На этом все вопросы, касающиеся магазина, были улажены. Глориана пошла к себе в комнату, выкупалась и рано легла спать, так и не поужинав. Сон, который ей приснился, был так похож на реальность, что какое-то мгновение Глориана даже поверила, что снова вернулась домой, к мужу.
Ей приснилось, будто она стоит у кровати в своей спальне наверху башни. Дэйн спал. Его светлые волосы блестели в неярком свете масляной лампы.
Она прошептала имя мужа и легко коснулась пальцами его лба. Он пошевелился во сне и что-то пробормотал. Она склонилась к нему, уже понимая, что это только сон, и что они далеки друг от друга, как и прежде. Глориана поцеловала Дэйна в губы, и ее сверкающие слезы оросили его лицо. Внезапно он открыл глаза. — Глориана! — воскликнул он. — Слава Богу!
Она почувствовала, что видение исчезает и потянулась к мужу, но было слишком поздно. Проснувшись с испариной на лбу и с сильно бьющимся сердцем, Глориана увидела, что находится в спальне в доме Джанет. Дэйн по-прежнему был далек от нее, но Глориане вдруг показалось, что он совсем рядом. Ее ноздри, как и во сне, все еще вдыхали его запах — запах дождя и ветра, а на своих губах она чувствовала его поцелуй.
Глориана откинулась на подушку, не пытаясь утереть или сдержать рвущиеся наружу слезы. Сквозь отчаяние забрезжил лучик надежды. Может быть, это был не сон? Может быть, она действительно была рядом с Дэйном всего лишь несколько бесценных мгновений?
Дэйн дрожал, лежа в постели. Комната была погружена во мрак: лампа, которую он оставил на столе, дрожала. Он видел ее, видел Глориану. Она коснулась его губ коротким нежным поцелуем. Ее огромные печальные глаза светились любовью, когда она смотрела на него.
Сон? Нет! Дэйн не сомневался, что это было на самом деле. Каким-то образом на кратчайшее мгновение Глориане удалось прорваться сквозь барьер времени, разделяющий их. Дэйн вновь переживал потерю любимой женщины, но в его душе зародилась надежда. С Божьей помощью Глориана вернется к нему.
Дэйн поднялся, подошел к окну и стал задумчиво смотреть на темное озеро, в котором отражалась луна. Если бы Глориана потерялась или была похищена, он бы знал, что делать. Он нашел бы ее, даже если бы пришлось обойти весь свет, и вернул бы домой. Но перед непонятной силой, вырвавшей у него Глориану, он бессилен. Она перенеслась в далекий неведомый мир, и Дэйн не знал, как попасть туда.
После бессонной ночи Глориана поднялась вся разбитая. У нее раскалывалась голова, а под глазами лежали тени. Она умылась холодной водой, почистила зубы и причесалась, а потом натянула на себя слаксы, свитер и мокасины.
Джанет была на кухне и пила чай с тостами, когда Глориана присоединилась к ней.
— Бог мой! — воскликнула Джанет, вскочив со стула и подбежав к Глориане. — Ты выглядишь так, будто проплакала всю ночь. Ты не заболела? Может, мне позвонить Лину?
Глориана отрицательно покачала головой и попыталась улыбнуться: ей не хотелось волновать добрую женщину.
— Нет, — быстро ответила она. — Пожалуйста, не надо беспокоить его. Просто я… скучаю по одному человеку.
Джанет жестом пригласила Глориану сесть за стол, и та покорно заняла предложенное ей Место. Сестра Кирквуда налила ей чашку горячего чая и добавила в него сахара и молока.
— Несчастная любовь? — осторожно спросила Джанет, садясь на стул, и принялась намазывать тост джемом.
Глориана кивнула и заставила себя сделать глоток чаю. Она должна есть, чтобы сохранить свои силы и силы ребенка, которого носила под сердцем.
— Я не могу объяснить, по крайней мере, сейчас.
Джанет махнула рукой, — Не надо, — сказала она. Нахмурившись, она склонила голову набок и внимательно посмотрела на Глориану. — У тебя такие красивые волосы, — проговорила она, — но их, должно быть, чертовски трудно мыть и расчесывать.
Глориана была рада перемене разговора. Смотря телевизор в доме Лина и разглядывая прохожих на улице, в магазинах и пабах, она заметила, что современные женщины носили короткие стрижки. Знатные женщины тринадцатого века никогда не стригли волос, но распускали их только в спальне, появляясь на людях только с покрытой головой.
