Заперла замок и постояла, прислонившись к двери спиной. Она получила большое удовольствие от общения с Уиллом и к тому же была благодарна ему за щедрость, с которой он делился с ней своими познаниями в интересующих ее делах. Каковы-то будут их будущие встречи?
Она вздрогнула, услышав стук в дверь. Наверное, подумала Регина, вернулся Уилл, и отперла.
В дверях стоял Петер Мондрэн, вид у него был холодный и даже грозный.
– Петер! Что случилось?
– Вы провели целый вечер с этим американцем!
– Да, мы с ним танцевали, потом подышали свежим воздухом на палубе.
– Сейчас уже три часа ночи, – проговорил он тоном обвинителя.
– Мы говорили о делах. Уилл работает в ювелирной компании, и я засыпала его вопросами, что вы и услышали бы, если бы не ушли из-за стола.
– Уилл, вот как? Вы думаете, что я глупец, Регина? По тому, как вы смотрели на него, я понял, что вы уже питаете романтическую привязанность к этому молодцу.
– Если вы так думаете, вы действительно глупец, Петер! Я встретила этого человека только сегодня вечером.
– И за один вечер, кажется, очень сблизились с ним. Насколько я припоминаю, этого Макбрайда вы тоже едва знали, когда решились поехать с ним в экспедицию.
– Вряд ли это одно и то же, Петер. – Гнев быстро разгорался в ней. – Кроме того, какое вам до этого дело? Я не обязана объяснять вам, почему я подружилась с кем бы то ни было.
– Я предлагал вам свою руку, Регина, и вы отвергли меня. Потому что я слишком стар для вас. А теперь вы ищете молодого, чтобы прикрыть ваш позор.
– Вы просто смешны, Петер. Я не желаю продолжать этот разговор. Спокойной ночи.
Она хотела было захлопнуть дверь перед его лицом, но он уперся в дверь ладонью. Его тонкие губы презрительно изогнулись.
– А каково ему будет узнать, что вы носите ребенка от другого человека? А?
И, отступив, он позволил ей закрыть дверь. Регина дрожала от гнева и унижения. Петер охвачен ревностью, это очевидно. Кажется, она совершила ошибку, взяв его с собой в Америку. Неужели он будет вести себя таким образом всякий раз, когда ей вздумается бросить взгляд на другого мужчину? Может быть, по прибытии в Нью-Йорк отправить его обратно в Англию? Но ведь он страшно нужен ей; даже Уилл признает его талант и понимает, как он будет полезен в ее фирме.
В течение двух следующих дней Регина редко виделась с Мондрэном – только за столом. Она попыталась спокойно и дружелюбно восстановить разрушенные отношения, однако вскоре ей стало ясно, что он не намерен идти на компромиссы. Он по-прежнему держался холодно и отчужденно, и если и разговаривал с ней, то только для того, чтобы произнести какие-то колкости и смутные угрозы, связанные с ее незамужним положением и беременностью.
Теперь она разозлилась не меньше, чем он. Какое право он имел угрожать ей? Мондрэн уверял, что он ее друг, что с радостью будет работать с ней. Он ей нужен, но какие могут быть у них деловые отношения, если он и дальше будет вести себя столь дерзко и глупо, точно незрелый юноша?
Она решительно отказывалась допустить, что он вправе решать, как ей вести себя и кого выбирать в друзья!
Она по-прежнему много времени проводила с Уиллом Лоугеном, и восхищение ее и расположение к нему все росли. Теперь она поняла, что может полюбить этого человека, и еще поняла, что именно поэтому с ним необходимо быть честной. Конечно же, она подвергла бы риску их дальнейшие отношения, продолжая ему лгать. Очевидно, нужно рассказать ему о своем прошлом теперь, пока их отношения не зашли слишком далеко. Пока одному из них – или обоим – не будет слишком больно. Если его шокирует ее признание и он не захочет больше видеться с ней – что весьма вероятно, – по крайней мере у нее останутся приятные воспоминания. Если же, узнав правду, он захочет продолжать их дружбу, отношения их будут развиваться на честной основе.
Она сказала Уиллу правду в предпоследний день их пребывания на пароходе. Они прохаживались по прогулочной палубе. Дул свежий ветерок, небо было ясное, все как бы подбадривало ее, и Регина, несмотря на волнение, почувствовала, что сомнения ее улеглись. Она знала: что бы ни случилось с ними в дальнейшем, она по крайней мере будет довольна, что поступила достойно.
