А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

А жена? Пусть она тоже живет, как хочет.Доминик сжал кулаки.— Мы не могли бы поговорить о чем-нибудь еще? Я пришел сюда, чтобы забыться, и меньше всего хотел бы обсуждать этот постыдный брак.— День уже назначен? — спросил Рэйн, пропустив его слова мимо ушей,— Если верить герцогу, Кэтрин не беременна. Венчание состоится в конце недели.— А если бы девчонка забеременела, ты и вправду отказался признать ребенка своим?Доминик стал еще мрачнее.— Вопрос так не стоит. Кэтрин не несет моего семени и никогда не понесет. А сейчас, если ты не хочешь вернуться в кабак, давай обсудим что-то более приятное.Рэйн, глядя на хмурую физиономию Доминика, думал о женщинах, с которыми переспал его друг, о горячей крови приятеля, о красивой женщине, которая скоро поселится с Домиником под одной крышей, и мысленно благодарил Бога, что сам не попался в такую ловушку. Рэйн не собирался навешивать на себя узду брака, хотя считал клятву Доминика глупой и бредовой.Представляя яростную борьбу характеров Доминика и Кэтрин, Рэйн усмехнулся про себя. Да, на это стоило посмотреть.
— Наплевать мне на то, что ты думал, дуралей! Неужели ты не можешь понять, время уходит! — выговаривал Эдмунд Натану Кейву, уединившись с ним в конюшне в лондонском особняке Кэтрин.— Я знаю, ваша милость, но… — виновато оправдывался усач.— Хватит. Ты и нанятые тобой пустоголовые трусы все испортили. Моя кузина выйдет замуж в конце недели.Эдмунд раздраженно смахнул прилипшую к камзолу соломинку.— Мы постараемся. На этот раз осечки не будет, — заговорил Натан, но Эдмунд оборвал его:— Не будет, потому что на этот раз я все устрою сам.— Но…— Мой тебе совет, Натан, держи свой толстый рот на замке и слушай. Я скажу тебе, что именно ты должен делать.Эдмунд изложил свой план. Одна из лошадей тревожно заржала, выгнув шею. Где-то глухо ухнул филин. Натан, вздыхая, принялся выполнять распоряжения хозяина.
Кэтрин стояла перед огромным зеркалом в спальне Лэвенхэм-Холла. Как могла она выглядеть такой красавицей, когда на душе было так муторно?В кремовом шелковом платье с высокой талией, с розами, искусно вышитыми по подолу, она была ослепительно хороша. Золотые волосы, поднятые наверх, обрамляли лицо царственным убором; кожа не потеряла еще золотистого загара. Кэтрин была прекрасна. Только синеватые тени у глаз выдавали ее тревогу, только боль, сквозившая во взгляде, позволяла почувствовать ее тоску.— Готова, моя дорогая?Дядя Гил стоял в дверях, такой элегантный в своем темно-синем бархатном камзоле, белом жилете и брюках цвета белого вина.Кэтрин кивнула:— Да, дядя, готова, если так можно сказать.— Ты чудесно выглядишь, дорогая. Я горжусь тобой.Ну почему она не может оставить предубеждение к самому близкому человеку? Он действует только в ее интересах.— Спасибо, дядя Гил.Катрин подошла к дяде, поднялась на носочки и поцеловала его в щеку. Гил кашлянул и немного покраснел.Кэтрин с дядей прошли вниз, в ярко освещенный холл, затем спустились по широкой лестнице в фойе. Слуга подал Гилу плащ Кэтрин, и дядя накинул его на плечи племяннице. Атласная ткань укрыла девушку, словно траурное покрывало.— Вы ослепите его, госпожа, — сказал привратник, открывая перед ними тяжелую дверь.— Спасибо, Сэм, — ответила Кэтрин, вымученно улыбнувшись.Доминик, наверное, не взглянет на нее, куда уж там ослеплять.Экипаж — карета Вентвортов с золоченым фамильным гербом, двумя лакеями на запятках и двумя кучерами — уже ждал их. Эдмунда и Амелию задержали в Лондоне срочные дела, связанные с церемонией. Они должны были приехать сразу в церковь.Кэтрин спустилась по широким мраморным ступеням к карете. Один из лакеев открыл перед ней дверь. Гил помог племяннице сесть. Опустившись на мягкое обитое зеленым бархатом сиденье, Кэтрин расправила кремовый шелк на коленях. Наряд ее — с завышенной талией, декольте и слегка присобранными рукавами — был самым модным в том сезоне. Кэтрин коснулась пальчиком вышитой розы на платье, точь-в-точь такой же, как одна из тех живых, что украшала се прическу, такой же, как роза, приколотая к высокой шелковой перчатке.