После репетиции она подумала, что надо было бы поблагодарить Арно Димпьера за все, что он для нее сделал. Ведь это будет лишь дань вежливости. Разве не так? Экипаж мадам Дюбуа может немного подождать внизу. В случае чего она скажет кучеру, что репетиция затянулась.
Как только Мишель приняла решение, ее сердце запрыгало от волнения. Хотя, конечно, Арно воспримет ее поступок как простую благодарность.
Когда все ушли, Мишель присела на скамью и стала медленно снимать балетные туфли, поглядывая на сидевшего в углу за столиком Димпьера. Затем встала и, с трудом превозмогая страх, медленно подошла к балетмейстеру. Он по-прежнему сидел, склонившись над какими-то бумагами, и, казалось не обращал внимания на свою юную ученицу. Но Мишель все же подумала, что Арно просто делает вид, что не замечает ее.
Боясь совершить непростительную ошибку, Мишель повернулась, чтобы уйти. Но тут Арно оторвался от бумаг и посмотрел на нее. В его темных глазах отразилось недовольство и даже раздражение. Мишель почувствовала, что ее сердце вот-вот остановится.
– Мишель, вы хотите что-то мне сказать? – спросил он.
Девушка кивнула головой, чувствуя, как запылали ее щеки, а язык отказывался повиноваться.
– Я… я хотела… хотела поблагодарить вас… За все…
Ее голос дрожал, а руки беспомощно мяли невесть откуда взявшийся носовой платок. Она смотрела на Арно и думала, почему он сразу стал холодным и неприветливым. Ведь всего полчаса назад в классе он был совершенно иным. И по отношению к ней держался иначе. Не он ли только что сказал ей те долгожданные слова?
Димпьер долго смотрел на девушку. Постепенно его черты смягчились, и на лице появилась слабая улыбка.
– Это излишне, Мишель. Вы – прилежная ученица, много работали и по праву заслужили то, о чем я вам только что сказал. То есть постоянное место в моей труппе.
– Спасибо, – сказала она, переминаясь с ноги на ногу. И вдруг ее чувства сами собой вырвались наружу: – Почему вы в последнее время избегаете меня? После приема у мадам Дюбуа я думала, что… Ну, я решила, что мы стали друзьями!
Лицо Мишель стало пунцовым. Что он подумает о ней после этой неприкрытой мольбы о… О чем же? Боже, какой ужас! Что она наделала! Ведь для того чтобы поблагодарить Арно, достаточно было послать ему записку. Господи, за какую идиотку он ее принимает!
Тем не менее она продолжала выжидающе смотреть ему в глаза. А они с каждой секундой становились мягче и добрее. Наконец Димпьер встал из-за столика и подошел к Мишель.
– Дорогая, – сказал он почти нежно. – Я, право, не думал… Не хотел… Не смел полагать, что…
И он улыбнулся. Потом осторожно заключил лицо Мишель в теплые ладони своих сильных рук и внимательно посмотрел ей в глаза.
– Я ваш друг, Мишель. Именно поэтому и стараюсь вас избегать. Было бы очень легко… Даже слишком легко… Мишель, я буду с вами предельно откровенным. Мне нельзя завязывать какие-либо особые отношения со своими ученицами. Как балетмейстер, я заинтересован в постоянном совершенствовании моей труппы. Мне хотелось бы сделать ее лучшей не только во Франции, но и во всем мире. Поэтому я должен поступаться личными интересами. В прошлом я работал со многими труппами. И не раз видел, что происходило, если руководитель позволял себе романтические отношения с кем-либо из балерин. Зачастую это означало трагедию для самой танцовщицы после неизбежного конца романа. Кроме того, в труппе воцарялась нездоровая атмосфера. И в большинстве случаев провинившийся руководитель труппы был вынужден уйти. Признаться, я уже нарушил эту заповедь на вечере мадам Дюбуа, позволив себе довольно тесно общаться с вами. Правда, надеюсь, что к каким-либо неприятным последствиям это не приведет. Простите меня! – Димпьер остановился, помолчал и сказал с неожиданно умоляющими нотками в голосе: – Мишель, за все, чего вы достигли, благодарите только себя! Поверьте!
Мишель чувствовала на своем лице теплые ладони Арно. И в душе горячо благодарила его за эту нежность. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она прижалась к нему всем телом. Тут же ладони Димпьера еще крепче сдавили ее виски, а из его груди вырвался тихий стон. Их губы слились, и Мишель почувствовала неизведанную доселе сладость. На мгновение Арно оттолкнул девушку. Но тут же снова приник к ее губам.