Когда они пересекли ют, она коснулась его руки, предлагая подойти к поручням. Он вопрошающе глянул на нее.
– Давайте постоим здесь. Мне очень нравится смотреть на пенный след за кормой, и к тому же я хочу кое-что рассказать вам.
Судя по взгляду, который он бросил на нее, ему стало любопытно, но он хранил молчание.
Она сняла руку с его плеча – ей не хотелось прибегать к каким-либо уловкам, которые могли повлиять на него, – и посмотрела ему в лицо.
– Уилл, я знаю вас совсем недолго, но мне кажется, что мы становимся хорошими друзьями.
Он улыбнулся открытой мальчишеской улыбкой:
– Я рад это слышать. Мне тоже так кажется. Регина смотрела на пенный след, тянущийся за пароходом, – его белизна четко выделялась на синей воде. А она все не могла найти нужные слова.
– Возможно, вам перестанет это казаться, когда вы услышите то, что я вам скажу. Но я считаю, что обязана сказать.
Он смотрел на нее, не говоря ни слова, и ждал. Она сделала глубокий вдох.
– Уилл, я не вдова, как я вам сказала. На самом деле я никогда не была замужем.
Он пошевелился, как бы собираясь что-то сказать, но она подняла руку:
– Подождите, это еще не все. Еще я ношу под сердцем дитя.
Как это ни трудно было, она заставила себя встретиться с ним глазами. И удивилась, обнаружив, что он не выказал почти никакой реакции.
– Полагаю, что отец – этот ирландец, Макбрайд?
Она молча кивнула, пытаясь прочесть по его глазам, что он чувствует в эту минуту.
– И он отказался поступить как должно и жениться на вас?
Она вскинула голову.
– Я никогда бы не вышла за него!
– Мне кажется, что леди чересчур строптива, – сухо проговорил он. – Во всяком случае, моих чувств к вам это не меняет. Вряд ли вы первая, с кем произошли такие вещи.
– Значит, вы не удивлены? И не шокированы?
– Удивлен – да. Шокирован – нет. Я слишком много ездил по свету и навидался всякого, чтобы быть скованным викторианской моралью. Все мы совершаем ошибки – и мужчины, и женщины, но именно женщинам приходится расплачиваться за подобную недальновидность в оценке человека. Это несправедливо, но кто же говорит, что мир справедлив? – И он мягко улыбнулся, взяв ее за руку.
Слезы благодарности застлали Регине глаза.
– Вы чуткий и умный человек, Уильям Лоуген.
– Я не уверен, что я как-то особенно умен, – уныло отозвался он. – Я полагаю, что скорее это объясняется чувствами, которые я к вам питаю, дорогая Регина.
Он поднес ее руку к губам, и Регина почувствовала, что ноги у нее слабеют от радости. Она сохранила дружбу Уилла!
Глава 13
Нью-Йорк грохотал. Во всяком случае, так показалось Регине.
Хотя Лондон и был одним из крупнейших городов мира, по сравнению с Нью-Йорком он казался спокойным. В Лондоне улицы не так запружены людьми и транспортом, и если там и случалось увидеть толпу, то толпа эта была упорядоченная. Здесь же повсюду царили беспорядок, гам и шум. Тренькали трамвайные звонки; сновали экипажи; уличные торговцы выкрикивали слова рекламы своего товара. На лондонских улицах автомобили встречались достаточно редко, в Нью-Йорке же их было бесконечное множество – ревели моторы, гудели рожки.
Все это подавляло, но в то же время и бодрило, наполняло душу особым волнением.
Были и другие отличия – более высокие здания, залитые огнями уже с раннего вечера; люди в Лондоне, особенно в приличных деловых кварталах, одевались строго, а в Нью-Йорке в пределах одного квартала можно было встретить людей в самых разнообразных и немыслимых одеяниях. Повсюду шныряли уличные мальчишки, играющие прямо на мостовой и постоянно рискующие попасть под автомобиль или под конку – трамвай на конной тяге, – либо просто под экипаж или повозку.
Президентом в это время был Теодор Рузвельт, занявший свой пост в 1901 году, после того как был убит президент Мак-Кинли. Пережив родовые муки промышленной революции, страна процветала; самым ходовым словечком было «здорово», в Нью-Йорке повсюду звучала песенка «Сегодня в Старом городе будет горячо». Дерзкая мелодия этой песенки, любимой президентом Рузвельтом, казалась Регине выражением духа этого города.
