вечера стучали, скребли и чинили, Грэм сосредоточил свое внимание на парке и земельных угодьях. Пенелопа вздохнула с облегчением, когда он стал уезжать на целый день, и взялась сама руководить ремонтом. По приказу Грэма весь дом перевернули вверх тормашками, и Пенелопа решила поставить перед рабочими более разумные задачи, надеясь, что в таком случае они скорее закончат работу. Так, она запретила наносить на стены изображения египетских сфинксов, устраивать комнату в восточном стиле и отказалась от некоторых других нелепых замыслов мужа.
В гостиной повесили портьеры из золотисто-белой парчи, на натертых до блеска полах расстелили новые ковры, подобранные в тон ткани, и поставили отполированную мебель в стиле эпохи королевы Анны. Комната была готова принять первых гостей.
И как будто почувствовав это, в тот же день в поместье с визитом явился лорд Гамильтон. В это время Пенелопа, вместо того чтобы степенно сидеть в своей новой отремонтированной гостиной, бегала по лужайке, играя с падчерицей в салки.
Заметив гостя, они наперегонки устремились ему навстречу. Александра на бегу радостно кричала, а Пенелопа поправляла выбившиеся из прически пряди волос, пытаясь заколоть их.
Спешившись, Персиваль подхватил девочку на руки, радуясь такому восторженному приему. Его худое смуглое лицо просияло, когда та чмокнула его в щеку. Поглядывая на раскрасневшуюся Пенелопу, которая в этот момент показалась ему озорным подростком, он улыбнулся и шутливо спросил малышку:
– А разве ты не поцелуешь меня в другую щеку?
– Я никогда не задабриваю тех, с кем хочу покататься верхом, – ответила проказница.
Слушая их, Пенелопа откинула со лба непослушный локон. Она не придавала особого значения устремленному на нее восхищенному взгляду Гая, зная, что он слывет дамским угодником.
Баронет засмеялся:
– Ах ты, разбойница! И это все, что тебе от меня надо?
– Пенни сказала, что мы отправимся на прогулку, если папа вернется домой пораньше, но теперь вы сможете составить нам компанию, не так ли?
Гай удивленно посмотрел на Пенелопу.
– Грэма нет дома? – спросил он.
– Он объезжает поместье. Поля пришли в полное запустение. Должно быть, управляющий пренебрегал своими обязанностями. Во всяком случае, Грэм очень недоволен им. А вы приехали, чтобы повидаться с ним?
Гай опустил Александру на землю. Одетый в шоколадного цвета сюртук для верховой езды и облегающие бриджи, он выглядел очень элегантно. На его загорелый лоб падали золотистые волосы. Когда Персиваль улыбался, в уголках его глаз собирались мелкие морщинки.
– Я приехал заявить ему, что крайне возмущен, – ответил Гай. – Разве муж не сказал вам, что мой дом находится всего лишь в нескольких милях отсюда? И Риардоны живут совсем рядом с вами! Неужели Грэм решил все лето держать вас взаперти?
– Долли говорила о том, где находится их поместье, но все это время мы были очень заняты, и я совсем забыла о ее приглашении. Может быть, войдем в дом? Виконт, по-видимому, вернется не скоро, но я рада буду предложить вам чашку чая.
– Пожалуй, лучше я отправлюсь с вами на прогулку, – сказал Гай. – Не возражаете?
Баронет усмехнулся, заметив, что Александра бросила на Пенелопу умоляющий взгляд. Не видя ничего плохого в том, чтобы прогуляться верхом в сопровождении друга семьи, Пенелопа согласилась. Она не стала переодеваться в роскошную, недавно сшитую амазонку и с помощью Гая поднялась в седло в том уже довольно измятом и запыленном золотисто-коричневом платье, в котором только что гонялась за девчушкой по лужайке. У нее не было никакого желания поражать Персиваля своей элегантностью.
Вопреки ее ожиданиям прогулка затянулась. За разговором минуты летели незаметно: Пенелопа и Александра много смеялись, слушая рассказы Гая о том, как они с Грэмом проводили в детстве лето в своих имениях, плавали, ловили вместе рыбу и озорничали, устраивая налеты на фруктовые сады соседей. Гай показывал своим спутницам места их приключений, и Пенелопа потеряла счет времени.
