Дэйн нахмурился, глядя на своего дядю, и махнул рукой Глориане, чтобы она помолчала.
— Но ведь ты же еще не стар, — проворчал он, желая подлить в бочку меда ложку дегтя, дабы Мерримонт не воспринял его последнее замечание за комплимент в свой адрес. — Так зачем же тебе понадобился наследник?
Мерримонт ухмыльнулся.
— Ну уж не потому, что собираюсь отдать Богу душу, племянничек, — ответил он. — Но когда — надеюсь, что еще очень нескоро, — этот день придет, все должно быть готово.
Когда Мерримонт обернулся к Глориане, глаза его светились нежностью. Потом он склонил перед ней голову.
— Вы, миледи, достойны стать хозяйкой любого замка — с вашей смелостью, красотой и безграничной преданностью любимому человеку.
Глориана все еще была слишком рассержена, чтобы сказать «спасибо». Покраснев, она броила короткий взгляд на Мерримонта и подошла к Дэйну.
Он обнял ее за талию, и они медленно направились к выходу. Найдя Пелея, терпеливо дожидавшегося хозяина, Дэйн помог Глориане подняться в седло, а затем сел позади нее, взяв поводья. Его права рука легла на рукоять меча, покоящегося в ножнах.
— Ответь мне, — попросил Мерримонт, глядя в лицо племяннику, — как ты станешь называться, когда ни меня, ни Гарета уже не будет и к тебе отойдут три самых больших владения во всем королевстве? Хэдлей или Мерримонт?
— Я останусь Кенбруком, — ответил Дэйн. Он направил своего скакуна к воротам, и никто не посмел встать на пути у хозяина и хозяйки, когда выехали из замка, наконец вместе — отныне и навсегда.
ЭПИЛОГ
Кенбрук-Холл, несколько месяцев спустя…
Яростный вопль только что родившегося Эрика Сен-Грегори, будущего шестого барона Кенбрука и наследника поместий Хэдлей и Мерримонт, донесся из верхней комнаты башни. Дэйн, который все утро ходил взад-вперед по узенькому коридору, кинулся к дверям, но Мерримонт и Гарет успели перехватить его, схватив за руки. Эдвард, конечно же, непременно присутствовал бы при столь радостном событии, но они вместе с Мариеттой де Тройе, не так давно ставшей его женой, проводили свой медовый месяц в Лондоне.
— Потерпи еще несколько минут, старина, — посоветовал Гарет, предусмотрительно не отпуская руку Дэйна. — Тебя позовут.
Никакие уговоры не действовали на Дэйна, он рвался увидеть малыша и конечно же свою Глориану. Он хотел убедиться, все ли с ней в порядке, ведь появление на свет широкоплечего Сент-Грегори могло стоить ей жизни, как рождение самого Дэйна стоило жизни его матери Джилиан.
— Глориана?.. — выдохнул он.
— С ней все хорошо, будь уверен, — ответил Мерримонт. Спустя некоторое время после памятного поединка дядя и племянник сблизились и подружились. Хотя Дэйн пока не называл своего дядю по имени (а того звали Лэндри), но он знал, что вскоре все разногласия и обиды навсегда уйдут в прошлое.
Кенбруку показалось, что прошла целая вечность, прежде чем массивная дверь комнаты наконец открылась, и на пороге появилась улыбающаяся Элейна.
— Войдите, милорд. Ваши жена и сын ждут вас.
Дэйн вырвался из рук Гарета и Мерримонта и ринулся в комнату. Если бы Элейна вовремя не отошла в сторону, он, наверное, в спешке опрокинул бы ее.
Глориана лежала на постели, ее медные волосы, расчесанные, но все еще мокрые от пота, разметались по подушке. Изумрудные глаза сияли гордостью, когда она встретила восхищенный взгляд мужа.
У нее на руках лежал ребенок — розовенький и весь сморщенный, страшненький, размером не больше поросенка.
Глориана рассмеялась, увидев выражение лица Дэйна. Он неловко наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Глориана без труда угадала мысли Кенбрука.
— Не волнуйся, любовь моя, — сказала она, — когда-нибудь он станет таким же красивым, как его отец.
— Он не причинил тебе боли? — прошептал Дэйн. Они с Глорианой уже давно решили, что если родится мальчик, то они назовут его Эриком в честь храбрейшего и сильнейшего воина из рода Сент-Грегори. Дэйн знал, что ребенок будет крупным и широкоплечим, как и все Сент-Грегори, но мальчик превзошел все его ожидания.
Глориана ласково погладила головку малыша, покрытую легким пушком.