Стояла осень, листья на деревьях Центрального парка начинали желтеть, ночи были прохладные.
Регина и Петер Мондрэн устроились в маленькой гостинице неподалеку от Юнион-сквер. Отношения между ними наладились, по крайней мере так было сейчас. Она припомнила разговор, состоявшийся между ними перед тем, как пароход вошел в доки.
– Если хотите, Петер, можете вернуться в Англию на первом же удобном корабле. Я оплачу вам дорогу. Чувствую, что я должна это сделать.
– Вы больше не хотите, чтобы я работал на вас? – спросил он. Со времени той сцены у каюты Мондрэн оставался холодным и отчужденным, но теперь он смотрел на нее, не скрывая боли. Регина так и не поняла, настоящей или притворной.
– Конечно, я хочу, чтобы вы работали у меня. Ваш редкостный талант просто необходим мне. Но с вашей ревностью, Петер, я никогда не примирюсь. Я сама себе хозяйка, и моя личная жизнь – это мое, только мое. – Она помолчала. – И я не собираюсь мириться с этой вашей ревностью.
Он удрученно опустил голову, но Бог знает, притворяется он или нет.
– Я был не прав, Регина, и прекрасно это понимаю. А случилось это потому, что я вас люблю…
– Тогда вам следует понять еще кое-что. Эта любовь никогда ни к чему не приведет.
– Да, я это знаю.
– И вы полагаете, что мы сможем работать вместе, что личное не помешает работе?
Наконец он взглянул ей в глаза; к нему вернулась его обычная надменность.
– Если бы я так не думал, то сделал бы, как вы предлагаете – первым же рейсом вернулся в Англию.
– Ладно. Стало быть, договорились.
Хотя Регине очень хотелось немедленно приступить к осуществлению своего проекта, она решила сначала почувствовать дух города. Уилл посоветовал ей посетить разные ювелирные фирмы, в том числе побывать у Тиффани.
– Я увижу вас там? – спросила она.
– Вряд ли, – ответил он, улыбнувшись своей мальчишеской улыбкой, – я редко бываю в магазине, а сейчас должен написать отчет о поездке за границу, и это займет у меня несколько дней. Но по вечерам я буду свободен и надеюсь, что мы будем проводить их вместе. Таким образом, я смогу показать вам хотя бы ночной Нью-Йорк.
– Спасибо. С удовольствием.
В течение следующей недели Регина знакомилась с Нью-Йорком. По утрам она осматривала город одна, посещала музеи и художественные галереи, бродила по Центральному парку, который ей очень понравился. Однако она не ограничилась в своих путешествиях лучшими районами города; она прошлась и по Нижнему Ист-Сайду, заселенному в основном иммигрантами, места были очень похожими по колориту на те, которые она видела на нижней палубе парохода. Ей казалось, что она попала в другой город, в другой мир. Транспорт с трудом пробирался по здешним улицам, поскольку толпы выплескивались с тротуаров на мостовую, забитую тележками разносчиков и разнообразными повозками. Вокруг звучала разноязыкая речь, а если и удавалось услышать английское слово, то и оно было малопонятно.
Уилл видел, что Регине интересно знакомиться с городом; он советовал ей только остерегаться некоторых районов, таких, например, как территория у надземки, проходящей вдоль Шестой авеню, улицы тянущейся на целый квартал от шикарной Мэдисон-сквер. Но Регина, которая редко слушалась добрых советов, прошла-таки по Шестой авеню и под надземкой, где обитало скопище голодных, зачастую весьма опасных людей. Ей живо вспомнились лондонские доки, только там такие опустившиеся типы хотя бы занимались какой-то полезной деятельностью, здесь же бродяги были угрюмыми бездельниками. Они провожали Регину алчными взглядами, но она все же выбралась оттуда целой и невредимой.
Вечера же принадлежали Уиллу Лоугену. Каждый вечер он заезжал за ней в наемном экипаже и вез в театр. Однажды они смотрели «Капитана Джинса» со звездой Этель Бэрримор. В другой раз слушали в «Метрополитен-опера» Энрико Карузо, нового певца, о котором говорил весь город. Они побывали в театре, в котором шли водевили, ставшие последним криком моды. Уилл рассказал ей, что в Соединенных Штатах существует более тысячи водевильных театров и что мода на них началась в Нью-Йорке. Регина как зачарованная смотрела на акробатов, актеров, жонглеров, говорящих собак, танцоров и клоунов.
