— Вы правы. — Ответ непроизвольно слетел с ее губ. — Мне надо обдумать все еще раз.
— У вас не такой большой выбор, малышка. Принадлежа к тому же типу, против которого вы боретесь, я могу сказать вам, что существует только один выход.
— Я не хочу… — Она замолчала. Образ Фабиана возник перед ее мысленным взором. Приходилось признать: она мало что могла бы сделать, чтобы избежать его сетей.
Себастьян нашел ее глаза и постарался удержать ее взгляд.
— Насколько мы похожи, ваш опекун и я?
Его тон был мягким, заинтересованным и приглашал ее их сравнить. Она сразу разгадала его уловку и по достоинству оценила ее. Но ведь он не знал Фабиана!
— По характеру вы очень похожи. — Но честность заставила ее добавить: — В некотором роде.
Себастьян был гораздо добрее. Если разобраться, многие его поступки, хотя и осуществлялись с присущей ему самонадеянностью, были вызваны горячим желанием помочь, что привлекало к нему сердца людей, да и ее тоже. Доброта никогда не была присуща Фабиану — у нее сложилось твердое убеждение, что за всю свою жизнь Фабиан ни о ком, кроме себя, не подумал.
В то время как Сент-Ивз приказывал своей сестре вернуться в Англию ради ее же блага, Фабиан сделал бы это в собственных интересах, независимо от интересов его пешки, а зачастую даже и во вред ей.
Она продолжала изучать лицо Себастьяна. Он решил задать наконец прямой вопрос:
— Так кого бы вы предпочли, если бы пришлось выбирать, — вашего опекуна или меня?
Она хорошо понимала, что весь их разговор был затеян только ради этого вопроса. Единственный вопрос, который, как он полагал, будет основным и решающим для ее дальнейших поступков.
— Я бы не выбрала ни одного из вас.
— Это я понимаю. Однако вы должны понять, что ваш выбор не освободит вас от могущественного мужчины. Если не ваш опекун и не я, тогда все равно появится кто-то другой, похожий на нас. Поколебавшись, он погладил ее по щеке. — Ты необыкновенно красивая, малышка, очень богата и благородна. Ты неожиданное счастье для мужчин — и это всегда будет определять твою судьбу.
— К сожалению, я не могу тут ничего изменить. — Хелена произнесла это равнодушно, зная, что это правда, та правда, которую она не любила, но давно приняла как данность.
— Нет. — Он удерживал ее взгляд. — Все, что тебе остается, — это выбрать лучшее из того, что дарует судьба.
Что же предпочесть?
Хелена закрыла глаза, чтобы поразмышлять.
— Вы уверены, что если я выберу вас, вы станете моим защитником, будете защищать меня от других и даже от моего опекуна?
— Малышка, если вы станете моей, я буду защищать вас ценой своей жизни.
Она смотрела на него — и верила ему. И вдруг удивилась, что размышляет над выбором, хотя на самом деле никакого выбора у нее нет.
— Свобода, которую вы приобретете, всегда будет под защитой могущественного человека.
Он снова, как и прежде, прочитал ее мысли и заглянул в ее душу.
— Откуда мне знать, что вы не попытаетесь использовать меня, как использовал меня он, — будете играть моим будущим, моей жизнью, словно они ваша собственность и вы имеете право распоряжаться ими по вашему желанию? — Ей не пришлось обдумывать свои слова, она просто выплескивала на него свою боль.
Ответ прозвучал незамедлительно:
— Я обещаю, что не буду этого делать, и свое обещание выполню. Но ничего нельзя знать наверняка, вы можете только доверять мне и быть уверенной, что ваше доверие я оправдаю. Но здесь есть небольшой нюанс — в какой-то мере вы уже доверяете мне. Вы не были бы здесь сейчас, если бы это было не так.
И это тоже было правдой. Сидя у него на коленях, лицом к лицу и глаза в глаза, Хелена верила, что Себастьян не обманет ее надежд. Каждая минута, проведенная с ним, укрепляла в ней доверие и веру в его искренность.
И за всем этим стояло ее понимание его, понимание их тяги друг к другу, которая возникла в первую же минуту их встречи целых семь лет назад.
Он не пытался делать вид, будто ее не существует, накидывать вуаль на эту часть их отношений.
— Если я соглашусь… — Она замолчала, посмотрела ему в глаза, потом опустила их. — Если приму вашу защиту, что вы потребуете взамен?
— Вы знаете, что я попрошу, чего я хочу.