Цокот копыт, раздавшийся за их спиной, вернул Пенелопу к действительности, и она только сейчас заметила, что солнце уже клонится к закату. Они остановились и, повернув своих лошадей, стали ждать, когда из-за поворота появится догонявший их всадник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Завязывая пояс шелкового халата, она подумала о том, что сама не ведает, чего хочет. Пенелопа захватила с собой не ту сорочку, которую сшила для нее Августа из тонкого муслина, а несколько льняных, непрозрачных, и теперь не знала, радоваться этому или, наоборот, упрекать себя.
Глубоко вздохнув, она вышла из-за ширмы. Ее сердце бешено колотилось. Грэм успел снять жилет и рубашку и теперь был в брюках и халате. Взглянув на Пенелопу, он почувствовал, как его бросило в жар. С распущенными длинными золотисто-каштановыми волосами, одетая в льняную рубашку с закрытым воротом и шелковый халат, перехваченный поясом под грудью, Пенелопа походила на хрупкую трогательную девчушку-подростка, и Грэм понял, что не сможет оскорбить такое невинное создание.
– Нам надо чаще встречаться в спальне, – сказал он, стараясь разрядить напряженную атмосферу шуткой. Уголки бледных губ Пенелопы дрогнули. – Ложитесь, а я пока погашу лампы.
Пенелопа скользнула под одеяло. Аделаида распорядилась, чтобы брату и его жене постелили лучшее белье, какое было в доме. Пока Грэм, обходя комнату, гасил свет, Пенелопа потихоньку сняла под одеялом халат. Наблюдая за мужем, она невольно любовалась им. Он двигался с грацией пантеры и, казалось, совершенно забыл о своей хромоте и том, что ему необходима трость или, может быть, виконт превозмогал боль, не желая выглядеть в глазах жены жалким калекой? Впрочем, это было не важно. Пенелопу бросило в жар, когда Грэм наклонился над ней, чтобы потушить лампу, стоявшую у кровати. Она старалась не смотреть ему в глаза.
От сознания того, что он находится рядом, у Пенелопы перехватывало дыхание. Когда комната погрузилась в темноту, все чувства Пенелопы необычайно обострились. Она ощутила исходящее от Грэма тепло, а затем – когда он стал снимать халат – почувствовала движение воздуха. Легкая паника охватила ее, когда Грэм улегся рядом, продавив своим мощным телом мягкий матрас.
Пенелопа поспешно отодвинулась на самый край постели и укрылась одеялом, натянув его до подбородка. Она лежала неподвижно, боясь дотронуться до него. А вдруг Грэм снял с себя всю одежду? Эта мысль пугала ее.
Грэм заметил, что его жена не шевелится, словно пребывает в оцепенении. Лежа на спине и уставившись невидящим взглядом в потолок, он размышлял о том, что ему теперь делать. Ему хотелось обнять Пенелопу, прижать ее к груди, но он не знал, как она отнесется к его ласкам. Дотронувшись до испещренного шрамами лица, Грэм с горечью подумал, захочет ли Пенелопа, чтобы ее поцеловал такой урод, как он. Нет, о поцелуях не могло быть и речи!
Конечно, Грэм обладал такой силой убеждения и был настолько искушен в подобного рода делах, что мог принудить Пенелопу отдаться ему. Виконтесса не могла отрицать, что ее муж имеет право заниматься с ней любовью, даже если ей самой близость с ним внушала отвращение. Но не этого он хотел. Он мечтал, чтобы она сама по собственной воле и желанию отдалась ему. И это могло бы произойти в ту ночь, когда Пенелопа пришла к нему в спальню, но увидела, что его постель пуста.
Проклиная себя за то, что сам осложнил свою жизнь, Грэм лежал не шевелясь на самом краю.
– Вам не пристало бояться меня, Пенелопа, – промолвил он. – И вы, несомненно, знаете это, не так ли?
Его низкий голос подействовал на нее успокоительно, и она расслабилась.
– Да, знаю, – выдавила Пенелопа.
– Хорошо святым, которые не ведают страха, – пробормотал Грэм, закатив глаза.
Пенелопа засмеялась, представив, с каким выражением лица он произнес эту фразу.
– Да хранят ангелы ваш сон, милорд, – сказала она.
– Думаю, им нелегко будет сделать это, – проворчал он и повернулся к жене спиной.
Довольная тем, что спит в одной постели с мужем и при этом не испытывает никаких неудобств, Пенелопа устроилась поудобнее и вскоре уснула.
Время в Гемпшире летело незаметно. Пенелопа прежде всего позаботилась о том, чтобы отвезти Голди к приемным родителям. И муж, и жена, взявшие девочку на воспитание, произвели на Пенелопу прекрасное впечатление, и она уезжала со слезами радости на глазах. Обменявшись словами благодарности и добрыми напутствиями, супруги Тревельян успокоились за судьбу Голди. Грэм тайком сунул жене свой большой носовой платок, с интересом наблюдая за ней.