Из окна кареты открывался чудесный вид. Пасторальная картинка с голубым небом, легкими облачками и волнистыми зелеными лужайками соответствовала внешности невесты, но не ее настроению. Чтобы успокоиться, Кэтрин постаралась не думать, что ее ждет. Она смотрела в окно, слушала мерное цоканье копыт по дорожке, щелканье хлыстов, похрапывание лошадей. Карета свернула на дорогу, ведущую к маленькой деревенской церкви, в которой их должен был ждать Доминик. Кэтрин казалось, что жених не приедет.Сейчас Кэтрин считала, что в нем куда больше от цыгана, чем от джентльмена. Она прожила с ним достаточно долго, чтобы знать, что этих людей трудно заставить сделать то, что им не хочется.Доминик мог уехать во Францию, в свой табор и забыть о существовании Кэтрин. С его богатством и положением это было бы нелепо, и все же…Погруженная в свои мысли, Кэтрин не сразу заметила всадников. Она очнулась только тогда, когда услышала пистолетные выстрелы.— Господи, — пробормотал Гил. — Это разбойники!— Гони лошадей! — крикнул он кучеру, хотя тот и так едва не сломал плеть о спины бедных животных.Лошади неслись, вытягивая вперед шеи, мощные груди их вздымались, но упряжь не позволяла развернуться в полную мощь.Вентвортские кони, превосходные бегуны, мчались вперед, лакеи на облучке отстреливались, но всадники догоняли карету. Пути к спасению не было: едва ли кто-то мог оказаться в этот час на заброшенной дороге, едва ли кто-то мог услышать перестрелку и прийти на помощь.Кэтрин чувствовала, как бешено раскачивается карета, слышала выстрелы и хрип лошадей, слышала, как карету окружили.— Вот, — прошептал Гил, вкладывая в ее дрожащую руку пистолет. — Возьми. Едва ли они догадаются, что женщина может стрелять.И Гил отвернулся, бледный от страха, но с суровой решимостью на лице. Открыв дверь, герцог оказался окруженным пятью всадниками, все были в масках, на всех — старая, потрепанная одежда. Каждый держал в руке пистолет.Один из лакеев упал. Другой, трясущийся и бледный, прижимал руку к окровавленному плечу.— Имейте в виду, сукины дети, эти дула не игрушечные, — сказал один из всадников, — так что лучше бы вам кинуть на землю ваши пистолеты.Лица разбойников скрывали маски, а шляпы были надвинуты до самых бровей.— Чертовы головорезы, — пробормотал кучер.Другой кучер выругался сквозь зубы и швырнул пистолет.— Вели своей маленькой штучке вылезать из кареты.— Она останется на месте, — ответил Гил, — Советую вам, джентльмены, отказаться от вашей дурацкой затеи. Вы уже запятнали себя убийством, так что не избежать вам путешествия к старому Джеку-палачу, если вас поймают.Высокий худой мужчина зашелся от резкого, пронзительного, как воронье карканье, смеха.— Прочь с дороги, старикашка. Нам нужна дамочка. Уж мы доставим ее куда надо.— О чем вы говорите?— Пошел прочь.— Нет.— Дядя, не надо! — воскликнула Кэтрин и выскочила из кареты. Пистолет в руке долговязого дернулся. Из дула вырвались пламя и дым. Застонав от боли, Гил схватился за плечо и, покачнувшись, упал.— Нет!Кэтрин бросилась к ляде. Пистолет, спрятанный в сумочке, больно бил ее по ноге. Она наклонилась к Гилу. Дядя был жив, хотя дышал тяжело и прерывисто. Он попытался встать, не обращая внимания на заливавшую одежду кровь.— Лежи, — попросила Кэтрин, и, обернувшись к нападавшим, только сейчас заметила, что пистолеты теперь направлены на нее.— Я свяжу девку, — сказал худой. Услышав этот пронзительный, каркающий голос, Кэтрин вспомнила, что так говорил один из тех двоих, что напали на нее в саду. Она выпрямилась. Разбойник подошел к ней, грубо отпихнул в сторону. И когда она и долговязый оказались в стороне от остальных, Кэтрин приставила к сердцу негодяя пистолет.— Не шевелись, — тихо приказала она, — убью.Глаза над маской, бледные, свинцово-серые, округлились от страха.— Если вы хотите, чтобы он остался жив, — сказала она остальным, все еще сидящим на лошадях, — немедленно поворачивайте коней и убирайтесь.Разбойники переглянулись. Один из мужчин сказал:— Кельвин знал, во что влезает, когда соглашался на это.— Что?! — завизжал долговязый.Четверо всадников вполголоса обсуждали ситуацию.— Если вам так хочется, мисс, — сказал один, — можете его прикончить. Вам не спастись.— Я убью его, — пригрозила Кэтрин, — клянусь!