– О, дорогая, милая Мишель! – шептал он ей на ухо. – Как я ждал этой минуты!
Их губы снова слились. Поцелуй становился все более страстным и требовательным. В порыве прежде не испытанного наслаждения тело Мишель невольно прижалось к стану Арно. Она почувствовала через одежду, как он возбужден. На мгновение Мишель охватило чувство страха, но тут же уступило место непреодолимому желанию, сжигавшему, казалось, все ее тело.
Дыхание Димпьера участилось, как в лихорадке. Мишель слышала биение его сердца. А ладони Арно гладили ее тело, постепенно спускаясь вниз. Мишель чувствовала, что ее дыхание стало прерывистым, а сердце отчаянно заколотилось. Она не знала, что должно произойти, но безумно этого желала.
Даже сквозь одежду Арно Мишель чувствовала, как горит его тело. Этот огонь воспламенял и ее. Димпьер поднял девушку на руки, перенес в раздевалку и положил на раскладную кровать, стоявшую в углу на случай неожиданного недомогания кого-либо из танцовщиков. И снова приник к ее губам. Мишель даже не заметила, как он сорвал с нее легкий хитон и мгновенно скинул с себя всю одежду.
В голове Мишель все смешалось, когда Арно прижался к ее телу. Мгновенная боль пронизала ее нутро, но очень скоро прошла, уступив место никогда еще не испытанному наслаждению. Его тело двигалось сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее. Она точно повторяла все его движения, ощущая приближение чего-то неведомого, пугающего и вместе с тем желанного. Наконец внутри у Мишель что-то, казалось, оборвалось. Она чувствовала себя невесомой, почти бесплотной…
В тот же момент Димпьер напрягся до предела, издал сдавленный крик и замер, расслабившись. Потом соскользнул на постель и долго не мог отдышаться…
И тут Мишель неожиданно охватило странное чувство одиночества. Несмотря на то что Арно был высок и довольно крепок, она не только выдерживала его тяжесть, но и получала от этого огромное наслаждение. Теперь же между ними было расстояние, хоть и небольшое. Мишель это не понравилось. Она хотела задать Арно много вопросов по поводу только что происшедшего. Но не решалась. А он лежал рядом и хранил молчание. В этом было что-то пугающее. Мишель не выдержала. Она хотела немедленно знать, была ли их близость такой же волнующей для него, как для нее самой.
– Арно! – проговорила Мишель дрожащим голосом.
Он не ответил.
– Арно! – повторила она уже тверже. – Скажите же что-нибудь! Вы меня просто пугаете!
Димпьер медленно повернулся к Мишель. Прочесть что-либо на его лице было невозможно.
– Простите меня, милая, – ровным голосом сказал он, – но я не хотел этого!
В горле Мишель сразу пересохло. Она глотнула воздух и удивленно посмотрела на Арно. Почему он стал таким серьезным?
– Арно, не отталкивайте меня! – прошептала Мишель. – Мы только что были так близки и вдруг… вдруг… – Ее голос задрожал, и она с трудом докончила фразу: – И вдруг вы оставили меня одну… Я чувствую себя покинутой…
– Дорогая! – прошептал в ответ Арно, прижав Мишель к груди. – Я вовсе не собирался причинять вам страдания. Простите меня за эгоизм. Я думал только о себе, забыв, что для вас все это было впервые.
Он нежно поцеловал ее в лоб, и Мишель постаралась уверить себя, что все идет так, как и должно быть, что все прекрасно. Но в глубине души чувствовала, что это не совсем так. Случилось что-то непоправимое. И Димпьер сейчас скажет ей слова, которых она не хотела бы слышать.
Арно приподнялся на локте и внимательно посмотрел в глаза Мишель:
– То, что произошло, явилось для меня каким-то удивительным волшебством. Вы, наверное, и сами об этом догадались. Испытать близость с вами, любить вас для меня – величайшее счастье, прекрасное мгновение, которое я никогда не забуду.
Сердце Мишель замерло. Почему он это говорит? Ведь такие слова обычно произносят при расставании… Неужели?..
Димпьер глубоко вздохнул.
– Надеюсь, вы правильно поймете то, что я сейчас скажу. Хотя, честно говоря, сомневаюсь.
Последовал еще один столь же глубокий вздох. Арно погладил Мишель по щеке и продолжал:
– Вы еще так… так молоды…
Мишель прижалась к его груди и зарыдала. Он нежно провел ладонью по ее волосам.