— Скажите мне об этом прямо.
Он внимательно посмотрел ей в глаза и только потом ответил:
— Я думаю, малышка, что у нас было достаточно слов. Пора от слов переходить к делу.
По ее спине пробежал холодок, но когда он удивленно выгнул бровь, она надменно сделала то же самое. Она должна узнать, сможет ли отдать себя под его защиту. Сможет ли выдержать огонь его прикосновений, сможет ли принадлежать ему и продолжать оставаться самой собой.
Она молчала, она ждала. Он прочитал решимость в ее глазах и опустил взгляд ниже. Скользнул по обнаженным плечам, еще ниже и снова вверх — это эфемерное прикосновение вызвало у нее ощущение физического. Затем его взгляд остановился на золотой пряжке на ее плече.
С обычной медлительностью он поднял руку, подцепил пряжку, и та вместе с шелком, который удерживала, медленно сползла с ее плеча. Его палец скользнул по нежной коже ее шеи.
Она не могла дышать. Не могла пошевелиться. Не могла отклониться, когда он прижался губами к ее обнаженному плечу.
Единственное место, которое он открыл, единственное уязвимое место было выставлено напоказ. Для него. Им обнаженное.
Она закрыла глаза, сосредоточившись на своих ощущениях, почувствовав его губы на своей коже, горячую влажность языка. Потом открыла и завороженно следила за тем, как его губы вновь и вновь касаются ее.
Движимая непонятной силой, какой раньше и не подозревала в себе, она запустила пальцы в его густые шелковистые волосы. Он поднял голову, и их губы встретились.
Эта непонятная сила направляла все их действия. Когда они целовались — отдавая, получая, ощущая вкус друг друга, соблазняя, получая удовольствие, — она чувствовала себя несколько неловко, потому что какая-то невидимая черта отделяла их или ее от того, чтобы, забыв обо всем, взять как можно больше, не отдавая, завоевывая и не сдаваясь.
Снова и снова эта сила давала о себе знать. Он овладевал ее ртом горячо и стремительно, в каком-то первобытном восторге, почти лишая ее сознания. Затем она стала выставлять свои требования. И он радостно сдавался на милость победителя, следуя ее желаниям.
Волна страсти, нахлынув, отступала, затем возвращалась вновь.
Они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание. Она открыла глаза и встретила его взгляд. Одной рукой он держал ее за подбородок, вторая лежала на талии, смяв пальцами шелк платья. Ее рука поддерживала его голову, другая гладила спину.
Ее веки опустились, их губы встретились снова, и страсть поглотила их целиком.
Стоя в десяти ярдах, по другую сторону двери, соединяющей библиотеку и кабинет, Луи хмурился от злости. Оторвав ухо от приоткрытой двери, он заглянул внутрь одним глазком, но не увидел ничего, кроме части книжных шкафов. Открыть дверь пошире он не решился, а потому снова приник к двери ухом. Он слышал голос Хелены и Сент-Ивза, но не мог разобрать многие слова. И тем не менее, он все же слышал достаточно, чтобы понять, что предсказания Фабиана начали сбываться.
Но он пока не слышал, чтобы Сент-Ивз сделал Хелене предложение, а это было необходимо для осуществления их плана…
И вдруг они перестали разговаривать.
Если бы это была другая женщина, а не Хелена, он бы понял, что происходит, но он столько лет был ее тенью и знал: она была холодной и неприступной. И никогда не позволяла мужчинам вольности.
Но что же тогда происходит в погруженной в тишину библиотеке?
Возможно, она опять демонстрирует высокомерную холодность — только до этого он и смог додуматься. А англичане — они такие непредсказуемые. Они ведут себя гораздо легкомысленнее в некоторых обстоятельствах, чем французы и, однако, бывают весьма непреклонны, когда речь заходит об их интересах. Вот и попробуй догадайся, что же там происходит. В их поведении нет никакой логики.
Тихое бормотание донеслось до него, и Луи быстро приложил ухо к щели и стал ждать возобновления разговора.
Хелена горела в огне, и ей казалось, что языки пламени лижут ее кожу. Откинув голову назад и вцепившись пальцами в плечи Себастьяна, она задыхалась оттого, что губы его скользили по ее лицу.
Неожиданно она почувствовала, как он прижался губами к голубой жилке, бешено бьющейся на ее шее. Он целовал ее, ласкал, и Хелена задрожала в его руках.
