А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Поставив бокал на мраморную крышку стола, Мэгги медленно поднялась.
— Моя карета по-прежнему стоит у крыльца. Пойду предупрежу Элиаса и Тео, что им придется сопровождать нас в тюрьму.
Элизабет показалось, что у нее гора с плеч свалилась.
— А я пока возьму плащ. Встретимся в холле.
Проводив ее взглядом, Мэгги повернулась к двери. В течение нескольких недель она наслаждалась вновь обретенной свободой. Круговорот светской жизни, по которой она так соскучилась в монастыре, закружил ее с такой силой, что она не прислушивалась к голосу собственного сердца. А оно уже давно, однако безуспешно пыталось втолковать ей, что для счастья ей нужны муж, дети, семья. И только теперь, когда возможность счастья столь призрачна, она поняла, что для нее по-настоящему ценно.
А может быть, еще не поздно, еще не все потеряно? Впрочем, сейчас не время об этом думать. Элизабет права: сейчас нужно думать о брате. Она нужна Николасу как никогда.
И, расправив плечи, Мэгги направилась к двери. На сей раз она не станет сбегать в монастырь, а останется здесь и встретится с трудностями лицом к лицу.
Ник прислонился к шероховатой серой стене своей камеры. За решетчатым окном ярко светило солнце, однако здесь был леденящий холод. Николаса поместили в лучшей части Ньюгейтской тюрьмы — титул графа и положение состоятельного человека давало свои преимущества.
Однако ветхий коврик, лежавший на каменном полу, почти не давал тепла, а колченогие деревянные стулья и обшарпанный дубовый стол были никудышной заменой изящной, дорогой и удобной мебели, которая окружала Николаса дома. Кровать с бугристым, набитым соломой матрацем не очень-то располагала ко сну.
И тем не менее Николас понимал, что ему предоставили гораздо лучшие условия, чем ворам, убийцам, карманникам и проституткам, составлявшим основное население Ньюгей-та, и лучшие, чем девять лет назад, когда он находился за этими стенами.
При воспоминании о тех годах Ник почувствовал озноб. Вспомнилось ему, как его везли на транспортном судне на Ямайку. В крошечной каюте, битком набитой такими же мучениками, как он сам, стоял стойкий отвратительный запах немытых тел и человеческих испражнений. Временами Нику казалось, что он сейчас задохнется. Кормили заплесневелым хлебом и червивым мясом. Казалось, хуже не бывает. Но это было только начало. Потом потянулись нескончаемые дни каторжного труда на сахарной плантации под палящими лучами солнца. Жара, духота, москиты… Нику было страшно даже вспоминать об этих жутких днях.
Впрочем, подобное с ним вряд ли повторится. Если суд признает его виновным, его повесят.
Ник подошел к крошечному зарешеченному окошку. Зимой его обычно занавешивали тряпками, но сейчас в этом не было необходимости. Сквозь окошко в камеру проникал воздух, сквозь него же можно было разглядеть шпили и башни Лондона.
Дома Элизабет, расположенного на Мэддокс-стрит, видно не было, однако стоило Нику закрыть глаза, и он мысленно переносился туда. Вот он лежит рядом с Элизабет на огромной кровати с пуховой периной, ласкает ее нежное тело, а она улыбается и, наклонившись, целует его. Ник мог вообразить гораздо больше, однако не позволял себе этого делать, боясь впасть в отчаяние.
Пытаясь выбросить мысли об Элизабет из головы, он взглянул сквозь решетку на тюремный двор. По двору разгуливали осужденные, уже почти потерявшие человеческий облик. В вонючем рванье, больные и полуголодные, они старались отнять друг у друга куски хлеба и одежду, чтобы потом, когда наступит суровая зима, было что поесть и чем согреться.
Интересно, где он сам будет в это время? Все еще за этими холодными стенами в ожидании очередного судебного заседания либо ответа на прошение о помиловании или на свободе?
А может быть, его уже не будет на свете?
Стук в дверь прервал эти мрачные мысли. В ржавом замке повернулся ключ, и дверь со скрипом отворилась.
— К вам посетитель, милорд, — провозгласил стражник.
В дверях стоял высокий мужчина с обветренным лицом, черными волосами и серебристыми висками. Николас улыбнулся:
— Элиас! Спасибо, что пришел, дружище!
— Рад снова видеть тебя, Ник, мой мальчик. — Они подали друг другу руки, и Элиас как можно веселее проговорил: — Я и вчера к тебе приходил, но меня не пустили. Привозил твою зазнобу и твою сестру. А нам сказали, что пока к тебе нельзя.