— Смена прически мне бы не помешала, — призналась Глориана. Она не без оснований подозревала, что Дэйн не одобрил бы ее затеи, сказал бы, что она стала похожа на мальчишку. Глориана любила и уважала своего мужа, но решила поступить по-своему.
— Здесь через дорогу есть парикмахерский салон, — сообщила Джанет. — Я позвоню и запишу тебя на сегодня. Закроешь магазин и повесишь табличку: «Скоро вернусь».
Глориана улыбнулась. Обрезать волосы — это, конечно, очень смелый поступок для средневековой женщины, но чем дольше она об этом думала, тем больше ей нравилась эта идея.
Позавтракав, Джанет еще раз бегло напомнила Глориане ее основные обязанности, подхватила свой саквояж и выбежала из магазина, оставив все свое хозяйство на попечение Глорианы. Сначала той было очень страшно, но за все утро к ней не заглянул ни один посетитель, и она постепенно начала привыкать к своему новому положению.
В полдень она поднялась наверх и сделала себе сандвич — этому ее научила Марж, — а потом вернулась в магазин. Покупатели не появлялись, телефон не звонил, и Глориана принялась разглядывать книги. Некоторые тома были очень красивыми — толстые, в кожаных переплетах, с пергаментными страницами, исписанными каллиграфическим почерком и замечательными иллюстрациями. Глориана забыла обо всем на свете, перелистывая их.
В три часа — после долгих мучений Глориана усвоила, как ориентироваться по циферблату, но больше доверяла бою, — так вот, в три часа она взяла деньги, которые оставила ей Джанет, накинула куртку, закрыла магазин и пошла в парикмахерский салон под названием «Стрижка и завивка».
Уже само по себе посещение современной цирюльни было для нее настоящим событием. Когда два часа спустя Глориана вернулась, волосы едва доставали ей до плеч. После этой перемены она чувствовала себя посвежевшей.
Остановившись на мгновение возле витрины, чтобы еще раз полюбоваться своим отражением, она открыла дверь и поспешила зайти внутрь, чтобы спрятаться от резкого пронизывающего ветра.
ГЛАВА 13
Полседьмого вечера в квартире Джанет раздался звонок. Это ожил телефон, и Глориана от неожиданности едва не расплескала чай. Вообще-то она даже гордилась тем, с какой легкостью приспособилась к новой жизни, но, несмотря яа все ее успехи, были такие вещи, к которым она никак не могла привыкнуть. Среди них был, конечно, и телефон — этот громогласный аппарат.
— Глориана? — раздался в трубке знакомый голос. — Это Лин. Как у тебя дела? Справляешься одна, ведь Джанет уже уехала на юг Франции?
Глориана улыбнулась. Непривычно короткие волосы щекотали ей плечи, когда она кивала головой.
— У меня все в порядке, спасибо, — ответила она. — Правда, мне немного одиноко.
— Ну что ж, этому я смогу помочь, — сказал Лин. — Я еще позвоню тебе вечером и заеду навестить. Я хочу познакомить тебя с одним своим другом, ему прямо не терпится познакомиться с тобой.
Глориана задумалась.
— Буду рада, — произнесла она наконец. — Здесь стало так тихо, с тех пор как уехала Джанет. — Она замолчала, слегка нахмурившись. За окном начало темнеть, и это напомнило Глориане о том, что близится время ужина. — Мне приготовить что-нибудь поесть?
— Не вздумай даже, — быстро возразил Лин на ее просьбу, сопроводив свои слова добродушным смехом. — По пути я заеду в твой любимый паб и прихвачу рыбу с жареной картошкой, которые ты так любишь.
Глориана обрадовалась перспективе визита Лина и его друга. Компания ей бы вовсе не помешала, да и поесть чего-то более существенного, чем чай с сандвичами, тоже было необходимо. Она умела управлять лошадью, свободно обращалась с луком и стрелами, читала по-гречески и по-латыни, делала в голове сложнейшие вычисления, но кулинария была ее слабым местом.
— Хорошо, — отозвалась она, почувствовав невольное облегчение.
Примерно через полчаса прибыл Лин. В руках он держал промасленные бумажные пакеты, содержимое которых источало аппетитнейший аромат. К этому времени Глориана уже успела развести огонь в камине и включила свет. Вместе с Кирквудом приехал мужчина постарше. У него были седые волосы и очень приятное лицо с серо-стальными пронзительными глазами. На нем был дорогой костюм, а под мышкой мужчина держал толстую кожаную папку.
