Когда они оказались около вардо Доминика, он опустил ее на землю.Прижатая к нему Кэтрин чувствовала его возбуждение, его твердую, вжимавшуюся в ее тело плоть.— Я хочу тебя, — сказал он, и глаза его горели. — Я не видел ни одной, которая бы танцевала так, как ты, и не хотел еще ни одну, как хочу тебя.Он поцеловал ее, и тело ее охватила странная легкость. Его поцелуй был смелый, жесткий и требовательный, поцелуй — продолжение той лихорадки, что владела ими в танце. Кэтрин застонала. Доминик накрыл ладонью ее грудь, лаская сквозь ткань сосок. Язык его проник в глубь ее рта, заполнил его собой.Она хотела обнять его, коснуться его мускулистой груди, отдаться его ласкам. Она хотела прижаться к нему сильно-сильно, слиться с ним, чтобы между ними никто и ничто не стояло.Но она отстранилась.— В чем дело? — спросил он хриплым шепотом.Кэтрин прерывисто дышала.— Неужели твое слово ничего не значит?— Что? О чем ты говоришь?Доминик коснулся рукой головы, словно стараясь прийти в себя.— Пойдем в вардо? Ты боишься, что нас кто-то увидит?Он протянул к ней руки, но она увернулась.— Я говорила тебе, что этого не будет. Ты думаешь, я дура? Ты думаешь, я не понимаю, к чему это приведет?Глаза Доминика по-прежнему блестели, но выражение их изменилось.— К постели, Катрина. Туда, где мы оба хотим оказаться.— Ошибаешься, Доминик. Может, ты этого и хочешь, а я — нет.— Не притворяйся. Ты хочешь этого так же сильно, как и я.Господи, как же он прав!— Нисколько не хочу.Кэтрин отвернулась, и взгляд ее упал на плеть, висящую на стене вагончика. Сняв ее с гвоздя, Катрин протянула ее Доминику.— Ты сказал, что если мы ляжем вместе, то это произойдет не под угрозой порки. Так вот, ты можешь только заставить меня. Если ты этого добиваешься — сделай это сейчас.Доминик стиснул зубы, и лицо его сразу стало жестким. Он пристально посмотрел на девушку, потом взял плетку из ее рук. Кэтрин вспоминала его поцелуи, вспоминала, что чувствовала при этом. Представила, как должно быть приятно ласкать его, чувствовать его ласковые руки. Она взглянула на плеть. В этот момент она готова была взмолиться, чтобы он ударил ее, заставил ее сделать то, что, как знали они оба, она хотела больше всего на свете.Доминик отбросил плеть.— Похоже, любовь моя, я еще больший дурак, чем ты.И, бросив на нее последний взгляд, он ушел в ночь.Кэтрин смотрела ему вслед. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не побежать за ним, не упасть в его объятия и не попросить снова ее целовать.С трудом заставила она себя отвести взгляд. Слезы навернулись на глаза. Когда она в последний раз позволяла себе плакать? Еще никогда ей так не хотелось разреветься, еще никогда она не чувствовала себя такой несчастной. Но она не могла разрешить себе подобную слабость. Никогда больше.Кэтрин, покачиваясь, поднялась по лесенке. Завтра они пойдут на ярмарку в деревню. Может быть, там ей удастся найти путь к спасению.Доминик работал с угрюмым ожесточением, чтобы немного остудить свою ярость. Он был очень близок к тому, чтобы ногой распахнуть дверь своего вардо, схватить Кэтрин и всей силой вонзиться в ее маленькое тело. Ни на минуту он не сомневался, что ей это будет чертовски приятно. Но… Ни разу в жизни он не брал женщину силой и не собирался делать это сейчас.Похлопав по морде молодую кобылу, он достал припаренный сахар.— Завтра, — проговорил он, лаская животное, — если хорошо будешь себя вести, получишь еще.Кого другого он, может, и продаст, да только не Сумаджи. Уж очень она была хороша. Вместе с ее дружком, большим серым жеребцом Реем, они пополнят его английский табун.— Ну почему Катрин не может хоть отчасти стать такой же ласковой и покорной? — спросил он, думая об упрямой маленькой чертовке, оставшейся в таборе. Даже сейчас тело его не желало успокоиться без нее; боль, видно, придется терпеть не один час. Он буквально чувствовал в руке тяжесть ее грудей.И все же она удивляла его. Откуда столько воли? Столько сил сопротивляться? А как она танцевала — огонь! Она сгорала от желания. Каждое движение говорило об ее страсти! Он был уверен, что Кэтрин пойдет в постель добровольно.Но она отказалась!