Николас встревожился:
— Элизабет с Мэгги приезжали сюда?
О Господи! Только этого ему не хватало!
Элиас пожал плечами:
— Их ничем нельзя было удержать дома. Эти женщины уж если что вобьют себе в голову, никак их не отговоришь. Просто ненормальные становятся. Но стражники сказали, что ни за что их не пропустят. Ни за какие деньги не согласились. Думаю, просто цену себе набивали.
— Очень хорошо, что не пустили. Они мне здесь ни к чему.
Особенно Элизабет, подумал он. Пока что он не готов ее видеть.
Нагнувшись к Николасу, Элиас проговорил:
— Им нужно было повидаться с тобой, мой мальчик. Особенно Элизабет. Она любит тебя и не успокоится, пока не удостоверится, что ты в порядке.
У Ника сжалось сердце, как бывало всякий раз, когда он слышал, что Элизабет его любит. Он не хотел, чтобы она его любила. Особенно сейчас, когда за эту любовь приходится расплачиваться такой дорогой ценой.
— Думаю, ты прав. Но когда они убедятся, что я жив и здоров, я запрещу им сюда приходить. — На лице Элиаса отразилось сомнение, однако Николас не обратил на это никакого внимания. — Полагаю, Элизабет находится в безопасном месте?
— Я отвез их обеих к его светлости. У него там полным-полно слуг, которым, по-моему, совершенно нечего делать.
Ник улыбнулся. Элизабет и Мэгги будут у Рэнда в полной безопасности, в этом он не сомневался. Белдон был силен как бык — как-никак чемпион Оксфорда по боксу, — и упрям настолько, что будет бороться до последнего.
— У меня тут было время подумать. Элизабет считает, что Рейчел мог убить Оливер Хэмптон, и я, признаться, с ней согласен.
Элиас кивнул:
— Очень может быть.
— Если это и в самом деле так, — продолжал Ник, — то среди тех, кому я доверяю и кто приехал с нами в Лондон — а это Эдвард Пендергасс, Тео Суон, Мерси Браун и Джексон Фримантл, — есть предатель.
— Ты забыл назвать меня.
— Мы с тобой оба знаем, что тебя можно исключить, — улыбнулся Ник.
— Это верно, Ник. Ты мне как брат. Ведь ты всегда был со мной рядом — и в тюрьме, и на плантации. Ты взял на себя мою вину, когда меня хотели выпороть, а я так ослабел от лихорадки, что не вынес бы побоев. Такое, приятель, не забывается. Да я бы дал себе голову за тебя оторвать!
— А как насчет других? Я их всех считал своими друзьями. Трудно поверить, что среди них нашелся человек, который меня предал.
— Думаю, это Джексон. Он, конечно, друг Тео, и тот пристроил его к тебе на работу, но все равно он чужак. Да и денежки любит.
Ник кивнул. Он думал так же.
— Джексон отвозил меня к Рейчел. Он знал, что я на следующий день снова собирался к ней, и мог предупредить Бэскомба. Я даже думаю, что он специально что-то сделал с колесом. А с дороги свернул, чтобы нас никто не увидел и не было свидетелей для подтверждения моих показаний.
— Это наверняка Джексон, — холодно проговорил Элиас. — Подлый предатель! Ну ничего, я до него доберусь! Он у меня попляшет!
Ник схватил друга за плечо.
— Нет, Элиас! — пылко проговорил он. — Если Джексон и в самом деле меня предал, он ни в коем случае не должен догадаться, что мы об этом знаем.
Элиас нехотя согласился, хотя видно было, что все в нем клокочет от злости.
— Ладно, не буду его трогать… пока. А о своей девушке не беспокойся. Со мной она всегда будет в полной безопасности.
— Я знаю.
Ник крепко пожал приятелю руку, и Элиас вышел из камеры. Глухой стук захлопнувшейся двери эхом отозвался в голове Николаса. Как отголосок будущего, уныло подумал Ник, которое ему предстоит провести в одиночестве, гонимому и презираемому, если, конечно, повезет и удастся избежать виселицы.
Прошел еще один день. Ник сидел на жестком деревянном стуле, не замечая царящего в камере холода. Сэр Реджинальд прислал ему несколько книг, однако Нику было не до чтения. Он не сводил взгляда с зарешеченного окна. Как же ему хотелось вырваться на свободу, ощутить на лице теплые солнечные лучи! И еще он мечтал увидеть Элизабет. Он очень скучал по ней и знал, что будет скучать до конца жизни.