Уилл сводил ее и в синематический театр, где они, сидя в темноте, смотрели движущиеся картинки. Регина была поражена этим зрелищем. Она не могла взять в толк, каким образом получаются такие чудеса.
Все эти развлечения были по-своему хороши, но более всего Регине нравилось бывать там, где собирается богатая публика. Уилл сводил ее в «Дельмонико», где они пили шампанское и обедали. Регина смотрела, широко раскрыв глаза, как в ресторан вплывают гранд-дамы в длинных платьях и сверкающих драгоценностях; дивилась роскошным джентльменам, облаченным в вечерние костюмы с бриллиантовыми запонками и с огромными бриллиантами в кольцах.
Наклонившись к ней через стол, Уилл сказал, блестя глазами:
– Регина, у вас такой вид, будто вы умерли и вознеслись на небеса.
Молодая женщина рассмеялась.
– Наверное, так оно и есть. Но вообще-то я пытаюсь подсчитать общую стоимость драгоценных камней, имеющихся в этом помещении.
– Так я и полагал. И это одна из причин, по которой я вас привел сюда. Но подождите до завтра. Завтра я уезжаю, но сначала я поведу вас в одно такое место, где вы увидите чудо-камни, эти им просто в подметки не годятся.
– Это куда же? – взволнованно спросила Регина.
– Не скажу, – он сделал жест, как бы отметающий ее вопрос, – это сюрприз.
– Но, Уилл, это, наверное, очень дорого. И вы целую неделю тратите на меня деньги. Мне кажется, что я незаслуженно пользуюсь вашей щедростью.
– Позвольте мне самому решать это, Регина. За годы, что я работал у Тиффани, я зарабатывал хорошие деньги, и тратить их, честно говоря, мне не на кого, кроме как на самого себя.
– У вас никого нет?
– Близких – никого. Я был единственным ребенком в семье. Мой отец умер, когда мне исполнилось десять лет, а через два года я потерял и мать.
– Значит, у нас еще и это общее. – Она протянула через стол свою руку и коснулась его руки. – Я тоже сирота. – И она рассказала Уиллу историю о том, как Аделаида нашла ее в переулке.
– Судя по всему, ваша приемная мать – человек удивительный и добрый.
– Да, это так, я очень любила ее. И до сих пор по ней скучаю.
– Она хорошо вас воспитала – независимой и самостоятельной. – Он бросил взгляд на ее десертную тарелку. – Я вижу, вы покончили с едой. Я попрошу счет, и мы пойдем.
* * *
На следующий вечер Уилл повел ее в отель «Уолдорф-Астория» – на чай.
– Это и есть ваш сюрприз? – спросила Регина, когда они шли по Аллее павлинов – коридору длиной почти в целый квартал.
Уилл кивнул.
– Я думаю, это произведет на вас сильное впечатление. Как вы, вероятно, знаете, это самый лучший из новых отелей в Нью-Йорке. Он очень популярен у элитарной публики во всем мире. Тысяча современнейших шикарных номеров и, уж не знаю сколько, отличных ресторанов, множество двориков и, конечно, знаменитая Аллея павлинов, которая проходит через оба здания.
Аллея павлинов оказалась превосходным местом для прогулок. На панелях из мрамора медового цвета отражались шпалеры электрических лампочек, висящих на потолке. Между пальмами размещались живописными группами кресла и диваны, большей частью, как заметила Регина, занятые публикой. Многие мужчины были одеты в сюртуки фасона «Принц Альберт», женщины, разодетые в роскошные туалеты, сверкали драгоценностями.
– Спасибо, что привели меня сюда, Уилл. – Она погладила его по руке. – Если мне удастся заполучить хотя бы несколько процентов этих дам в качестве своей клиентуры, мне не о чем больше беспокоиться.
– Я так и знал, что это произведет на вас сильное впечатление. Говорят, что в Аллее павлинов бывают сливки нью-йоркского общества. Вообще-то это очень престижно – когда тебя видят здесь, – разумеется, в сопровождении мужчины. – В голосе Уилла зазвучали саркастические нотки. – Ни одна порядочная молодая женщина, как вы понимаете, не может появиться здесь одна.
– Постараюсь это запомнить.
– Отсюда в экипаже можно в два счета доехать до той части Пятой авеню, где обитают те, кого знать называет вульгарными богачами. Их новенькие особняки выросли там как грибы после дождя – и так до самого Центрального парка.
– Я видела их, когда осматривала этот район.