– Мишель, я хочу сказать… Хочу сказать, что больше это не должно повториться. Как бы я этого ни хотел и какое бы наслаждение ни испытывал от нашей близости…
– Почему, Арно?
– Во-первых, потому, что такое вообще не должно было случиться, дорогая. И не потому, что ваш наставник – мой лучший и близкий друг, а сами вы еще очень молоды. Как я уже сказал, вы – член нашей труппы. А моим твердым правилом является категорический отказ от каких-либо романтических отношений с ученицами. То, что произошло сегодня, – очаровательная случайность, которой не должно было быть. Единственным тому оправданием может быть то, что ничто человеческое мне не чуждо, а вы так прекрасны и неотразимы, что устоять перед вами просто невозможно.
Рыдания вырвались из груди девушки. Случайность? И так он назвал самое прекрасное из всего, что до сего дня с ней случалось в жизни! Как у него только язык повернулся сказать такое!
– Почему? – проговорила она сквозь слезы и всхлипывания. – Какое значение имеет то, что я танцую в вашей труппе?
– Я уже объяснял вам, Мишель, что не могу допустить в коллективе нездоровой атмосферы. И если наш роман продлится, то о нем непременно узнают. И предложи я вам станцевать одну из первых партий, все кругом будут злословить, будто причиной тому – наша связь. Начнутся сцены ревности, обиды и все такое. Вы же этого не хотите, не так ли?
– Мне все равно.
– Вы так не думаете, дитя мое. А говорите только потому, что очень расстроены.
Мишель неожиданно одолела икота. Она почувствовала себя очень несчастной, ставшей жертвой предательства. Подняв глаза на балетмейстера, она с трудом произнесла:
– Хотите вы того или нет, но подобные разговоры в труппе давно уже не редкость. Например, мадам Декок прямо утверждает, что Сибелла – ваша любовница!
Димпьер раздраженно фыркнул:
– Мадам Декок давно прославилась как записная сплетница. Ее язык просто не в состоянии молвить правдивое слово. Что же до меня и Сибеллы, скажу совершенно честно: все это – досужий вымысел. Мадам Декок просто помешана на гениальности своей дочери. И не думает более ни о чем, кроме ее блестящей карьеры на поприще балета. Она уверена, что только благодаря чьим-то гнусным интригам прима-балериной моей труппы является не Дениз, а Сибелла. В действительности же, хотя Дениз – хорошая танцовщица, Сибелла все же на голову выше ее. Не понимаю, как только вы можете верить всей этой ерунде! А теперь приведите себя в порядок. Прежде чем вернуться к Андрэ и мадам Дюбуа, хорошенько умойтесь. Иначе они подумают, что с вами стряслась беда. И перестаньте хныкать!
Мишель постаралась унять слезы, но они градом катились по ее щекам.
– Вы имеете в виду, что все происшедшее никак не отразится на наших отношениях? – прошептала она. – Мы будем продолжать вести себя так, будто ничего не случилось?
Арно утвердительно кивнул головой. Выражение его сурового лица смягчилось.
– Это как раз то, что я имел в виду, Мишель. И давайте больше не говорить об этом. Вы должны видеть во мне только своего балетмейстера. Может быть, вначале это будет трудно, но в конечном счете выиграем мы оба. Вы увидите. Я знаю, Мишель, что для вас балет так же важен, как и для меня. Мы оба не можем жить без него. Не забывайте об этом ни на минуту, А теперь я принесу воды. Вы умоетесь и оденетесь.
Что было потом, Мишель не помнила. Когда же приехала домой, то с совершенно отрешенным видом поздоровалась с Андрэ и мадам Дюбуа. Но, видимо, выглядела вполне нормально, коль скоро никто из них не сделал ей ни одного замечания. Сославшись на отсутствие аппетита и усталость, она поднялась прямо к себе в спальню, разделась и, нырнув под одеяло, уткнулась носом в подушку, призывая самые сладкие и радостные сны…
Последующие недели стали для Мишель самыми несчастливыми со времени внезапной смерти отца. Во всяком случае, она чувствовала себя почти так же, как в те трагические дни. Ее мучило ощущение невозвратимой утраты, холодной пустоты в сердце, предательства любимого человека.