Лин по-дружески чмокнул Глориану в щеку и повесил свое твидовое, элегантного покроя пальто на вешалку в прихожей.
— Глориана, — сказал он, — познакомься с моим другом Артуром Стайнбетом. Он профессор американского университета.
Глориана робко кивнула в ответ и слегка улыбнулась. Профессор не вызвал в ней страха. Это было какое-то другое чувство — будто его пытливые глаза смотрели ей прямо в душу. Пока спутник Лина внимательно разглядывал Глориану, она гадала, все ли поведал Кирквуд своему другу.
— Проходите, пожалуйста, — проговорила она. Именно эту фразу она слышала много раз по телевизору и поняла, что здесь было принято говорить именно так, принимая посетителей.
Профессор Стайнбет улыбнулся ей.
— Благодарю вас, — ответил он, учтиво наклонив голову. Свой мокрый от дождя плащ он отдал Лину, но с кожаной папкой не расстался.
Глориана пошла на кухню, где вынула из шкафа тарелки и вилки: она была уверена, что профессор не захочет есть руками, как это обычно делала по привычке она сама. Лин вытряхнул содержимое пакетов на большое блюдо. Еще, горячую еду приправили солодовым уксусом.
Лишь присев к столу, профессор Стайнбет выпустил наконец из рук свою папку, пристроив ее аккуратненько на пол возле своих ног. Хотя друг Кирквуда говорил чрезвычайно мало и всегда с неизменной вежливостью, Глориане было как-то не по себе. Она не спускала глаз с его черной кожаной папки, в то время как сам профессор не отводил от нее внимательного взгляда. Пару раз она оглянулась на Лина, но не решилась спросить его, кто же такой этот профессор.
Когда наконец с едой было покончено, Лин достал из холодильника бутылочку вина. Все расположились у огня. Лин стоял, по привычке опершись рукой на камин. Глориана устроилась в кожаном кресле Джанет, а профессор присел на небольшой диванчик, положив на колени свою папку.
— Профессор Стайнбет — крупнейший специалист в области литературы средневековья, — пояснил Лин, и грустная улыбка скользнула по его губам. — Кстати, мне очень нравится твоя новая прическа, Глориана. Думаю, это была идея Джанет?
Лин затронул два совершенно разных предмета, и Глориане понадобилось некоторое время, чтобы привести в порядок свои мысли.
— Да, — проговорила она наконец, опустив глаза. — Это Джанет посоветовала мне постричься. — Глориана обернулась к сидящему на диване профессору, теряясь в догадках: что ему уже о ней известно? — Я немного знакома с литературой средневековья, — смущенно сказала она.
Профессор улыбнулся и, в его серых глазах зажегся огонек, а щеки порозовели.
— Мне так и сказали.
Глориана вновь украдкой взглянула на Лина, но он сидел с непроницаемым лицом. Она улыбнулась Стайнбету.
— Да? А что же вам еще рассказали обо мне, профессор?
— Прошу вас, называйте меня Артуром, — отозвался он.
— Хорошо, Артур, — продолжила Глориана. Как она заметила, люди двадцатого века держались друг с другом куда свободнее, чем все, кого она знала в тринадцатом столетии.
— Пожалуйста, ответьте мне, о чем Лин… м-м… мистер Кирквуд… рассказал вам?
Артур покраснел, машинально расстегнул воротничок рубашки и бросил короткий взгляд на Лина, будто спрашивая у того разрешения.
— Он сказал мне, что вы совершили путешествие во времени.
Глориана нервно сжала руки и посмотрела на Лина, но тот благоразумно отвернулся.
— Понятно, — ответила Глориана. — И вы ему верите?
Артур помолчал, потом вздохнул.
— Кажется, да, — признался он.
— Я допустил некоторую вольность, без спроса послав профессору Стайнбету твое платье, — перебил Лин. — То самое, в котором ты была, когда я нашел тебя среди развалин Кенбрук-Холла. Артур был тогда в Оксфорде, он работал над статьей для научного журнала.
Профессор откашлялся, чувствуя себя несколько неловко. — Я внимательно осмотрел наряд, — сказал он. — И обнаружил, что на ткани нет ни единого шва и что фасон довольно старомоден, даже по историческим стандартам.
Глориана молча кивнула, боясь разговором еще больше выдать себя.