– А вам известна история строительства этого отеля? Почему он состоит из двух зданий, которые носят фамилии двух выдающихся семейств?
– Нет, не известна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Она вздрогнула, услышав стук в дверь. Наверное, подумала Регина, вернулся Уилл, и отперла.
В дверях стоял Петер Мондрэн, вид у него был холодный и даже грозный.
– Петер! Что случилось?
– Вы провели целый вечер с этим американцем!
– Да, мы с ним танцевали, потом подышали свежим воздухом на палубе.
– Сейчас уже три часа ночи, – проговорил он тоном обвинителя.
– Мы говорили о делах. Уилл работает в ювелирной компании, и я засыпала его вопросами, что вы и услышали бы, если бы не ушли из-за стола.
– Уилл, вот как? Вы думаете, что я глупец, Регина? По тому, как вы смотрели на него, я понял, что вы уже питаете романтическую привязанность к этому молодцу.
– Если вы так думаете, вы действительно глупец, Петер! Я встретила этого человека только сегодня вечером.
– И за один вечер, кажется, очень сблизились с ним. Насколько я припоминаю, этого Макбрайда вы тоже едва знали, когда решились поехать с ним в экспедицию.
– Вряд ли это одно и то же, Петер. – Гнев быстро разгорался в ней. – Кроме того, какое вам до этого дело? Я не обязана объяснять вам, почему я подружилась с кем бы то ни было.
– Я предлагал вам свою руку, Регина, и вы отвергли меня. Потому что я слишком стар для вас. А теперь вы ищете молодого, чтобы прикрыть ваш позор.
– Вы просто смешны, Петер. Я не желаю продолжать этот разговор. Спокойной ночи.
Она хотела было захлопнуть дверь перед его лицом, но он уперся в дверь ладонью. Его тонкие губы презрительно изогнулись.
– А каково ему будет узнать, что вы носите ребенка от другого человека? А?
И, отступив, он позволил ей закрыть дверь. Регина дрожала от гнева и унижения. Петер охвачен ревностью, это очевидно. Кажется, она совершила ошибку, взяв его с собой в Америку. Неужели он будет вести себя таким образом всякий раз, когда ей вздумается бросить взгляд на другого мужчину? Может быть, по прибытии в Нью-Йорк отправить его обратно в Англию? Но ведь он страшно нужен ей; даже Уилл признает его талант и понимает, как он будет полезен в ее фирме.
В течение двух следующих дней Регина редко виделась с Мондрэном – только за столом. Она попыталась спокойно и дружелюбно восстановить разрушенные отношения, однако вскоре ей стало ясно, что он не намерен идти на компромиссы. Он по-прежнему держался холодно и отчужденно, и если и разговаривал с ней, то только для того, чтобы произнести какие-то колкости и смутные угрозы, связанные с ее незамужним положением и беременностью.
Теперь она разозлилась не меньше, чем он. Какое право он имел угрожать ей? Мондрэн уверял, что он ее друг, что с радостью будет работать с ней. Он ей нужен, но какие могут быть у них деловые отношения, если он и дальше будет вести себя столь дерзко и глупо, точно незрелый юноша?
Она решительно отказывалась допустить, что он вправе решать, как ей вести себя и кого выбирать в друзья!
Она по-прежнему много времени проводила с Уиллом Лоугеном, и восхищение ее и расположение к нему все росли. Теперь она поняла, что может полюбить этого человека, и еще поняла, что именно поэтому с ним необходимо быть честной. Конечно же, она подвергла бы риску их дальнейшие отношения, продолжая ему лгать. Очевидно, нужно рассказать ему о своем прошлом теперь, пока их отношения не зашли слишком далеко. Пока одному из них – или обоим – не будет слишком больно. Если его шокирует ее признание и он не захочет больше видеться с ней – что весьма вероятно, – по крайней мере у нее останутся приятные воспоминания. Если же, узнав правду, он захочет продолжать их дружбу, отношения их будут развиваться на честной основе.
Она сказала Уиллу правду в предпоследний день их пребывания на пароходе. Они прохаживались по прогулочной палубе. Дул свежий ветерок, небо было ясное, все как бы подбадривало ее, и Регина, несмотря на волнение, почувствовала, что сомнения ее улеглись. Она знала: что бы ни случилось с ними в дальнейшем, она по крайней мере будет довольна, что поступила достойно.
Когда они пересекли ют, она коснулась его руки, предлагая подойти к поручням. Он вопрошающе глянул на нее.