Доминик сжал уздечку так, что костяшки пальцев побелели. Господи, эта рыжая ведьмочка превращает его жизнь в ад! Он думал о том, как целовал ее, как отвечала она на его поцелуй. Если ему сейчас так плохо, то как должна себя чувствовать она? Доминик был готов поспорить, что Кэтрин этой ночью будет спать не лучше его самого. Время. Только время может ему помочь. Она скоро не выдержит. Если бы у него было еще хоть несколько дней…Доминик улыбнулся. Может быть, у него будут эти дни. Он ведь решил задержаться, и, кроме того, в Англию они поедут вместе. Он обещал помочь ей. Что ж, приедут в Англию — а там видно будет.Эх, надо было сказать, что плата за помощь — ночь, проведенная с ним. Но нет. Это было не в его характере.Он терпеть не мог покупать людей. Нет, лучше подождать еще немного.Кэтрин — женщина страстная. Рано или поздно она сдастся. Глава 7 Когда кипит в котле водаИ ждут цыгане ужин,Печальна участь петуха,И пусть судьба его горька,Жалеть о нем не нужно.Зачем гадать цыганке,Что молодую ждет,Когда про то, что будет,Известно наперед. Цыганская поэма. Чарльз Годфри Лиланд Кэтрин старательно избегала Доминика все утро. Он работал с лошадьми, кормил их, чистил, расчесывал им гривы и хвосты, вплетал в них ленты. Кэтрин была уверена, что он все еще сердится.Кроме того, после их горячего объяснения она пережила самую странную, самую неуютную ночь в своей жизни. Она вертелась, никак не могла успокоиться, все думала о Доминике, все вспоминала, как он целовал ее, а когда засыпала, просыпалась вся в поту.Под конец она решила, что подхватила какую-то болезнь.— Смотри, куда идешь, — пробурчала Перса. — Прямо в костер лезешь.И правда, Кэтрин едва не сбила железный треножник, на котором стоял котел.— Простите. Задумалась о ярмарке. Доминик обещал меня взять.После того, что произошло ночью, он, скорее всего, отправится туда без нее.— Я должна была догадаться, что ты думала о моем сыне. Он очень красив, правда?— Да— Тебе он нравится?— Он добрый.— И это все? Он для тебя всего лишь добрый? Я так не думаю. Домини силен, красив. Настоящий мужчина. А ты страстная женщина. Ты хочешь его. Так почему ты не пускаешь его к себе в постель?Кэтрин почувствовала, что краснеет.— Он мне не муж.Кэтрин знала, что каким бы сильным ни было взаимное влечение, Доминик не муж ее и никогда им не будет.Он цыган, она графиня. Вскоре она покинет его, оставит в прошлом этот кусок жизни. Когда она доберется до Англии, сначала она отыщет человека, который ее предал, и отомстит ему. А потом выйдет за кого-нибудь замуж, родит детей, сделает все, чтобы продлить род Баррингтонов.— Вацлав предлагал тебе жениться, — говорила Перса, — почему ты не осталась с ним?— Потому что я его не любила.Это был самый длинный разговор между Кэтрин и Персой, с тех пор как Доминик привел девушку в табор. Сегодня тон цыганки казался менее желчным, хотя дружелюбия в нем по-прежнему не было ни капли.— А моего сына ты любишь?— Нет! Конечно, нет. Я ему благодарна за то, что он спас меня от Вацлава.— Он не женится па тебе. Он поклялся никогда не жениться.Эти слова удивили Кэтрин,— Разве он не хочет иметь рядом любящую жену, детей?— У него свои причины так поступать. Я говорю это тебе, чтобы ты знала, на что идешь, если решишься пойти с ним.— Я не пойду с ним, и Доминик знает об этом. Он поклялся не принуждать меня.Перса бросила па нее загадочный взгляд.— Женщина поступает мудро, когда не продает себя по дешевке.— Я совсем не собираюсь себя продавать,— Мой сын умеет убеждать.— А я умею быть упрямой.— Вижу, — тихо засмеялась Перса.Кэтрин ничего не сказала. Она подняла тяжелый чугунный котел, чтобы отнести его на ручей помыть, но Перса остановила ее;— Ты довольно поработала. Иди с моим сыном. Развлекайся. Если ты приглядишься, можешь узнать что-то для себя ценное.«Теперь и Перса заговорила загадками», — подумала Кэтрин и пошла прочь от костра. Но ее на поиски Доминика, а к желтому вардо, где жила Медела. Та как раз проветривала постель.— Рада видеть тебя, Катрина, — сказала она с приветливой улыбкой, положила руки на опустившийся живот. — Мой каджори вот-вот появится. Он будет крепким и здоровым. Твои чары сильны.— Я рада, — вежливо сказала Кэтрин, подумав, что вряд ли малышу помогает ее локон.— Где Домини? — спросила Медела. — Неужели он пошел на ярмарку без тебя!