Стон удовлетворения сорвался с его губ. Его руки легли ей на талию, мяли ее, давая почувствовать их силу, затем двинулись вверх к ее груди. Она резко развернулась и впилась в его губы, когда он нежно начал обводить пальцами ее соски, твердые и гладкие, как галька. Она с трудом дышала и неистово целовала его.
— Тсс. — Он оторвался от нее и посмотрел вниз.
Она тоже опустила глаза и испытала потрясение, увидев, куда направились его длинные пальцы.
Ее дыхание застряло в горле. Крошечная часть ее естества кричала в протесте, но она отмахнулась от нее, заперла на замок — ей не хотелось его останавливать. Он сказал, что все ей покажет. Она хотела видеть, знать и чувствовать все это — все, что он собирался ей показать.
Ей нужно было знать, нужно было почувствовать, насколько это трудно, насколько опасно. До того, как она согласится принадлежать ему.
Ее груди набухли и распирали лиф.
Она помогла ему спустить с плеч шелк, судорожно дыша, все ниже и ниже, пока груди не оказались на свободе. Эта свобода стала для нее облегчением, особенно когда он спустил платье до самой талии.
Она посмотрела на него, но его взгляд был устремлен на ее груди. Он поднял руку и провел по ним пальцами.
Вверх-вниз, вокруг, между, не дотрагиваясь до сосков, пока она не взмолилась:
— Потрогай меня.
Взяв его руку, приложила ее к пылающим соскам. Он зажал их пальцами, сначала осторожно, затем все крепче и крепче, пока она не застонала.
Потом он поцеловал ее, глубоко, гораздо глубже, чем раньше, — или ей это показалось? Словно вознамерился вобрать ее в себя целиком, словно их прежние поцелуи были прелюдией к более тесной близости.
Голова у нее кружилась. Комната наполнилась ее стонами.
Распрямив спину и откинув голову, она ловила ртом воздух, стараясь не потерять сознание: ее разум давно отключился.
Он торжествовал: она сама побуждала его к дальнейшим действиям.
Она готова была поклясться, что потеряла сознание, пусть на секунду, потому что провалилась в черную дыру. Но он извлек ее оттуда в мир живых, где правили чувства, утонченные и захватывающие.
Она хотела видеть и открыла глаза; она была благодарна ему и позволяла себя целовать, ласкать и делать все, что он захочет, для их общего удовлетворения. Не имея опыта, она могла бы попасться в ловушку к опытному мужчине, но этого не произошло. Он был требовательным, но щедрым, и все, что они делали, они делали вместе. Он не подавлял ее, хотя, конечно, мог бы это сделать. Он был терпелив и подбадривал ее, давая ей возможность себя проявить. Шелк тоги скрывал от нее его тело, и это выводило ее из себя.
Но прежде чем она выдвинула свои требования, он крепко поцеловал ее, приподнял и посадил на одно колено. Его руки держали ее груди, губы прижались к губам.
Их поцелуи были горячими и раньше, а сейчас их можно было назвать раскаленными. Их раскаляло желание, страсть, все те примитивные эмоции, которых она никогда не испытывала раньше. Она торжествовала.
Удивленная, она внезапно услышала его тихое бормотание и почувствовала, как его рука скользнула по ее голому животу, откинув складки шелка, и спустилась ниже. Почему она ничего не сделала, а только прильнула к нему, когда его пальцы погладили завитки волос между ее бедрами и скользнули дальше? Раздвинув ее ноги, он осторожно пробрался внутрь.
Она вообще перестала дышать. Перестала соображать. Но даже сейчас она верила ему. Содрогаясь от невероятных ощущений, она позволила ему запустить один палец в ее теплую глубину и услышала его прерывистое дыхание. И это было ее желание, которое пробудила его воля. Он господствовал — она подчинялась, но все обстояло не так просто, как могло показаться. Она подчинялась, потому что он отдавал ей себя. Справедливый обмен.
Глотнув воздуха, она прижалась губами к его губам. Страсть — примитивная, необузданная — свободно переходила от одного к другому. Она поглощала их, и они с наслаждением погрузились в этот сладкий омут.
Страсть сжигала ее тело и рвалась наружу. Его язык повторил игру его пальцев. Крик застрял в ее горле, и она прервала поцелуй.
Он снова привлек ее к себе, выпил устами ее крик. Страсть взорвалась, сотрясла ее тело, разлилась по жилам, взбудоражила нервы, затуманила сознание и погрузила ее в мир блаженства.