– Давайте постоим здесь. Мне очень нравится смотреть на пенный след за кормой, и к тому же я хочу кое-что рассказать вам.
Судя по взгляду, который он бросил на нее, ему стало любопытно, но он хранил молчание.
Она сняла руку с его плеча – ей не хотелось прибегать к каким-либо уловкам, которые могли повлиять на него, – и посмотрела ему в лицо.
– Уилл, я знаю вас совсем недолго, но мне кажется, что мы становимся хорошими друзьями.
Он улыбнулся открытой мальчишеской улыбкой:
– Я рад это слышать. Мне тоже так кажется. Регина смотрела на пенный след, тянущийся за пароходом, – его белизна четко выделялась на синей воде. А она все не могла найти нужные слова.
– Возможно, вам перестанет это казаться, когда вы услышите то, что я вам скажу. Но я считаю, что обязана сказать.
Он смотрел на нее, не говоря ни слова, и ждал. Она сделала глубокий вдох.
– Уилл, я не вдова, как я вам сказала. На самом деле я никогда не была замужем.
Он пошевелился, как бы собираясь что-то сказать, но она подняла руку:
– Подождите, это еще не все. Еще я ношу под сердцем дитя.
Как это ни трудно было, она заставила себя встретиться с ним глазами. И удивилась, обнаружив, что он не выказал почти никакой реакции.
– Полагаю, что отец – этот ирландец, Макбрайд?
Она молча кивнула, пытаясь прочесть по его глазам, что он чувствует в эту минуту.
– И он отказался поступить как должно и жениться на вас?
Она вскинула голову.
– Я никогда бы не вышла за него!
– Мне кажется, что леди чересчур строптива, – сухо проговорил он. – Во всяком случае, моих чувств к вам это не меняет. Вряд ли вы первая, с кем произошли такие вещи.
– Значит, вы не удивлены? И не шокированы?
– Удивлен – да. Шокирован – нет. Я слишком много ездил по свету и навидался всякого, чтобы быть скованным викторианской моралью. Все мы совершаем ошибки – и мужчины, и женщины, но именно женщинам приходится расплачиваться за подобную недальновидность в оценке человека. Это несправедливо, но кто же говорит, что мир справедлив? – И он мягко улыбнулся, взяв ее за руку.
Слезы благодарности застлали Регине глаза.
– Вы чуткий и умный человек, Уильям Лоуген.
– Я не уверен, что я как-то особенно умен, – уныло отозвался он. – Я полагаю, что скорее это объясняется чувствами, которые я к вам питаю, дорогая Регина.
Он поднес ее руку к губам, и Регина почувствовала, что ноги у нее слабеют от радости. Она сохранила дружбу Уилла!
Глава 13
Нью-Йорк грохотал. Во всяком случае, так показалось Регине.
Хотя Лондон и был одним из крупнейших городов мира, по сравнению с Нью-Йорком он казался спокойным. В Лондоне улицы не так запружены людьми и транспортом, и если там и случалось увидеть толпу, то толпа эта была упорядоченная. Здесь же повсюду царили беспорядок, гам и шум. Тренькали трамвайные звонки; сновали экипажи; уличные торговцы выкрикивали слова рекламы своего товара. На лондонских улицах автомобили встречались достаточно редко, в Нью-Йорке же их было бесконечное множество – ревели моторы, гудели рожки.
Все это подавляло, но в то же время и бодрило, наполняло душу особым волнением.
Были и другие отличия – более высокие здания, залитые огнями уже с раннего вечера; люди в Лондоне, особенно в приличных деловых кварталах, одевались строго, а в Нью-Йорке в пределах одного квартала можно было встретить людей в самых разнообразных и немыслимых одеяниях. Повсюду шныряли уличные мальчишки, играющие прямо на мостовой и постоянно рискующие попасть под автомобиль или под конку – трамвай на конной тяге, – либо просто под экипаж или повозку.
Президентом в это время был Теодор Рузвельт, занявший свой пост в 1901 году, после того как был убит президент Мак-Кинли. Пережив родовые муки промышленной революции, страна процветала; самым ходовым словечком было «здорово», в Нью-Йорке повсюду звучала песенка «Сегодня в Старом городе будет горячо». Дерзкая мелодия этой песенки, любимой президентом Рузвельтом, казалась Регине выражением духа этого города.
Стояла осень, листья на деревьях Центрального парка начинали желтеть, ночи были прохладные.