— Он обещал меня взять, но забыл.Может, дело и не в забывчивости, по результат вполне мог бы быть тем же самым.— Доминик никогда не нарушает обещаний. Он зайдет за тобой.И словно по волшебству, из-за вагончика выступил Доминик. Кэтрин испугалась.Она ждала угрюмого взгляда, но Доминик, хитро глядя на нее, улыбался. Сегодня на нем была красная шелковая рубаха с длинными рукавами. Вырез у нее был почти до талии, и Кэтрин пришлось взять себя в руки, чтобы не смотреть на мощную мускулистую грудь.— Прекрасно выглядишь, Медела. Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо.Цыганка улыбнулась и погладила живот.— Это все из-за ее волшебства.Доминик кивнул, потом сказал Катрин:— Ярмарка уже началась, Катрина. Ты готова?— Я? Да! Я думала, что ты… Я хочу сказать, ночью… Я боялась, что ты мог…Предательская краска хлынула к щекам, и Кэтрин, боясь, что станет еще хуже, просто спросила:— Так мы идем?— Разумеется, — недоуменно глядя на Кэтрин, ответил Доминик. — Почему нет?Доминик взял ее за руку и повел туда, где были привязаны лошади. Пять из них были наряжены, одна оседлана, но двоих — серого в яблоках жеребца и красавицу кобылку Доминик как будто брать не собирался.— Их ты не будешь продавать?— Нет.Доминик поднял ее и боком посадил на высокого темного, в белых «чулках» жеребца, а сам вскочил в седло позади. Кэтрин почувствовала тепло его сильного тела.— Можно, я поеду на другой лошади? — спросила Кэтрин.Чем дальше от него, тем спокойнее.— Ты умеешь ездить верхом?— Конечно.Все женщины ее круга обучались искусству верховой езды, а Кэтрин к тому же любила лошадей и ездила намного лучше своих подруг.— Ты не перестаешь удивлять меня, Катрина. Я начинаю бояться, что под этим простым нарядим спрятана настоящая леди, и мне это очень не нравится.— А если и так, тебе-то что?Сердце Кэтрин забилось сильнее.— Если бы я была леди, ты бы перестал меня преследовать и сразу отвез бы домой?Доминик усмехнулся:— Учитывая то, что тебя мне продали, да еще и за большие деньги, мои «преследования», как ты выражаешься, совершенные пустяки. А домой, можешь не беспокоиться, доставлю в целости.— Когда?— Не сегодня точно.Доминик прищелкнул языком и пустил коня рысью.— Сегодня у нас есть дела поважнее.«И конечно, не завтра. Никуда ты меня не повезешь, пока не уложишь в постель! Ну нет. Ты упрям, а я еще упрямее. Сбегу при первой же возможности».Рядом шли крестьяне, цыгане в нарядных одеждах, которые тоже вели лошадей, бежали дети, собаки, ехали повозки. Некоторые из повозок были расписаны таинственными знаками и призывали узнать свое будущее. Кэтрин видела жонглеров, разносчиков с пирогами и конфетами, старьевщиков, шорников. Кто-то расхваливал свои плети и уздечки, кто-то приглашал покупать мундштуки, трубки и даже пастушьи дудки.Царила обстановка праздничного хаоса, неразберихи, и эта обстановка была Кэтрин как раз на руку.— Здесь, как нигде, можно изучить ремесло грейн-гери, торговца лошадьми, — пояснил Доминик, спрыгивая с коня и подавая ей руку, — смотри…Он повел коней к высокому худому цыгану, о чем-то спорившему с толстым крестьянином-французом. Цыган держал на поводу маленькую гнедую кобылку. Та пританцовывала, гордо задирала голову, раздувала ноздри.— Ты хочешь купить ее? — спросила Кэтрин. — Очень живая лошадка.Доминик хмыкнул.— Да, живая, потому что Тибор дал ей чуть-чуть мышьяка. Он и взвинтил кобылке нервы. Гораздо чаще им дают соли, чтобы кони хотели пить. Так или иначе, животное покажет себя в лучшем свете.У Кэтрин от возмущения перехватило дыхание.— Это бесчестно, низко… Самый вероломный…— Один из вероломных еще не значит самый вероломный, — поправил Доминик с кривой усмешкой. — Этот простой трюк цыгане используют для гаджио, потому что настоящий знаток легко разгадает такую детскую уловку.— Ничего себе детская уловка!— Другой прием — стегать лошадь, когда кто-нибудь потрясет камешками в ведре. Лошадь приучается бояться звука. Когда владелец хочет показать норов лошадки, он просто постукивает камешком.— И ты используешь такие трюки?Кэтрин казалось, что за такое она возненавидит Доминика.— Я никогда не стал бы мучить животное, хотя раньше использовал кое-какие приемы, но другого рода. Однако мое знание джанжано, что означает надувательство, помогает мне при покупке лошадей.