— Артур хочет сказать, — снова вступил в разговор Лин, ходя взад-вперед перед камином, сложив руки за спиной, — то есть он уже сказал, даже не сказал, а выпалил на одном дыхании, что ткань окрашена и соткана так, как вот уже, по крайней мере, три столетия никто на всем свете не делает.
Глориана приподняла брови, жестом предлагая Лину продолжить.
— Откуда у вас это платье, мисс Сент-Грегори? — спросил профессор, и в его голосе послышались нотки нетерпения.
— Это платье выткали и окрасили для меня в замке Хэдлей, оно сделано из шерсти овец Гарета Сент-Грегори.
Наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине, тиканьем часов да заунывной песней ветра за окном.
Наконец профессор пошевелился. Дрожащими руками он открыл лежащую на коленях папку. Долгое время он молча смотрел на Лина, прежде чем вновь обернулся к Глориане.
— Взгляните на это, — предложил он низким, хриплым, срывающимся голосом. С этими словами он достал манускрипт — пожелтевшие от времени листы пергамента — и протянул его Глориане.
Она бережно взяла манускрипт. Какое-то странное чувство охватило ее, холодок ожидания пробежал по спине.
— Эксперты всего мира изучали эту рукопись, — с благоговением сообщил ей Артур Стайнбет. — Многие полагают, что она была сделана еще в средние века, но ни у кого нет полной уверенности. Может быть, это лишь более поздняя, хотя и очень хорошая копия. Мне бы хотелось узнать ваше мнение.
Глориана перевернула первый лист. На нем были изображены ангелы. Рисунок выцвел от времени, но не потерял изящества и красоты. Когда она прочла первое предложение, написанное на причудливой смеси французского, латыни и староанглийского, на глазах ее выступили слезы.
Да, манускрипт был подлинным.
Здесь изложена история рода Сент-Грегори…
Глориана не сразу решилась заговорить. Она никак не могла понять, почему Стайнбет и Другие ученые не смогли разобрать письмена. Для нее буквы и слова были столь же понятны, как если бы она начертала их собственной рукой.
— Это семейная хроника, — сказала она, едва справляясь с захлестнувшими ее чувствами. Все здесь, думала она с радостью и в то же время с глубочайшей печалью. Судьба Дэйна, а значит, и моя собственная судьба. Жизнь Эдварда, Гарета, Элейны…
Лин подошел к Глориане и положил руки ей на плечи. Он всегда знал, когда она нуждается в утешении.
— Артур надеялся, что ты сможешь прочесть манускрипт и сделать для него перевод, — сказал он мягко.
Глориана кивнула в знак согласия и закусила губу, прижимая к груди тяжелую папку пергаментных страниц. В манускрипте может рассказываться не только о ее прошлом, но и о будущем. Она была согласна на что угодно, лишь бы иметь возможность прочесть рукопись, разобрать полустертые, выцветшие буквы.
Лин убрал со стола, протер его влажной тряпкой. Когда поверхность высохла, на стол была постелена чистая скатерть. Из кармана пальто он достал маленький прямоугольный аппарат. Он назвал его диктофоном и пояснил Глориане его назначение. Вместе с диктофоном он извлек из пальто несколько чистых кассет, и принялся показывать Глориане, как их вставлять и вынимать. Она почти не слушала его, так ей хотелось поскорее приступить к чтению!
Наконец Лин и его друг нехотя поднялись и, попрощавшись, ушли.
Глориана не смогла даже подняться, чтобы закрыть за ними дверь. Она была полна ожиданий, надежд и тревог. Нажав на диктофоне нужную кнопку, она начала читать вслух. Сначала Глориана читала медленно, дрожащим голосом, но потом голос ее окреп.
Документ был написан прямым потомком Дэйна. Размышляя над этим, Глориана прикоснулась пальцами к своему животу. Ей думалось, сумеет ли она найти обратную дорогу домой, в тринадцатый век, чтобы тот ребенок, которого она носила у себя под сердцем, мог связать Дэйна с человеком, записавшим семейную хронику рода Сент-Грегори, книгу, которую она сейчас держала в руках.
Всю ночь Глориана читала, прерываясь только для того, чтобы перевернуть или поставить новую кассету. Потом, услышав свой голос, записанный на пленку, она не могла не удивиться, до чего спокойно он звучал. На самом же деле, разбирая витиеватые буквы, она то смеялась, то плакала.