В последние, пронизанные одиночеством дни заключения ему открылась горькая правда: мечта жениться на Элизабет так и останется неосуществимой мечтой.
Убийство Рейчел лишило их только что появившейся надежды на то, чтобы быть вместе. Какая ирония судьбы, с горечью подумал Николас. Смерть Рейчел, с одной стороны, освободила его, с другой — навсегда лишила возможности связать свою жизнь с жизнью Элизабет.
Ник поднялся и принялся ходить взад и вперед по камере, напряженно размышляя. Он понимал, что, даже если его оправдают, обо всей этой истории еще не скоро забудут. Здравый смысл подсказывал ему, что он губит жизнь Элизабет из чистого эгоизма. Мало ли что он не мыслит без нее жизни, что нуждается в ней! Его сейчас подозревают в убийстве. Значит, он должен сделать так, чтобы Элизабет пострадала от этой истории как можно меньше.
Какое будущее ожидает ее с человеком, дважды осужденным за убийство? По сути дела, Элизабет еще более недосягаема для него, чем была раньше.
Рейчел, должно быть, потешается над ним из могилы.
Оглядев убогую камеру, Николас еще раз взвесил все «за» и «против» только что принятого решения. Пора перестать думать о себе. Пора сделать то, что нужно было сделать с самого начала. И как ни больно будет терять Элизабет, он должен ее освободить и сделать так, чтобы она находилась вне досягаемости Бэскомба.
Ник глубоко вдохнул, набрав полные легкие холодного затхлого воздуха. В душе царила такая пустота, какой ему еще никогда не доводилось испытывать. Он даже представить себе не мог, что такое возможно. «Отпусти ее», — в сотый раз прошептал ему внутренний голос.
И на сей раз Николас был твердо намерен к нему прислушаться.
Элизабет стояла позади дома у высокой каменной стены, опоясывающей сад. В отличие от ухоженного сада в Рейвенуорт-Холле, этот был несколько запущен: кусты никто не подстригал, цветочные клумбы заросли сорняками, покрытые гравием дорожки — травой, а стены дома из красного кирпича увивал плющ.
Сад явно нуждался в уходе, и сразу же по приезде Элизабет взялась за дело. Она принялась потихоньку заниматься пересадкой, прополкой, обрезкой и прочими необходимыми делами, отказываясь нанять садовника, поскольку считала, что вполне справится с этим сама. По сравнению с Рейвенуорт-Холлом этот садик был совсем крошечный.
И тем не менее он стал для Элизабет островком спасения — единственным местом, где она могла укрыться от посторонних глаз. Сейчас, когда каждая лондонская газета считала своим долгом написать про убийство Рейчел и постыдную связь графа Рейвенуорта со своей подопечной, Элизабет вынуждена была безвылазно сидеть дома. Виделась она только с Мэгги, Рэндом, тетей Софи, охраной и слугами.
Как же она скучала по свободе, которую еще совсем недавно воспринимала как должное! С какой тоской вспоминала счастливые дни, когда были живы ее родители и жизнь Элизабет целиком и полностью принадлежала ей самой.
Вздохнув, Элизабет огляделась вокруг. Натянув старые кожаные перчатки, она очистила ржавую железную скамью от грязи и листьев и тяжело опустилась на нее. Последние три ночи, с тех пор как Мэгги привезла ей ужасную новость об аресте Николаса, Элизабет практически не спала, и тело ее ныло от усталости, а голова раскалывалась от непроходящей тревоги за своего любимого. Но хотя Элизабет чувствовала себя совершенно разбитой, она больше не могла сидеть дома.
Она бросила взгляд на стену сада, заметила скромно стоявшего в сторонке Тео, и внезапно ее обуяла злость. Она пленница! Пленница в собственном доме!
И тотчас же почувствовала угрызения совести. Да как можно жаловаться на какие-то мелкие неудобства, когда Николас сидит в тюрьме, хотя он ни в чем не виноват? Перед глазами Элизабет встали узкие тюремные коридоры, насквозь пропитанные стойким отвратительным запахом мочи и немытых тел.
С тех пор как Николаса арестовали, Элизабет каждый день ходила в тюрьму. Она дышала этим мерзким запахом нечистот, смотрела на заключенных, скованных, словно дикие животные, друг с другом цепями, раздирающими в кровь их запястья и лодыжки, однако к Николасу так и не попала. Он сидел в своей камере, одинокий, всеми покинутый, а ее к нему не пускали…
Элизабет почувствовала, что ей очень хочется заплакать, но слез не было. Похоже, все слезы она уже выплакала. Да и что толку? Слезами горю не поможешь, только беду накличешь.