Луи с ужасом наблюдал эту картину через приоткрытую дверь, зажав рукой рот, чтобы не выдать себя. Он не мог поверить в то, что слышал своими ушами. Не мог поверить в то, что ему удалось разглядеть.
Если Сент-Ивз добился сегодня всего, чего хотел, пригласит ли он Хелену в свой загородный дом?
Стоит ли ему самому воспользоваться этой возможностью?
Как он сможет объяснить свое намерение?
Подавив панику, он развернулся, выбежал в галерею, рывком открыл дверь…
…и столкнулся лицом к лицу с двумя парами: одна — «водяной» и «русалка», вторая — дрезденская «молочница» и карикатурный тирольский «пастух».
Они были ошеломлены, увидев его, и застыли на месте, потом «молочница» захихикала. Луи перевел дыхание, закрыл дверь, одернул на себе камзол и указал на дверь в конце галереи:
— Там библиотека.
«Молочница» продолжала хихикать, а «водяной» бросил на него хитрый взгляд. Мужчины поблагодарили его и повели своих подружек в сторону библиотеки.
Луи смотрел им вслед, наблюдая, как «водяной» открыл дверь, и обе пары исчезли внутри.
Лучше они, чем он. Это он знал наверняка.
Он глубоко вздохнул, раз, другой.
Внезапно ему в голову пришла мысль, что все, что ни делается, делается к лучшему. Если Сент-Ивз удовлетворен — а это, несомненно, так, — значит, он поведет себя более решительно и уговорит Хелену посетить его загородный дом.
Но почему после стольких лет полной фригидности Хелена вдруг растаяла? Он не слышал ни единого возгласа протеста и не заметил, чтобы она сопротивлялась. Она добровольно позволила Сент-Ивзу делать с ней все, что он хотел.
Все еще размышляя, как подобное развитие событий может отразиться на его планах, Луи вошел в бальный зал.
— О, посмотри! Какая большая комната! И письменный стол! Дорогой, давай.
Себастьян вздрогнул и превратился в слух, одновременно стараясь обуздать страсть, которая затуманила его сознание, и понять, что происходит рядом.
Он почувствовал тревогу Хелены, лежавшей в изнеможении у него на груди.
Его рука все еще была у нее между ног. Прежде чем он успел убрать ее и прикрыть Хелену, она сделала то, что ей совсем не следовало делать. Она подняла голову, выглянула из-за спинки кресла и, охнув, нырнула назад.
Слишком поздно.
— Ооо! — вскрикнула одна из женщин, И Себастьян представил, как она зажимает себе рот, а глаза ее похожи на блюдца.
Схватив Хелену, все еще обнаженную до талии, он сделал единственное, что мог: поставил ее на пол и прикрыл своим могучим телом, чтобы ее не могли видеть гости. Все четверо.
Взглянув на их лица, свободные от масок, и увидев их изумленные глаза, он невольно выругался. Он и сам был без маски, и Хелена тоже.
— Сент-Ивз. — Первым пришел в себя «водяной», остальные ошеломленно молчали. — Мы… ах… — И только тут он внезапно осознал всю пикантность ситуации. — Мы уходим… — Он стал подталкивать свою «русалку» к двери, но она не двигалась с места и широко распахнутыми глазами недоверчиво взирала на Себастьяна.
— Сент-Ивз, — прошептала она. Затем ее взгляд скользнул в сторону. — И мадемуазель графиня…
Мадемуазель графиня в это время ругалась как извозчик. Он даже вообразить не мог, что она знает такие слова. К счастью, все это слышал только он. Он наугад нашел ее руку и держал ее, чтобы она не высунулась снова.
Свободной рукой он помахал в воздухе.
— Мадемуазель графиня только что оказала мне честь, согласившись стать моей герцогиней. — Он почувствовал, как под его пальцами пульс Хелены бешено забился. — Мы решили… это отпраздновать.
— Вы женитесь? — «дрезденская молочница», до сих пор остолбенело молчавшая, внезапно обрела дар речи. По выражению ее лица было видно, что она рада быть свидетельницей такого невероятного события. — Как это чудесно! И мы узнаем об этом первыми!
— Наши поздравления, — пробормотал «тирольский пастух», молодой человек, совсем недавно входивший в окружение Хелены. Он схватил «молочницу» за руку.
— Идем, Вики.
Его подружка, глаза которой все еще были огромными, охотно согласилась:
— О да. Нам надо поскорее вернуться в зал,
Четверка вылетела из комнаты гораздо быстрее, чем влетела в нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27