Дойдя до описания своего исчезновения, она мысленно приготовилась к самому худшему. Глориана не удивилась, прочитав, что все посчитали ее колдуньей. В дальнейшем о ней упоминалось, как о Кенбрукской ведьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Ей приснилось, будто она стоит у кровати в своей спальне наверху башни. Дэйн спал. Его светлые волосы блестели в неярком свете масляной лампы.
Она прошептала имя мужа и легко коснулась пальцами его лба. Он пошевелился во сне и что-то пробормотал. Она склонилась к нему, уже понимая, что это только сон, и что они далеки друг от друга, как и прежде. Глориана поцеловала Дэйна в губы, и ее сверкающие слезы оросили его лицо. Внезапно он открыл глаза. — Глориана! — воскликнул он. — Слава Богу!
Она почувствовала, что видение исчезает и потянулась к мужу, но было слишком поздно. Проснувшись с испариной на лбу и с сильно бьющимся сердцем, Глориана увидела, что находится в спальне в доме Джанет. Дэйн по-прежнему был далек от нее, но Глориане вдруг показалось, что он совсем рядом. Ее ноздри, как и во сне, все еще вдыхали его запах — запах дождя и ветра, а на своих губах она чувствовала его поцелуй.
Глориана откинулась на подушку, не пытаясь утереть или сдержать рвущиеся наружу слезы. Сквозь отчаяние забрезжил лучик надежды. Может быть, это был не сон? Может быть, она действительно была рядом с Дэйном всего лишь несколько бесценных мгновений?
Дэйн дрожал, лежа в постели. Комната была погружена во мрак: лампа, которую он оставил на столе, дрожала. Он видел ее, видел Глориану. Она коснулась его губ коротким нежным поцелуем. Ее огромные печальные глаза светились любовью, когда она смотрела на него.
Сон? Нет! Дэйн не сомневался, что это было на самом деле. Каким-то образом на кратчайшее мгновение Глориане удалось прорваться сквозь барьер времени, разделяющий их. Дэйн вновь переживал потерю любимой женщины, но в его душе зародилась надежда. С Божьей помощью Глориана вернется к нему.
Дэйн поднялся, подошел к окну и стал задумчиво смотреть на темное озеро, в котором отражалась луна. Если бы Глориана потерялась или была похищена, он бы знал, что делать. Он нашел бы ее, даже если бы пришлось обойти весь свет, и вернул бы домой. Но перед непонятной силой, вырвавшей у него Глориану, он бессилен. Она перенеслась в далекий неведомый мир, и Дэйн не знал, как попасть туда.
После бессонной ночи Глориана поднялась вся разбитая. У нее раскалывалась голова, а под глазами лежали тени. Она умылась холодной водой, почистила зубы и причесалась, а потом натянула на себя слаксы, свитер и мокасины.
Джанет была на кухне и пила чай с тостами, когда Глориана присоединилась к ней.
— Бог мой! — воскликнула Джанет, вскочив со стула и подбежав к Глориане. — Ты выглядишь так, будто проплакала всю ночь. Ты не заболела? Может, мне позвонить Лину?
Глориана отрицательно покачала головой и попыталась улыбнуться: ей не хотелось волновать добрую женщину.
— Нет, — быстро ответила она. — Пожалуйста, не надо беспокоить его. Просто я… скучаю по одному человеку.
Джанет жестом пригласила Глориану сесть за стол, и та покорно заняла предложенное ей Место. Сестра Кирквуда налила ей чашку горячего чая и добавила в него сахара и молока.
— Несчастная любовь? — осторожно спросила Джанет, садясь на стул, и принялась намазывать тост джемом.
Глориана кивнула и заставила себя сделать глоток чаю. Она должна есть, чтобы сохранить свои силы и силы ребенка, которого носила под сердцем.
— Я не могу объяснить, по крайней мере, сейчас.
Джанет махнула рукой, — Не надо, — сказала она. Нахмурившись, она склонила голову набок и внимательно посмотрела на Глориану. — У тебя такие красивые волосы, — проговорила она, — но их, должно быть, чертовски трудно мыть и расчесывать.
Глориана была рада перемене разговора. Смотря телевизор в доме Лина и разглядывая прохожих на улице, в магазинах и пабах, она заметила, что современные женщины носили короткие стрижки. Знатные женщины тринадцатого века никогда не стригли волос, но распускали их только в спальне, появляясь на людях только с покрытой головой.