Элизабет не верила в то, что Николаса могут повесить. Она отгоняла эту мысль от себя изо всех сил, которых с каждым днем оставалось все меньше и меньше. Скоро она не выдержит и сломается…
Элизабет смотрела на стены, окружающие сад, а перед глазами вставали уродливые каменные стены Ньюгейтской тюрьмы. Внезапно она почувствовала, как к ней возвращаются утраченные силы. Она должна увидеться с Николасом, даже если правила этого не допускают! Должна изыскать способ ему помочь!
Элизабет встала со скамьи и решительно направилась к дому, хотя тело ее ломило от усталости.
— Элиас! — крикнула она, зная, что он находится где-то неподалеку.
Элиас тотчас же возник на пороге дома, словно черт, выскочивший из табакерки.
— Да, мисс?
— Вы с Тео сейчас мне понадобитесь. Мы еще раз поедем в тюрьму, и на сей раз нас пропустят к Николасу!
— Но я думал…
— Да, раньше нас не пускали, — договорила за него Элизабет, — но сегодня пустят, никуда не денутся, — уверенно сказала она. — Мы поедем не одни, а с другом. Мы попросим его светлость герцога Белдона сопровождать нас.
Глава 22
Ник упорно мерил шагами камеру. Он сидел в тюрьме чуть больше недели, а казалось, прошла целая жизнь. Но сегодня он позабыл о ненавистном заточении, о сырых каменных стенах крошечной камеры, об удушливых тюремных запахах, о грубости стражников.
Он позабыл о долгих часах, проведенных в одиночестве, которым, казалось, не будет конца.
Ник направился к крошечному зарешеченному окошку. Каблуки его ботинок гулко громыхали по грубому дощатому полу. Какой унылый, пустой звук, подумал Николас. И такая же пустота царит в его душе.
Ник ждал посетителя. Пока что к нему пускали лишь Элиаса, сэра Реджинальда, Рэнда и Сидни. Сегодня Ник с нетерпением ждал Сидни.
Наконец в коридоре послышались шаги и мужские голоса, эхо которых, отражаясь от толстых стен, разносилось далеко вокруг. Вот в ржавом замке со скрипом повернулся ключ, и дверь распахнулась.
В камеру вошел Сидни, как всегда аккуратно одетый, седые волосы тщательно причесаны. По выражению лица не понять, какие мысли бродят у него в голове.
— Я сделал то, о чем ты меня просил, — без предисловия проговорил он. — Хотя как мне это раньше не нравилось, так не нравится и сейчас.
Лицо его стало мрачным. Сняв плащ, Сидни бросил его на спинку деревянного расшатанного стула.
— Значит, ты виделся с Триклвудом?
Нахмурив густые седые брови, Сидни опустился на жесткое деревянное сиденье.
— Да, я с ним виделся.
— Ты говорил с ним про приданое Элизабет? Упомянул, что; если он женится на ней, я дам за нее вдвое больше? А это вполне приличная сумма. Хватит на то, чтобы жить припеваючи в течение многих лет.
Губы Сидни превратились в прямую линию.
— Я мог бы об этом и не упоминать. Мальчишка влюблен в Элизабет без памяти. Со дня убийства он места себе не находит от беспокойства. Естественно, он читал газеты и пришел в ужас от всей той грязи, которую на нее выплеснули. Если Элизабет согласится, он женится на ней по специальной лицензии, как только ее получит.
Николас представил себе Элизабет в кровати Дэвида Эндикотта и почувствовал ядовитый укол ревности.
— Дэвид хороший парень, — тем не менее проговорил он охрипшим голосом. — И будет ей отличным мужем.
После продолжительного молчания Сидни заметил:
— И все-таки мне это не нравится, Николас, совсем не нравится. Ведь возможно, тебя еще освободят, и тогда вы могли бы пожениться, как собирались.
— Надежда на то, что меня освободят, весьма призрачна, и тебе это хорошо известно. Кроме того, даже если меня выпустят, всю эту историю еще долго будут смаковать. Подумай сам, какая жизнь ждет Элизабет, если она выйдет замуж за человека, совершившего одно убийство и подозреваемого во втором.
Сидни промолчал. Возразить было нечего. Он встал из-за стола и направился к окну.
— А как ты собираешься уговорить ее выйти замуж за виконта?
Сердце Ника снова пронзила боль. Элизабет выйдет замуж за Эндикотта. Он приложит все силы, чтобы убедить ее в необходимости этого.
— Не беспокойся, Сидни, Элизабет выйдет за него замуж… и скоро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41