Доминик подвел Кэтрин к цыгану с изрытым оспой плоским лицом. Тот продавал трех черных рысаков.— Домини! — позвал толстяк. — Вижу, ты продаешь полудохлых лошадок. Ха, им далеко до моих.— Катрина, это Адольф, — представил цыгана Доминик.Тот приподнял шляпу с обтрепанными полями, Волосы под шляпой были слипшиеся, неопрятные.— Здравствуйте, — сказала Кэтрин.— Ну что, Катрина, — спросил ее Доминик, — купила бы ты этих лошадок?Что-то в тоне Доминика насторожило Кэтрин. Почуяв подвох, она подошла поближе к лошадям. Потрепала одного из жеребцов по крутой шее, внимательно осмотрела его.— Позвольте посмотреть ему в зубы.Доминик глядел на девушку с одобрением. Адольф подошел к коню, раскрыл ему рот, и Кэтрин увидела, что, хоть нескольких зубов и не хватало, оставшиеся были сточены в соответствии с возрастом коня.Кэтрин кое-что знала о лошадях. Пусть не слишком много, но достаточно для того, чтобы по достоинству оценить его лодыжки, крепкие копыта, мускулистую грудь и ноги.— Ничего плохого я не заметила.— Он выглядит здоровым, — согласился Доминик, — и я верю, что так оно и есть. Жаль только, что жить бедняге осталось недолго.Доминик вытащил из-за голенища сапога тонкий нож и, разжав коню челюсти, снял с одного из зубов кусок смолы. Зуб под смолой оказался здорово сточенным.— Видишь, он куда старше, чем кажется.Адольф казался страшно удивленным.— Да пусть глаза у меня повыскакивают, если этот конь старше семи лет. Он, должно быть, съел что-нибудь.— Смолу, например? — спросил Доминик.— Но у него нет ни одного седого волоса, — возразила Кэтрин. — Смотри, он весь черный.— Поташ, — пояснил Доминик. — Его втирают в шерсть, чтобы скрыть седину.Кэтрин покачала головой:— Не верится что-то.— Смотри, — сказал Доминик, пригибая шею второй лошади. — Видишь? — Доминик показывал на глаз кобылы.— Что? Ничего я не вижу,— Видишь вот эту дырочку? Веко лошади проткнули. Затем в дырочку вставили тоненькую тростинку и как следует подули. Чтобы исчез усталый и пустой взгляд, Который появляется у старой лошади.Адольф воздел руки к небу.— Ты обижаешь меня, Домини! Провалиться мне на месте, если эта лошадь не самое прекрасное из животных, которых тебе довелось видеть.— Оставь эти слова для гаджио, мой друг.— Пусть отсохнут у меня руки и ноги…Но Кэтрин и Доминик уже пошли дальше.— Ужас какой-то. По-моему, на этой ярмарке вообще нельзя купить хорошую лошадь.— Я не ищу здесь лучших. Я выбираю среди лошадей или неправильно воспитанных, или тех, с кем хозяева плохо обращались, или тех, кто пострадал от неверно подобранной упряжи. Цена на таких животных невысока. Я покупаю их по дешевке, откармливаю, выхаживаю, а потом выгодно продаю.«По крайней мере этим я бы занимался, если бы жил как цыган».Доминик и в таборе занимался только лошадьми. С удовольствием ухаживал за своей серой парой. Сейчас эти две лошади могли бы занять достойное место в конюшне Грэвенвольда.Доминик и Кэтрин пробирались в толпе. Несколько раз их останавливали, предлагали продать лошадей. Доминик не собирался делать покупок, ведь скоро он покинет табор. Кэтрин шла рядом, задавала вопросы, шутила. Кажется, ей здесь нравилось. Она заряжала его своим весельем. И все было бы хорошо, если бы всякий раз, случайно коснувшись ее, он не испытывал всплеск желания.— Доминик, это не Перса?Кэтрин указывала в сторону красного вагончика. Доминик кивнул.— Твоя мать — гадалка?Перса вешала над дверью табличку,— Она раскидывает фасоль на барабане, а потом по рисунку предсказывает будущее. Иногда она продаст всякие лекарства и зелья: приворотное, отворотное. У меня тут кое-какие дела. Почему бы тебе не посидеть у нее немного? Посмотришь, как она работает.— Ты думаешь, она не станет возражать?— Не станет, если ты будешь вести себя тихо.Кэтрин юркнула в вагончик, опередив пожилого крестьянина со смуглым морщинистым лицом и седыми волосами. Перса только взглянула на нее и тут же повернулась к мужчине.Нервно вытерев лоб потрепанным красным платком, он сказал Персе, что жена хочет уйти от него и ему нужно приворотное зелье. Она протянула руку, и крестьянин положил ей на ладонь монету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35