— Эрик родился — вот и все, — сказала она негромко. — Повитуха говорит, что, у меня подходящее телосложение и что другие роды пройдут легче.
Дэйн осторожно дотронулся до пухлой щечки ребенка.
— Иногда мне казалось, — произнес Кенбрук счастливо, — что я никогда не доживу до этого дня.
Подняв руку, Глориана провела по взъерошенным волосам мужа.
— Ну вот ты и стал отцом, Дэйн. Как тебе это нравится? — поддразнила Глориана.
Глаза Дэйна наполнились слезами.
— Мне никогда не было так страшно, как сегодня, — признался он, когда Элейна вышла из комнаты, уведя с собой слуг. Кенбрук остался наедине с женой и маленьким сыном.
— Я же говорила тебе, Дэйн Сент-Грегори, что ради нашей любви могу вынести все.
— Я слышал, как ты кричала, — проговорил он, вздрогнув. Кенбрук не раз слышал, как люди кричат от боли, но мысль о страданиях Глорианы была для него невыносима.
— Но ведь это же вполне естественно, — сказала Глориана. — Да, конечно, мне было больно, но крик помог мне снять напряжение.
Дэйн взял руку жены в свою и стал целовать ее тонкие изящные пальчики.
— И все равно я принял бы все твои страдания на себя, если бы мог.
Глориана рассмеялась:
— Ну что ты, ни один мужчина не пережил бы родов, вот почему мудрый Господь и поручил это нам, слабым женщинам.
Раздался тихий стук в дверь, и в комнату заглянула Элейна.
— Пришла кормилица, — сообщила она. — Отнеси к ней Эрика, пока он снова не расплакался?
Глориана улыбнулась и кивнула, но все же неохотно рассталась со своим сыном. Глориана объявила Дэйну, что когда через несколько дней у нее появится молоко, то она сама станет кормить Эрика. Молодая мать вычитала в одной книге, что материнское молоко для ребенка полезнее.
Она похлопала по матрасу, и Дэйн осторожно прилег на краешек кровати, стараясь не побеспокоить Глориану. Потом он нежно обнял ее.
— Иногда я думаю и никак не могу понять, моя дорогая жена, за что Господь наградил меня таким сокровищем, как ты.
Глориана ласково поцеловала его в лоб. Хотя Дэйн никогда бы не признался в этом, но в душе он оставался маленьким мальчиком, нуждающимся в нежности и заботе. Он даже немного ревновал Глориану к своему сыну, которого, впрочем, уже обожал. Дэйн был сейчас абсолютно счастлив, хотя, конечно, предпочел бы заняться любовью с женой. Но он знал, что прежде должно пройти некоторое время, и приготовился терпеливо ждать.
Краем глаза Дэйн увидел, что Глориана нахмурилась.
— Что тебя беспокоит? — спросил он.
— Теперь, когда я подарила тебе наследника, ты возьмешь себе любовницу?
Дэйн приподнялся на локте и удивленно взглянул на Глориану.
— Разве я не говорил тебе тысячу, нет, миллионы раз, что люблю только тебя одну?
Она посмотрела ему в глаза, и по щекам у нее заструились слезы.
— Ведь Гарет держит эту свою Аннабель в домике у озера… А ведь никто так не любит свою жену, как он Элейну.
— Гарет обожает ее, как святой — Господа, но не так, как муж должен любить жену. Я всегда буду верен тебе, Глориана, клянусь в этом нашим первенцем.
Она облегченно вздохнула, прижалась к нему и погрузилась в глубокий здоровый сон.
Много часов, пока она не проснулась, Дэйн пролежал на кровати, держа Глориану в своих объятиях. Ему хотелось, чтобы, открыв глаза, она увидела его.
Глориана улыбнулась, а Дэйн наклонился, чтобы нежно поцеловать ее в губы.
— Ты не оставил меня, — проговорила она.
— Я никогда не оставлю тебя, — пообещал он. — Никогда.
Когда Эрику исполнилось восемь недель, его колыбельку перенесли из спальни Дэйна и Глорианы в специально обустроенную детскую, где за ним присматривали Джудит и Ильза, кормилица из деревни.
Дэйн был на охоте вместе с Мерримонтом и Эдвардом. Погода стояла чудесная: ярко светило солнце, на небе не было ни облачка. Глориана знала, что муж вернется к вечерней молитве, и хотела все приготовить к его приходу.
С помощью служанок она подмела пол в комнате и покрыла его свежим душистым камышом. Матрас заново набили соломой и ароматными травами. Все светильники почистили и наполнили душистым маслом. На постели поменяли белье, а в камин подложили побольше дров.