— Смена прически мне бы не помешала, — призналась Глориана. Она не без оснований подозревала, что Дэйн не одобрил бы ее затеи, сказал бы, что она стала похожа на мальчишку. Глориана любила и уважала своего мужа, но решила поступить по-своему.
— Здесь через дорогу есть парикмахерский салон, — сообщила Джанет. — Я позвоню и запишу тебя на сегодня. Закроешь магазин и повесишь табличку: «Скоро вернусь».
Глориана улыбнулась. Обрезать волосы — это, конечно, очень смелый поступок для средневековой женщины, но чем дольше она об этом думала, тем больше ей нравилась эта идея.
Позавтракав, Джанет еще раз бегло напомнила Глориане ее основные обязанности, подхватила свой саквояж и выбежала из магазина, оставив все свое хозяйство на попечение Глорианы. Сначала той было очень страшно, но за все утро к ней не заглянул ни один посетитель, и она постепенно начала привыкать к своему новому положению.
В полдень она поднялась наверх и сделала себе сандвич — этому ее научила Марж, — а потом вернулась в магазин. Покупатели не появлялись, телефон не звонил, и Глориана принялась разглядывать книги. Некоторые тома были очень красивыми — толстые, в кожаных переплетах, с пергаментными страницами, исписанными каллиграфическим почерком и замечательными иллюстрациями. Глориана забыла обо всем на свете, перелистывая их.
В три часа — после долгих мучений Глориана усвоила, как ориентироваться по циферблату, но больше доверяла бою, — так вот, в три часа она взяла деньги, которые оставила ей Джанет, накинула куртку, закрыла магазин и пошла в парикмахерский салон под названием «Стрижка и завивка».
Уже само по себе посещение современной цирюльни было для нее настоящим событием. Когда два часа спустя Глориана вернулась, волосы едва доставали ей до плеч. После этой перемены она чувствовала себя посвежевшей.
Остановившись на мгновение возле витрины, чтобы еще раз полюбоваться своим отражением, она открыла дверь и поспешила зайти внутрь, чтобы спрятаться от резкого пронизывающего ветра.
ГЛАВА 13
Полседьмого вечера в квартире Джанет раздался звонок. Это ожил телефон, и Глориана от неожиданности едва не расплескала чай. Вообще-то она даже гордилась тем, с какой легкостью приспособилась к новой жизни, но, несмотря яа все ее успехи, были такие вещи, к которым она никак не могла привыкнуть. Среди них был, конечно, и телефон — этот громогласный аппарат.
— Глориана? — раздался в трубке знакомый голос. — Это Лин. Как у тебя дела? Справляешься одна, ведь Джанет уже уехала на юг Франции?
Глориана улыбнулась. Непривычно короткие волосы щекотали ей плечи, когда она кивала головой.
— У меня все в порядке, спасибо, — ответила она. — Правда, мне немного одиноко.
— Ну что ж, этому я смогу помочь, — сказал Лин. — Я еще позвоню тебе вечером и заеду навестить. Я хочу познакомить тебя с одним своим другом, ему прямо не терпится познакомиться с тобой.
Глориана задумалась.
— Буду рада, — произнесла она наконец. — Здесь стало так тихо, с тех пор как уехала Джанет. — Она замолчала, слегка нахмурившись. За окном начало темнеть, и это напомнило Глориане о том, что близится время ужина. — Мне приготовить что-нибудь поесть?
— Не вздумай даже, — быстро возразил Лин на ее просьбу, сопроводив свои слова добродушным смехом. — По пути я заеду в твой любимый паб и прихвачу рыбу с жареной картошкой, которые ты так любишь.
Глориана обрадовалась перспективе визита Лина и его друга. Компания ей бы вовсе не помешала, да и поесть чего-то более существенного, чем чай с сандвичами, тоже было необходимо. Она умела управлять лошадью, свободно обращалась с луком и стрелами, читала по-гречески и по-латыни, делала в голове сложнейшие вычисления, но кулинария была ее слабым местом.
— Хорошо, — отозвалась она, почувствовав невольное облегчение.
Примерно через полчаса прибыл Лин. В руках он держал промасленные бумажные пакеты, содержимое которых источало аппетитнейший аромат. К этому времени Глориана уже успела развести огонь в камине и включила свет. Вместе с Кирквудом приехал мужчина постарше. У него были седые волосы и очень приятное лицо с серо-стальными пронзительными глазами. На нем был дорогой костюм, а под мышкой мужчина держал толстую кожаную папку.