Регина и Петер Мондрэн устроились в маленькой гостинице неподалеку от Юнион-сквер. Отношения между ними наладились, по крайней мере так было сейчас. Она припомнила разговор, состоявшийся между ними перед тем, как пароход вошел в доки.
– Если хотите, Петер, можете вернуться в Англию на первом же удобном корабле. Я оплачу вам дорогу. Чувствую, что я должна это сделать.
– Вы больше не хотите, чтобы я работал на вас? – спросил он. Со времени той сцены у каюты Мондрэн оставался холодным и отчужденным, но теперь он смотрел на нее, не скрывая боли. Регина так и не поняла, настоящей или притворной.
– Конечно, я хочу, чтобы вы работали у меня. Ваш редкостный талант просто необходим мне. Но с вашей ревностью, Петер, я никогда не примирюсь. Я сама себе хозяйка, и моя личная жизнь – это мое, только мое. – Она помолчала. – И я не собираюсь мириться с этой вашей ревностью.
Он удрученно опустил голову, но Бог знает, притворяется он или нет.
– Я был не прав, Регина, и прекрасно это понимаю. А случилось это потому, что я вас люблю…
– Тогда вам следует понять еще кое-что. Эта любовь никогда ни к чему не приведет.
– Да, я это знаю.
– И вы полагаете, что мы сможем работать вместе, что личное не помешает работе?
Наконец он взглянул ей в глаза; к нему вернулась его обычная надменность.
– Если бы я так не думал, то сделал бы, как вы предлагаете – первым же рейсом вернулся в Англию.
– Ладно. Стало быть, договорились.
Хотя Регине очень хотелось немедленно приступить к осуществлению своего проекта, она решила сначала почувствовать дух города. Уилл посоветовал ей посетить разные ювелирные фирмы, в том числе побывать у Тиффани.
– Я увижу вас там? – спросила она.
– Вряд ли, – ответил он, улыбнувшись своей мальчишеской улыбкой, – я редко бываю в магазине, а сейчас должен написать отчет о поездке за границу, и это займет у меня несколько дней. Но по вечерам я буду свободен и надеюсь, что мы будем проводить их вместе. Таким образом, я смогу показать вам хотя бы ночной Нью-Йорк.
– Спасибо. С удовольствием.
В течение следующей недели Регина знакомилась с Нью-Йорком. По утрам она осматривала город одна, посещала музеи и художественные галереи, бродила по Центральному парку, который ей очень понравился. Однако она не ограничилась в своих путешествиях лучшими районами города; она прошлась и по Нижнему Ист-Сайду, заселенному в основном иммигрантами, места были очень похожими по колориту на те, которые она видела на нижней палубе парохода. Ей казалось, что она попала в другой город, в другой мир. Транспорт с трудом пробирался по здешним улицам, поскольку толпы выплескивались с тротуаров на мостовую, забитую тележками разносчиков и разнообразными повозками. Вокруг звучала разноязыкая речь, а если и удавалось услышать английское слово, то и оно было малопонятно.
Уилл видел, что Регине интересно знакомиться с городом; он советовал ей только остерегаться некоторых районов, таких, например, как территория у надземки, проходящей вдоль Шестой авеню, улицы тянущейся на целый квартал от шикарной Мэдисон-сквер. Но Регина, которая редко слушалась добрых советов, прошла-таки по Шестой авеню и под надземкой, где обитало скопище голодных, зачастую весьма опасных людей. Ей живо вспомнились лондонские доки, только там такие опустившиеся типы хотя бы занимались какой-то полезной деятельностью, здесь же бродяги были угрюмыми бездельниками. Они провожали Регину алчными взглядами, но она все же выбралась оттуда целой и невредимой.
Вечера же принадлежали Уиллу Лоугену. Каждый вечер он заезжал за ней в наемном экипаже и вез в театр. Однажды они смотрели «Капитана Джинса» со звездой Этель Бэрримор. В другой раз слушали в «Метрополитен-опера» Энрико Карузо, нового певца, о котором говорил весь город. Они побывали в театре, в котором шли водевили, ставшие последним криком моды. Уилл рассказал ей, что в Соединенных Штатах существует более тысячи водевильных театров и что мода на них началась в Нью-Йорке. Регина как зачарованная смотрела на акробатов, актеров, жонглеров, говорящих собак, танцоров и клоунов.
Уилл сводил ее и в синематический театр, где они, сидя в темноте, смотрели движущиеся картинки. Регина была поражена этим зрелищем. Она не могла взять в толк, каким образом получаются такие чудеса.