Наступили сумерки, когда в комнату внесли большой чан с горячей водой. Был накрыт стол, тот самый, за которым Дэйн и Глориана так любили играть в шахматы. Ужин состоял из холодного жареного мяса, сыра и фруктов.
Наконец, когда все приготовления были закончены, Глориана отослала слуг. Она накинула легкую льняную рубашку, распустив свои медные волосы, которые шелковистыми волнами ниспадали ей на плечи.
Услышав долгожданный звук шагов, Глориана почувствовала радостное волнение. Дэйн вошел было в комнату, но остановился на пороге. Какой-то внутренний голос подсказал ему причину происшедших в спальне перемен.
Он отстегнул ножны, отложил их в сторону и закрыл дверь. Потом вновь повернулся к Глориане. Когда Дэйн смотрел на нее так, как сейчас, Глориана чувствовала себя прекраснейшей из богинь.
— Я приготовила для вас ванну, милорд, — сообщила она, нагнув голову. В этом жесте гордость прекрасно сочеталась с покорностью. Не было на свете мужчины, способного подчинить ее себе, но она сама охотно повиновалась желаниям мужа.
— Мне бы это совсем не помешало, — хрипло сказал Дэйн, — но ванна — это далеко не все, что мне нужно.
Казалось, Дэйн не смел приблизиться к ней, поэтому сама Глориана пошла ему навстречу. Через голову она стянула с него тунику и нежно провела пальцами по шрамам, рассекающим его мускулистую грудь, а в конце концов развязала шнурки его панталон.
— Я так соскучился по тебе, — прошептал он.
— И вот доказательство, — выдохнула в ответ Глориана, взяв в руку его возбужденный член.
Дэйн застонал от удовольствия, когда Глориана принялась ласкать упругую плоть.
— Но сначала в ванну, — приказала она, отпуская руку. Дэйн вновь застонал, но на этот раз от разочарования.
Кенбрук послушно пересек комнату, но едва погрузился в горячую воду, как от его покорности не осталось и следа.
— Иди сюда! — произнес он не терпящим возражений тоном. Обхватив Глориану за талию своими сильными руками, он легко приподнял ее и опустил в чан.
Дэйн прильнул к губам Глорианы, ноги у нее ослабели, и она вцепилась руками в плечи Дэйна. Не прерывая поцелуя, они упали на колени. Потом Кенбрук оторвался от жены, но лишь на мгновение, чтобы сорвать с нее промокшую насквозь сорочку.
Он покрывал поцелуями нежные мочки ее маленьких ушей, изящную шею, грудь с набухшими сосками. Глориана же, взяв душистое мыло, нежными движениями обмывала все самые укромные уголки его тела.
— Я не могу больше ждать, любовь моя, — простонал он, весь отдаваясь сладкой муке ласк Глорианы.
— Придется тебе потерпеть еще немного, — ответила она безжалостно, наклоняясь, чтобы коснуться губами его мужского естества.
Дэйн хрипло вскрикнул, обхватив ладонями голову Глорианы. Страсть все сильнее и сильнее охватывала хозяйку Кенбрук-Холла. Казалось, Глориана не собиралась прерывать своих ласк.
Наконец Дэйн не выдержал и отстранил ее, жадно ловя ртом воздух. Коснувшись Глорианы в самых интимных местах ее тела, он понял, что она готова принять его.
— Молю вас, миледи, — прошептал он, — не заставляйте меня больше ждать!
— Я и сама не в состоянии дольше сдерживаться, — ответила Глориана.
Дэйн приподнял Глориану за талию и нашел своей плотью глубины ее естества. Глаза их встретились, прежде чем он вновь медленно опустил ее в воду.
Сначала он неспешно двигался внутри нее. Вода из доверху наполненного чана расплескалась по полу.
Глориана так долго жаждала этого воссоединения с мужем, что от счастья из глаз ее брызнули слезы. Она откинула голову, подставляя под поцелуи Дэйна свою нежную грудь. Ритм убыстрялся, становясь все более диким и примитивным.
Страсть их достигла наивысшей точки. Любовники упали друг другу в объятия, тела их сотрясала дрожь. Глориана долго лежала, прижавшись к Дэйну, и не говорила ни слова Потом подняла голову и посмотрела в глаза мужу.
— Я люблю тебя, Дэйн Сент-Грегори в этом времени и во всех остальных.
Он поцеловал ее:
— А я — тебя.
И до сих пор они вместе.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34