Лин по-дружески чмокнул Глориану в щеку и повесил свое твидовое, элегантного покроя пальто на вешалку в прихожей.
— Глориана, — сказал он, — познакомься с моим другом Артуром Стайнбетом. Он профессор американского университета.
Глориана робко кивнула в ответ и слегка улыбнулась. Профессор не вызвал в ней страха. Это было какое-то другое чувство — будто его пытливые глаза смотрели ей прямо в душу. Пока спутник Лина внимательно разглядывал Глориану, она гадала, все ли поведал Кирквуд своему другу.
— Проходите, пожалуйста, — проговорила она. Именно эту фразу она слышала много раз по телевизору и поняла, что здесь было принято говорить именно так, принимая посетителей.
Профессор Стайнбет улыбнулся ей.
— Благодарю вас, — ответил он, учтиво наклонив голову. Свой мокрый от дождя плащ он отдал Лину, но с кожаной папкой не расстался.
Глориана пошла на кухню, где вынула из шкафа тарелки и вилки: она была уверена, что профессор не захочет есть руками, как это обычно делала по привычке она сама. Лин вытряхнул содержимое пакетов на большое блюдо. Еще, горячую еду приправили солодовым уксусом.
Лишь присев к столу, профессор Стайнбет выпустил наконец из рук свою папку, пристроив ее аккуратненько на пол возле своих ног. Хотя друг Кирквуда говорил чрезвычайно мало и всегда с неизменной вежливостью, Глориане было как-то не по себе. Она не спускала глаз с его черной кожаной папки, в то время как сам профессор не отводил от нее внимательного взгляда. Пару раз она оглянулась на Лина, но не решилась спросить его, кто же такой этот профессор.
Когда наконец с едой было покончено, Лин достал из холодильника бутылочку вина. Все расположились у огня. Лин стоял, по привычке опершись рукой на камин. Глориана устроилась в кожаном кресле Джанет, а профессор присел на небольшой диванчик, положив на колени свою папку.
— Профессор Стайнбет — крупнейший специалист в области литературы средневековья, — пояснил Лин, и грустная улыбка скользнула по его губам. — Кстати, мне очень нравится твоя новая прическа, Глориана. Думаю, это была идея Джанет?
Лин затронул два совершенно разных предмета, и Глориане понадобилось некоторое время, чтобы привести в порядок свои мысли.
— Да, — проговорила она наконец, опустив глаза. — Это Джанет посоветовала мне постричься. — Глориана обернулась к сидящему на диване профессору, теряясь в догадках: что ему уже о ней известно? — Я немного знакома с литературой средневековья, — смущенно сказала она.
Профессор улыбнулся и, в его серых глазах зажегся огонек, а щеки порозовели.
— Мне так и сказали.
Глориана вновь украдкой взглянула на Лина, но он сидел с непроницаемым лицом. Она улыбнулась Стайнбету.
— Да? А что же вам еще рассказали обо мне, профессор?
— Прошу вас, называйте меня Артуром, — отозвался он.
— Хорошо, Артур, — продолжила Глориана. Как она заметила, люди двадцатого века держались друг с другом куда свободнее, чем все, кого она знала в тринадцатом столетии.
— Пожалуйста, ответьте мне, о чем Лин… м-м… мистер Кирквуд… рассказал вам?
Артур покраснел, машинально расстегнул воротничок рубашки и бросил короткий взгляд на Лина, будто спрашивая у того разрешения.
— Он сказал мне, что вы совершили путешествие во времени.
Глориана нервно сжала руки и посмотрела на Лина, но тот благоразумно отвернулся.
— Понятно, — ответила Глориана. — И вы ему верите?
Артур помолчал, потом вздохнул.
— Кажется, да, — признался он.
— Я допустил некоторую вольность, без спроса послав профессору Стайнбету твое платье, — перебил Лин. — То самое, в котором ты была, когда я нашел тебя среди развалин Кенбрук-Холла. Артур был тогда в Оксфорде, он работал над статьей для научного журнала.
Профессор откашлялся, чувствуя себя несколько неловко. — Я внимательно осмотрел наряд, — сказал он. — И обнаружил, что на ткани нет ни единого шва и что фасон довольно старомоден, даже по историческим стандартам.
Глориана молча кивнула, боясь разговором еще больше выдать себя.
— Артур хочет сказать, — снова вступил в разговор Лин, ходя взад-вперед перед камином, сложив руки за спиной, — то есть он уже сказал, даже не сказал, а выпалил на одном дыхании, что ткань окрашена и соткана так, как вот уже, по крайней мере, три столетия никто на всем свете не делает.