— Давай-давай, — приободрил ее разбойник, — а я снесу голову твоему кучеру, — и приставил пистолет к виску возницы.— Господи!У Кэтрин дрожали руки. Она готова была отбросить пистолет в сторону и сдаться, когда услышала позади себя выстрелы. Один, за ним другой.— Проклятие! — заревел один из бандитов и резко развернул копя. — Я выбываю из игры!Остальные четверо тоже повернули коней. К карете быстро приближались какие-то всадники.— Едем, парни! — скомандовал предводитель нападавших.Даже тот, кого Кэтрин держала па мушке, резко обернулся, пистолет дернулся у нее в руках и выстрелил в воздух. Долговязый оттолкнул Кэтрин, прыгнул в седло и погнал коня вперед.Он почти достиг спасительной рощи, когда наперерез ему выскочил светловолосый всадник. Подняв коня на дыбы, он сбросил долговязого с лошади, спрыгнул сам и накинулся на противника. Двое катались в грязи, пока светловолосый не одержал верх. Усевшись долговязому на грудь, он, размахнувшись, ударил соперника так, что тот потерял сознание.Со вздохом облегчения светловолосый, чуть лысоватый мужчина поднялся и подошел к Кэтрин. Девушка стояла на коленях около дяди Гила.— Слава Богу, леди Арундейл, что с вами все в порядке, — произнес незнакомец.— Дядя ранен, — запинаясь пробормотала Кэтрин. Гил застонал, но с помощью Кэтрин и незнакомца сел.— Пуля попала в плечо. Ничего страшного, будет куда хуже, если, потеряв сейчас время со мной, вы, констебль, упустите остальных.— Меня зовут Харвей Мальком, ваша честь. Я работаю на его честь маркиза Грэвенвольда.— Грэвенвольда? А он-то тут при чем?Кэтрин и Мальком подняли герцога на ноги.— Он не знал, что на вас собираются напасть. Честно говоря, он и сейчас ни о чем не догадывается, — сообщил Мальком, расстегивая камзол Гила, чтобы осмотреть рану. — Сейчас он ждет невесту и, вероятно, очень сердится.«Как все-таки это смешно, — подумала Кэтрин, — не невеста боится, что жених сбежит, а наоборот».— Как он? — спросила она тихонько Малькома, указывая взглядом на Гила.Мальком прижал носовой платок к маленькому круглому отверстию, проделанному пулей.— Пуля прошла насквозь. Рана чистая. Заживет, как на собаке.— Слава Богу, — прошептала Кэтрин.— Но как вы узнали? — не унимался Гил.Мальком хотел объяснить, но в этот момент подъехали остальные. Они вели с собой двоих беглецов. Руки у бандитов были связаны. Еще один был переброшен через седло, руки и ноги его бессильно свисали до земли — человек был мертв.— Двоим удалось скрыться, будь они неладны, чертовы ублюдки, — сказал один из людей Малькома и тут же, заметив Кэтрин, смущенно добавил: — Простите, миледи. Этого малого поймали уже на горе, — добавил он, указав на мертвеца. — Он убежал бы. Да остановился, чтобы выстрелить в меня, подлец. Мне повезло: мой выстрел оказался точнее.Кэтрин сразу заметила, что лошадь убитого куда породистее остальных. Потом она обратила внимание на его одежду: отлично сшитые бежевые бриджи, начищенные гессенские ботинки, рубашка из тонкого льна.— Позвольте мне взглянуть в его лицо, — прошептала. Кэтрин. Она узнавала эти волосы, так аккуратно причесанные, эти узкие кисти с длинными аристократическими пальцами. Господи, не может быть!— Я бы не советовал вам смотреть ему в лицо, миледи, — мягко предупредил Мальком, но один из его людей успел перевернуть труп.— Господи, — пробормотал Гил, — да это же Эдмунд.Кэтрин зажала рот рукой.— Боже мой, — прошептала она. — Как я молилась, чтобы это был не ты.Гил взял ее за руку.— Мы оба молились, оба.— Маркиз приказал нам следить за ним, — сказал Мальком.Эдмунд, Боже мой, Эдмунд. Улыбчивый юноша, товарищ по детским играм. Он был с ней, когда умерла ее мать, помог пережить смерть отца.Эдмунд. Он — человек, который был виноват во всех ее несчастьях. Он — человек, желавший ее смерти. Как? Почему?Теперь Кэтрин вспомнила произошедшую с ним в последнее время перемену. Некоторую отчужденность, которую Кэтрин приписывала своей фантазии, своим необоснованным подозрениям. Теперь она чувствовала себя виноватой перед ним за то, что не наняла шпионов. Тогда ничего бы не случилось. Эдмунд бы не погиб. Но она не могла тогда заставить себя шпионить за собственным братом, как не могла сейчас поверить, что он тот самый негодяй.