Все эти развлечения были по-своему хороши, но более всего Регине нравилось бывать там, где собирается богатая публика. Уилл сводил ее в «Дельмонико», где они пили шампанское и обедали. Регина смотрела, широко раскрыв глаза, как в ресторан вплывают гранд-дамы в длинных платьях и сверкающих драгоценностях; дивилась роскошным джентльменам, облаченным в вечерние костюмы с бриллиантовыми запонками и с огромными бриллиантами в кольцах.
Наклонившись к ней через стол, Уилл сказал, блестя глазами:
– Регина, у вас такой вид, будто вы умерли и вознеслись на небеса.
Молодая женщина рассмеялась.
– Наверное, так оно и есть. Но вообще-то я пытаюсь подсчитать общую стоимость драгоценных камней, имеющихся в этом помещении.
– Так я и полагал. И это одна из причин, по которой я вас привел сюда. Но подождите до завтра. Завтра я уезжаю, но сначала я поведу вас в одно такое место, где вы увидите чудо-камни, эти им просто в подметки не годятся.
– Это куда же? – взволнованно спросила Регина.
– Не скажу, – он сделал жест, как бы отметающий ее вопрос, – это сюрприз.
– Но, Уилл, это, наверное, очень дорого. И вы целую неделю тратите на меня деньги. Мне кажется, что я незаслуженно пользуюсь вашей щедростью.
– Позвольте мне самому решать это, Регина. За годы, что я работал у Тиффани, я зарабатывал хорошие деньги, и тратить их, честно говоря, мне не на кого, кроме как на самого себя.
– У вас никого нет?
– Близких – никого. Я был единственным ребенком в семье. Мой отец умер, когда мне исполнилось десять лет, а через два года я потерял и мать.
– Значит, у нас еще и это общее. – Она протянула через стол свою руку и коснулась его руки. – Я тоже сирота. – И она рассказала Уиллу историю о том, как Аделаида нашла ее в переулке.
– Судя по всему, ваша приемная мать – человек удивительный и добрый.
– Да, это так, я очень любила ее. И до сих пор по ней скучаю.
– Она хорошо вас воспитала – независимой и самостоятельной. – Он бросил взгляд на ее десертную тарелку. – Я вижу, вы покончили с едой. Я попрошу счет, и мы пойдем.
* * *
На следующий вечер Уилл повел ее в отель «Уолдорф-Астория» – на чай.
– Это и есть ваш сюрприз? – спросила Регина, когда они шли по Аллее павлинов – коридору длиной почти в целый квартал.
Уилл кивнул.
– Я думаю, это произведет на вас сильное впечатление. Как вы, вероятно, знаете, это самый лучший из новых отелей в Нью-Йорке. Он очень популярен у элитарной публики во всем мире. Тысяча современнейших шикарных номеров и, уж не знаю сколько, отличных ресторанов, множество двориков и, конечно, знаменитая Аллея павлинов, которая проходит через оба здания.
Аллея павлинов оказалась превосходным местом для прогулок. На панелях из мрамора медового цвета отражались шпалеры электрических лампочек, висящих на потолке. Между пальмами размещались живописными группами кресла и диваны, большей частью, как заметила Регина, занятые публикой. Многие мужчины были одеты в сюртуки фасона «Принц Альберт», женщины, разодетые в роскошные туалеты, сверкали драгоценностями.
– Спасибо, что привели меня сюда, Уилл. – Она погладила его по руке. – Если мне удастся заполучить хотя бы несколько процентов этих дам в качестве своей клиентуры, мне не о чем больше беспокоиться.
– Я так и знал, что это произведет на вас сильное впечатление. Говорят, что в Аллее павлинов бывают сливки нью-йоркского общества. Вообще-то это очень престижно – когда тебя видят здесь, – разумеется, в сопровождении мужчины. – В голосе Уилла зазвучали саркастические нотки. – Ни одна порядочная молодая женщина, как вы понимаете, не может появиться здесь одна.
– Постараюсь это запомнить.
– Отсюда в экипаже можно в два счета доехать до той части Пятой авеню, где обитают те, кого знать называет вульгарными богачами. Их новенькие особняки выросли там как грибы после дождя – и так до самого Центрального парка.
– Я видела их, когда осматривала этот район.
– А вам известна история строительства этого отеля? Почему он состоит из двух зданий, которые носят фамилии двух выдающихся семейств?
– Нет, не известна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32