Но жизнь шла своим чередом. Мишель аккуратно посещала занятия в студии, неизменно участвовала во всех репетициях. По субботам и воскресеньям она с Андрэ и мадам Дюбуа выезжала в свет. Одним словом, казалось, что в ее жизни ничего не произошло. «Странно, – думала она, – я столько пережила за последнее время, так изменилась, а никто этого почему-то не замечает». Но, видимо, внешне она и впрямь осталась прежней. Даже несмотря на то, что впервые познала мужчину.
Не отразилось это и на танце Мишель. Скорее наоборот: ее движения сделались увереннее, пластичнее и осмысленнее. Гордость не позволяла ей даже намекнуть Димпьеру на то, какую душевную боль он ей причинил. Вместе с тем Мишель работала еще упорнее и самозабвеннее. И поклялась в душе, что никогда больше не позволит себе увлечься ни одним мужчиной, ведь это могло повредить ее балетной карьере. Но все же продолжала на занятиях кружить вокруг балетмейстера, подчас напоминая самой себе идиотку, тронувшуюся на почве несчастной любви…
Приближался день ее дебюта в кордебалете. Настроение Мишель заметно поднялось. А мадам Дюбуа и Андрэ пригласили на спектакль множество своих друзей.
Незадолго до начала Мишель вместе с другими артистками стояла в костюмерной перед зеркалом, придирчиво окидывая себя взглядом. И вдруг впервые с того злополучного вечера поймала себя на том, что уже несколько часов совсем не думает о Димпьере. От этой мысли она улыбнулась. Одевавшаяся рядом Мари Рено посмотрела на Мишель и тоже улыбнулась.
– Как приятно видеть твою улыбку! – воскликнула она. – А то в последнее время ты ходишь какая-то мрачная и даже сердитая. Впрочем, сегодня такой день! Боже мой, как я люблю эти минуты перед выходом на сцену, блеск огней в зале, звуки настраиваемых инструментов, запах кулис! А потом – выступление перед публикой!
Улыбка на лице Мишель расцвела еще ярче.
– Да, все это очень волнует, – согласилась она. – Хотя я, признаться, сильно нервничаю. Ведь сегодня я, по сути дела, впервые выйду на сцену. И до смерти боюсь показаться нескладной или глупой!
– Мы все этого боимся. Но тебе вряд ли стоит особенно беспокоиться, Мишель. Ты ведь значительно сильнее всех нас, артисток кордебалета. И очень скоро, уверена, станешь солисткой.
Мишель почувствовала, как краснеет от комплимента. Она повернулась к Мари и попросила застегнуть крючки на спине. Потом с укором посмотрела на подругу:
– Мари, ты не должна так говорить! Ведь это мое первое выступление на сцене. А я суеверна! Кроме того, нас могут услышать. Что не всегда полезно…
– Меня это не волнует, Мишель. А ты танцуешь уже давно и сделала огромные успехи. Это великолепно! Но как раз поэтому тебе и следует опасаться соперниц! Думаешь, почему Дениз так тебя невзлюбила?
– Наверное, Дениз одинаково плохо относится ко всем другим танцовщицам в нашей труппе. А может быть, и вообще ко всем людям. Такая уж она уродилась!
– Вовсе нет. Она никогда не станет тратить нервы и злобу на тех, кого не считает нужным опасаться. Ее ненависть всегда прямо пропорциональна таланту возможной соперницы. Поэтому она так возненавидела тебя. Это уже все заметили!
– Значит, ее ненависть я могу считать комплиментом?
– Да, но будь начеку! Дениз – очень опасный противник. Не забывай об этом. У нее нет ни сердца, ни совести. Заботится же она только о себе.
– Меня уже об этом предупреждали. Но что она может сделать? Или уже Дениз кому-то навредила?
– Это трудно доказать. Но странные случаи действительно происходили. Например, у нас в труппе работала очень хорошая танцовщица по имени Рене. Димпьер решил доверить ей одну из ведущих партий, на которую претендовала и Дениз. И вот на генеральной репетиции, когда Рене поднималась по крутым ступенькам на сцену, она за что-то зацепилась, упала и повредила себе ногу. Рене отлично помнила, что споткнулась не о ступеньку. Помнила и то, что за ней буквально шаг в шаг поднималась на сцену Дениз. Рене не сомневается, что та подставила ей подножку. И получила желанную роль…
– Разве не могло быть простого совпадения?
– Конечно. Но подобное повторялось и потом. Причем каждый раз жертвами несчастного случая становились соперницы Дениз. Поэтому я и решила тебя предупредить. Мало ли что…
Мишель, не на шутку встревоженная словами Мари, бросила на подругу благодарный взгляд:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31