Глориана приподняла брови, жестом предлагая Лину продолжить.
— Откуда у вас это платье, мисс Сент-Грегори? — спросил профессор, и в его голосе послышались нотки нетерпения.
— Это платье выткали и окрасили для меня в замке Хэдлей, оно сделано из шерсти овец Гарета Сент-Грегори.
Наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине, тиканьем часов да заунывной песней ветра за окном.
Наконец профессор пошевелился. Дрожащими руками он открыл лежащую на коленях папку. Долгое время он молча смотрел на Лина, прежде чем вновь обернулся к Глориане.
— Взгляните на это, — предложил он низким, хриплым, срывающимся голосом. С этими словами он достал манускрипт — пожелтевшие от времени листы пергамента — и протянул его Глориане.
Она бережно взяла манускрипт. Какое-то странное чувство охватило ее, холодок ожидания пробежал по спине.
— Эксперты всего мира изучали эту рукопись, — с благоговением сообщил ей Артур Стайнбет. — Многие полагают, что она была сделана еще в средние века, но ни у кого нет полной уверенности. Может быть, это лишь более поздняя, хотя и очень хорошая копия. Мне бы хотелось узнать ваше мнение.
Глориана перевернула первый лист. На нем были изображены ангелы. Рисунок выцвел от времени, но не потерял изящества и красоты. Когда она прочла первое предложение, написанное на причудливой смеси французского, латыни и староанглийского, на глазах ее выступили слезы.
Да, манускрипт был подлинным.
Здесь изложена история рода Сент-Грегори…
Глориана не сразу решилась заговорить. Она никак не могла понять, почему Стайнбет и Другие ученые не смогли разобрать письмена. Для нее буквы и слова были столь же понятны, как если бы она начертала их собственной рукой.
— Это семейная хроника, — сказала она, едва справляясь с захлестнувшими ее чувствами. Все здесь, думала она с радостью и в то же время с глубочайшей печалью. Судьба Дэйна, а значит, и моя собственная судьба. Жизнь Эдварда, Гарета, Элейны…
Лин подошел к Глориане и положил руки ей на плечи. Он всегда знал, когда она нуждается в утешении.
— Артур надеялся, что ты сможешь прочесть манускрипт и сделать для него перевод, — сказал он мягко.
Глориана кивнула в знак согласия и закусила губу, прижимая к груди тяжелую папку пергаментных страниц. В манускрипте может рассказываться не только о ее прошлом, но и о будущем. Она была согласна на что угодно, лишь бы иметь возможность прочесть рукопись, разобрать полустертые, выцветшие буквы.
Лин убрал со стола, протер его влажной тряпкой. Когда поверхность высохла, на стол была постелена чистая скатерть. Из кармана пальто он достал маленький прямоугольный аппарат. Он назвал его диктофоном и пояснил Глориане его назначение. Вместе с диктофоном он извлек из пальто несколько чистых кассет, и принялся показывать Глориане, как их вставлять и вынимать. Она почти не слушала его, так ей хотелось поскорее приступить к чтению!
Наконец Лин и его друг нехотя поднялись и, попрощавшись, ушли.
Глориана не смогла даже подняться, чтобы закрыть за ними дверь. Она была полна ожиданий, надежд и тревог. Нажав на диктофоне нужную кнопку, она начала читать вслух. Сначала Глориана читала медленно, дрожащим голосом, но потом голос ее окреп.
Документ был написан прямым потомком Дэйна. Размышляя над этим, Глориана прикоснулась пальцами к своему животу. Ей думалось, сумеет ли она найти обратную дорогу домой, в тринадцатый век, чтобы тот ребенок, которого она носила у себя под сердцем, мог связать Дэйна с человеком, записавшим семейную хронику рода Сент-Грегори, книгу, которую она сейчас держала в руках.
Всю ночь Глориана читала, прерываясь только для того, чтобы перевернуть или поставить новую кассету. Потом, услышав свой голос, записанный на пленку, она не могла не удивиться, до чего спокойно он звучал. На самом же деле, разбирая витиеватые буквы, она то смеялась, то плакала.
Дойдя до описания своего исчезновения, она мысленно приготовилась к самому худшему. Глориана не удивилась, прочитав, что все посчитали ее колдуньей. В дальнейшем о ней упоминалось, как о Кенбрукской ведьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34