Гил сказал что-то. Кэтрин не расслышала, но голос дяди вывел ее из оцепенения. Мальком говорил:— Сегодня он улизнул у нас из-под носа. Но мы не думали, что он предпримет что-то именно сейчас, в день свадьбы. Но когда мы узнали, что он оставил свою жену и сына в деревенской гостинице, мои люди почуяли неладное. Пришли ко мне, и здесь мы его поймали. Слава Богу, не опоздали.Гил кивнул. Пожав ледяную руку Кэтрин в знак сочувствия, он бодрым голосом заявил:— Ну что же, больше нас здесь ничего не держит. Жених ждет.— Да-да, конечно, — сказала Кэтрин.Девушка обернулась к Малькому. Тот открыл дверь кареты и помог втащить туда раненого Гила. Затем он помог сесть Кэтрин,— Предоставьте мне остальное, — сказал Мальком, указав взглядом на тело Эдмунда, и подошел к кучеру. — В деревне есть хирург. Торопись, но смотри, чтобы не сильно трясло.— Чепуха, — отмахнулся Гил. — Едем в церковь.— Но ваше плечо, — запротестовала Кэтрин, но карета уже ехала в сторону церкви.— Мы пошлем за хирургом, когда приедем.— Но…— Со мной все будет хорошо. На войне я попадал и не в такие переделки.Кэтрин не стала говорить дяде, что тогда он был куда моложе. Она знала, что это бесполезно.А Эдмунд? Милый любимый брат. Что же ты наделал?! Бедная Амелия. Как она переживет случившееся? Как они смогут рассказать ей? И как быть с Домиником? Он, конечно же, обрадуется, когда узнает, что свадьба откладывается. Похороны. Траур.Кэтрин даже была рада, что фарс с обручением откладывался. Будет время хорошенько подумать. Может быть, дядя образумится и откажется от этой идиотской затеи, может, ей удастся разжалобить его, и он пожалеет свою несчастную племянницу.— Как ты себя чувствуешь, дядя? — спросила она.— Я сказал тебе, со мной все будет хорошо.Кэтрин улыбнулась.— Только бы домой добраться, а там ты скоро поправишься, я буду твоей сиделкой, обещаю.Гил сдвинул брови.— Не хочу тебя обидеть, милая, но у меня достаточно слуг, чтобы обо мне позаботиться. Кроме того, ты будешь жить в Грэвенвольде, в поместье мужа. Едва ли у тебя будет время возиться со стариком.— Но, дядя, разве ты не понимаешь, что свадьбу придется отложить?Перед глазами Кэтрин стояло мертвое тело, болтающееся поперек крупа коня.— Необходимо сделать… приготовления, — запинаясь, произнесла она, — подготовить Амелию и…— Ничего не отменяется. Твой кузен изрядно постарался, чтобы сломать твою жизнь. Я не хочу дать ему возможность сделать это сейчас.— Но… это невозможно.— Сегодня день твоей свадьбы, дорогая, — с металлом в голосе заявил герцог. — А сейчас, если ты не возражаешь, я немного подремлю, плечо болит.Закрыв глаза, Гил откинулся на спинку сиденья.Кэтрин смотрела на него, разрываясь между жалостью и гневом. Единственная надежда — Доминик. У него одного достанет мужества не уступать Гилу. Уж Грэвенвольда не придется долго упрашивать, чтобы он отложил свадьбу.Да, Доминика не придется долго уговаривать повременить с венчанием. Глава 19 — Так что, сам видишь, Доминик, лучше перенести свадьбу,Дрожащая и бледная, Кэтрин стояла перед ним у входа в маленькую церковь. Свадебный наряд ее немного помялся, несколько прядей огненно-рыжих волос выбились из прически.Она выглядела испуганной и несчастной, но была при этом хороша, как никогда.— Что говорит твой дядя?После того, как герцог поведал Грэвенвольду историю о неудавшейся попытке покушения на Кэтрин, старика отвели в маленькую комнату при церкви. Приехал хирург.— Мой дядя, — неуверенно заговорила Кэтрин, — он ранен и не может рассуждать здраво,Кэтрин беспокойно заерзала под пристальным взглядом Доминика.— Что означает, — веско заключил Доминик, — что он полон решимости провести тебя через все это.— Но я не могу! Разве ты не понимаешь, умер мой двоюродный брат!Доминик смотрел на ее подрагивающие губы, на полные слез глаза. Ей надо было поскорее покончить с этим неприятным делом, заставить замолчать сплетников. Совершенно очевидно, герцог понимал все это так же ясно, как и он, Доминик.— Думаю, любовь моя, викарий нас заждался. Твой дядя поздравит нас после.— Доминик, ты не можешь говорить это всерьез. А Амелия? Они должны были прибыть сюда прямо из Лондона. Бог знает, где она сейчас и что ей наплел Эдмунд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35