– Вам было жаль отдавать ребенка? – спросил он ее, когда они, сев в экипаж, отправились в путь.
Смахнув слезы, Пенелопа слабо улыбнулась:
– Да, мне тяжело было расставаться с девочкой, но я знаю, что отдала ее в хорошие руки. Однако я плачу вовсе не потому, что лишилась ребенка. Это слезы радости. Я осчастливила супругов, которые давно хотели иметь детей, но не могли завести их. Боюсь, что я потеряю голову, если буду с такой легкостью вершить человечен кие судьбы!
Хмыкнув, Грэм отвернулся к окну, так ничего и не сказав. Он хорошо знал, что, когда человек получает власть распоряжаться судьбами других это не просто кружит ему голову, а прежде всего в корне меняет его собственную жизнь. Но сейчас виконт не хотел говорить с женой на эту тему. Для объяснений еще не настало время.
Августа зарыдала от радости, приветствуя гостей, и на глазах Пенелопы снова появились слезы. Женщины крепко обнялись и тут же оживленно заговорили, обмениваясь новостями. Когда экономка пригласила гостей к столу, Грэм покорно поднялся из кресла, стоявшего у камина, и проследовал на кухню. Там они уселись за шаткий столик. Вытянув перед собой не гнущуюся в колене ногу, Грэм молча пил чай, наблюдая за подругами, которые мирно беседовали, вспоминая свое прежнее житье-бытье. Судя по всему, Пенелопа чувствовала себя как дома и в маленькой скромной кухоньке, и в великолепной усадебной столовой.
Грэму очень нравились длинные тонкие пальцы жены. Глядя на Пенелопу, он замечал, как она во время разговора то всплескивала руками; то приглаживала непослушные пряди, которые постоянно выбивались из прически и падали ей на лоб, то задумчиво наматывала локон на палец. Как бы ему хотелось иметь право поймать ее РУКУ и сжать ее в своей, припасть губами к локонам на ее затылке и поцеловать пушистые завитки! Да, он хотел слишком многого. Во всяком случае, большего, чем заслуживал. Грэм понимал, что его желания могут стать навязчивой идеей, и боялся этого.
Он знал, что такое навязчивые идеи. Грэм всегда очень трезво смотрел на жизнь. Он понимал, например, что Пенелопа, у которой были приятные черты лица и неплохая фигура, вовсе не красавица в обычном смысле этого слова, но любовался тем, как ее, казалось бы, ничем не примечательные глаза вдруг становятся двумя глубокими озерами, внезапно темнея, как небо перед грозой, или сияют, как летнее солнце. Он видел, как дрожат ее нежные губы от страсти или от испуга, как на них появляется улыбка радости. И ему казалось, что более прекрасных губ он в жизни своей не видел. Грэму хотелось коснуться их, почувствовать их тепло. А это уже было то, на что он не имел права.
Вернувшись в поместье, они снова окунулись в роскошную праздную жизнь. Пенелопа легко нашла общий язык с обитателями усадьбы. Ее не подавляли окружающие великолепие и роскошь, хотя она выросла в другой обстановке. Пенелопа всегда оставалась собой. Она ругала Брайана за то, что он не заставлял беременную жену гулять каждый день по саду, смеялась над благоговейным отношением Аделаиды к родовым гербам, носилась наперегонки с Александрой по всему дому, играя в прятки, и по-дружески относилась к чопорным слугам, как будто все они были похожи на Августу. Пенелопа вела себя совершенно нетипично для светской дамы, но ее поведение очаровывало всех.
Переступив порог общей спальни, Грэм остановился и оперся сильной рукой о косяк. Пенелопа стояла у камина, помешивая кочергой раскаленные угли. Она не успела надеть халат, и вспыхнувшее пламя высветило очертания ее фигуры, проступавшие сквозь ткань ночной сорочки. Оставаться наедине с женой становилось для Грэма с каждым днем все большим испытанием.
Восхищаясь характером, душевным складом и остроумием этой женщины, он не переставал мечтать о близости с ней. Грэм представлял себе, как овладеет ею и исторгнет крик наслаждения из ее груди, потому что догадывался, что за приветливой улыбкой и наивностью Пенелопы кроется чувственная натура к огневой темперамент. Он хотел стать тем мужчиной, который разбудит в ней дремавшую страсть и утолит ее.
Услышав за спиной шаги Грэма, Пенелопа испуганно вздрогнула и обернулась.
– Что случилось, милорд? – растерянно спросила она, заметив, что муж не в духе, и, схватив халат, торопливо надела его.
Грэм был страшен в гневе, но Пенелопа помнила, что он чаще всего обращал свою ярость против себя самого и в таких случаях ей ничего не грозило.
И все же ей стало не по себе. Она с опаской наблюдала, как окаменело лицо мужа и лишь на скулах ходили желваки. Сбросив сюртук и ослабив узел шейного платка, Грэм расправил плечи, и ткань его белой приталенной рубашки натянулась на широкой груди. Глядя на его мощную фигуру и сильные мускулистые ноги, обтянутые мягкими брюками, Пенелопа спрашивала себя: неужели перед ней стоит инвалид, хромой калека? Муж до сих пор был для нее загадкой.
– Мне необходимо срочно уехать. У меня неотложные дела, – хмуро промолвил он, нервно теребя воротник, который неожиданно стал ему тесен. – Вы готовы завтра утром уехать в Холл?
Они пробыли в Гемпшире всего три дня, и Пенелопе вовсе не хотелось покидать гостеприимных родственников, но она могла понять желание мужа поскорее вернуться. Имение без хозяйского глаза пришло в запустение, и его необходимо было срочно приводить в порядок.
– Я буду готова, как только вы решите отправиться в путь, – сказала Пенелопа. Подойдя к нему, она убрала его руки и сама расстегнула воротник. Пылкий взгляд Грэма, казалось, обжигал ее.
– Хорошо. Утром мы сообщим Аделаиде 0 нашем отъезде.
Повернувшись спиной к жене, Грэм стал раздеваться. Он слышал, как Пенелопа очень тихо, стараясь не шуметь, улеглась в общую постель. Еще одну ночь он, пожалуй, сумеет сдерживать непрошеную страсть, но дальше Грэм не смог бы за себя ручаться. Пришло время завершить то дело, которое он начал.
При прощании было пролито немало слез. Когда Аделаида попросила брата отойти в сторонку, чтобы поговорить с глазу на глаз, ему это не понравилось, но все же он неохотно пошел за ней. Отведя брата в сторону, Аделаида, которая была выше Пенелопы, в упор посмотрела на него. На нее не произвел впечатления насупленный вид Грэма.
– Виконтесса очень добра к тебе, брат. Ты, похоже, окончательно поправился и отлично выглядишь. Я даже несколько раз видела, как ты смеялся. Честно говоря, я думала, что у вас фиктивный брак, но теперь вижу, что ошибалась.
Грэм раздраженно нахмурился:
– Не пытайся играть роль Купидона, сестричка! Пенелопа – хорошая, умная девочка и идеальная мать для Александры. Она готова довольствоваться этим. И не жди от нашего брака большего.
Аделаида бросила на брата сердитый взгляд:
– Ты еще признайся в том, что поощряешь других мужчин ухаживать за ней, чтобы не обременять себя исполнением супружеских обязанностей. Как тебе не стыдно, Грэм! Она красивее и лучше Мэрили, которую ты постоянно ревновал и с которой не спускал глаз! Я слишком хорошо знаю тебя, хотя не понимаю, какую игру ты затеял. Скажу лишь одно. Не причиняй боль Пенелопе, она не заслужила этого. Береги ее, Грэм. Она много пережила в своей жизни, и нельзя заставлять ее страдать.
Аделаида была права. Целуя сестру на прощание, Грэм дал себе слово прислушаться к ее советам. Какое бы решение он отныне ни принимал, он будет делать это с учетом интересов Пенелопы. Она заслужила это.
Глава 20
Вернувшись в Холл, Грэм ушел в работу с головой, переделывая все в усадьбе на новый лад. Пенелопе порой казалось, что тем самым муж хочет изгнать из дома старых призраков. Не посоветовавшись с ней, Грэм приказал снять и почистить старые драпировки и гобелены, и лишь лучшие из них заняли затем свое прежнее место. Продавленная мебель была безжалостно выброшена, несмотря на ее ценность и возможность реставрации. Все ковры в доме сняли и выбили, полы отполировали. В поместье были приглашены плотники и маляры, чтобы вставить новые рамы и ставни на окнах, покрыть стены свежей штукатуркой, сменить обветшавшие деревянные панели и выкрасить комнаты в яркие цвета.
Как только усадьбу наводнили рабочие, которые с утра до вечера стучали, скребли и чинили, Грэм сосредоточил свое внимание на парке и земельных угодьях. Пенелопа вздохнула с облегчением, когда он стал уезжать на целый день, и взялась сама руководить ремонтом. По приказу Грэма весь дом перевернули вверх тормашками, и Пенелопа решила поставить перед рабочими более разумные задачи, надеясь, что в таком случае они скорее закончат работу. Так, она запретила наносить на стены изображения египетских сфинксов, устраивать комнату в восточном стиле и отказалась от некоторых других нелепых замыслов мужа.
В гостиной повесили портьеры из золотисто-белой парчи, на натертых до блеска полах расстелили новые ковры, подобранные в тон ткани, и поставили отполированную мебель в стиле эпохи королевы Анны. Комната была готова принять первых гостей.
И как будто почувствовав это, в тот же день в поместье с визитом явился лорд Гамильтон. В это время Пенелопа, вместо того чтобы степенно сидеть в своей новой отремонтированной гостиной, бегала по лужайке, играя с падчерицей в салки.
Заметив гостя, они наперегонки устремились ему навстречу. Александра на бегу радостно кричала, а Пенелопа поправляла выбившиеся из прически пряди волос, пытаясь заколоть их.
Спешившись, Персиваль подхватил девочку на руки, радуясь такому восторженному приему. Его худое смуглое лицо просияло, когда та чмокнула его в щеку. Поглядывая на раскрасневшуюся Пенелопу, которая в этот момент показалась ему озорным подростком, он улыбнулся и шутливо спросил малышку:
– А разве ты не поцелуешь меня в другую щеку?
– Я никогда не задабриваю тех, с кем хочу покататься верхом, – ответила проказница.
Слушая их, Пенелопа откинула со лба непослушный локон. Она не придавала особого значения устремленному на нее восхищенному взгляду Гая, зная, что он слывет дамским угодником.
Баронет засмеялся:
– Ах ты, разбойница! И это все, что тебе от меня надо?
– Пенни сказала, что мы отправимся на прогулку, если папа вернется домой пораньше, но теперь вы сможете составить нам компанию, не так ли?
Гай удивленно посмотрел на Пенелопу.
– Грэма нет дома? – спросил он.
– Он объезжает поместье. Поля пришли в полное запустение. Должно быть, управляющий пренебрегал своими обязанностями. Во всяком случае, Грэм очень недоволен им. А вы приехали, чтобы повидаться с ним?
Гай опустил Александру на землю. Одетый в шоколадного цвета сюртук для верховой езды и облегающие бриджи, он выглядел очень элегантно. На его загорелый лоб падали золотистые волосы. Когда Персиваль улыбался, в уголках его глаз собирались мелкие морщинки.
– Я приехал заявить ему, что крайне возмущен, – ответил Гай. – Разве муж не сказал вам, что мой дом находится всего лишь в нескольких милях отсюда? И Риардоны живут совсем рядом с вами! Неужели Грэм решил все лето держать вас взаперти?
– Долли говорила о том, где находится их поместье, но все это время мы были очень заняты, и я совсем забыла о ее приглашении. Может быть, войдем в дом? Виконт, по-видимому, вернется не скоро, но я рада буду предложить вам чашку чая.
– Пожалуй, лучше я отправлюсь с вами на прогулку, – сказал Гай. – Не возражаете?
Баронет усмехнулся, заметив, что Александра бросила на Пенелопу умоляющий взгляд. Не видя ничего плохого в том, чтобы прогуляться верхом в сопровождении друга семьи, Пенелопа согласилась. Она не стала переодеваться в роскошную, недавно сшитую амазонку и с помощью Гая поднялась в седло в том уже довольно измятом и запыленном золотисто-коричневом платье, в котором только что гонялась за девчушкой по лужайке. У нее не было никакого желания поражать Персиваля своей элегантностью.
Вопреки ее ожиданиям прогулка затянулась. За разговором минуты летели незаметно: Пенелопа и Александра много смеялись, слушая рассказы Гая о том, как они с Грэмом проводили в детстве лето в своих имениях, плавали, ловили вместе рыбу и озорничали, устраивая налеты на фруктовые сады соседей. Гай показывал своим спутницам места их приключений, и Пенелопа потеряла счет времени.
Цокот копыт, раздавшийся за их спиной, вернул Пенелопу к действительности, и она только сейчас заметила, что солнце уже клонится к закату. Они остановились и, повернув своих лошадей, стали ждать, когда из-за поворота появится догонявший их всадник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43